, пожалуйста, хотели бы вы получить динозавра?
   Я посмотрел на него и понял, что он имеет в виду _живого_ динозавра.  Я
мгновенно представил, насколько укрепится палеобионическая гипотеза,  если
в моем распоряжении окажется хотя бы один живой динозавр.
   - Давай, - сказал я. - Давай твоего динозавра.
   Я с первого взгляда определил, что передо мной Дерзкий Мальчишка и  что
он знает, где раздобыть живого динозавра. Но,  по  правде  сказать,  я  не
ожидал, что идея окажется такой потрясающей. В конце концов, он мог просто
знать, где водятся динозавры. Надо принять во внимание,  что  в  зале  был
шум. Отдельные слишком темпераментные оппоненты выкрикивали разные  доводы
против моей гипотезы. Из-за  этого  отвлекающего  фактора  я,  собственно,
остановился на столь банальной догадке. Динозавров обычно где-то находили.
Таков литературный штамп, это и ввело меня в  заблуждение.  Благородная  и
великая идея Дерзкого Мальчишки не  имела  ничего  общего  с  этим  убогим
штампом.
   Я понял суть идеи на третьей фразе и несколько даже ошалел от  размаха.
То,  что  придумал  Дерзкий  Мальчишка,   далеко   выходило   за   пределы
палеобионики. Это одна из фундаментальных идей, которых в науке за всю  ее
историю - насчитывается лишь несколько десятков, не больше.
   Подумайте сами, пока я еще ничего не рассказал,  как  раздобыть  живого
динозавра. Ну, не бронтозавра, так хотя бы игуанодона или, на худой конец,
самого завалящего хиротерия. Готов спорить: не придумаете!
   Между тем в этой  задаче  нет  ничего  принципиально  нерешимого.  Вот,
например, идея, приближающаяся к решению. Пьер де  Латиль  пишет  в  своей
книге "От "Наутилуса" до батискафа": "Если на океанском дне не  происходят
процессы гниения, то трупы живых существ, которые  могли  упасть  на  дно,
сохраняются там в целости в продолжение тысячелетий. А это  означает,  что
на дне океанов можно было бы найти в  абсолютно  неповрежденном  состоянии
останки многих давно вымерших на земле животных. Вот  гипотеза,  способная
взбудоражить самый холодный и не склонный к романтике ум! Приходится  лишь
удивляться, что ни одному автору научно-фантастических романов до сих  пор
не приходила в голову мысль использовать эту тему".
   Согласитесь, гипотеза и в самом деле остроумная. Что говорить, конечно,
тут существует некое "но". Даже в самых глубоких океанских  впадинах  есть
жизнь, микроорганизмы и,  следовательно,  гниение.  Однако  сама  по  себе
мысль, как видите, лишь чуть-чуть недотягивает до требуемого решения.
   Попытайтесь все-таки подумать относительно _живого_ динозавра. А я пока
продолжу рассказ.
   Итак, Дерзкий Мальчишка выложил свою идею.
   - Пойдет? - спросил он.
   Клянусь, он был готов к защите! Настоящий Дерзкий  Мальчишка  -  я  эту
породу знаю.
   Когда-то я сам был Дерзким Мальчишкой. Но мне  уже  скоро  сорок,  и  я
давно  подал  в  отставку.  У  меня  семья,  я  состою  членом   жилищного
кооператива и выписываю полезный журнал "Здоровье". По поведению мне смело
можно ставить пятерки. Если в отдельных (совершенно нетипичных) случаях во
мне и вспыхивает что-то _такое_, я сразу включаю внутренние тормоза.
   Я даже не знаю, почему на конференции  поднялся  шум.  Мое  выступление
было выдержано в спокойном, академически скучноватом стиле.
   Видимо, придется рассказать об  этом  выступлении:  тогда  вы  поймете,
почему мне понадобился динозавр.  Вообще  я  должен  буду  объяснить  уйму
разных вещей. Ничего не поделаешь, одно цепляется за другие. Рассказ будет
довольно сумбурным, предупреждаю заранее.
   Поскольку мы уж заговорили об  этом,  надо  сказать  прямо,  что  я  не
писатель. Все, о чем здесь написано, не содержит ни капли вымысла. От  нас
сбежал... гм... сбежало некое живое  _существо_.  Спрашивается:  прикажете
дать объявление  в  газету?  Дескать,  так  и  так,  утерян,  предположим,
стиракозавр средних размеров, особых  примет  не  имеет,  нашедших  просят
сообщить по адресу...
   Подумав, я и решил написать рассказ. Согласитесь, это  неплохой  выход.
Тот,  кто  усомнится  в  истинности  происшедшего,   может   считать   это
фантастическим рассказом. Однако если вам встретится сбежавшее  _существо_
(а я на это рассчитываю), вы будете знать, в чем дело.
   Начнем с конференции. Как я уже говорил, она была  посвящена  проблемам
бионики. Надеюсь, нет необходимости  объяснять,  что  такое  бионика.  Тем
более - это не так просто объяснить. Выступая на конференции, я перечислил
одиннадцать определений бионики, принадлежащих разным авторам. Собственно,
с этого и начался шум.  Но  оставим  терминологию;  в  конце  концов,  это
формальная сторона.  Будем  считать,  что  бионика  изучает  "конструкции"
животных и растений с целью использования "патентов  природы"  в  технике.
Ну, допустим, выясняют, как медуза  слышит  приближение  шторма,  а  потом
создают метеорологический прибор "ухо медузы". Все очень  прелестно,  если
не задаться вопросом: а разве  изобретатели  раньше,  до  появления  слова
"бионика", не копировали природу?
   В своем выступлении я привел интересный пример, почему-то  вызвавший  в
зале излишнее  оживление.  Древние  греки  применяли  тараны  -  массивные
бревна, которыми взламывали ворота  осажденной  крепости.  Торцовая  часть
тарана  от  ударов   быстро   расплющивалась.   И   вот   неведомые   миру
древнегреческие бионики нашли отличное решение: они придали  торцу  тарана
форму бараньего лба. Такой таран разбивал самые крепкие ворота.
   Подобных примеров множество. Спрашивается: изменилось ли  положение  от
того, что мы - во второй половине XX века -  заменили  слова  "копирование
природных прообразов" словом "бионика"?
   Когда я задал этот вопрос, один  из  наиболее  нетерпеливых  оппонентов
высказался  с  места  в  том  смысле,   что   раньше   "патенты   природы"
использовались случайно и редко. "Возникновение же бионики, -  внушительно
сказал он, - знаменует переход  к  широкому  и  планомерному  внедрению  в
технику решений, заимствованных у природы".  Затем  оппонент  сел,  вкушая
заслуженные аплодисменты. Да, да, вполне заслуженные, потому  что  он  был
абсолютно прав! Бионика имеет смысл лишь в  том  случае,  если  количество
заимствованных у природы идей увеличивается в сотни, в тысячи  раз.  Между
прочим, я это и сам знал. Научный диспут в какой-то мере подобен шахматной
игре. Я сознательно отдал пешку, чтобы выиграть ладью.
   Итак, бионика должна давать много новых идей. Хорошо. Даже великолепно.
Спрашивается: где они, эти  идеи?  Где  могучий  поток  новых  открытий  и
изобретений?
   Я напомнил, что  в  вестибюле  устроен  симпатичный  стенд  с  книгами,
брошюрами и статьями о бионике. Затем я спросил:  заметил  ли  кто-нибудь,
что все авторы приводят один и тот  же  весьма  скромный  набор  примеров?
Заметил  ли  кто-нибудь,  что  в  большинстве   случаев   сначала   делают
изобретение, а потом находят прообраз в природе?
   В зале наступила  относительная  тишина,  и  я  смог  изложить  принцип
палеобионики (прошу следить за ходом мысли, мы приближаемся  к  вопросу  о
динозавре).
   Древнегреческие бионики, создавшие таран с бараньим лбом, выбрали самый
лучший из известных им  природных  прообразов.  Тем  же  нехитрым  методом
действуют и сейчас: ищут возможно  более  совершенный  "оригинал".  Однако
такой "оригинал" - в этом-то  и  загвоздка!  -  почти  всегда  оказывается
слишком сложным. Разобраться в его" устройстве очень трудно.  А  построить
"копию" порой просто немыслимо. Так, например, обстоит  дело  с  попытками
скопировать кожу дельфина. Постепенно  выясняется,  что  дельфин  обладает
тончайшей   системой   кожного   регулирования.   Практически   невозможно
копировать столь сложный прообраз.
   Тупик? Нет! Прообразами должны служить более простые вымершие животные,
изучаемые палеонтологией. В этом и состоит основная идея палеобионики.
   Вот  тут  тишина  сразу  прекратилась!  Но  я  все-таки  покричал  свое
выступление.
   Вымершие животные уступают современным в  развитии  головного  мозга  и
нервной системы. В  остальном  они  достаточно  совершенны.  По  некоторым
"показателям"  древние  животные  вообще  превосходят  своих  выродившихся
потомков. Исчезли такие животные не потому, что были плохо "устроены". Они
вымерли из-за изменений климата и рельефа,  а  в  некоторых  случаях  были
истреблены человеком.
   Аплодисментов не было, но я на них и не очень рассчитывал.  Не  следует
думать,  что  научные  конференции  проводятся  по  методу   "встретились,
поговорили, разошлись". Представьте себе:  десятки  лабораторий,  сотни  и
тысячи  людей  ведут  исследования  в  каком-то  направлении.  И  вот   на
конференции впервые называется другое  направление.  Думаете,  так  просто
"переключиться"?  Горят  чьи-то  готовые  к  защите  диссертации.  Кому-то
придется начинать работу заново, с нуля. Всякое "переключение"  связано  с
потерей времени. Поневоле задумаешься.
   Бионика требует контакта между биологами и  инженерами.  Очень  сложная
штука  этот  контакт!  А  тут  возникает  вопрос  о  привлечении   еще   и
палеонтологов...
   Полагаю, теперь вам понятно, почему я не рассчитывал  на  аплодисменты.
Нужно  определенное  время,  чтобы  новая   идея   была   воспринята   как
необходимость. По шуму  в  зале  я  чувствовал,  что  процесс  этот  идет,
нормально. Я шепнул  мальчишке:  "Давай  выбираться!"  -  и  мы  незаметно
двинулись к выходу.
   Впрочем, не  совсем  незаметно,  потому  что  в  вестибюле  нас  настиг
взъерошенный гражданин средних лет.
   - Один вопрос! - быстро сказал он и намертво вцепился в пуговицу  моего
пиджака. - Так,  так!  Вот  вы  говорите,  что  надо  копировать  вымерших
животных.
   - Говорю, - покорно признался я, пытаясь высвободить пуговицу.
   Он возбужденно заглотнул воздух и продолжал:
   - Понимаете,  я  изучаю  механику  работы  птичьего  крыла.  С  позиции
самолетостроителя.  Крыло  -  изумительно  по  совершенству!  И   вот   вы
предлагаете,  -  он  рванул  злополучную  пуговицу,   -   вы   предлагаете
использовать  палеобионический  принцип.  Та-ак,  та-ак.  Значит,   вместо
прекрасного - да, да, прекрасного! - крыла птицы самолетостроители  должны
ориентироваться, простите, на паршивое крыло  какого-нибудь  птеродактиля?
Так?
   Он машинально поднес к глазам  оторванную  пуговицу,  пожал  плечами  и
сунул ее себе  в  карман.  Мне  захотелось  посмотреть,  на  что  способен
мальчишка. Я показал ему на взъерошенного гражданина.
   - Паршивость - понятие относительное, -  философски  сказал  мальчишка,
охотно выдвигаясь вперед.
   Взъерошенный   гражданин   уставился   на   Дерзкого   Мальчишку.   Мне
понравилось, что гражданина не шокировал возраст нового противника.
   - Вы хотите сказать... - вкрадчиво начал взъерошенный гражданин.
   - Вот именно, - перебил Дерзкий Мальчишка и взял его за пуговицу. - То,
что плохо для живого существа, может оказаться хорошим в технике.
   С  пуговицей  это  было,  пожалуй,  лишнее.  Но   говорил   он   бойко.
Взъерошенный гражданин едва успевал вставлять свои "так, та-ак".
   Крыло птерозавра действительно хуже птичьего  крыла.  Почему?  Малейшее
повреждение кожаной перепонки - и птеродактилю конец. Однако у современной
техники иные возможности и иной арсенал материалов.  С  этими  материалами
выгоднее копировать гладкие крылья таких отличных  летунов,  как  вымерший
рамфоринх или живущая и ныне, но обладающая древней родословной стрекоза.
   Это  было  прекрасно  сказано:  я  бы  не  сказал  лучше.  Взъерошенный
гражданин  произнес  протяжное  двухметровое  "та-а-ак"  и  погрузился   в
раздумье. Мы дали ходу.
   - Пуговицу ты мог бы и не трогать, - сказал я мальчишке.
   - Надо же вам пришить пуговицу, - ответил он. -  Вот,  смотрите,  точно
такая, как ваша.
   Ему  нельзя  отказать  в  наблюдательности   -   непременном   качестве
настоящего исследователя.
   На улице он купил два пирожка с  рисом.  Пирожки  я  отобрал  и  бросил
первой  встречной  собаке  (это  был  увешанный  медалями  бульдог  -   он
презрительно оттопырил тяжелую губу и мутно посмотрел на меня), а мы пошли
в  кафе  "Прага",  потому  что  вопрос  о  динозаврах  следовало  обсудить
безотлагательно.
   Здесь самое время кое-что рассказать о Дерзком Мальчишке.
   Не буду называть его имени и фамилии. Вам они ровным счетом  ничего  не
скажут. Пусть он пока так и останется Дерзким Мальчишкой. В конце  концов,
это звучит не хуже, чем Главный Конструктор.
   Не буду также излагать биографию Дерзкого Мальчишки,  когда-нибудь  она
появится в серии "Жизнь замечательных людей". Если вы в этом сомневаетесь,
давайте ваше решение задачи о динозаврах! Боюсь, что у вас до сих пор  нет
решения... Крепенький орешек, а?
   Да, что тут говорить. Возьмите,  например,  фантастическую  литературу.
Вымершими животными напичканы сотни рассказов,  повестей,  романов.  Но  в
основе одна идея - герой обнаруживает  некий  затерянный  мир,  где  чудом
сохранились динозавры или мамонты. Есть и подварианты: встреча с  древними
животными происходит на чужой планете или при поездке в прошлое на  машине
времени. Со времен Рони-старшего и Конан Дойля фантастика не пошла дальше.
Представьте  себе,  что  "космическая"  фантастика  остановилась   бы   на
жюль-верновской колумбиаде и сейчас  писали  бы  о  полетах  к  звездам  в
пушечных снарядах... С "динозавровой" фантастикой именно такое  положение.
И уж если фантасты не придумали ничего путного, то проблема, поверьте,  не
из простых.
   Когда-нибудь Дерзкому Мальчишке поставят памятник. Скульпторы,  испокон
веков создававшие  конные  статуи,  на  этот  раз  изобразят  всадника  на
уламозавре. Или на трицератопсе. (Не  каждый  ящер  годится  для  подобной
скульптуры. У стегозавра, например, на  спине  торчат  два  ряда  костяных
гребней. Попробуй усиди.) Между  нами  говоря,  место  я  уже  присмотрел.
Конечно, пока памятник нельзя ставить, у мальчишки слишком  легкомысленный
вид. Скажем, Эйнштейн или Павлов - могли бы вы узнать их  на  фотографиях,
сделанных, когда этим великим людям было по пятнадцать лет?  А  впрочем...
Мы говорим  об  Эйнштейне,  Боре,  Тимирязеве  -  и  видим  величественных
старцев. Но ведь они были почти мальчишками, когда делали свои открытия!
   Ладно, о памятнике и биографии в серии "Жизнь замечательных людей"  еще
будет время подумать.  Пока  важен  другой  вопрос:  как  получилось,  что
обыкновенный мальчишка стал Дерзким Мальчишкой?
   Тут не вое ясно. Однако в общих чертах  вырисовывается  такая  история.
Мальчишка привык считать на пальцах. Через эту могучую мыслительную стадию
проходим все мы. И всем нам не дают долго на ней задержаться. "Ах, ах, так
нельзя! Ах, стыдно! Ах, не положено..." Так вот, мальчишке кто-то  сказал:
"Что ж, попробуй. Сложение и вычитание на пальцах - это просто. А вот  как
дальше, не знаю". Он не помнит, кто ему это сказал.  Жаль.  Ибо  именно  в
этот момент и приоткрылась дверь в науку.
   В самом деле, кто может доказать, что, например,  бином  Ньютона  проще
решать на бумаге, а не на пальцах? Ведь никто не пробовал!
   Мальчишка долго  совмещал  "положенную"  арифметику  с  "неположенной".
Сначала потому, что  так  было  легче.  Потом  по  привычке.  Наконец,  из
интереса. И вот однажды он решил _на пальцах_  кубическое  уравнение.  Над
ним  смеялись.  Но  он   уже   был   исследователем,   самым   натуральным
исследователем!
   Я видел, как он вычисляет на  пальцах.  Уравнения  высших  степеней  он
щелкает, как семечки. Ну, еще кое-что в  дифференциальном  и  интегральном
исчислениях. Векторная алгебра. Дифференцированию, например, соответствует
поворот рук  ладонями  вниз.  Введены  вспомогательные  обозначения  "одна
нога", "правое ухо", "левое  ухо",  "прищуренный  глаз"  (для  операций  с
мнимыми числами), и так далее. В среднем вычисление на пальцах раза в  три
быстрее, чем на бумаге. Конечно, нужна тренировка.
   Все это очень интересно, и я мог бы  рассказать  подробнее  (квадратные
уравнения  я  уже  сам  могу  решать  на  пальцах),  но  тогда   получится
математический трактат. А я пишу рассказ. Художественная литература - дело
серьезное. Тут, знаете ли, свои  законы,  приходится  считаться.  Так  что
давайте вернемся к художественной литературе.
   Я не люблю, когда люди берутся за какое-нибудь  дело,  не  удосужившись
хотя  бы  полистать  соответствующие  книги.  Решив  изложить  происшедшие
события в форме рассказа, я прежде всего от корки до  корки  проштудировал
"Основы теории литературы" Л.И.Тимофеева. Не буду преувеличивать:  кое-что
я  не  понял.  Например,  как  раскрыть  характер  героя  произведения?  У
Тимофеева на странице 141-й сказано: "Характер раскрывается  путем  показа
его взаимоотношений с  другими  характерами.  Так,  если  в  первой  главе
произведения изображается А., а во второй  -  Б.,  испытывающий  страдания
благодаря действиям А. в первой главе,  то  эти  переживания  Б.  являются
одной  из  форм  раскрытия  А.,  хотя  А.  во  второй  главе  нет  и  нет,
следовательно, и относящихся непосредственно  к  нему  словесных  единиц".
Очень мило! Но Дерзкий Мальчишка  взаимоотносится  главным  образом  не  с
другими характерами, а с  другими  научными  теориями.  Как  быть  в  этом
случае?
   Если бы я не читал Л.И.Тимофеева, то  начал  бы  со  штанов.  Мальчишка
носит серый клетчатый пиджак, белую рубашку,  белый  галстук  и  флотского
образца штаны. Я спросил:
   - Штаны - из соображений романтики?
   - Нет, - ответил он. - Из соображения прочности.
   Но "Основы теории  литературы",  насколько  я  понял,  предписывают  не
увлекаться такими частностями, как штаны, а  сосредоточиться  на  описании
наиболее характерного.
   Мальчишке пятнадцать лет. Не берусь, однако, утверждать, что это  очень
характерно. Можно быть Дерзким Мальчишкой в  десять  лет  и  в  семьдесят.
Девчонки тоже могут быть Дерзкими Мальчишками. Тут все дело в стиле жизни.
Мальчишка, о котором я рассказываю, приехал из Тамбова в Москву,  поступил
в   восьмой   класс   и   устроился   работать.   Он   стал   сторожем   в
научно-исследовательском  институте.  Это  было  блестяще  придумано:   он
получил возможность, литературно говоря,  вступить  во  взаимоотношения  с
оборудованием целого института! Идей у мальчишки был целый ворох. Эти идеи
плюс институтское оборудование... вы, надеюсь, представляете?
   Если меня когда-нибудь выгонят из моего КБ, я поступлю ночным  сторожем
в научно-исследовательский институт. При моей, смею думать,  солидности  я
вполне могу рассчитывать на должность  _старшего_  сторожа.  Мальчишку  же
приняли младшим сторожем.  Дежурил  он  днем,  а  по  вечерам  приходил  в
институт готовить уроки. Часов в девять его пожилой коллега уютно засыпал,
и тогда Дерзкий Мальчишка шел  в  лабораторию.  В  институте  было  разное
оборудование, вплоть до гигантских разрядных установок.  Но  для  проверки
гениальных идей почти всегда достаточны самые простые средства.
   Прошу обратить внимание: так продолжалось год - и мальчишка ни разу  не
попался. Полагаю, такое взаимоотношение с оборудованием в  высшей  степени
характерно.  Идеи  могут  быть  сколько   угодно   сумасшедшими,   но   их
осуществление требует спокойствия и вдумчивости. Стремление  всюду  совать
нос, крутить все, что подвернется под руку,  и  прочая  "любознательность"
почему-то вызывающая умиление, не имеют ничего общего с  исследовательским
талантом.
   Дерзкий Мальчишка работал по плану. Сначала пять, потом  шесть  и  семь
часов в день - сверх школьной программы. Я видел  тетрадь,  в  которую  он
ежедневно записывает отработанные часы. Три года в среднем по шесть  часов
в  день  -  это  шесть  с  половиной  тысяч  часов.  Университетский  курс
математики  плюс  физика,   плюс   полсотни   книг   по   биологии,   плюс
палеонтология... Всего не перечислишь.
   Откровенно  говоря,  листая  эту  тетрадь,  я  ис