вне  стен  места моего  заключения, значит, другими  словами,
попытаться следует, чтобы так или иначе выбраться из  ненавистной темницы на
свет Божий.  Обещанием щедрой награды  за содействие  к  побегу мне  удалось
склонить  на свою  сторону нескольких тюремщиков, которые  снабдили  меня  и
мечом. С этим  оружием в  руках, я  бросился  на  тех  сторожей, которые  не
согласились освободить меня, и обратил их  в  бегство. Я слышал кругом  себя
крики:  "бежал,  бежал",  и мне стало  стыдно за мой  поступок. Я  тотчас же
отправился прямо к Али-беку Джаны-Курбаны, и  тот, узнав,  какие препятствия
мне пришлось преодолеть, чтобы освободиться из тюрьмы, почувствовал уважение
к моей доблести и был пристыжен. Как раз  в  это время Али-бек Джаны-Курбаны
получил  письмо  от  своего брата Мухаммед-бека Джаны-Курбаны, который писал
ему "Ты бесчеловечно и несправедливо  поступил  с  амиром Тимуроми нанес ему
тяжелое оскорбление.  Я посылаю  амиру  Тимуру  богатые подарки,  прошу тебя
передать ему их, затем советую  тебе.  что бы хотя бы отчасти загладить твою
вину,  проси у Тимура прощения, посади  его на свою  лошадь  и отпусти его".
Али-бек  исполнил  все  в точности все что было написано  в  письме от брата
Мухаммед-бека и благодаря  этому,  я  вскоре выехал  оотуда  в сопровождении
двенадцати всадников и отправился в Хорезмскую степь.

     Через двенадцать  дней  пути  я остановился. В этой местности  кочевали
туркмены, которые приняли меня за вора и напали на  нас. Чтобы разогнать их,
я  вступил  с ними  в бой; среди туркменов,  как  и  в прошлый  раз, нашелся
человек, но имени Ахмад, который во время моего могущества находился при мне
и был  мною  облагодетельствован.  Теперь этот Ахмад, в свою очередь,  помог
мне: он  примирил со мною туркменов, и  из их среды ко мне присоединилось 50
человек.  В это же время ко  мне  присоединился  Мубарак Ша-Юзбаши с многими
воинами и подарками, а из Хорасана  ко мне пришло еще 200  всадников и отряд
пехоты.

     В это время  амир Хорезма, Хусайн, и  амир Себзеварский Зиауддин нашли,
что место, на котором мы находимся, -- неудачно. На основании предсказаний о
моей  судьбе  я  надеялся  овладеть  Мавераннахром,  поэтому  я  решил,  что
необходимо  тотчас  же  послать  в  Кеш  200  всадников, а  сам  рассчитывал
отправиться к своему народу и собрать войско. Я двинул из  Бухары в  Кеш 200
всадников,  а сам, надев платье странствующего  монаха, "каляндар", пошел  к
своему  народу. Курч  Тимургар, один из моих  приверженцев, осведомившись  о
моем  прибытии,  сейчас  же  явился  ко  мне  в сопровождении сорока  людей.
Посвятив  его  в мои планы и соображения, я  и его с людьми послал в Кеш.  Я
приказал  Тимургару,  как только он получит  известие о  том,  что  я  занял
Самарканд,  немедленно явиться  ко  мне.  Из  среды  моего  народа  за  мной
двинулось 1000 человек, с ними я ночью вошел в Самарканд и приютился у своей
сестры Туркан-ага. В ее доме, нс выходя никуда в течение 48 дней, я секретно
советовался  с  нужными людьми и успел запастись необходимым  оружием. В  то
время, когда мы подготовлялись начать войну против  войска  Чете,  сделалось
известно, что  они узнали от жителей Самарканда о нашем пребывании в городе.
Находя  небезопасным  при таких  обстоятельствах оставаться  в Самарканде, я
вышел оттуда и отправился в окрестности Коша, где  и  остановился. И там мне
нельзя было долго оставаться; я взял с собою 50 человек  и с ними двинулся в
сторону Хорезма.

     По  дороге  мы  встретили  табун  лошадей,  и  так  как  из  расспросов
выяснилось, что лошади принадлежат моим подданным, то  мы очень легко пришли
к  соглашению с хозяевами  табуна об  уступке  нам лошадей,  и я разделил их
между  пешими воинами моего  отряда. Двигаясь вперед, мы переправились через
реку  Аму  и  в местности  Ачигы прожили  целый месяц, охотой  добывая  себе
пропитание.

     В это  время Мубарак-ша Санджарский, Сайд Хусайн Хорасанский и Зиауддин
Себзеварский присоединились ко мне, и у меня таким образом собралось до 1000
всадников.  С общего согласия, мы подошли ночью, при звуках труб (карнай), к
Кандагар Карибызу, и я послал к  тамошнему правителю, Мир Магды, посланника,
которому поручил щедрыми обещаниями склонить  Мир Магды к  сдаче нам города.
Мир Магды с приверженными к нему людьми вышел из  города ко мне навстречу. Я
торжественно принял его с подарками,  предложил  ему угощение, и он  остался
очень доволен.

     В эту ночь, по воле Всевышнего, город этот подчинился  мне. Вскоре амир
Хусайн пришел ко мне униженно просить прощения, я, разделив пополам доходы с
Карибыза,  уступил  половину амиру  Хусайну.  Несколько времени прожил  я  в
Карибызе, как  вдруг однажды прибыло ко мне с подарками посольство владетеля
Сиистана,  который просил меня  заключить с  ним союз  и  помочь  ему  в его
предприятиях. Я  выжидал удобного времени, чтобы отнять Кандагарскую область
угурийцев.  В  это  время  мне  исполнилось 35  лет.  Между  тем,  владетель
Сиистана, враждуя со своими соседями, был побежден, бежал из своей страны и,
предложив  мне в  подарок несколько своих крепостей,  письменно просил  меня
помочь ему. Я сейчас  же посоветовался с амиром Хусайном; он посоветовал мне
отправить его с войском для занятия Сиистана; я согласился. Через день после
выступления амир Хусайн неожиданно прислал мне  письмо, в  котором  сообщал,
что Баграм Джалаир возмутился против него и поэтому, если я сам не поспешу к
моему   войску,  то  трудно   рассчитывать,  чтобы   нам  удалось  исполнить
задуманное. Я немедленно двинулся на соединение  с амиром Хусайном и  близко
подошел к  области Сиистан. Амир Малик Махмуд Сиистанский  с богатыми дарами
вышел мне навстречу и оказал мне широкое, радушное  гостеприимство. При этом
амир Махмуд дал торжественное обещание служить мне  верой и правдой до конца
своей  жизни. Я, видя его искренность и преданность,  решился помочь ему.  В
это время семь  крепостей, принадлежавших амиру Махмуду, перешли во владение
его  врагов. На одну  из  этих  крепостей  я напал  ночью врасплох.  Я повел
приступ одновременно  со всех четырех сторон и, после упорного боя в течение
суток, овладел крепостью. Большое количество зернового хлеба, хранившегося в
крепости,  стало нашей  добычей. Все  добытое  при взятии крепости имущество
амир Хусайн, по собственному усмотрению, не спросившись меня, разделил между
своими приближенными. Я не обратил на это внимания. Во взятую  нами крепость
я  назначил  коменданта и тотчас  же  двинулся  далее,  к  другой  крепости.
Гарнизон  и  население  крепости,  выйдя  из-за   крепостных  стен,   упорно
сопротивлялись,  так что  моим войскам пришлось  употребить  немало  усилий,
чтобы  снова  загнать  их  в крепость.  Большая  часть  моих  воинов  быстро
взобралась на крепостновал, и тогда запертые в крепости жители, видя  себя в
безвыходном  положении, сдались,  крича  при  нашем приближении:  "аль-аман,
аль-аман!  " Амир Хусайн  вторично против  правил  вежливости разделил между
своими приближенными имущество, добытое нами при взятии  второй крепости, не
испросив на то предварительно моего согласия. Я снисходительно простил амиру
Хусайну и эту вторую  вину его.  Дальше мы двинулись к третьей крепости.  На
этот  раз  нам  пришлось  иметь  дело  с почти  неприступными  укреплениями:
поэтому,  спешив своих всадников, я ночью окружил со всех сторон крепость. В
то  время, когда гарнизон и население  крепости спали, я приказал  богадурам
запастись  "камандами"  и  двинуться на  штурм.  Благодаря  этому  средству,
богадуры  легко  взобрались на  крепостную стену.  С  рассветом  я  приказал
трубить в трубы, и сам, призывая  имя Божие, бросился с войском на крепость.
Очень быстро  все войско мое вошло  в крепость, и мы  овладели  ею.  Когда я
оканчивал  утреннюю  молитву,  ко мне привели  связанных  жителей  крепости,
взятых в плен  при штурме. И  в этой крепости нам досталась богатая  добыча.
Амир  Хусайн,  получив  сведение о  пашей удаче,  пришел меня  поздравить со
взятием этой  крепости. Слух о  нашей победе прошел  по всем окрестностям. В
это  время  находившийся при  мне  амир Махмуд  получил грамоту  от  четырех
остальных  крепостей:   жители   их  выражали   свое  согласие   сдать   без
сопротивления  крепости  амиру Махмуду. Они писали: "Если амир Тимур возьмет
крепости, то он и тебя лишит владения Сиистаном и нас истребит". Амир Махмуд
согласился с  этим и тайно, ночью, удалился от меня п ушел  в свою  область.
Население крепостей и  многие другие собрались вместе,  чтобы  общими силами
напасть на меня. Когда я получил известие, что мне угрожает нападение, я все
мое войско разделил на три части. Амир Хусайн с одной частью войска составил
мое    правое   крыло,   другую   часть   я   расположил   слева,   а   сам,
предводительствовуя  третьей частью,  составил середину боевого  порядка.  В
первый   ряд  я  поставил  стрелков,   за  стрелками   расположились  воины,
вооруженные  копьями. Произошло  большое  сражение.  Я  сам,  с  двенадцатью
богадурами, очутился в  самой средине  сражавшихся: в это время  две  стрелы
попали в меня: одна в ногу, другая в правый локоть. Разгоряченный сражением,
я  даже не обратил внимания на  то, что был  ранен, и опомнился лишь  тогда,
когда,  с  помощью Божьей, нам  удалось победить и обратить  в бегство наших
врагов.  После этого я отправился в сторону  Гармира.  Остановившись там  на
некоторое время, я принялся лечить  свои рапы. Амира Хусайна, дав ему  своих
двести всадников, я  послал  в  сторону  Бакланата.  Амир  Хусайн,  придя  и
Бакланат, овладел им, но вслед  за взятием, не обращая ни малейшего внимания
на дела управления страной, он вооружил против себя всех служащих и все свои
усилия  направлял к тому. чтобы собрать как можно больше богатств. Ахунд-бек
с  войском Чете напал на амнра Хусайна, и  тот, разбитый в сражении, бежал с
четырьмястами   всадников   в   селение    Шарку.   Такие   действия   моего
главнокомандующего возмущали меня до глубины души, но, хотя рана моя к этому
времени совершенно зажила,  я все-таки ничего не мог предпринять, потому что
войско  мое было  в  разных местах,  и возле себя  я мог собрать  только  40
всадников.

     Я призвал к себе  Тимур-Ходжа-Углана и, взяв  амира Магди-бека с сорока
всадниками,  которые  все были высокого  происхождения, я,  даже  не оставив
телохранителей,  собрал   решительно  всех  воинов,  какие  могли  за   мною
следовать,  прошел  с  ними  в  горы Мызд и там остановился. Вскоре и Сиддык
Барлас с отрядом войска явился ко  мне на помощь.  Он прежде служил у меня и
совершал  со мною  походы, поэтому ему было очень приятно вновь свидеться со
мною. Вместе с ними  я двинулся  в сторону Арсафа. Амир Хусайн  прислал  мне
письмо, в котором выражал желание присоединиться ко мне, но просил для этого
прислать ему войска. Я  отрядил Сиддык Барласа  с сорока всадниками и послал
на  помощь к амиру Хусайну,  а  сам двинулся дальше. По дороге  я  увидел на
возвышенности черное пятно и, опасаясь, как бы  неожиданно  не наткнуться на
неприятеля, я послал вперед разведчиков.  Вскоре  посланные  возвратились  и
успокоили  меня, сообщив, что  это идет мне на  помощь старый мой сподвижник
Кыранчи-богадур с сотней всадников.  Я  принес Богу благодарственную молитву
за помощь, которую  он посылал мне в такую критическую  минуту.  Мы достигли
долины Арсаф.  По дороге нам встретился тигр, и я мысленно загадал, что если
мне удастся  убить этого тигра, то  меня,  значит,  ждет удача во всех  моих
предприятиях.  Я пустил стрелу и наповал убил тигра. Мы остановились  в этой
долине,  расположившись  на возвышенности.  Я занялся  охотой, и это занятие
обеспечивало нам пропитание в продолжение всей нашей  стоянки в степи Арсаф.
Мы  поджидали амира Хусайна, который  должен был  соединиться с нами. Войско
мое  расположилось  на  берегу  большой  реки. Однажды  вечером, при  лунном
сиянии, я сидел на горе  один. Когда пришло время ложиться спать, я произнес
славословие пророку и его семейству и заснул. Вскоре я улышал голос, который
говорил  мне:   "терпение  --  ключ   к  радости".  Я  проснулся  в  хорошем
расположении духа,  счастливый виденным сном. Оглянувшись кругом, я заметил,
что со  стороны Балха к  нам приближается какая-то толпа людей. Ни слова  не
говоря  своим воинам, я выехал вперед, навстречу  приближавшемуся войску  и,
подъехав поближе, спросил, чьи это люди. Какова же была моя радость, когда я
услышал в ответ, что приближающиеся к нам  люди  -- амира Тимура, которого и
разыскивают в степи.  Меня  отвели к военачальникам, и я  увидел вновь давно
мне хорошо  знакомых начальников:  Кутлук Ходжа Барласа, Амира  Сайфиддина и
Тунг Богадура. При моем появлении они спешились и,  припав к моему стремени,
плакали  от  радости,  что  меня  видят.  С  ними  вместе и с  их  войском я
присоединился к своему отряду и устроил праздник. Вскоре, со стороны Мерва к
нам  подошел  еще отряд.  Мы опасались, что это  двигаются на нас  враги, но
тревога  оказалась напрасной: это Шир Баграм, который раньше  бежал,  теперь
возвратился ко  мне. Он устыдился своего поступка и теперь, придя с войском,
присоединился к моему отряду, прося простить его  и забыть старое.  Я принял
его  радушно, угостил его на славу и примирился с ним, как  будто между нами
ничего не произошло. Напротив, вместо того, чтобы гневаться на пристыженного
Шир Баграма, я подарил ему золотой  венец и  шапку,  украшенную драгоценными
камнями, и этим  привел его в восторг.  Я даже опоясал  его своим  поясом. В
долине Арсаф мы несколько дней пировали и веселились по этому случаю.

     Четыре дня спустя к нам прибыли Хаджи Барлас и амир Хусайн с двумястами
воинов.  Мы  были очень довольны, что нам удалось собраться вместе. С общего
согласия, мы  решили  произвести нападение на  войско  Чете, и я отрядил Шир
Баграма  с  войском  к Бугай  Сальдуру  --  коменданту крепости  Дулачун,  с
поручением пригласить  и  его присоединиться к нам.  Шир-Баграм, явившись  к
Бугай  Сальдуру,  передал  наше  приглашение, но тот ответил, что хотя он  и
находится  издавна в  дружественных  отношениях  со  мною,  но,  из  чувства
благодарности, не может  изменить  Ильяс-Ходже,  который,  доверившись  ему,
поручил управление  крепостью.  Таким  образом, Бугай Сальдур не  согласился
действовать с нами заодно; 300 всадников отделились от него и присоединились
к нам. Вскоре мы оставили место нашей стоянки и перешли на другое. Владетели
Кундуза и Бадакшана Алн и Махмуд Шах Кабули присоединились ко мне с большими
отрядами  войск. Я  их  принял, щедро одарил и устроил им угощение. С общего
согласия   союзников,  я  отрядил   200   всадников,  под  предводительством
Тикиш-богадура,  и  отправил  их  в  сторону  Балха. Кроме  того,  я  послал
Тамук-богадура с  поручением разведать  и  доставить  мне точные сведения  о
положении дел в стране  Чете,  но отряд этот постигло большое несчастье: при
переправе  через реку Термед, решительно весь отряд, с оружием и имуществом,
погиб в волнах реки; никто из воинов не возвратился к своим семьям. Каким-то
чудом уцелел лишь сам Тамук-богадур, который принес мне  весть о случившемся
и дал знать, что оказалось  невозможным  заставить  отступить  шеститысячное
войско Чете  и что хотя некоторые из  этих воинов  были  убиты, но остальные
безнаказанно ограбили окрестности Термеда.

     Получив  такие известия,  я  немедленно  двинулся со своими  поисками и
остановился на берегу реки  Джайхун  (Аму-Дарья). Тикиш-богадур  в это время
возвратился  ко  мне,  он был  счастливее  Тамук-богадура  и привез  богатую
добычу. В это же время я получил грамоты от амира Сулеймана, Джагуй Барласа,
амираМусса,  амира  Джалауддина  и  амира  Хинду;  они  сообщили  мне,  что,
осведомившись  о  прибытии моем в  долину  Арсаф,  где я стоял лагерем, они,
недовольные  Чете, задумали  присоединиться  ко  мне  с  находившейся  в  их
распоряжении тысячей всадников. Придя  к  берегам реки  Термед, они  выслали
вперед амира Тугуль-Буга,  чтобы получить через  него точные сведения о том,
где я нахожусь.  Как  раз  в  это время  амир Сайд, сын  Айгу,  Менгли-Буга,
владетель  Дулачуна  и  Хайдар  Андхайский,  по  приказанию  Ильяс-Ходжи   и
Туклук-Тимура, с шестью тысячами всадников двинулись, чтобы напасть на меня.
Им удалось овладеть окрестностями  Термеда и Балха,  так что население Балха
вынуждено было перейти реку Джайхун и стать под мою защиту.

     Спустя три дня, утром, поименованные выше три военачальника,  с отрядом
всадников    численностью   в   шесть   тысяч   человек,   остановились   на
противоположном  берегу  реки Джайхун, чтобы  напасть на  нас.  Только  река
разделяла  нас.  Я  снарядил Тимур  Ходжа-богадура  послом к  нашим врагам и
поручил  ему убеждать их отказаться от намерения  вести против  нас  военные
действия. В  числе доводов, доказывающих,  что  не  надо  борьбы,  я  просил
передать им, что  все люди, живущие на земле, составляют как  бы одно  тело;
поэтому, если кто  нападает на другого, то это равносильно тому, как если бы
человек вздумал рубить  свое собственное тело и  потому враждебные  действия
нельзя  признать разумными. Эти слова мои, переданные моим послом, произвели
на наших  врагов  сильное  впечатление, они  отказались от  своего намерения
напасть  на  меня. Примирившись таким  образом без всякого  кровопролития  с
моими врагами, я двинулся  обратно.  Через день после моего ухода, враги мои
послушались совета нескольких злонамеренных людей, которые сумели убедить их
в том, что с их стороны было бы позорно возвратиться, не сразившись со мной.
Враги  совершенно  неожиданно  переправились  через  реку  Джайхун  и  стали
выстраиваться в боевой порядок, чтобы напасть на меня.  Я  оглянулся на свое
войско. Правда, его было мало и  противник численностью  войска  значительно
превосходил нас, но зато мое войско  состояло из отборных храбрых богадуров,
и я не смутился малочисленностью моих сил, а  напротив,  ободрился, вспомнив
стих  Корана:  "Сколько  раз  небольшие  ополчения  побеждали многочисленные
ополчения, по  изволению Божью! ", смысл которого, что и немногие, с помощью
Божьей, могут одолеть гораздо сильнейшего врага.

     До вечера сражение не начиналось. Вечером я собрал военный совет, и  мы
решили  напасть врасплох на войско Чете ночью, но  нас все-таки не оставляло
опасение  за  малочисленность наших  войск.  Ночью мы  заметили, что  к  нам
приближается  три отряда войск.  Предполагая, что это  враги наши  перешли в
наступление,  мы  приготовились  встретить  их,   но  вскоре  опасения  наши
рассеялись -- это подходили к  нам:  амир Сулейман,  Джагуй-Барлас и  Мусса,
которые отложились от хана страны Чете и с 1500 всадниками  двигались к  нам
на  помощь,  возмутившись  против Чете. Мы  приняли их с большой  радостью и
устроили им  торжественную встречу. Я возблагодарил Всевышнего за спасение в
такую критическую минуту. Вскоре Менгли-Буга, амир Сайд и Хайдар Андхайский,
с  тремя  отрядами войска,  стали наступать  на  нас.  В  моем  распоряжении
находилось в  это время всего-навсего три тысячи всадников, и я  разделил их
на шесть частей. Располагая войска в боевом порядке,  я поставил впереди ряд
стрелков, а за ними  ряд воинов, вооруженных  пиками и мечами. Эти две части
моего  войска с раннего утра вступили в бой и дрались до позднего вечера, но
ни одна из сражавшихся сторон в этот день не имела решительного  успеха: оба
отряда одинаково выбились из  сил. В моем распоряжении оставалось однако еще
две трети моего войска, совершенно свежего и вот с этими-то силами, я ночью,
врасплох, напал на утомленного боем в продолжение целого дня неприятеля. Мои
воины  быстро  ринулись на  врага  с  криками "Аллаяр",  при звуках  труб, с
барабанным боем. Три раза я произвел наступление без решительного успеха, но
четвертый  натиск  положил конец  сражению -- победа осталась за  на