ься  со мной  и  пошли  просить  амира Баязида
помочь им в этом.  Соединившись с ним,  они заподозрили его в  вероломстве и
бежали. Я послал амиру Хызру грамоту, в которой предлагал ему примириться со
мной, но он не обратил внимания на мое  предложение. Тогда я приготовил свои
войска и  двинулся  на  амира Хызра.  Тем временем изменник,  укрепившись  с
войском на местности Сыр-дин,  -  приготовился сразиться со мною.  Я  вручил
свое знамя моим шахрисябзским войскам и ввел их в дело, сам же, с ближайшими
богадурами, расположился  позади боевого порядка  --  в резерве. Амир  Хызр,
увидя при войсках мое знамя, был введен в заблуждение -- он думал, что я сам
предводительствую  передовыми  войсками.  То  мы с  одной стороны  оттесняли
врагов, то  враги одолевали  нас;  это повторялось несколько  раз  и  сильно
утомило  обе  стороны. Тогда,  улучив удобную  минуту,  я сам,  с  отборными
воинами и богадурами, бросился на неприятельские войска и  одним решительным
натиском разбил их наголову.

     После этого  амир Баязид и Хаджи  Барлас  обменялись письмами и решили,
что пока я жив,  они не могут  быть покойны;  поэтому они  решили при помощи
хитрости  убить  меня.  Через несколько дней  по  окончании войны  с  амиром
Хызром, амир Баязид выступил  из Самарканда и, дойдя до  степи вблизи  Шаша,
остановился.  Амир Хаджи Барлас, действуя заодно с амиром Баязидом,  написал
мне письмо, в котором говорилось следующее:

     "Мы, друзья друзьям  великого амира и враги его врагам, решили овладеть
Ходжентом. Если  ты веришь в нашу дружбу и верность, присоединись к нам, это
будет для всех выгодно". Целью их было хитростью  заманить меня в свои руки,
чтобы убить. Я,  как правоверный, поверил им и пошел с войском на соединение
с ними. Приближаясь к месту расположения их войск, я заметил, что  посредине
стана,  состоявшего  из юрт  и шалашей  (лачуг)  разбит  громадный шатер.  Я
подумал,  что это место, приготовленное  для меня. Меня  встретили с большим
почетом и  пригласили  войти  во  внутренность  большого  шатра.  По милости
Божьей,  я  чутьем угадал злостные намерения  моих врагов: когда я  вошел  в
палатку и увидел справа амира Баязида, а слева амира Хаджи Барласа, я понял,
что,  очевидно,  они сговорились покончить со  мною тотчас же после приема и
угощения. Я был очень встревожен грозящей мне неминуемой гибелью  и мысленно
молился Всевышнему, чтобы  он спас меня от  смерти. К моему благополучию,  в
это  время у меня пошла  кровь носом, и я не  замедлил воспользоваться  этим
случаем, чтобы выйти из палатки.  Тут я сейчас же дал знать моим воинам, что
жизнь моя в  опасности  и  быстро вскочил  на  коня. Меня никто  не  решился
остановить. Таким образом Бог спас меня от верной смерти. Призывая проклятия
на головы моих врагов, я удалился с войском  в Термез. Когда я приблизился к
Термеду,  то  Шейх-Али-Джар-Джари, который  приобрел власть  с моей помощью,
испугался, думая,  что  я иду воевать с ним и, в свою очередь, стал собирать
войско, чтобы  отразить  мое  нападение. Я  написал  ему  письмо,  в котором
напоминал о всех  услугах, которые я оказал ему ранее, и убеждал, хотя бы из
благодарности,   не   предпринимать   против   меня   враждебных   действий.
Шейх-Али-Джар-Джари  не  послушался  меня.  Ему  удалось  собрать  множество
войска--  больше, чем  было  у меня,  и он  понадеялся  на  свои  силы.  Он,
очевидно,  не знал текста Корана, в  котором сказано: "сколько раз небольшие
ополчения побеждали многочисленные ополчения по изволению Божию".

     Шейх-Али-Джар-Джари расположил  свои войска в одну линию и начал бой, я
же разделил своих воинов на три части и двинулся с ними на неприятеля. После
первого  же натиска войска  Шейх-Али-Джар-Джари  бежали.  Тюрки говорят, что
"для  тысячи ворон достаточно одного комка глины", и эта пословица в  данном
случае совершенно подтвердилась.  Шейх-Али-Джар-Джари сначала бежал  к амиру
Баязиду, но и там  он побоялся остаться, а  вернулся ко  мне, пристыженный и
униженный,  с изъявлением безусловной  покорности. Чтобы показать ему пример
великодушия, я простил его вину и богато одарил его, как будто бы между нами
ничего не произошло.

     В это время  мне исполнилось 34 года. Население Мавераннахра и почетные
лица  явились  ко мне  с заявлением,  что во всех городах  и  селениях  этой
области   народ   изнемогает  под  гнетом  несправедливости   и   жестокости
водворившихся там правителей. "Необходимо, -- говорили они, -- чтобы великий
амир,  благодаря  своей  распорядительности  и  храбрости,  сделался  единым
полновластным  правителем  страны".  Озадаченный  такой  просьбой  народа, я
отправил  гонца   к  амиру   Хусайну  и  предложил  ему  принять  участие  в
освобождении  Мавераннахра  от жестоких правителей. Я высказал  мнение,  что
если нам удастся избавить народ  от  жестоких тиранов,  то мы  этим подвигом
заслужим доброе имя и славу в этом и будущем мире.

     Амир Хусайн  согласился, но  я узнал, что  он со мною  не  искренен,  и
потому, остерегаясь  с  его  стороны  вероломства,  я  написал  письмо внуку
Чингисхана, Туклук-Тимуру. Я описал ему, в каком ужасном положении находится
область  Мавераннахр,  как ее  население  терпит  насилия  несправедливых  и
жестоких правителей  и в  заключение добавил, что  если он, Туклук-Тимур,  с
помощью  своего войска  сумеет  водворить порядок  в  Мавераннахре,  то  тем
совершит славный подвиг. Туклук-Тимур, получив мое письмо, немедленно собрал
войско Чете, расположился с ним в окрестностях Ходжента и прислал мне оттуда
письмо, в котором напоминал о наших родственных отношениях и просил прийти к
нему, чтобы дать свой совет.

     Ампр Баязид, намереваясь выразить полную покорность амиру Туклук-Тимуру
и  готовность  служить  ему,  запер  ворота  Самарканда  и  двинулся  сам  к
Туклук-Тимуру.  Туклук-Тимур  потребовал,  чтобы  Баязид  передал  ему ключи
Самарканда, и когда заметил, что Баязид находится в раздумье,  исполнить или
нет  его  требование, он  приказал  убить  Баязида  и  голову  его отослал в
Самарканд. Амир Хаджи  Барлас, услышав о несчастии, постигшем амира Баязида,
испугался, чтобы не  случилось  и  с  ним чего-нибудь  подобного,  и  потому
поспешно  бежал с своим семейством и народом за реку Аму. Амир Туклук-Тимур,
узнав о бегстве Хаджи Барласа, послал  за ним вдогонку отряд войска. Один из
приближенных  Хаджи  Барласа,  Чуам Барлас-богадур,  был  убит,  а остальные
благополучно добрались до города Харша-Джусн. Здесь пришельцы сразу стали во
враждебные  отношения  к коренному населению этого  города,  и,  с  течением
времени, ненависть населения города Харша-Джуси к пришедшим с Хаджи Барласом
возросла до такой степени, что дело дошло до битвы, в которой Хаджи Барлас и
несколько  его  родственников  были  убиты.  Оставшиеся  в  живых  пришельцы
поселились  в   этом  городе  навсегда,  слились  с  населением  его.  Когда
впоследствии  я овладел  Хорасаном,  я  отдал  Харша-Джуси  потомству  Хаджи
Барласа.

     Туклук-Тимур вторично прислал мне грамоту, в которой, Как родственника,
просил  скорей прийти  к  нему. Тогда я  разослал Во  все стороны  гонцов  и
пригласил  всех,  кто желает  избавиться  От грабежей  и  насилий со стороны
войска Чете,  прислать  мне  подарки, которые я  мог  бы  представить  амиру
Туклук-Тимуру.  Множество племен  прислали мне  свои дары, и я,  собрав  все
полученное,  отправился к  Туклук-Тимуру  в  Ходжент.  Здесь  я  поднес  ему
привезенные мною дары, он остался очень доволен и был ко мне очень милостив.
Во всяком деле он предварительно спрашивал моего  совета и всегда соглашался
со мною. Между  прочим, однажды я высказал мнение,  что всякое правительство
подобно  палатке,   крыша  которой  опирается   на   столбы.  Справедливость
правителя,  это те устои, на которых зиждется  разумное управление, без этой
опоры  управление немыслимо. Я советовал в Мавераннахре оказать содействие и
поддержать всеми силами добрых людей, злых же предоставить самим себе, чтобы
они пожали  плоды  содеянных  ими  злодеяний.  Туклук-Тимур  был  мне  очень
признателен  за такой  совет,  и этим я очень  расположил его в свою пользу.
Туклук-Тимур  отдал мне  во  владение  Мавераннахр,  Шахрисябз,  Шибирганат,
вплоть до Балха.

     В это время внезапно получено было известие, что амир Хусайн, с большим
войском,   остановился  на  берегу   реки  Вакш,   намереваясь   напасть  на
Туклук-Тимура.  Услышав  о  таком намерении амира Хусайна,  Туклук-Тимур был
очень удивлен его дерзостью  и обратился ко мне за советом.  Я ответил,  что
так как войском амира Хусайна предводительствует его главнокомандующий,  Кай
Хисрау  Джиляны,  то следует написать этому военачальнику  письмо, в котором
постараться  склонить его  к  измене амиру  Хусайну,  а  в  награду  за  это
пообещать отдать ему  во владение крепости Шадман и Хутлан. В этом  смысле и
было  написано  письмо  Кай  Хисрау. Наше заманчивое  предложение прельстило
военачальника,  и вскоре, когда  сошлись  авангард амира Туклук-Тимура,  под
предводительством    Мир   Кичик-бека   и   авангард   амира   Хусайна   под
предводительством Кай Хисрау, то последний со  своими  приверженцами перешел
на сторону Туклук-Тимура; войском амира Хусайна овладел такой страх, что оно
разбежалось. Войска Туклук-Тимура преследовали побежденных врагов  до  самых
индийских гор и завладели большим количеством разного имущества.

     Покончив с  войском Хусайна, амир Туклук-Тимур отправился в Самарканд и
убил там Баян-Сальдура. В городах Мавераннахра он водворил порядок и очистил
их от  злонамеренных  людей. После этого  мне  пришло на мысль  посоветовать
Туклук-Тимуру,  чтобы  он  ушел  из этой страны,  а меня  утвердил здесь,  в
Мавераннахре. Поэтому я сказал Туклук-Тимуру, что  теперь удобное  время для
того, чтобы овладеть Хорасаном. Стоит только перейти Аму-Дарью и будет очень
легко завоевать Хорасан.

     Туклук-Тимур готов был последовать моему совету, но как раз в это время
дали знать, что  амиры Чете  возмутились  и  возвели  на  престол  одного из
потомков Чингисхана, Тамлики-хана. Туклук-Тимур спросил  моего  совета,  что
делать. Я  посоветовал  с  возможной  поспешностью послать  в  область  Чете
войско, чтобы  новый хан  не успел там  укрепиться. Я  рассчитывал,  что при
таком  способе  действий  удастся  легко усмирить  население Чете:  если  же
замедлить,  то  потом  станет  трудно  привести  в   исполнение  задуманное.
Послушавшись моего совета,  Туклук-Тнмур  выдал  своему  сыну, Ильясу-Ходже,
грамоту  на ханское достоинство в  Мавераннахре, а меня  поставил после хана
первым лицом. При этом  Туклук-Тимур показал мне стальную  доску, на которой
начертано   было  давнишнее   условие   наших   предков,  Качули-богадура  и
Кабыльхана,  по  которому  в  потомстве  первого  должно  было  преемственно
передаваться звание главнокомандующего войсками, а в потомстве второго также
преемственно переходить  от  отца к сыну достоинство ханов. Приказав  амирам
повиноваться мне, Туклук-Тимур сам отправился против мятежников.

     Ильяс-Ходжа  никогда  раньше  не был  у  власти  и не обладал  никакими
административными   способностями,  а   потому   войско  и   амиры   творили
всевозможные  несправедливости: напр., однажды увели из Самарканда силой 400
девушек,  но и этим не  удовольствовались; вскоре наглость их дошла до того,
что они  решились связать  и заключить под  стражу 70  саидов  из  потомства
пророка. Тогда поклонники пророка, произнося  символ веры, собрались большой
толпой и пришли ко мне с  просьбой помочь  неповинным заключенным.  "В таком
деле безумство  свойственно  умному,  а пожертвование  жизнью  есть источник
жизни". Эти  слова  так воодушевили  меня,  что я  немедленно, ни  с  кем не
советуясь,  начал  войну.  Прежде  всего  я  освободил  из  рук  узбеков  70
заключенных саидов. В следующую же ночь мне приснился пророк, который сказал
мне: "Ты освободил из  неволи 70 моих потомков,  за этот подвиг  ты получишь
награду:  Бог  сотворит  чудо, и  семьдесят  колен  твоего  потомства  будут
царствовать". Увидев этот  сон, я  написал письмо  своему Пиру и  просил его
объяснить значение сна.  Пир ответил  мне: "В древности  Сабук-такин спас от
гибели козленка, и за это  Бог наградил его потомство  царским достоинством:
ты же оказал такую услугу потомству пророка,  что сон твой непременно должен
исполниться. Знай, что всякое  собрание  народа, где не присутствуют потомки
пророка, не приведет ни к каким благим  результатам". С тех пор я всегда, во
всякое собрание, прежде  всего приглашал саидов и улемов. После освобождения
по   моему  приказанию   заключенных   саидов  мои  недоброжелатели  послали
Туклук-Тимуру  письмо, в  котором  говорилось, что  я  возмутился  и овладел
Мавераннахром; меня обвиняли в  тайных  кознях  против  сына  Туклук-Тимура,
Ильяс  Ходжи, которого  я  будто бы  замышлял  убить.  Туклук-Тимур, поверив
наветам  моих  врагов, приказал людям, которые  доставили ему письмо,  убить
меня.  К  счастью, Приказ этот  попал в  мои  руки и  я,  будучи предварен о
грозящей  мне  опасности,  всячески  остерегался.  После  этого  амиры  Чете
получили еще три приказа,  подтверждавшие волю Туклук-Тимура, но убийцы,  не
зная, как  удобнее исполнить задуманное, -- выжидали. В это время  я получил
от своего  Пира письмо,  в  котором  он писал, что  в  случае  невозможности
сладить с врагом, обладающим превосходными силами, следует искать спасения в
бегстве, что так завещано  и самим  пророком. Следуя совету  моего духовного
наставника, я  удалился  из  Самарканда и скрывался  в горах. В  это время я
гадал по Корану,  что  меня  ожидает в будущем, и мне открылся стих: "Солнце
течет  к назначенному  месту:  таково распоряжение Сильного,  знающего" (36,
38).  Я не знал какое место мне назначено,  но вскоре я вновь получил письмо
от  Пира.  Мой  наставник советовал мне отправиться в  сторону Хорезма, и  я
поспешил  исполнить его приказание.  Подобно мне, скрывался в  горах и  амир
Хусайн; он пригласил меня примириться и соединиться с ним. Я с удовольствием
принял эти предложение. Встретившись в местности Сачик Кудук, мы  помирились
с  амиром  Хусайном  и  заключили между  собою союз.  Я предложил  правителю
области  Хайвак  Тугуль-богадуру  присоединиться  к  нашему  союзу, но он не
согласился и  даже  из преданности  к Ильяс Ходже  велел схватить нас, но  в
темную  ночь мы бежали из  пределов  Хайвака. С согласия  амира  Хусайна, мы
поспешили в Хорезм. Придя в Фараб, мы стали раздумывать, как бы нам овладеть
крепостью  Хорезмшаха,  но  в  это  время  наш  слух  поражен  был  звуками,
свидетельствовавшими,  что из степи ни направлению к  нашему лагерю движется
войско. На это указывал и топот лошадиных копыт, и звон оружия. Я сам сейчас
же вскочил па лошадь и взъехал на возвышенность, а амира Тага Бугай  Барласа
послал вперед,  чтобы  разузнать,  что нам  угрожает.  Вскоре  мой посланный
возвратился и привез известие, что амир Тугуль-богадур с 1000 всадников идет
на нас.  Я приказал  амиру Хызру собрать и  одно место все наше войско  и по
счету оказалось, что мы  располагаем всего-навсего 60 воинами. Эту ничтожную
группу  людей я разделил  на  5 частей  и к  каждой  части  назначил особого
начальника;  амир  Хусайн,  Тага  Бугай,  амир  Сайфуддин,  Даимчи  и  Садыр
командовали частями, а  я сам, с  избранными богадурами (урдунча),  стоял на
вершине горы. В эту минуту к нам  приблизился  амир Тугуль-богадур с тысячей
всадников. Амиры Тага Бугай Барлас и Сайфуддин были очень храбрые воины; они
с такой стремительностью  бросились на войско Тугуль-богадура, что вскоре из
тысячи его всадников осталось только 300. Все остальные его воины былиубиты-
или ранены. Амиры Сайсруддин и Тага Бугай Барлас в этом бою потеряли лошадей
и принуждены были драться пешими. Я послал им двух  лошадей,  но при этом не
достало лошади посланному, и  потому я должен  был отдать свою лошадь.  Амир
Хусайн  сел на лошадь Тугуль-богадура и устремился на его войско.  Вскоре  я
заметил,  что  амир  Хусайн  окружен со всех сторон  врагами и ему  угрожает
опасность. Я, с  мечом в руках, поспешил броситься к нему на выручку и, убив
нескольких воинов, спас Хусайна. Пришло время намаза "аср", и с обеих сторон
богадуры  стали на молитву. Еще намаз не был  окончен, как вдруг  со стороны
неприятеля снова послышался шум:  враги возобновили наступление. Мы с амиром
Хусайном бросились на врагов и многих из них  убили и ранили. Лошадь Хусайна
при этом пала, и  ему пришлось воспользоваться лошадью, жены  Дильшат-ага, а
последнего я посадил на лошадь своей жены, сестры амира Хусайна.

     Затем  мы, вдвоем  с  амиром Хусайном, продолжали действовать пращами и
перебили много народу.

     Тугуль-богадур, отчаявшись, остановился  в степи, а мы продолжали путь.
Потери в бою с  обеих сторон  были громадпые:  у нас осталось в  живых всего
лишь 7 человек, а у Тугуль-богадура -- 50.

     Во   время  движения   нас  нагнали  оставшиеся   в  живых   50  воинов
Тугуль-богадура,  и  нам   пришлось   двигаться   далее,   отстреливаясь  от
наседавшего  на  нас  с тыла  сильнейшего  неприятеля.  Медленно  подвигаясь
вперед, мы, наконец,  достигли Хорезма.  Когда мы пришли  туда,  враги  наши
исчезли. Вскоре по дороге попался нам колодезь, у одного пастуха нам удалось
купить  двух  баранов, и  мы подкрепили  пищей свои  силы. В одном месте  мы
остановились  отдохнуть на  два  дня.  Тут  с  нами случилось  несчастье.  С
некоторых   пор  к   нашему  маленькому  отряду  присоединились  трое  пеших
попутчиков,  и  они-то  на одном  из ночлегов украли у нас 3-х лошадей.  Эта
потеря для меня была крайне чувствительна: из-за покражи лошадей моя  жена и
сестра принуждены были  продолжать  путь пешком. Двигаясь  по дороге,  через
несколько переходов  мы  достигли страны туркменов. В одном уединенном месте
нам повстречались туркмены, которые  приняли  нас за  воров и напали на пас.
Видя себя окруженными со всех  сторон сильнейшим неприятелем,  мы  вынуждены
были бывших  с нами женщин поставить позади себя и защищаться  силою  нашего
оружия.  К нашему  спасению, совершенно неожиданно  среди туркменов оказался
некто Сайд Мухаммад  Хаджи, воспитанный при мне и в юности служивший у меня.
Человек этот избавил нас  от  неминуемой  гибели; он узнал меня, бросился  к
моим ногам  и молил  простить  его  сородичам причиненное нам, по неведению,
беспокойство. Он объяснил своим  товарищам, что  они видят перед собою амира
Тимура, владетеля Мавераннахра, и туркмены, желая  загладить  свою невольную
ошибку,  в течение трех дней  угощали  нас,  затем  снабдили нас  на  дорогу
съестными  припасами,  дали нам десять  провожатых, и мы  двинулись  дальше.
Через три дня мы достигли местности Махмудп, где и остановились па несколько
дней, рассчитывая, что, может быть, некоторые отставшие наши спутники  здесь
к  нам  присоединятся. Между тем, до  сведения  туркменского  амира Али-бека
Джаны-Курбаны дошло, что будто бы я, с  войском, пришел в землю туркменов  и
остановился в  местности Махмуди. По его распоряжению, отряд туркменов напал
ночью на  нас; они перевязали  нас и в таком  виде доставили  нас к Али-беку
Джаны-Курбаны. Али-бек  даже не  нашел  нужным  нас  спросить  о чем-либо, а
просто отдал своим людям приказание заключить всех нас в тюрьму. Я сам и моя
жена, сестра Хусайна, провели в темнице пятьдесят мучительно долгих дней.

     Сидя в тюрьме, я твердо решился и дал  обещание  Богу,  что  никогда не
позволю себе посадить кого-либо в тюрьму, не разобрав наперед дела. Во время
этой горести,  я рассудил, что мне лучше посредством какого-нибудь безумного
поступка освободиться из тюрьмы и вступить в сражение; если я достигну цели,
то  этим  будет исполнено мое желание;  если же попытка моя  освободиться не
увенчается успехом, то меня в таком случае наверно убьют и,  хотя мертвый, я
буду погребен