Что  бы я сейчас  ни  написал  -  даже  об ЭТОМ  - это
условно. Абсолютно - это полет в космос".
     Он  не рисовался. Он вообще не умел рисоваться. Наоборот, всегда о себе
с насмешечкой, с иронией, как-то даже принижал себя всегда...
     Все  это  я вспомнила  только  что.  Потом  вытащила из  плотного  ряда
дневников, стоящих в заветном шкафу, томик, на корешке которого даты: "12.02
- 17.04.1961".  Значит, о Гагарине  в нем. Да, вот вижу - на  обложке  внизу
овалом обведены два слова:  "Полет  Гагарина".  Этот томик под номером  215,
впрочем, как  и  многие другие,  я его еще ни разу  не открывала.  А их ведь
около трехсот. И каждый - страниц по триста, а то и больше.



     ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

     12.04.1961

     ...Этот  подвиг   Гагарина   и   создателей   корабля   зачаровал   все
человечество. Какой гигантский путь от конки, на которой ездила моя бабушка,
боясь  сесть  в  трамвай, когда он появился в Петербурге (дескать,  "насыщен
электричеством, вредно для сердца"), до полета в космос русского человека. И
все на протяжении одной  моей жизни. Как жаль, что  я уже стар  и становлюсь
все  немощней! Как без рассуждения готов был бы  с  радостью,  вдохновением,
энтузиазмом  двинуться в любую  минуту  в  космический  полет,  если  б  мне
предложили его! Да, мне теперь не надеяться на это - стар!..

     При любых обстоятельствах, даже при разрывах бомб, под обстрелом врага,
в плену  у  басмачей, стоя, сидя или лежа, под дождями  или  в мороз, днем и
ночью,  в  седле  верблюда или лошади Лукницкий  не  расставался  с записной
книжкой.    Здесь   остановленные    мгновения,   увековеченная    "одиссея"
поразительного плавания по жизни.
     Почему еще подростком он стал внимательно относиться к каждому дню и не
отступал от укоренившейся привычки заносить в дневник все,  словно  делясь с
незримым,  но хорошо  ведомым ему  собеседником,  которому  интересна  новая
запись?  Вероятно,  потому,  что  необыкновенность  происходящего  в  стране
привлекала  его. Каждый  день, прошедший после выстрела "Авроры", нес в себе
залп  по старому миру и  питал  сознание мальчика новыми свершениями. Он  не
сомневался,  что  документы,  письма,  дневники,  фотографии  смогут  помочь
восстановить,  каким  был  "тот"   день,  что  именно  внес  он  в  движение
революционного  бытия, в  какой амплитуде  колебаний  и  переживаний  жили и
трудились люди. Не дано ему было при  жизни отделить ценное от неценного, но
он был убежден, что исследователям,  людям, которые  захотят  знать о  нашей
эпохе, все - точно, как было, - любая запись может оказаться нужной.
     Мало того, он хранил все: газету,  пригласительный билет в клуб, письмо
от неведомого ему корреспондента, черновик  протокола собрания, продкарточку
эпохи гражданской войны, хранил камень,  положенный в полевую сумку во время
путешествий с геологами, осколки  снаряда,  разорвавшегося  в  его блокадной
квартире,   засушенный   цветок,   проросший   через  тридцать  лет   сквозь
заржавленную  гильзу,  найденную в  1972  году  у могилы  воина  на  Невском
"пятачке"...


     Истоки

     ИЗ "КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ" ОТЦА (I том)

     ...Меня всегда интересовало мое  происхождение. Фамилия моя Лукницкий -
не русская,  а  скорее польская, а между тем  дед  и  прадед  были  русские,
православные, уроженцы Петербурга...

     ИЗ ЭНЦИКЛОПЕДИИ БРОКГАУЗА И ЕФРОНА (т. 35, с. 94)

     Лукницкий (Аристарх Владимирович)  -  писатель. В 1809-10 гг. издавал и
редактировал журнал "Северный Меркурий" (см. энцикл. Б. и Е., т. 23, с. 65).
Перевел с французского драму "Велисарий" и несколько опер.
     ИЗ "КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ" ОТЦА (I том)

     ...Мой прадед А. В. Лукницкий (1778 -  1811)  являлся  незаконным сыном
Владимира  Лукина,  жившего  при  Екатерине,  давшего  своему  сыну  фамилию
Лукницкий и позаботившегося об его образовании. О нем упоминается в "Словаре
русских   писателей...".   Ему   принадлежат   многочисленные   переводы   с
французского различных  опер,  комедий, пьес. В их числе модные  в то  время
пьесы "Денщик-виртуоз" (1806); комедия "Военная тюрьма,  или Три  арестанта"
(СП, 1807); комическая опера  "Выдуманный клад, или Опасность подслушивать у
дверей" (СП, 1807); опера "Все дело в окошках" (М., 1808); опера  "Лодоиска"
(СП, 1811); оперы "Велисарий", "Римский полководец" и другие.
     Мой дед  - инженер-генерал-майор Николай Всеволодович Лукницкий (1842 -
1889)  был  военным   строителем.  Заканчивал  в   свое  время  Николаевскую
инженерную  академию.  Был начальником  инженеров  и  строительств  русских,
украинских,   белорусских,  крымских,  кавказских  крепостей.  Долгое  время
командовал  инженерами  Бобруйской крепости.  Он был хороший  инженер, очень
распорядительный,   хозяйственный,   высокообразованный  человек,   приятный
собеседник. Оставаясь общительным,  веселым, жизнерадостным  "...Недвижимого
родового или благоприобретенного имущества ни он, ни его жена не имели"1.

     Дед Лукницкого  по матери, П. О.  Бобровский (1832 -  1905), был  очень
интересным человеком. Он окончил  Николаевскую академию Генерального штаба и
быстро  выдвинулся  как  способный,  толковый   офицер.  Военным   министром
Милютиным  был  назначен  организатором  и  начальником   Военно-юридической
академии.  Он не только организовал академию и пригласил лучших  в то  время
профессоров для  преподавания, но сам сел  на учебную скамью вместе с первым
приемом и прослушал все  лекции, то есть, иначе говоря, кончил эту академию.
Около двадцати пяти лет он возглавлял ее, а затем,  будучи полным генералом,
был  назначен  в  сенат. Все время писал, особенно много  по истории. Первую
очень  обширную "Историю  Эриванского  Его Величества  гренадерского  полка"
написал  в четырех  огромных томах  и стал  настолько  известен как  военный
историк, что по желанию  Его Величества и с его материальной поддержкой была
написана "История Преображенского  полка"  в 2-х  томах, а затем с такою  же
просьбой обратился Лейб-гвардии Уланский полк Ея величества. Выполняя разные
поручения  как  сенатор,  он  все время был  занят  литературной  работой  и
розыском материалов в архивах.
     ...Сохранилась переписка П.  О. Бобровского с графом Дм. Ал. Милютиным.
После ухода генерала в отставку он продолжал дружить  с графом. Генерал  был
очень интересным рассказчиком, особенно по  части истории России.  Его  перу
принадлежат:  "Стратегическое описание  Гродненской губернии" в  двух  томах
(1863),  "Военное право  в России при  Петре  Великом" в  двух томах (1881),
"Постоянные  войска  и  состояние  военного права в России в XVII  столетии"
(1882), "Петр Великий в устье Невы" (1903) и другие.

     ИЗ ГАЗЕТЫ "НОВОЕ ВРЕМЯ" (18. 03. 1903)

     Сорок  лет  назад  П.  О.  Бобровский, маститый ныне  сенатор и  полный
генерал, тогда молодой офицер,  вступил  на литературное  поприще с  очерком
"Колония Супрасль".
     ...  Вот  уже  на исходе пятый десяток лет службы генерала, а он, как в
молодые годы, продолжает, не  покладая рук, неустанно работать по 8 часов  в
день,  продолжает  отдавать свой опыт  и знания на  разработку отечественной
истории...   По  праву  занимает  место   в  самом  почетном   ряду  военных
историографов.
     В  свободное  от службы  время Павел  Осипович  занимался  селекцией  и
славился как  хороший садовник; ослепленный И.  В. Мичуриным, он  тоже путем
прививок  разводил оригинальные сорта яблок,  груш, слив.  В саду, в  имении
Мокули, можно было часто видеть сенатора, генерала от инфантерии с секатором
в  руках, в русской косоворотке,  подпоясанного ремешком,  за которым висели
нож и мочалки для обмотки веточек при прививке.
     П. О. Бобровский крепко дружил  и с А.  Ф. Кони, одним из прогрессивных
юристов  и  видных деятелей культуры  России, который  в свою  очередь любил
Павла Осиповича, его сказочный экспериментальный сад и  часто наезжал к нему
погостить в Мокули.

     Отец Павла Лукницкого - член-корреспондент Академии архитектуры, доктор
технических наук, инженер-генерал-майор Николай Николаевич Лукницкий (1876 -
1951), не владея поместьями  ни до ни  после революции, всегда жил только на
жалованье,  служа  в чинах  от  подпоручика до полковника. С  первых же дней
революции полностью отдал жизнь и знания службе в Красной  Армии. По призыву
Ленина, как военспец, был руководителем оборонительных сооружений и  военных
объектов   в   Петроградском   районе.   С   1922   года   -   преподаватель
Военно-инженерной   академии  РККА;  с   1923   года  он   один  из  главных
руководителей строительства Волховской ГЭС, затем Свирьстроя, консультант  и
эксперт Днепростроя и почти всех крупнейших гидроэнергетических строительств
в  СССР,  организатор   и  научный  руководитель  Ленинградского   института
механизации  строительства.   Был  консультантом  Московского,  а  затем   и
Ленинградского      метрополитенов.      Начальник      кафедры      Высшего
инженерно-технического училища, автор  многочисленных  изобретений,  десятка
книг, многих  десятков трудов, монографий,  работал до  последнего дня своей
жизни. Скончался в день своего 75-летия.
     Естественно, мечтал видеть в сыне  свое продолжение, потому отдал его в
3-ю Санкт-Петербургскую  гимназию, которая  со времени Александра  III стала
называться Александровским кадетским корпусом.  Но  кадетско-александровская
муштра  вызывала у  мальчишки  протест,  тем паче что он был  абсолютно чужд
инженерии. Проучившись  три  года,  он  забастовал  окончательно и тогда был
отдан в Пажеский корпус. Но и Пажеский корпус уже давно был на  положении не
только  общеобразовательного, но  и военного учебного  заведения. Что делать
было? До весны 1917-го Павлик тянул

     Мать Павла Лукницкого, Евгения Павловна, урожденная  Бобровская,  после
окончания   Гродненской  женской  гимназии  училась   у   видных  художников
Петербурга, была неплохой рисовальщицей  по фарфору, иногда для дома сама  и
обжигала  его. Она  посвятила себя  дому, семье,  при этом всегда  оставаясь
очень общительной, дружила с инженерами-конструкторами, первыми авиаторами и
первыми автомобилистами России. Летала на аэроплане с Уточкиным. (В то время
в  России  было  четыре аэроплана: "Илья Муромец", "Алеша Попович", "Добрыня
Никитич", "Русский витязь".) За такой полет полагался знак "Воздушный флот -
сила  России".  Сейчас  знак  -  домашняя  реликвия.  Одна  из  первых  трех
женщин-автомобилисток  Петербурга, она  любила  путешествовать,  и благодаря
этому  Павлик  побывал  в  детстве в  Германии  и  Франции, Бельгии,  Дании,
Швейцарии и  Австрии, в Италии,  Греции, на Мальте,  в Турции.  Каждое  лето
предпринимала Евгения Павловна новые поездки. Одна такая - во Францию в 1914
году - чуть было  не окончилась катастрофой. Пока  она с  детьми отдыхала на
Ла-Манше, прогремел выстрел Гаврилы Принципа1.

     ИЗ "КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ" ОТЦА (I том)

     20 мая Женя уехала с детьми во Францию на побережье Ла-Манша. В Ульгате
их застала война. Я никак не мог с ними связаться и послать им денег.
     Она  была принуждена оставить хозяйке отеля свои вещи и драгоценности в
уплату за проживание и поехала в Париж к нашему другу, военному атташе графу
Ал. Ал.  Игнатьеву2 и  от него получила  заимообразно 1000 франков.  На  эти
деньги она купила билеты на последний пароход, шедший из Марселя в Одессу.
     Месяц пути на пароходе был небезопасным: в Дарданеллах проходили сквозь
минные заграждения. Только в конце сентября смогли вернуться в Петербург.
     С раннего детства  Павлик любил море и горы. Он был отличным  пловцом и
прекрасно держался  в  седле.  В юности ему  тоже  много пришлось  поездить.
Вкусив радость видения нового, он остро воспринимал все особенности природы:
и  всклокоченные речные  потоки,  и  чистые озера,  и  устрашающей  крутизны
скалистые горы,  и  сине-лиловый  купол рериховского  неба,  и сочные  травы
высотой в метр, и непахнущие, особенные альпийские цветы.
     И  каждый  поворот  пути,  каждая  новая  прожитая  минута  дарили  ему
разнообразные  вариации одного и того  же  чувства  -  чувства опьянения  от
проникновения в тайны мира. Позже,  когда от туристских прогулок и плаваний,
от альпинистских походов он перейдет к научным исследованиям и путешествиям,
увлечется нехожеными путями, его, как первопроходца, будут пленять сочетания
слов "впервые вступил",  "впервые  проник",  "впервые исследовал". Он  будет
гордиться каждым  открытым ледником и пиком, которые еще  никем не видены  и
никак не названы; будет удивляться людям, которых он также будет открывать и
постигать.  И позже  опишет  все это  в книгах.  И  никогда  у него не будет
необходимости . мечтать бесплодно...
     Переезды  с одного места на  другое, вынужденные  путешествия последних
двух  поколений   военных  инженеров,  а  также  разъезды  матери  с  детьми
выработали  потребность в эпистолярном  стиле общения. Эта потребность стала
традицией. Письма подшивались и тщательно хранились. В  семейном архиве есть
письма и  прошлого  и  даже позапрошлого  веков,  много  описаний  различных
путешествий.
     Тринадцатилетний Павлик следовал примеру предков.

     ИЗ ПИСЬМА ОТЦУ

     17.07.1916

     ...Вчера,  возвращаясь  с купанья,  я увидел в нашем саду автомобиль. Я
удивился: откуда и  чей  он. Мама  мне ответила,  что  приехали дядя Костя и
Софья  Николаевна. Оба  они в  это  время  купались. Я  пошел за ними, чтобы
показать им дорогу на нашу дачу.
     В  4  часа дня  мы  поехали кататься, причем  правила всю дорогу  мама.
Ездили  мы в  Алупку.  На обратном  пути около Сар  вдруг раздался  страшный
треск,  и автомобиль сразу застопорил...  Рулевая  тяга соскочила с  правого
переднего колеса.
     Ехали  мы тихим  ходом,  так  что  ничего не случилось.  Мама  и  Софья
Николаевна поехали домой на извозчике, дядя Костя - за мастером, а я остался
в автомобиле  - сторожить его.  Автомобиль  застрял посереди  дороги. Парный
экипаж свободно проезжал  мимо, тройка с трудом. Вдруг появилась четверка. 3
лошади  с  экипажем проехали, а четвертая,  порвав  постромки,  сорвалась  в
обрыв.  К счастью,  обрыв был неглубокий - футов 5   - 6, так  что с лошадью
ничего  не случилось.  Кучер,  конечно,  принялся ругать на чем  свет  стоит
автомобиль, дорогу и т. д.  Кончил  тем, что  помянул "доброе старое  время,
когда не было таких дурацких машин". Через 15 - 20 минут показалась телега с
пианино.  Извозчик  ругался, но  в конце  концов  попросил  меня  как-нибудь
сдвинуть автомобиль в  сторону. Я ему ответил,  пусть он  сам  попробует это
сделать.  Он взялся за передние рессоры,  сказав: "Что ж  тут трудного-то?",
принатужился... и ни с места. Наконец, я ему посоветовал попытаться проехать
шагом,  он попробовал... и пианино прошло. Много было таких происшествий, но
все их рассказать не хватит места

     Детали,   детали,   детали...Без   них   не   бывает   летописцев.    А
добросовестность этого юного уже бросается в глаза.
     Но  какой же  летописец  мог пройти равнодушно мимо становившейся тогда
популярной фотографии?
     Четырнадцатилетнему  сыну отец подарил  детский фотоаппарат "Кодак",  и
будущий писатель сделал им первые кадры. Это были картины революции и голода
в Петрограде.


     Ровесник века


     ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

     5-8.11.1967, Ленинград

     Помню, как здесь ходила конка ; как  смотрел я из  окна 6 этажа дома на
углу  Песочной (ныне  проф. Попова)  и Каменноостровского  (ныне Кировского)
проспекта на  полеты первых русских аэропланов, поднимавшихся с Коломяжского
аэродрома.
     Помню, как 28/II 1917 года, на  второй день революции,  народ сжигал на
костре  бумаги полицейского участка,  находившегося на  Песочной.  Мне  было
тогда от роду  14 лет, мальчишкой  я  бегал по улицам,  фотографируя детским
"кодаком" волновавшие всех события. Думал ли я тогда о том, что через 50 лет
они окажутся исторической реликвией? Наверное, что-то чувствовал, потому что
снимал жадно, записывая даты, нумеруя снимки...
     ...Петроградская  сторона!  Дежурства  домкомбедов! Контора  (сейчас ее
назвали  бы  конторой Союза  Печати!)  на улице Скороходова,  куда привозили
газеты и откуда ватага мальчишек-газетчиков, набрав по  200-300  экземпляров
(кто сколько успевал), разбегались по улицам,  продавая их... Названия газет
менялись изо дня в день. "Речь" превращалась в "Молву", "Молва" - в "Эхо"...
"Кузькина  мать",  которым, помнится, было заменено название  рабочей газеты
"Копейка".  Уж больно хлестко!.. Продавали, еще не  разбираясь в расстановке
политических сил... За это контора платила гроши, но... заработок!
     Я работал и грузчиком на Невке - разгружались баржи с дровами!
     Петроградская сторона!
     Между прочим,  отсюда, со  двора этого дома,  подав заявление о желании
идти  добровольно, я уходил на фронт 24/VI  1941  года - здесь находился мой
призывной  участок. И  сюда, в Дом Свирьстроя, проектированный моим отцом, я
возвращался в перерывах между боями во все 900 дней блокады.

     Так, в феврале 1917-го,  мотаясь по улицам родного города, наблюдая его
напряженную жизнь, еще не зная и, конечно, не понимая того, что происходит в
мире, а  только  волнуясь,  предощущая  что-то  грандиозное,  он,  еще почти
ребенок,  принимает  первое  в  жизни  самостоятельное  решение  -  оставить
гимназию.
     Надо  отдать  должное  отцу  -  он   понял  сына,  не  помешал  и  даже
напутствовал вполне  сердечно:  "Николашку  сбросили,  теперь  Россией будет
править народ. Трудись ему на славу, Павлушок, добросовестно".
     Павел Николаевич  рассказывал, как 3 (16)  апреля 1917  года вечером он
понес  ненужные ему уже  учебники дружку своему Васе Шульге, тоже гимназисту
Пажеского  корпуса,  но, не застав  того,  долго ждал и, так  не дождавшись,
пошел домой. И тут он увидел толпы людей и на балконе дворца Кшесинской - В.
И. Ленина. Он об этом  вспоминал часто,  как  об  одном из  главных событий,
произошедших на Петроградской стороне в то время. И сочинил стихи.

     В ТОТ ДЕНЬ
     ПЕРЕД ДВОРЦОМ КШЕСИНСКОЙ

     Я шел по Каменноостровскому,
     И, миновав извозный двор,
     Глядел на памятник матросскому
     Геройству, где - царю в укор, -

     Открыв кингстоны морю бьющему,
     Приняв на грудь воды гранит,
     Матрос бессмертье "Стерегущему"
     В час смерти собственной дарит.

     А по проспекту - не гранитные,
     А во крови и во плоти -
     Балтийцы шли, ломтями ситными
     Делясь с мальчишками в пути.

     Мастеровые с гимназистами
     Вливались в строгие ряды,
     И несколько старушек истово
     Крестились: "Не было б беды!"

     Навстречу им - от моста Троицого,
     От цирка, с берега реки -
     Другие шли...
     "Пора построиться, -
     Раздался голос, - старики!

     Держи порядок! Все по-чинному,
     Мальцов и девок не сдави!.."
     ...Тех толп с историей причинную
     Связь я тогда не уловил.

     Тут над перилами балконьими
     Усталый человек возник,
     И жестом ласковым - ладонями
     Весь гул народный снял он вмиг.

     Заговорил, весь мир расковывая,
     Чуть-чуть картавым языком,
     О том, что н е и з б е ж н о новое
     Для всех, кто стал большевиком!..

     ...Минуту-две и я, как прочие,
     Молчал (хотел мечту сберечь!).
     Пред моряками и рабочими
     Тот человек закончил речь.

     С учебником тригонометрии
     Под мышкой, сдавленный толпой,
     Проникся я в тиши безветрия
     Предвестьем бури мировой,

     И так качнулось мироздание,
     С планеты сбрасывая тьму,
     Что вдруг, сквозь все мое незнание,
     Я сердцем вверился е м у.

     " Кто он ? " Матрос ответил вспененно :
     " Малец, ты что ? С луны упал ?
     То наш Ильич!.. "
     Так имя Ленина
     Впервые в жизни я узнал !..

     Паренек пошел  на Охтинский завод, нанялся рабочим по разгрузке пороха,
проработал нескол