ких дней пути они обнаружили клочок  свободной  от  снега  земли,  на
которой начала прорастать молодая трава.

Глава 22

   - Ну, герой, тебе все-таки надо немного поесть. - Китишейн поднесла ложку
с бульоном к губам Кьюлаэры. - Как ты сможешь сразить Боленкара, если умрешь
от голода еще до того, как повстречаешь его?
   Кьюлаэра посмотрел на нее, нахмурился и заморгал, пытаясь понять смысл ее
слов. Весь мир потемнел для него и уже не один день оставался мрачным, с тех
пор как они покинули могилу Миротворца. Звуки почти  не  доходили  до  него,
будто поглощаемые снежным сугробом. Но через несколько мгновений ему удалось
вспомнить то, что сказала ему Китишейн, и понять смысл ее слов.  Он  кивнул,
взял у нее котелок и сделал глоток. Она вознаградила его лучистой улыбкой  и
была разочарована тем, что не получила такой же в ответ.
   Она и в самом деле была разочарована. Вздохнув, она вернулась к костру  и
сказала Луа:
   - Он не может любить меня, если моя улыбка не способна  вытащить  его  из
трясины жалости к себе, в которой он барахтается.
   Луа кивнула:
   - Как будто ему больше нравится его печаль, чем ты.
   Но Йокот покачал головой:
   - Это не жалость к себе, госпожи, а лишь горе, и очень глубокое.
   Китишейн нахмурилась:
   - Мы никакие не госпожи, Йокот, а обыкновенные женщины.
   - Больше нет, - не согласился Йокот. - В тот миг, когда Миротворец выбрал
вас в спутницы Кьюлаэры, вы перестали быть обыкновенными.
   - Выбрал нас? - уставилась на него Китишейн.
   - Ну, возможно, вас выбрала Рахани, - предположил Йокот, - но неужели  вы
действительно думаете, что повстречались с Кьюлаэрой случайно? Я не  верю  в
подобные случайности, госпожи. Шаман учится  тому,  что  случайности  только
кажутся случайностями. Да, вы - госпожи, потому  что  стали  выше  будничной
жизни либо станете выше. Китишейн нахмурилась:
   - Я не чувствую себя ни особенной, ни возвышенной!
   - Тогда ты действительно выдающаяся женщина,  -  кисло  сказал  Йокот,  -
каждая чувствует себя совершенно особенной или должна бы чувствовать, потому
что те, кто этого не чувствует, либо не знают  себя,  либо  лгут  себе.  Луа
нахмурилась:
   - Ты сегодня злой, мой шаман.
   - Так я выказываю печаль, - ответил Йокот, - поэтому я немедленно прошу у
вас прощения, если какие-нибудь мои замечания были  колкими,  и  резкими,  и
оскорбительными. Теперь  я  буду  изо  всех  сил  стараться,  чтобы  это  не
повторилось, но сильные чувства как-то надо выказывать.
   - Это простительно, - нежно  сказала  Китишейн.  -  Поверь  мне,  я  тоже
опечалена.
   - И я, - пробормотала Луа.
   - Не сомневаюсь, что вы опечалены, - сказал Йокот, - но еще я подозреваю,
что в душе вы подавляете самые тяжелые чувства, потому что не можете дать им
волю до тех пор, пока Кьюлаэра так страдает.
   Китишейн уставилась на гнома и перевела взгляд на пламя.
   - Может, и так.
   И окот кивнул:
   - Когда окружающая его тьма рассеется, настанет ваша очередь согнуться от
горя.
   - Не хочу спорить с тобой, - медленно проговорила Китишейн,  -  но  я  не
сказала бы, что Миротворец значит для меня столь же много, сколько он значит
для Кьюлаэры.
   - Неудивительно, что ты в этом не уверена, - Кьюлаэра вообще  не  понимал
этого, пока старик был жив.
   - В этом есть доля правды, - признала Китишейн, - но я - женщина, поэтому
мне не  так  сильно  хотелось  стать  такой  же,  как  Миротворец.  Кьюлаэре
хотелось.
   - Мудро и тонко подмечено, - сказал Йокот. - Он был  твоим  защитником  и
учителем, да, но он научил тебя лишь драться и прощать. Меня он научил  быть
не только шаманом, но и человеком; он научил меня, как быть таким,  какой  я
есть, но начал я с того, что пытался стать таким же, как он.
   - Значит, теперь ты понимаешь это? - Луа пристально смотрела на него.
   - Теперь да, - согласился Йокот, - хотя я не понимал этого,  пока  он  не
начал говорить мне, что я становлюсь таким, каким он никогда не был и не мог
быть, потому что он не гном. Все-таки для всех нас он был  просто  учителем.
Он обучил нас своему мастерству, помог нам стать самими собой, вывел нас  на
путь становления всем, чем мы  способны  стать,  -  но  ему  не  нужно  было
переделывать нас.
   - Как Кьюлаэру, - тихо сказала Китишейн, и Йокот кивнул:
   - За эти несколько месяцев он стал Кьюлаэре отцом в той же степени, что и
человек, породивший его.
   - Значит, Кьюлаэра оплакивает не только Миротворца, - сказала Китишейн, -
но и себя.
   Йокот вздрогнул, посмотрел на нее и медленно вымолвил:
   - Думаю, ты права, девица. Но как мы докажем ему, что он жив?
   - Я думала, что смогу добиться этого только тем, что буду с ним рядом,  -
сказала Китишейн с горькой усмешкой, - но у меня не  получилось,  а  другого
мне не хочется.
   - Понятно. Могу себе представить, как бы ты страдала, если бы  и  это  не
помогло, - кивнул Йокот. - Нет, мы должны разбудить и  оживить  его,  прежде
чем снова бросать его в объятия жизни.
   - Но как мы сделаем это?
   - Месть, - абсолютно убежденным тоном сказала Луа.
   - Месть? - не согласился Йокот. - Как он может отомстить Звездному Камню,
который уже не существует? Ведь именно он убил нашего Миротворца!
   - Нет, - сказала Луа. - Его убила мерзость и зло Улагана, жившая в Камне,
а следы того же зла существуют поныне в сознании Боленкара.
   - И через Боленкара  во  всем  и  вся,  что  он  испоганил,  -  задумчиво
проговорил Йокот. - Да, думаю, ты права, Луа. Как я мог не понять этого?
   -  Значит,  нам  нужно  найти  какого-нибудь  посланца  Боленкара,  чтобы
Кьюлаэра сразился с ним, - заключила Китишейн.
   - Где же нам его искать? - задумалась Луа.
   - О, я бы не стала об этом тревожиться, сестрица. Не думаю, что это будет
очень трудно.
   Они спустились с  гор  в  предгорья.  Там  переночевали,  а  на  рассвете
двинулись дальше. Поднявшись на холм, они увидели, как в чистое голубое небо
поднимается столб дыма.
   - Если это не походный костер, - хмуро сказал Йокот, - то  очень  сильный
пожар.
   - Не люблю я сильные пожары, - сказала  помрачневшая  Китишейн.  -  Может
быть, горит лес, а может, и того хуже. Пойдемте скорее посмотрим.
   Она схватила Кьюлаэру за руку  и  потащила  его  вперед.  Он,  ничего  не
понимая, поплелся за ней.
   К полудню они увидели деревню, вернее, то, что от нее  осталось.  Деревня
стояла  в  небольшой  долине,  каждая  изба  превратилась  в  гору  пепла  и
обгоревших бревен. Луа горестно застонала, а Китишейн воскликнула:
   - Что тут произошло?
   - Сомневаться не приходится, - громко произнес Йокот,  -  деревню  сожгли
кочевники. Думаю, что ты нашла посланцев зла, Китишейн.
   - Идем вниз! Надо посмотреть, не остался ли  кто  в  живых!  -  закричала
девушка, схватила Кьюлаэру за руку и пустилась вниз по склону бегом.
   Он вздрогнул и  побежал  за  ней,  озираясь  вокруг,  как  будто  пытаясь
сообразить, где находится и как тут оказался.
   Китишейн остановилась там, где когда-то находилась  зеленая  лужайка  для
деревенских собраний, а теперь осталась лишь лужа грязной жижи.
   - Остался здесь кто-нибудь живой? Посмотрите вокруг! Они  огляделись,  но
вокруг лежали лишь трупы - тела мертвых мужчин, некоторые - совсем мальчики,
а некоторые с седыми висками.
   - Все мужчины убиты? - прошептала Луа.
   - Да. - Лицо Китишейн окаменело. -  Но  ни  одной  женщины  и  ни  одного
ребенка.
   Луа посмотрела на нее, широко раскрыв глаза под маской.
   - Почему?
   - Представь себе самое худшее, сестра, - резко ответила  Китишейн  -  Как
можно было вот так вытоптать лужайку, Йокот?
   - Какие-то копытные животные, - ответил маленький шаман. - Видишь  острые
края? Здесь, и здесь вот целые следы. - Он подошел ближе. - Это следы  копыт
Тут были лошади.
   - Может, они согнали сюда домашний скот? - предположила Луа.
   - Либо так, либо кочевники согнали сюда табун  лошадей,  чтобы  затоптать
сельчан. - Лицо Китишейн стало мертвенно-бледным. - Мозгляки,  трусы!  Всего
лишь мирные деревенские жители, а эти подонки побоялись сразиться с ними без
помощи стада лошадей и вдвое большего числа людей!
   Йокот продолжал изучать грязь.
   - Все следы людей - это  отпечатки  сапог...  Нет!  Вот  острые  края!  И
длинные полосы.., колеса? Либо захватчиков было немного, либо  они  приехали
на телегах!
   - В  любом  случае  они  были  опытными  бойцами,  грабителями,  живущими
отобранным у мирных людей добром! - неистовствовала  Китишейн.  -  О,  пусть
только окажутся на расстоянии полета стрелы! Самые что ни на  есть  трусы  -
воюют с теми, кто хуже вооружен! Грязные развратники, украли всех женщин  из
деревни! Гады, подонки - увели всех детей! Они жестоки, они подлецы!
   - Они - слуги Боленкара, - предположил Йокот. Кьюлаэра  резко  запрокинул
голову, как будто его ударили - Это и есть то зло,  что  распространяет  сын
Багряного? - спросила Китишейн. - Неудивительно, что Миротворец заклинал нас
остановить  его!  Это  не  просто  гнусность,  порожденная  жадностью,   это
жестокость, наслаждающаяся, причиняя боль! - Она повернулась к  Кьюлаэре.  -
Ты, воин! Ты, Несущий  Коротровир!  Неужели  ты  позволишь  этим  грабителям
увести невинных? Неужели ты позволишь им безнаказанно глумиться над  людьми?
Неужели ты не отомстишь?
   - Конечно, отомщу!
   И тут вдруг Кьюлаэра пришел в себя. Он вытащил из ножен свой огромный меч
и подошел к Китишейн.
   - Ты верно сказала: этих злодеев  необходимо  остановить,  а  невинных  -
спасти, прежде чем им будет причинено  еще  более  страшное  зло.  Куда  они
ушли?
   Китишейн удивленно посмотрела на него, потом подбежала к нему и обняла:
   - О, как я боялась, что ты никогда не проснешься!
   - Я будто вышел из страны туманов и тьмы, - признался Кьюлаэра. Он  обнял
ее, быстро, но крепко, отошел и сказал:
   - Эй! Если кто-то еще остался в живых, выходите!  Расскажите,  кто  здесь
бесчинствовал, насколько они сильны и куда ушли!
   Деревня хранила молчание. Подломилось и упало с треском горящее бревно.
   - Выходите! - еще раз крикнул  Кьюлаэра.  -  Если  мы  слепо  пустимся  в
погоню, ничего не зная о врагах, то им будет много легче нас  одолеть  и  вы
навсегда потеряете своих женщин и детей!
   Его голос отзвенел в почерневших, обуглившихся бревнах, и  деревня  снова
погрузилась в молчание.
   - Что ж,  придется  идти,  и  притом  очень  осторожно,  -  разочарованно
проговорил Кьюлаэра и уже отвернулся, как вдруг из груды  обгоревших  бревен
вышла старуха.
   - Смотрите! - показала Китишейн, и Кьюлаэра обернулся.
   Старуха сильно горбилась; одежда на ней была из  прочной,  но  во  многих
местах продырявленной ткани. По краям висели лохмотья. Она  подошла  к  ним,
трясущаяся, со слезящимися, покрасневшими глазами.
   - Все мои дорогие! Все мои цыплятки! Вы можете отобрать их у ястребов?
   Кьюлаэра застыл и почувствовал, что  волосы  у  него  на  затылке  встают
дыбом: старуха потеряла рассудок! Совсем не удивительно -  после  того,  что
она пережила, но все-таки он отпрянул.
   Китишейн подошла ближе.
   - Да хранят тебя боги, бабушка! Что это были за ястребы?
   - Ваньяры, - плакала старуха. - Это были ваньяры  -  мужчины  с  длинными
бородами и усами, в овечьих шкурах, на телегах! Они напали на нас средь бела
дня, с криками сбежали с холма вслед за своими лошадьми, размахивая топорами
и взывая к Боленкару, чтобы он даровал им победу! В рыданиях она рухнула  на
руки Китишейн. Из-за угла горящего дома вышел, кивая, старик.
   - Все было так, как говорит Тагаэр. Это были мужчины в расцвете сил.  Они
ворвались в деревню на своих бесовских колесницах  и  начали  махать  своими
обоюдоострыми  мечами.  А  наши  мужчины  схватили  палки  и  лопаты,  чтобы
обороняться Остальные выбежали со стороны полей с вилами  и  косами,  но  на
каждого из них пришлось по три разбойника, тем более что те были верхом! Они
скакали повсюду, не позволяя нашим людям собраться вместе, и своими мерзкими
топорами выбивали жалкое оружие у нас из рук и рассекали нам головы!  И  все
это время они не переставая вопили как скаженные, чтобы свести нас с ума!
   - Так все и было. - Приковыляла еще одна сгорбленная старуха. - Они убили
всех мужчин. Их было пятьдесят или сто, а  может,  и  больше!  Они  подожгли
дома, а когда жители с воплями выбегали оттуда, они хватали женщин и  детей.
Пожилых женщин они насиловали  прямо  здесь,  на  глазах  у  детей;  молодых
осыпали унизительной бранью, говорили им, что берегут их для того, чтобы  те
согревали ночью их постели! Потом они связали их по ногам и рукам,  взвалили
на спины лошадей и ускакали, хохоча, распевая  победные  песни  и  восхваляя
своего гнусного бога Боленкара!  -  рассказывала  она,  дрожа  -  Я  пытался
остановить их, - сказал подошедший старик со сломанным посохом в руке. - Они
сломали мой посох одним ударом, повалили меня и бросили, не глянув даже, жив
я или мертв.
   - Им было на нас наплевать! - раздался еще один женский голос.
   Поглядев по сторонам, Кьюлаэра  увидел,  что  вокруг  них  собралось  уже
множество стариков.
   - Мы все пытались помешать им, отобрать своих дочерей или хотя бы внуков,
но они отбрасывали нас и говорили, что для малышей это такая честь  -  стать
рабами ваньяров! Девочки вырастут и станут их шлюхами - так они говорили,  -
а мальчики станут евнухами и будут их охранять!
   - Матери и дети так  кричали,  так  жутко  кричали!  -  дрожащим  голосом
заговорил какой-то старик. - А мы не могли помешать разбойникам, не могли!
   - А вот ты можешь! - Другой старец схватил Кьюлаэру за руки. - Ты молод и
силен, у тебя есть доспехи и меч! Ты можешь остановить их, юноша! Ты должен!
   - Не сомневайтесь, мы остановим их! - Китишейн натянула тетиву  на  своем
луке. - Мы найдем и убьем их всех! Только  гнуснейшие  твари  могли  затеять
такое бесчинство, глумиться над людьми, причинять такие страдания и находить
в этом удовольствие! Мы покажем им, какую боль они причинили! Посмотрим, как
они  будут  умирать,  как  им  понравится  самим  попасть  в  плен,  сколько
удовольствия они найдут в собственных страданиях!
   Она устремилась в сторону равнины. Луа, вытирая слезы, побежала за ней.
   - Не сомневайтесь, мы сделаем  это.  Мы  сделаем  даже  больше  этого,  -
пообещал Кьюлаэра старцам. Кровь снова забурлила в его жилах,  он  радовался
возможности действовать; он вернулся к жизни! - Мы вернем вам ваших  дочерей
и внуков, если они еще живы!
   - Они живы - ваньяры не убьют  их,  предварительно  не  поиздевавшись,  -
сказала одна из старух. - Но разыщи их  до  наступления  ночи,  юноша,  если
сумеешь!
   - Тогда сократите нам путь! Кто-нибудь видел, куда они поехали?
   - Вниз по равнине, туда, куда отправились твои подруги, - сказал  старик.
- Они, наверное, пойдут вдоль реки, поскольку она течет через холмы, а по ее
берегу ведет оленья тропа.
   - Спасибо вам, старцы! - Кьюлаэра  повернулся,  чтобы  идти.  -  Соберите
хворост и поддерживайте огонь,  чтобы  мы  видели,  куда  идти,  если  будем
возвращаться ночью!
   И он бросился догонять  Китишейн,  которая  шла  довольно  быстро.  Йокот
побежал рядом с ним.
   - Прости за то, что иду так быстро, Йокот, - сказал воин, - но  я  должен
нагнать Китишейн, пока она не ушла слишком далеко.
   - Думаю, что она уже ушла слишком далеко. - Гном и не думал задыхаться. -
О чем  она,  проклятье,  думает  -  помчалась  как  угорелая  за  шайкой  из
пятидесяти человек на телегах и с топорами!
   - Они, наверно, называют свои телеги колесницами, - задумчиво  проговорил
Кьюлаэра. - Как ты думаешь, твоя магия справится с их топорами, шаман?
   - Справится, не волнуйся! - отрезал Йокот. - Все дело в  том,  успеют  ли
они убить вас, пока я буду произносить заклинание.
   Кьюлаэра пощупал ножны Коротровира и усмехнулся:
   - Не бойся, не успеют.

***

   Когда они догнали Китишейн, Кьюлаэра спросил:
   - У тебя есть какой-нибудь замысел? Как будем действовать,  когда  найдем
ваньяров?
   - Убивать, рубить, колоть и калечить! - резко ответила  Китишейн.  -  Что
еще нам остается?
   Кьюлаэра взглянул  на  Йокота.  Гном  пожал  плечами,  и  Кьюлаэра  снова
повернулся к охваченной жаждой расплаты девушке:
   - Может быть, устроим что-нибудь вроде засады?
   - Почему бы тогда просто не дать им попробовать взять нас в плен?
   - Возможно, - ответил рассудительный Кьюлаэра, - но твоя ярость может  не
туда завести. Она заставит тебя бросить лук и приняться в раже колоть врагов
ножом.
   - Здорово! Я точно знаю, куда нужно колоть!
   - Смело сказано, - одобрил Кьюлаэра, - но, если ты окажешься так близко к
ваньярским топорам, они смогут тебя зарубить, а я буду сильно опечален, если
ты лишишься головы.
   Китишейн огрызнулась, но не слишком сердито:
   - Придумай тогда сам, как быть, если тебе так хочется.
   - Я подумаю.
   Кьюлаэра глянул на Йокота, гном ему понимающе кивнул.
   Четверо друзей добрались до вершины холма и оглядели  длинную,  петляющую
долину.
   - Там! - закричала Китишейн.
   - Спокойнее! - прошипел Йокот.
   - Ты что, боишься, что они услышат меня с такого расстояния?
   - Воздух чист, между нами всего миля,  -  проворчал  гном.  -  Их  больше
пятидесяти?
   Кьюлаэра, удивленный вопросом, оглянулся на Йокота и увидел, что  у  того
на лице маска. Он вспомнил, что гномы обычно  видят  не  дальше  чем  дюжина
ярдов, и начал считать.
   Ваньяры все еще распевали победную песню - и, несомненно, во всю  глотку,
потому что звук ее, хоть и слабый, доносился до наших друзей. Песня  звучала
злорадно, Кьюлаэра подозревал, что  речь  в  ней  идет  о  смертоубийстве  и
кровопролитии. Ваньяры выстроили свои колесницы двумя длинными рядами, между
которыми ковыляли пленные.
   Кьюлаэра кивнул:
   - Да. Пятьдесят четыре. По два на колесницу.
   - Нападем на них прямо сейчас? - спросила Китишейн. Ее глаза горели.
   - Конечно, если ты хочешь, чтобы всех нас убили, -  ответил  Йокот,  -  а
тобой и Луа позабавились в первую очередь.
   Китишейн резко подняла голову и, потрясенная, уставилась на него.
   Кьюлаэра нахмурился:
   - Я уверен, что смогу убить с десяток, Йокот.
   - Да. И я смогу свалить дюжину своей магией, а наши госпожи смогут  убить
еще дюжину из своих луков, может, даже две - все равно остается  еще  восемь
разбойников. Покончив с тобой, они  убьют  меня.  Нет  нужды  говорить,  что
Китишейн и Луа бегают медленнее  лошадей.  Если  мы  хотим  уничтожить  этих
убийц, нам придется применить не только силу, но и хитрость.
   - Не хочешь же ты сказать, что мы позволим им ехать дальше!  -  вскричала
Китишейн.
   - Только до наступления темноты, - сказал Йокот Луа вздрогнула.
   - Что они успеют за это время сделать с девушками?
   - Думаю, немного, - ответил ей Йокот.  -  Мерзко  говорить  об  этом,  но
мужчины кое-что делают по очереди, и я думаю,  что  ваньяры  прежде  захотят
поесть и выпить, а потом  начнут  забавляться  своими  новыми  игрушками,  а
поскольку они конники, они прежде всего распрягут и накормят своих  лошадей.
Даже если они полезут к женщинам до ужина, у нас будет время.
   - Время на что? - мрачно спросила Китишейн.
   - Я расскажу вам по дороге, иначе они ускачут так далеко, что мы  уже  не
сможем их догнать, - объяснил ей Йокот. - Они движутся вдоль реки, - показал
он, - а она огибает эти холмы. Если мы пойдем по этому хребту, то  наш  путь
будет более прямым и к закату мы их обгоним.
   Китишейн посмотрела, прикинула на глаз расстояние и кивнула:
   - Их лошади идут шагом. Мы должны их перегнать, верно.
   - Уже перегнали, - ухмыльнулся гном. - Давайте пойдем по этому хребту.
   - Не по самой вершине,  -  сказал  Кьюлаэра,  -  иначе  они  увидят  нас.
Пойдемте чуть ниже.
   Он нашел бегущую  по  склону  звериную  тропу,  скрытую  кустарником,  не
уходящую далеко от вершины. Они шли за ваньярами, потом начали их опережать.
Как и предполагал Йокот, к закату друзья уже изрядно перегнали  разбойников.
Они наблюдали за тем, ка