икакого понятия. И не стремилась иметь. Однако была полностью на стороне
Сем„на Никифоровича и Лоскуткова.  Хорошие начальники на дороге не валяются! Их
надо беречь!..
     Плещеев тем временем решил быть философом и  стоически принимать то,  чего
вс„  равно не  мог изменить.  Втро„м они прошли на  территорию (вчерашний мороз
отпустил,  и камни цоколя бмли седыми от инея). Поднялись по отлогому пандусу и
вошли в вестибюль, отгороженный от наружной среды сплошной стеклянной стеной.
     Некоторые  далеко  не  секретные  больницы  до  сих  пор  охраняют,  точно
стратегические ядерные объекты.  Прич„м, что характерно, людям нечестным это не
создавало и  не  созда„т ни  малейших проблем.  А  честным и  законопослушным -
великую уймищу.
     Направо  от  входа  просматривался  аптечный  лар„к,   налево  -  окошечко
справочной,  прямо -  проходная.  Там сидела в  отгороженной кабинке бдительная
бабуля-вахт„рша,  а  по другую сторону коридорчика,  устроившись в продавленном
кресле, читал газету молоденький милиционер из вневедомственной охраны.
     Трое эгидовцев направились туда безо всяких видимых колебаний,  не ускорив
и не замедлив шагов. Три занятых человека, привычно спешащие по важному делу...

     Бабка спохватилась и  высунулась из  кабинки,  когда они уже,  собственно,
миновали заветный рубеж:
     - Молодые люди! А пропуска?..
     Троица остановилась,  обернулась, Лоскутков расплылся в изумл„нной улыбке,
а  Кефирыч весело  расхохотался.  Так,  словно  он  был  директором этой  самой
больницы. Или главным врачом, которого, не признав, сдуру остановила вахт„рша.
     - Пропуска?..  -  повторил он,  как отличную шутку. Опешившая привратница,
видимо,  примерно  о  главвраче  с  директором и  подумала,  во  всяком  случае
озадачилась и умолкла.  Зато юный охранник встревоженно свернул газету, а потом
поднялся,  и  Плещеев вдруг увидел себя со  спутниками как бы  его глазами,  со
стороны.  Крепкий,  стройный мужчина в очках и со сложными чувствами на лице...
не  иначе -  интеллигентствующий бандитский главарь.  И  при  н„м двое верзил в
кожаных куртках,  оба производящие впечатление несокрушимой физической мощи.  И
оба  -  с  одинаковыми большими сумками в  руках.  При виде этих сумок мальчику
пришла в голову только одна мысль, и он, собравшись с духом, е„ высказал:
     - С оружием не положено...
     Сем„н  Никифорович  и  Саша  уже  стояли  по  обе  стороны  от  него.  Они
одновременно положили ему на  плечи ладони,  и  под их  мягким,  но  неодолимым
воздействием  он  опустился  обратно  в  то  самое  кресло,   из  которого  так
непредусмотрительно вылез.
     - Нам -  можно,  сынок,  -  веско и доверительно сообщил ему Фаульгабер. И
предоставил парню раздумывать на досуге, кому это "нам".
     На самом деле никакого оружия у них с собой не было,  но при ином раскладе
все  трое  могли  показать удостоверения.  Выданные ведомством,  где  таких,  с
позволения сказать,  стражей  порядка  ели  на  завтрак.  Однако  показывать не
пришлось.
     Они  уже поднимались по  лестнице к  лифту,  когда бабуля вс„ же  крикнула
вслед:
     - Хоть тапочки переоденьте!..
     - А то! - оглянулся Кефирыч. - Всенепременно, мамаша.
     - Ну  что?..-  удруч„нно вздохнул Лоскутков.-  Зел„ные повязки на лоб -  и
впер„д, заложников брать?..
     Трое  эгидовцев поднялись на  нужный этаж и  шагали по  длинному коридору.
Если бы больничную тишину за их спинами вдруг нарушили властные окрики и  топот
ботинок,  они быстро исчерпали бы  инцидент.  Да  ещ„ удостоили бы  подоспевших
омоновцев  самой  что  ни  есть  доподлинной  благодарности за  оперативность и
профессионализм.  Но никто "брать" их не спешил. Может быть, потому, что сквозь
стеклянную  стену  отлично  просматривался большой  джип,  доставивший  грозную
троицу,  и вид его наводил на невольные размышления. О том, кому он принадлежал
и сколько ещ„ там, внутри, такого же народа...
     Над лесочком пролетали
     Лебеди да уточки.
     Никому не рассказали,
     Что мы с милым туточки! *
     *астушка А. А. Шевченко.
     - фыркнул Кефирыч.
     Между тем  план  травматологического отделения и  поим„нный состав больных
(то  и  другое  -  вполне  предосудительным  образом  почерпнутое  из  закрытой
информационной сети) соответствовали истине один к одному. Добравшись до самого
конца коридора, Плещеев открыл белую дверь:
     - Здравствуйте, Максим Юрьевич. Ну, как здоровье ваше драгоценное?..
     Палата была предназначена для четверых, но обитаемыми выглядели только две
койки.  Один из  двоих постояльцев в  данное время отсутствовал.  Зато второй -
конкретно господин Коновалов -  при  виде столь неожиданных посетителей чуть не
свалился с  кровати.  Его  голову ещ„  охватывали бинты,  но  на  выразительные
средства лица  повязки  уже  не  влияли.  Плещеев увидел,  как  Максим  Юрьевич
мысленно заметался в поисках выхода,  как он про себя взвесил и последовательно
отверг драматические варианты с  прорывом к двери и выпрыгиванием на балкон.  И
как потом он вжался в деревянную спинку каз„нного ложа, непроизвольно натягивая
одеяло, словно оно могло от чего-нибудь его защитить...
     - Во да„т!..- откровенно заржал Кефирыч.- Думает, кончать пришли, а?..
     Я по лесу в шубе шла:
     До сих пор не верится -
     Повалил меня медведь,
     Думал, что медведица!..*
     * Частушка А. А. Шевченко.

     Шумно  водрузил  на  имевшийся  в  палате  стол  обе  неподъ„мные сумки  и
по-немецки  методично принялся  выгружать содержимое.  Хлеб,  тв„рдую  колбасу,
хорошую рыбу...  Конфеты "Мишка на  севере",  бананы,  хурму,  кремовый торт...
Шампанское, "Ркацители", коньяк...
     Я жевала мармелад,
     Пил мил„нок пиво -
     Всю-то ночку он в кусты
     Бегал торопливо!..*
     * Частушка А. А. Шевченко.
     Лоскутков  проворно  освобождал  кругом   стола   жизненное  пространство.
Господин  Коновалов  молча,  с  постепенно  округлявшимися  глазами  взирал  на
эгидов-ские приготовления. Плещеев извл„к из-за пазухи сотовый телефон:
     - Наташечка?..  Мы  здесь,  вероятно,  немного задержимся.  Там позади вас
лежит на сиденье такая пластмассовая коробочка...  Да,  беленькая,  откройте...
Нет, это просто чтобы вы не скучали...
     Примерно через  час,  когда участники застолья успели проникнуться истинно
мужской солидарностью и прийти к общему выводу,  что вс„ зло воистину от баб, а
Максим Юрьевич предал публичной анафеме свою  неверную половину,  которую,  как
выяснилось, он давно, "курвищу", выгнал, - из коридора в подп„ртую стулом дверь
заскреблись. Сперва робко, потом вс„ настойчивее.
     - Вам что?  -  строго осведомился Саша Лоскутков, чуть приоткрывая дверь и
на  всякий  случай загораживая собой  не  предусмотренный больничными порядками
натюрморт.
     - Что,  что! - возмутился стоявший в коридоре мужик с рукой в гипсе.- Лежу
я тут, вот что!..
     - Извините,  пожалуйста. - Саша впустил болящего и на всякий случай вернул
стул на место. - Проходите. Присоединяйтесь...
     - Да я  только с  обеда...  -  начал было тот,  но увидел гастрономическую
вакханалию на столе и сразу перестал возражать.
     Когда эгидовцы выходили через проходную наружу,  дежурный охранник пытался
заигрывать с  хорошенькой молодой медсестрой.  При  появлении троих он  заметно
сник и отвернулся, в упор не желая их замечать. Сергей Петрович про себя твердо
пообещал ему  увольнение без выходного пособия.  Потом покаянно подумал о  том,
что,  между прочим,  так и  остался в неведении о личности дамы,  из-за которой
вс„, собственно, произошло.
     Поздно вечером, когда Плещеев уже чистил зубы, собираясь спать, в квартире
зазвонил телефон. Людмила сняла трубку, потом заглянула к нему в ванную:
     - Сер„жа, тебя.
     Он  поспешно  выплюнул  пасту  и  босиком  выбрался  в  коридор,  на  ходу
прилаживая очки.
     - Слушаю!
     - Сергей Петрович?  -  раздался незнакомый и нерешительный голос.  Плещеев
живо представил себе лысеющего мужчину под  шестьдесят,  в  домашних тапочках и
спортивных штанах, сверяющего его имя-отчество по записной книжке.
     - Слушаю вас, - повторил Плещеев нетерпеливо.
     - Извините за беспокойство...  да и час уже поздний...  я не стал бы,  но,
видите ли,  в ч„м дело...  С вами говорит Новиков...  Владимир Дмитриевич... вы
меня, наверное... я Дашин отец.
     - Так,  -  только и выговорил Сергей. Очень нехорошее предчувствие окатило
его холодом с макушки до пят,  покрыв зябкими пупырышками кожу. Он опустился на
табуретку у  телефона и  оставил без внимания принес„нный женой махровый халат.
Людмила  сообразила,  что  поздний  разговор  оказался очень  нешуточным.  Тихо
положила халат и удалилась на цыпочках.
     - Видите  ли...-  продолжал Владимир Дмитриевич.-  Вы  с  Дашей...  только
поймите меня правильно...  на  днях виделись.  Она  говорила,  что  ей  нужно с
вами... поговорить.
     - Так, и что?
     - Дело в том... понимаете, она до сих пор не вернулась домой.
     Плещеев вздрогнул и вспомнил Дашино лицо,  когда они расставались. Дорожки
от  слез  по  щекам,  е„  взгляд,  устремл„нный вовнутрь,  к  источнику боли...
Перчатка, забытая на сиденье машины... Он сразу спросил:
     - Не хочу вас пугать, но... в милицию вы обращались?
     - Ещ„ в тот вечер, - вздохнул Владимир Дмитриевич.- Они там... да вы лучше
нас,  наверное, знаете... Нужно, чтобы трое суток...- Он снова вздохнул.- И ещ„
мы такого наслушались... в отношении морального облика... дескать, знают они...
вот мы и подумали, что вы, может быть... вы же где-то такое...
     - Владимир Дмитриевич,  я сделаю вс„,  что смогу, - заверил его Плещеев. -
Результатов, к сожалению, гарантировать, сами понимаете... Но вс„, что смогу.
     Дашин отец  поблагодарил,  сказал,  что  будет надеяться.  Положив трубку,
Плещеев несколько секунд сидел  неподвижно,  глядя в  стену перед собой.  Потом
вс„-таки надел халат (его начало так трясти,  что зубы буквально стучали, мешая
говорить) и  позвонил в "Эгиду".  Трубку взял Лоскутков,  а спустя полчаса были
приведены в действие все доступные "Эгиде" возможности.  Так что к утру,  когда
Плещеев прибыл на службу, картина приобрела некие очертания. Обнад„живающие или
нет  -  это  с  какой стороны посмотреть.  Даши по  крайней мере не  было среди
трупов,  обнаруженных со времени их свидания в  Питере и  окрест.  Не было е„ и
среди попавших в  больницы по "скорой".  Е„ не задерживала милиция,  не спасали
пожарные,  не  принимали (о  Господи!)  вытрезвители и  ночлежки...  Она просто
исчезла.

     В  ту же достопамятную ночь Скунс почти до утра просидел в  своей "Ниве" в
одном  плохо  освещ„нном и  до  крайности  захламл„нном дворе,  выглядевшем как
пейзажная иллюстрация кризиса в  государстве.  Раздолбанный асфальт,  захудалые
гаражи,  чахлые  тополя  и  помойка,  давшая  метастазы возле  каждой  стены...
Милосердный  снег  заметал  срамоту  пушистым  покровом,   наглядно  показывая,
насколько чище и лучше станет планета,  когда с не„ наконец убер„тся "разумная"
плесень.
     Двор тем  не  менее выходил на  проспект,  и  не  какой-нибудь,  а  Славы,
отделяясь  от   него   сквером   и   обширной  автостоянкой.   Посреди   сквера
просматривался нарядный  особнячок конца  прошлого века,  годившийся в  дедушки
всем  окрестным домам.  В  проклятую эпоху  застоя  здесь  был  детский клуб  с
кинотеатром,  комнатами для кружков и  спортзалом,  то  есть вообще чуть ли  не
филиал  Дворца  пионеров.  Экономические реформы одели  особнячок строительными
лесами  и  превратили  его  в  бильярдный  клуб  "Карамболь".   С  каминными  и
охотничьими гостиными,  баром и рестораном.  Любимое место культурного досуга и
филиал штаб-квартиры пулковских...
     Скунс  сидел в  занес„нной снегом машине,  поглядывал на  приборы и  ждал,
включая  время  от  времени  печку,   что  хорошенького  расскажут  ему  загодя
установленные  подслушивающие  устройства  на  окнах.  А  также  широкополосные
сканеры, от которых нет спасения владельцам сотовых телефонов.
     Если  базылевские  были  в  самом  деле  причастны  к  исчезновению Никиты
Новикова,  рано  или  поздно  что-то  обязательно должно было  всплыть.  Лучше,
конечно,  рано,  чем поздно. Но уж тут как получится. Скунс вообще настроен был
весьма философски. Он умел ждать.
     Часов до  двух  ничего интересного не  происходило.  Пулковские резались в
бильярд,  пили  пиво и  дружески потешались над  неудачными действиями игроков.
Пыжились  перед  присутствующими в  "шаровне" подругами и  по-мужски  обсуждали
отсутствующих.  Сравнительные достоинства этих последних Скунсу,  в общем, были
до  лампочки,   но  мозг,   привыкший  бесстрастно  обрабатывать  всю  наличную
информацию,  вскоре выдал сигнал.  Что-то в нынешних разговорах на традиционную
тему звучало не так. Присутствовала некая нота, значение которой Скунс не сразу
для себя сформулировал.  И, что интересно, присутствовала не всюду, а конкретно
в  той  комнате,  куда  около  двух  ночи  явился лично сам  Виталий Тимофеевич
Базылев.
     С  его  приездом жизнь немедленно пошла веселей.  Трое  пулковских бросили
недоигранную партию и  стали собираться куда-то.  Скунс сразу зав„л двигатель и
тихо-тихо выдвинулся из-за угла,  встав на точку,  с  которой в  мощный бинокль
хорошо бралась входная дверь бильярдного клуба.  Он  услышал в  наушниках,  как
одному из бандитов наказывали "передавать привет т„зке".  Когда троица возникла
на  освещ„нном крылечке,  на„мный убийца  зафиксировал в  памяти рожи  и  начал
сопоставлять.   Два   имени-фамилии-погоняла  не   вызвали   никаких   полезных
ассоциаций.  Третьим появился кудрявый,  похожий на девушку парень с внешностью
натурального  херувима.   Насколько  Скунсу   было   известно,   он   занимался
кикбоксингом и  славился как бесстрашный и  беспощадный боец.  И  кого-то,  "по
совокупности признаков",  не иначе, осенило дать ему очень подходящее прозвище:
Никита.  С  ударением на  конце.  В  честь  девицы-киллерши,  героини фильмов и
сериала.  Прич„м,  как  ни  удивительно,  Никита на  такую  "бабскую" погремуху
нисколько не обижался...
     Скунс удовлетвор„нно кивнул в  темноте.  Кажется,  наконец-то наклюнулось.
Дождавшись,  чтобы  пулковские влезли в  "Галлопер" и  выехали со  стоянки,  он
притворился совершенно обычным автомобилистом, выехавшим "побомбить", и покатил
следом.
     Он  уже  покидал двор,  когда безмолвный до  той  поры сканер ожил и  тихо
заморгал зел„неньким огоньком,  записывая отловленный разговор.  Скунс  включил
громкость и  услышал невнятное ворчание,  мало  напоминавшее человеческую речь.
Кто-то  беседовал по мобильному телефону,  используя скремблер.  Разговор,  без
сомнения,  мог представлять интерес, но крохотный портативный компьютер едва ли
справился бы с расшифровкой.  Поэтому Скунс офаничился тем, что велел ему сжать
информацию  как  можно  плотнее  и   отправить  е„   по   вполне  определ„нному
электронному  адресу.   Туда,   где  стояли  очень  мощные  машины  и  дежурили
понимающие,  над„жные  люди.  Через  несколько часов  они  пришлют  ему  полную
расшифровку.
     Естественно,  он включил компьютер на передачу не сразу,  а только отъехав
от  клуба  на  приличное расстояние,  чтобы  эфирная активность,  не  дай  Бог,
кого-нибудь  не  всполошила.  По  пустынным  питерским  улицам  волнами  гуляла
поз„мка. Впереди мелькали кормовые огни проворного джипа.
     Проклятие упрямого бригадира
     Когда Даша была маленькой,  она всегда летом жила с бабушкой и дедушкой на
токсовской даче.  Мама с папой приезжали только на выходные и в отпуск,  потому
что  оба  работали.  Дедушка  тоже  работал,  но  в  основном дома,  выезжая "в
присутствие" не чаще раза в неделю.  Это происходило по средам,  а мама с папой
обычно приезжали в  субботу.  "Другие в пятницу успевают",  -  замечала бабушка
укоризненно.  "Так ведь купить вс„, - оправдывалась мама. - На рынок... вы сами
заказывали...  Мы  же  всю неделю работаем".  На этом выяснение отношений,  как
правило,  прекращалось,  потому что бабушка любила и уважала невестку.  Но губы
пожилая женщина вс„-таки поджимала.  Другие,  мол, тоже работают, но к детям на
дачу тем не менее в пятницу приезжают...
     Как бы  то ни было,  вечером в  среду и  утром в  субботу Даша с  бабушкой
торжественно  отправлялись ВСТРЕЧАТЬ  Дедушку  -  на  угол  Большой  Оз„рной  и
асфальтового шоссе.  А маму с папой - случалось, за километр или даже за два от
дома,  до самого дорожного знака с  надписью "Токсово".  Потому что родители по
дороге заезжали во всякие магазины и на базар и вечно задерживались.
     Когда бабушка состарилась,  а  Даша  превратилась из  маленького реб„нка в
подростка,  она  повадилась встречать дедушку  и  родителей одна.  К  страшному
неудовольствию бабушки,  убежд„нной,  что  Дашу  непременно однажды  кто-нибудь
"схватит".   У  бабушки,   сколько  Даша  себя  помнила,  похищение  любимой  и
единственной внучки всегда было идеей фикс.  "И заставят тебя чужую т„тку мамой
называть!.."  -  пресекала она  первые  порывы к  самостоятельности пятилетнего
человека. С какой целью должны были "схватить" девочку-подростка, категорически
не   уточнялось.   Бабушка   ограничивалась   тонкими   нам„ками   на   толстые
обстоятельства,  давая внучке большой простор для раздумий: "И будешь ты уже не
человек,  а...  неизвестно что!"  Особенно пугала е„  мысль  о  воинской части,
расположенной неподал„ку.  "Одна такая отправилась в лес... Нашли е„ ПОТОМ... -
тут бабушка делала драматическую паузу,- ...и корзиночка рядом стоит!!!"
     Бабушка не  скупилась на  подобные ужасти из  самых лучших побуждений,  не
подозревая,  на  что  способны иные  дети из  одного лишь чувства протеста.  По
счастью,  Даша была вдумчивым и  спокойным реб„нком и всегда инстинктивно блюла
разумную осторожность.  В  том  числе и  позднее,  с  молодыми людьми,  которые
пытались за  нею  ухаживать.  Бабушка считала это  своей  неоспоримой заслугой.
Теперь бабушки давно не было на свете. Тоже по счастью, наверное...
     Узкая полоса суши между Финским заливом и озером Сестрорецкий Разлив почти
сплошь   застроена  молодящимися  гостиницами,   откровенно  старыми  дачами  и
нахально-новыми особняками.  Когда возводили данный конкретный дворец (стоявший
чуть  не  посреди пляжа  у  озера),  ещ„  не  успели войти  в  моду  проекты со
"средневековыми" башенками и зубцами,  и дом чем-то напоминал звездол„т из книг
шестидесятых  годов,   когда  Марс  и   Венера  казались  близкими  и   вот-вот
достижимыми.  Ребристый,  из  красного  кирпича,  с  высокими узкими  окнами  и
сложным,  фигурным куполом крыши...  В  доме был  лифт,  соединявший все четыре
этажа,  и  подвал,  где первоначальный владелец хотел разместить сауну.  Однако
строители,  нанятые бизнесменом,  делать сауну в  подвале не  пожелали.  Ни  за
пятьдесят тысяч долларов,  ни  за сто пятьдесят.  "От не„ не здоровье будет,  а
сплошной угарный газ,  -  доказывал хозяину бригадир.  -  Не  дай  Бог,  помр„т
кто-нибудь,  а  мы отвечай?.."  Бизнесмену надоело с  ним спорить,  и  он нанял
других строителей,  посговорчивее.  Через полгода,  не выдержав жутких головных
болей,  нападавших на  него  при  каждом  посещении сауны,  коммерсант вспомнил
предупреждение  упрямого  бригадира  и   велел  перенести  баню  в   отдельный,
специально заказанный сруб.  Тогда  с  цементных стен  сняли  гладкую  осиновую
обшивку,  оставив их голыми.  А  потом хозяин особняка разорился и  продал свою
загородную резиденцию совсем  другим людям.  Вот  тут-то  .пустующему подвалу и
нашли новое применение.
     ...Даша полностью потеряла сч„т времени.  Когда наконец в полу открыли люк
и  е„  спихнули  вниз  по  ступенькам,  сознание  витало  достаточно далеко  от
беспомощной плоти,  и она почти не почувствовала падения. Холодный каменный пол
принял и остановил е„ тело,  добавив несколько ничего уже не значивших ссадин и
синяков.