впервые,  и
мчаться в уличной обуви назад в комнату...
     Голос был женский,  вроде бы незнакомый. Но нет бы ошибиться номером - вс„
по тому же закону стервозности спрашивали Бориса Дмитриевича.
     - Я  -  Борис Дмитриевич,-  отозвался Благой не очень дружелюбно.  И через
мгновение понял, что зря.
     Звонила учительница сына, прич„м, видимо, непосредственно из учительской -
Благой отч„тливо слышал и другие громкие голоса.
     - Да-да,  очень приятно...-  пробормотал он,  с  омерзением чувствуя,  как
превращается из  известного на  весь  город  журналиста-разоблачителя в  самого
заурядного  обыват„лишку.  Того  самого,  который  "без  бумажки  ты  какашка".
Родителя непут„вого сына.  Которому полагалось беседовать со  школой не  просто
дружелюбно, а всячески подч„ркивая рабскую от не„ зависимость...
     - С  мамой я  уже разговаривала,  а  теперь и с папой поговорю...-  Благой
неслышно вздохнул. Начало ничего хорошего не предвещало. "Скажи, скажи ему вс„,
что думаешь!" - услышал он другой голос в трубке.- Извините, у нас тут шумно...
- вновь заговорила первая учительница.-  Я  бы  не стала звонить,  но мы сейчас
Диму видим в окно.  В классе его опять нет,  а около школы -  вот, прямо сейчас
видим, пожалуйста, слоняется. Что будем делать, дорогой папаша?
     Так хотелось послать их  всех подальше,  а  вместе с  ними и  собственного
сына,  который накануне весь  вечер  вроде бы  сидел при  включенной настольной
лампе и делал уроки. А может, только вид делал, а не уроки...
     - Да?  -  вс„-таки  удивился Благой.  И  решил не  выдавать своих сомнений
врагам: - Он вчера готовил уроки, я сам проверял...
     Ему хотелось крикнуть:  "Вс„!  Ни  минуты больше нет,  и  так уже опоздал,
важная деловая встреча!"  Ну  действительно,  тоже  называется,  педагоги.  Чем
любоваться на сына в  окно и кляузничать домой,  открыли бы форточку и рявкнули
на  троечника как следует...  А  вот ничего не  поделаешь -  приходилось тянуть
дурацкий разговор, с тоской думая о потерянных минутах.
     - Я  знаю,  вы  человек очень занятой,  мы ваши статьи даже в  учительской
обсуждаем,  и  я  так надеялась,  что ваш сын тоже...  но вот и  другие учителя
говорят:  с плохой компанией ходит...  Знаете, они там все чего-нибудь курят...
Просто чтобы вы понимали.
     Благой  наконец  увидел  шанс  закруглить  разговор  и  воспользовался им,
постаравшись соединить в  голосе отцовскую решимость и родительское заискивание
перед школой:
     - Очень  хорошо,  что  вы  позвонили,  спасибо  большое.  Я  разберусь,  я
обязательно с ним разберусь. Больше прогуливать Дима не будет, я вам обещаю.
     Трубка водворилась на место.  Борис Дмитриевич поспешно захлопнул за собой
дверь (пока,  тьфу-тьфу-тьфу,  ещ„ кто-нибудь не позвонил...) и торопливо нажал
кнопку вызова лифта. Время было уже, так сказать, в минусе...
     Фирма,  куда он спешил,  называлась женским именем -  "Инесса". Находилась
она в  конце Московского,  где-то  между самим проспектом и  Варшавской улицей.
Через  весь  город  тащиться.  Точнее,  под  городом,  в  метро,  потому что  у
редакционной машины аккурат нынче утром полетел диск сцепления,  а  собственные
"Жигули" Благого,  облезлые от жизни на улице, не прошли техосмотр, и он боялся
гаишников. И вообще, думать надо было, прежде чем высмеивать их на весь Питер в
той передаче,  так ведь если бы знать, где соломку стелить... Ставший привычным
путь от  дома до  метро,  полтора квартала,  он почти пробежал,  и  при этом не
переставая думал о  школе,  о  сыне и о том,  как нескладно последнее время вс„
происходит.  Пороть -  поздно,  а разговоры не помогают... Благой даже пробовал
советоваться со  знакомым детским  психологом.  Тот  углубился во  фрейдистские
дебри,  но никаких конкретных советов не дал.  Хотя Благой и  сам понимал,  что
полезного совета,  пожалуй, не дали бы ни Фрейд, ни Фромм, ни Песталлоцци. "Это
наш самый смелый теоретик",  - сказал уч„ный корреспонденту, показывая коллегу,
увлеч„нно рубящего под  собой  сук.  Ничего не  поделаешь,  нужно выкручиваться
самому...
     Уже несколько лет в  транспорте его узнавали.  С тех пор,  как после серии
громоподобных статей  в  "Петербургских ведомостях" его  позвали  в  постоянные
ведущие воскресной телевизионной передачи "Прошу к барьеру". Стоило ему войти в
вагон метро, в трамвай, троллейбус, как он ощущал на себе чей-нибудь любопытный
взгляд.  Особенно если  пассажиров было не  слишком много.  Иногда с  ним  даже
здоровались,  не скрывая улыбку -  полузастенчивую,  полусчастливую.  И  Благой
представлял, как вечером эти люди воодушевл„нно рассказывали домашним: "Сегодня
еду в метро, а рядом - сам Борис Благой стоит". САМ...
     В  этот неудачливый день случившееся узнавание прошло по худшему варианту.
Еще на эскалаторе к нему повернулся человек с узким, удивительно скучным лицом,
типичный зануда.
     - А ты, извиняюсь, Борис Благой, точно ведь? - осведомился зануда.
     И  хотя  Благой  постоянно  твердил  себе,  что  в  таких  случаях  нельзя
признаваться,  а  надо  вежливо  и  настойчиво твердить  что-нибудь  типа:  "Вы
ошиблись,  а  кто это вообще такой?",  в этот раз,  занятый своими мыслями,  он
согласно кивнул.  Зануда тут же  к  нему прилип,  точно банный лист к  заднице.
Вошел  следом в  вагон,  встал у  дверей и  принялся,  стараясь перекричать шум
движения,  рассказывать бесконечную,  как зубная боль,  историю про то, как его
"кинул" собственный брат.
     Благой  старался не  вслушиваться.  Но  Зануда постоянно спрашивал:  "Ведь
точно?",  и приходилось,  изображая профессиональное внимание,  поддакивать,  с
тоской мечтая о пересадке.
     - Так ты  вс„ скажешь там,  по  телевизору?  -  не отставал Зануда,  когда
Благой двинулся к двери.- Ведь точно?
     - Скажу,  скажу,  -  и  Благой выскочил на  платформу.  Нет,  вс„-таки  об
энергетических вампирах пишут не только сплошной бред...
     Его  ждали.  Молодой  охранник  в  камуфляже дисциплинированно вскочил  со
стула,  запихнул журнальчик с яркими обнаж„нными дивами под газеты, лежавшие на
подоконнике, и принялся внимательно вглядываться в журналистское удостоверение.
У него самого на груди висел "бэдж",  гласивший:  ВЯЧЕСЛАВ... Разобрать фамилию
Благой не  успел.  Вячеслав нажал  на  кнопку,  и  из  соседних дверей появился
охранник постарше,  этакий шкаф,  но зато в цивильном.  Имидж несколько портила
только застрявшая в зубах "беломорина".
     - К  шефу?  -  спросил он  и  тоже вежливо улыбнулся а  потом повел Бориса
Благого на  другой этаж.  Здание было отделано по  евростандарту:  ровные белые
стены,   нарядные  двери  из  алюминия  и  тонированного  стекла,   на  полу  -
светло-голубые  ковровые  дорожки.  И,  естественно,  всюду  чистота,  блеск  и
добротность. Благому случалось здесь бывать ещ„ во времена, когда эти помещения
занимала администрация Авторемонтного завода,  и цепкий глаз журналиста отметил
контраст между  дн„м  минувшим и  нынешним.  Денег на  ремонт "Инесса" явно  не
пожалела.
     Благой  вспомнил  многочисленные подобные заведения тоже  начинавшие очень
резво - и тоже, что характерно, с дорогостоящего ремонта. Кончалось вс„ пшиком.
Посмотрим, как будет здесь...
     В принципе,  интервью было самым обыкновенным,  каких Борис Благой за свою
журналистскую жизнь сделал сотни.  Хотя  имелся один небольшой пунктик.  Фирма,
насколько ему было известно,  делала определ„нный упор на  благотворительность;
Благой надеялся,  что сумеет ненавязчиво вытрясти из Шлыгина кое-какие деньги в
виде спонсорской помощи на свою воскресную передачу. Телевидение беднело, денег
не  хватало постоянно,  особенно на  новую технику.  И  как раз на днях главный
режисс„р умолял всех авторов и ведущих подсуетиться в смысле поисков спонсоров.
Вот тут и появилась у Благого светлая мысль об "Инессе",  о которой он услыхал,
что интересно, в Смольном. А как лучше всего подвести мосты к бизнесмену? Взять
интервью и дать доброжелательную публикацию...
     Мелких и  крупных начальников,  которые в  последние годы все сплошь стали
зваться генеральными директорами и президентами. Благой повидал немало. Чего уж
там!  Борис Дмитриевич и  сам  когда-то  побывал в  начальниках,  а  точнее,  в
инструкторах райкома комсомола.  Так  сказать,  постоял одной  ногой на  первой
ступеньке советской номенклатурной лестницы.  Одно время он об этом старался не
вспоминать,  а теперь, наоборот, вспоминал вс„ чаще со странной смесью иронии и
удовольствия.  Во вс„м есть плюсы -  Благой неплохо знал и старорежимных т„ртых
хозяйственников,  и бизнесменов новой волны. Среди них мог безошибочно отличить
тех,  кто  прош„л  добротную выучку  и  заработал свой  капитал,  так  сказать,
заслуженно,  а кто попросту пересел из бандитского джипа в импозантный кабинет,
но вести себя среди шикарной обстановки так и не научился....
     Шеф  "Инессы" Михаил  Шлыгин Благому понравился.  Помимо прочего,  он  был
потрясающе молод:  Борис Дмитриевич сразу подумал,  что  в  застойную эпоху его
собеседнику  едва  ли   довелось  бы  руководить  даже  захудалым  участком  на
производстве,  не говоря уж о фирме с многомиллионными капиталами.  А в очереди
обратились бы даже не "мужчина",  а "парень".  Как, однако, меняются времена!..
Шлыгин вышел навстречу гостю из-за стола, широко улыбаясь, в элегантном костюме
от  хорошего портного,  который он  к  тому же весьма умело носил.  От молодого
бизнесмена так и веяло доброжелательностью, доброй энергией и деловитостью - но
не нахрапистой и жлобоватой,  как часто бывает,  а какой-то интеллигентной.  Не
иначе,  с отличием закончил престижный экономический вуз, а то и западные курсы
менеджмента...
     Они сели за небольшой столик,  и тут же зазвонил телефон. Благой внутренне
помрачнел,  вспомнив,  как его самого "прихватили" в  самый ненужный момент,  и
приготовился к  бесконечным помехам в разговоре -  "Так на ч„м мы остановились,
напомните?..  Ах  да..."  Шлыгин,  извинившись,  действительно взял трубку,  но
вместо того, чтобы углубиться в деловые проблемы, коротко сказал кому-то:
     - Прости,  милый,  у  меня  журналист.-  Потом  нажал кнопочку и  попросил
секретаршу: - Я занят... да, чтобы не беспокоили.
     Открылась боковая дверь,  и  на ворсистый палас неслышно ступила ухоженная
молодая  красавица с  подносом  в  руках:  кофе,  печенье,  конфеты,  коньячные
рюмочки.  Она гостеприимно улыбнулась Благому,  а Шлыгину -  так, как улыбаются
только очень близкому человеку.
     - Моя супруга,-  представил е„  Шлыгин.-  Инесса Ильинична.  Жена,  друг и
первый советник... Вам коньяк или водку? - спросил Шлыгин.
     - С утра только кофе,- ответил Благой.
     Инесса одарила его  ещ„ одной тысячедолларовой (без преувеличения) улыбкой
и удалилась.  Она была действительно очень хороша. А на шлыгинском столе стояла
в рамочке фотография очаровательного бутуза.
     - Вы  очень  похожи  на  себя  на  экране,  -  проговорил Михаил Иванович,
подвигая Благому печенье.-  Слежу за  вашей передачей,  и  статьи тоже читал...
если я правильно понял по телефону, вы собираетесь сделать о нас именно статью,
а не передачу?
     - Интервью или очерк,  как получится.-  Благой уже выставил свой маленький
японский диктофон.- Не смущает? - спросил он как бы слегка извиняясь. - Я давно
так работаю. На карандаш сколько ни бери, какие-то оттенки, нюансы пропадают...
Так  вот,  чтобы  попусту не  тратить ваше  время...  нам  необходим материал о
положительном герое. Точнее, о положительном примере.
     - Спасибо за честь,-  легко пошутил Шлыгин и продолжил уже серь„знее:  - Я
готов. С чего начнем?
     - С  самого начала:  как дошли до  жизни такой,-  ответил Благой шуткой на
шутку.  -  Как вообще рождаются современные бизнесмены? Особенно такие, как вы?
Благотворительный  фонд  "Т„плый  дом"...  Детский  дом  для  сирот  из  бывших
республик...-  Он передвинул вынесенный микрофон, расположив его между Шлыгиным
и  собой.  -  Согласитесь,  такого  скорее следовало бы  ожидать от  человека с
обширным и горьким жизненным опытом...
     - А с чего вы взяли,  что у меня такого опыта нет?  - Михаил посерь„знел и
невесело усмехнулся углом  рта.  -  Думаете,  мне  вс„  это,-  он  обв„л  рукой
кабинет,-  Дед  Мороз  в  подарок прин„с?..  Я  ведь  сам  разные  университеты
прош„л...   Да-да,  можете  так  и  написать.  Жил  с  отцом-алкоголиком,  мать
дворничихой работала, был трудным подростком... Чуть в колонию не загремел...
     Шлыгин встал с  кресла и  заходил по  гасящему шаги  ковру.  Благой слушал
внимательно и с сочувствием.
     - Был в  нашей компании один отморозок,  дош„л до  убийства.  С  женщины в
подворотне золотишко снимал... Загребли чуть не всю пацанву во дворе, дело шить
начали...  Хорошо, правосудие тогда было не то, что теперь, - разобрались. Хотя
душу помотали и мне и мамаше -  на всю жизнь хватит. Вы, может, скажете, другие
больше страдали.  Правильно. Но мне как-то хватило... Понял, в общем, что такое
беда. Своя, чужая... Тонкокожий я, наверное...
     Он замолчал, отвернувшись к окошку. Было видно, что давние события в самом
деле нешуточно ранили его и рана ещ„ не зажила.
     - По-моему,  Солженицына однажды спросили,  кто на каторге больше страдал,
он  или  Достоевский,  -  подал  голос  Благой.-  Александр Исаевич,  помнится,
довольно резко  ответил  в  том  духе,  что  говорить следует не  о  количестве
страданий,  а  о  качестве их  воздействия на  душу.  По-моему,  это именно ваш
случай.
     Шлыгин глубоко вздохнул и отош„л от окна.
     - Вот  поэтому мы  отремонтировали дом  для детей,  чьи родители погибли в
Грозном,  приобрели мебель,  одежду...  Подыскали персонал, и если заметим, что
крадут кусок у сирот...
     - Все за счет фирмы?  - Благой покосился на красненький глазок диктофона и
попробовал вспомнить.  заправил ли он,  как собирался, свежую батарейку. Ещ„ не
хватало,  чтобы  на  ленте  вместо  осмысленной  речи  осталось  лишь  дурацкое
кваканье.
     - Сначала только за свой, теперь связались с европейскими фондами, они нам
кое в чем помогли. Присылают машины с одеждой, медикаментами, оборудованием...
     Неожиданно на столе опять включилась громкая связь.
     - Я же просил...- недовольно обернулся Шлыгин.
     - Михаил  Иванович,  извините,  это  из  Смольного...-  виновато  пояснила
секретарша.
     - Простите уж,-  Шлыгин развел руками.  -  Смольный -  дело  святое...-  И
подошел к аппарату: - Шлыгин слушает!
     - Мишка,  привет!  Как жизнь удалая? - сам того не желая, разобрал Благой.
Фамильярный тон звонящего сперва удивил его,  но профессиональная память тут же
сработала, и голос из Смольного показался ему удивительно знакомым.
     "Да  это  же  Гнедин!"  -  сообразил журналист.  Гнедин  был  заместителем
начальника юридического управления,  и  его  звонок тоже мог  немало сказать об
уровне фирмы. В захудалую контору просто так из Смольного не звонят. И "Мишкой"
е„ шефа не называют...
     - Здоров,  корешок...-  в  том  же  дружеском  тоне  отозвался бизнесмен.-
Одноклассник,-  ш„потом пояснил он Благому. - Да-да, я на проводе, тут просто у
меня человек из газеты,  статью пишет... Ты ещ„ не забыл тот базар про дельного
парня после Чечни? Вторую неделю место держу...
     - Так ведь я  поэтому и  звоню.  Наш„л одного,  уже к вам отправил,  скоро
прид„т. Погремуха - Крылов, Женя.
     - Зам„тано! - обрадовался Шлыгин.- Тачку водит? Ксива есть?
     - Вс„ есть,  только одна сложность:  сам он из Лодейного Поля,  а "кол„са"
ему после госпиталя глотать прописали,  каких там не видели.  Потому в  Питер и
просится, а хаты - сам понимаешь... Сделаешь?
     - Был  бы  парень конкретный...  а  так  без  проблем.  Квартиру подождать
прид„тся, а комнату купим.
     - Ну давай. Инке привет...
     Шлыгин положил трубку и скупо улыбнулся Благому:
     - Ну, что вам ещ„ рассказать?
     От  "Инессы" до  редакции Бориса Благого подбросил на  "Вольво" тот  самый
охранник-шкаф.  Когда они садились в машину,  к ним,  резко тормознув, подрулил
"Мерседес".  Благой не обратил бы на него внимания, если бы оттуда не выскочили
два телохранителя.  Один из них распахнул дверцу, и из недр автомобиля неуклюже
выбрался человек, чь„ лицо показалось Благому смутно знакомым. Борис Дмитриевич
попытался напрячься,  но так и не вспомнил.  На сей раз профессиональная память
срабатывать не спешила. Наверное, мешал текст, почти сложившийся в голове. Одно
было ясно -  интервью он у него не брал, иначе точно вспомнил бы. И вс„ равно -
где-то он уже видел это слегка одутловатое лицо в очках за толстыми стеклами...
И  оно опять-таки смутно будило некие малоприятные эмоции.  Когда он  последний
раз видел его, то думал о ч„м-то нехорошем. Факт.
     Борис Дмитриевич улыбнулся про  себя  и  по-мальчишески утешился тем,  что
нынче расстроенный и  даже встревоженный вид  был у  очкарика.  Он-то,  Благой,
возвращался в прекрасном настроении. Даже маленький эпизод, случившийся в конце
разговора со Шлыгиным, не испортил общего впечатления.
     Они уже прощались,  когда из-за дверей неожиданно послышался глухой топот,
а потом громкая грубая матерщина.
     - Ты забудешь,  в натуре, как на меня наезжать! -. кричал кто-то. - Порву,
с-сука драная!..
     - Опять!  -  Шлыгин досадливо покачал головой.- Служба безопасности у меня
очень уж... простосердечная. Вс„ Чечн„й бредят, не отойдут никак, бедолаги... -
Он  на  мгновение  выглянул  из  кабинета,  что-то  тихо  сказал,  и  матерщина
немедленно стихла.  -  Хорошо,  начальник  толковый,  справляется с  ребятами,-
вернувшись, пояснил Михаил. - Тоже, кстати, мой одноклассник. Сами понимаете, в
наше время и пропасть недолго, если за друзей не держаться...
     ...Материал для  "Ведомостей" складывался сам.  Шлыгин  помогал  одар„нным
детям,  спонсировал выставку юных художников,  которая поехала теперь по разным
странам,  поддержал конкурс старшеклассников-программистов,  а двум талантливым
мальчикам из неимущих семей только что купил по компьютеру...
     Ну, и само собой - едва Благой позволил себе намекнуть о финансовой помощи
в адрес своей передачи, как Шлыгин мгновенно вс„ понял.
     - Камеру?  - спросил он.- А у вас какая сейчас?.. Господи, ну что за срам,
такие передачи и на таком старье!.. Значит, так. Завтра я к вам пришлю человека
с машиной...

     Колокольчик из прошлого

     Еле  заметный  ветерок  шевельнул облачко  белого  пуха,  в  который  годы
превратили  некогда  роскошные  ч„рные   завитки.   Ощутив  дуновение,   Эсфирь
Самуиловна Файнберг задумалась было,  не  сходить  ли  в  комнату за  шерстяным
платком. Однако летний ветерок был таким упоительно т„плым, что пожилая женщина
решила рискнуть. Уж очень не хотелось покидать матерчатое кресло, в котором она
сидела на балконе и наслаждалась покоем.
     Просто сидела на балконе и наслаждалась покоем. Какое счастье!
     Софочка должна была вернуться из Израиля ещ„ через неделю,  а значит, т„те
Фире  предстояло целых семь дней (и  восемь ночей!  -  добавила она  про  себя)
роскошного одиночества в  отдельной квартире подруги.  Когда стало можно ездить
туда  и  сюда  и  Софочка на  старости лет  взялась путешествовать,  т„тя  Фира
сделалась охотным и  неизменным сторожем Софочкиной однокомнатной.  Той  самой,
куда она  последние тридцать лет  регулярно сбегала от  бесконечных скандалов в
своей коммуналке.  Милой такой маленькой квартирки возле парка Победы, в доме с
башенками и шишечками, что когда-то, по слухам, строился для реабилитированных.
С балконом во двор, на котором можно хоть целый день дремать в уютном шезлонге,
читать книжку или просто следить за жизнью, происходящей внизу...
     Годовалый котик Васька,  большой исследователь и свободолюбец, и тот в кои
веки раз  угомонился на  т„ти-Фириных коленях,  свернувшись лохматым серо-бурым
клубком.  А  поскольку свобода в  Васькином понимании,  как у  всех подростков,
означала право в любой момент ис