ршана, нежели просто по-человечески внять голосу физиологии, как давно
бы поступил Анри, да и любой из знакомых мне мужчин.
   И это даже хорошо, что сейчас вокруг  нас  темнота,  потому  что  она
убирает все лишнее, она  освобождает  и  одновременно  изолирует,  лишая
всего внешнего. В темноте каждый такой, какой он есть, и очень одинокий.
Но сейчас, именно это-то и было самым удивительным, я была не одинока, я
была  с  ним  вместе.  Подаренное  темнотой  уединение,   а   вовсе   не
одиночество,  принадлежало  нам  обоим.  Я  никогда   не   думала,   что
"одиночество вдвоем" не литературная метафора, а оно  возможно,  но  еще
меньше я подозревала, что оно столь изысканно простодушно.
   - То есть Пикассо наработал не только на себя,  -  уже  не  стесняясь
показаться наивной, объяснила я, - но еще и на тех, кто  сможет  сделать
что-то на эти как бы сэкономленные им деньги. Эти деньги с самого начала
принадлежали искусству, и Маршан, если он действительно решится на такой
жест, всего лишь честно вернет искусству то, что  принадлежит  искусству
по праву.
   - Потрясающе, Софи! Я чувствовал, что отталкиваться нужно  именно  от
интересов искусства, а не от Маршана с его стремлением увековечить себя!
   - Конечно, на искусстве Маршан заработал столько, что с  его  стороны
вполне уместно вернуть хотя бы крохи.
   - Вернуть, вернуть, именно вернуть...
   - Виктор. - В полной темноте  я  на  ощупь  погладила  его  по  лицу,
признаться, опасаясь попасть ему в глаз.
   - Ты удивительно умная, Софи.  -  Он  ловко  перехватил  мою  руку  и
поцеловал кончики пальцев. , - Кажется, кто-то  пожелал  мне  "спокойной
ночи".
   - Понятия не имею, кто это был.
   Виктор приподнялся на локте и зажег ночник. Я зажмурилась.
   - Выключи. Нет, сначала дай мне попить, а потом выключи.
   - В обмен на твое платье.
   - Шантажист. Снимай. - Я подняла руки над головой. - Только расстегни
на спине молнию.
   - Сейчас, миледи. - Он прижал меня к себе, и, как  бы  несмело  целуя
мою шею, ловко расстегнул молнию и крючки бюстгальтера под ней, и тут же
с проворностью фокусника освободил меня не только от  платья,  но  и  от
всего остального. - Замечательно. - Виктор придирчиво осмотрел  то,  что
получилось, как художник свою картину. - Очень красиво, когда на женщине
только украшения и ничего лишнего.
   - Ты дашь мне воды?
   На свет появилась опять полная бутылка. Он открыл ее и отдал мне.
   - У тебя там склад?
   - Источник. Знаешь, к этим серьгам тебе бы пошло и  такое  же  колье.
Жаль, что его нет.
   "Есть!" - чуть не вырвалось у меня, но я сделала еще  один  глоток  и
вернула бутылку, подумав, что такой бредовой  ночи  у  меня  не  было  в
жизни: болтаем не пойми о чем, оба голые, оба на  взводе,  а  "до  дела"
никак не доберемся!
   - Выключать свет? - спросил Виктор.
   - Ты любишь без света?
   - Нет, при свете я люблю тебя больше. - Он придвинулся совсем близко.
- Ты не рассуждаешь про лестницу Маршана и про искусство.
   - Теперь будешь рассуждать ты?
   - Софи, ты наговорила такого! Теперь у меня в голове  вертится  идея,
но я никак не могу поймать ее.
   - У меня который день вертится лестница  Маршана...  -  Зачем  я  это
сказала! Она с десятикратной энергией влезла во все мои мысли. - А я  же
ничего! - продекларировала я назло ей. -  Давай,  Виктор,  быстро  целуй
меня!
   - Хватит командовать!
   Тем не менее мы наконец-то  начали  целоваться;  бабочки  забились  в
животе, закружилась голова, я с удовольствием закрыла глаза, а когда  их
открыла, чтобы перевести  дыхание,  вокруг  опять  была  темнота  и  мое
привидение...
   - Зачем ты выключил свет?
   - Молчи! Темнота - это тайна.
   Губы Виктора были немножко шершавыми, но очень горячими и умелыми,  а
его руки!..
   Его  руки  одновременно  оказывались  повсюду,  сводя  с  ума  каждую
клеточку  моего  тела,  и  каким-то  образом  даже  заставляли  лестницу
разбираться по ступенькам и одновременно утончали окружающие ее колонны,
которые постепенно исчезли где-то в  сияющей  голубизне,  а  я,  утратив
ощущение  времени,  верха,  низа,  земного  притяжения,  жизни,  смерти,
собственного естества, забыв названия цветов и звуков, месяцев  и  дней,
вдруг, как на экране монитора, на фоне этой  сияющей  голубизны  увидела
мастерский, точно выверенный чертеж  знакомого  мне  до  боли  Маршанова
дома, где на месте парадного зала было три этажа и три стройных лестницы
с тонкими поблескивающими  никелем  перилами  и  прозрачными  ступенями,
соединяющими их! А через  стеклянные  плиты  лились  хрустальные  потоки
света!
   И я бесплотно скользнула в них  и  закричала  от  счастья  обретенной
свободы!..
 
Глава 13, в которой я зажгла ночник 
 
   - Виктор! Виктор! - Я  нашарила  у  изголовья  выключатель  и  зажгла
ночник. - Виктор, ты меня слышишь?
   Он тяжело поднял с моей груди взлохмаченную голову и, глядя  на  меня
совершенно безумными глазами, радостно произнес:
   - Вернуть, Софи, вернуть!
   Наверное, еще не пришел в себя, подумала я и как можно мягче, хотя от
нетерпения у меня зудели ладони, спросила:
   - Виктор, у тебя есть бумага и карандаш?
   Он непонимающе  посмотрел  мимо  и  сел  на  кровати,  обеими  руками
откидывая со лба спутанные волосы и почесывая в затылке.
   - Виктор, ты был великолепен! - Кажется, именно этой фразы он ждет от
меня, а я про нее забыла.
   - Софи, я пойду  немножко  поработаю,  -  сообщил  Виктор  неожиданно
будничным тоном, встал и как был в чем мать родила  направился  куда-то,
не отреагировав ни на мою просьбу, ни на комплимент.
   - Подожди, Виктор! - Я бросилась за  ним,  неуклюже  заворачиваясь  в
простыню. - Мне срочно нужны бумага и карандаш, пока я ничего не забыла!
Куда ты идешь?
   - В кабинет. Спи! Чего тебе надо?
   - Бумагу и карандаш! И не разговаривай со мной таким тоном!
   Он поморщился, снова поправил волосы пятерней, взял меня  за  руку  и
сказал:
   - Пойдем, только молчи, Софи. Ты меня сбиваешь!
   - А ты меня нет? Дома я давно бы уже сидела за компьютером! А тут все
придется  рисовать  самой!  У  тебя  же  наверняка  нет  проектировочной
программы!
   - Да помолчи ты! Сколько можно  просить?  -  Виктор  открыл  какую-то
дверь, как обычно не до конца, протиснулся в нее и щелкнул выключателем.
   - Ну и бардак для такого чистюли!
   - Заткнись! - Он сел за стол  и  включил  компьютер.  -  Вон  бумага,
карандаши сама найдешь  где-нибудь.  И  ради  всего  святого,  -  Виктор
обернулся и прижал руки к груди, - не мешай!
   Я примостилась в кресле с пачкой бумаги на коленях и от нетерпения  и
страха забыть увиденное сразу сломала карандаш. Ничего! Я прихватила еще
полдюжины и все найденные среди  завалов  Виктора  фломастеры  и  ручки.
Конечно, на компьютере все было бы значительно быстрее и удобнее...
   Рука сама собой привычно скользила по бумаге, криво,  косо,  неважно!
Главное, не упустить ничего,  а  потом  программа  сама  рассчитает  все
расстояния, углы и разновеликие длины.
   Как же раньше мне не приходило в голову уменьшить высоту зала,  отдав
часть пространства третьему жилому этажу! Пусть окна спален тоже смотрят
на клумбу и на дорожки подъезда, а для поражения  воображения  гостей  и
собственно выставки домашней коллекции вполне  достаточно  двух  этажей,
один из которых будет образовывать  эдакую  внутреннюю  террасу,  а  три
прозрачные изящные лесенки и соединят ее с этажом первым.
   Но откуда же тогда литься  дневному  свету,  если  над  залом  теперь
спальни? Как это откуда?
   Из окон!  Но  тогда  нужно  менять  фасад,  а  Маршан  не  хотел  его
трогать... А у меня есть глухие и, главное, пустые торцевые  стены!  Что
мешает мне сделать их частично стеклянными?..
   - Ты всегда так? - неожиданно спросил Виктор, я  даже  вздрогнула  от
его голоса.
   - Ты о чем? - И едва удержалась от  смеха:  за  столом  у  компьютера
сидел голый человек и закладывал бумагу в принтер!
   - Ты о чем-то думаешь и думаешь, а потом вдруг во время секса  -  как
вспышка: хоп! И готовенькое решение в твоей голове!
   - Не всегда, но достаточно часто, если проблема серьезная и секс, - я
подправила форму окна на торце здания, - скажем так, удачный.
   - Надо же, а я считал, что это только я такой ненормальный. - Принтер
ожил и принялся старательно втягивать лист бумаги.
   - А я была уверена, что только я! - Я как будто посмотрела на себя со
стороны: я ведь наверняка выгляжу не  менее  курьезно,  чем  он  сейчас,
когда голышом выскакиваю  из  постели  и  бросаюсь  к  компьютеру.  -  Я
спрашивала у своих однокурсниц, с ними не бывает такого.
   - Ну и как к этому относится твой так называемый жених?
   - А твои так называемые знакомые замужние дамы?
   - Слушай, Софи, а мне нравится, что ты ревнуешь!
   - Я не ревную, мне действительно интересно,  как  к  этому  относятся
твои женщины?  У  меня,  например,  из-за  этого  до  Анри  всегда  были
проблемы.
   - Я уже догадался, что его зовут именно Анри,  постарайся  больше  не
напоминать, в отличие от тебя я вправду ревную.
   - В отличие от тебя Анри никогда  не  огрызается  и  по  первой  моей
просьбе делает сок из апельсинов.
   - Софи, а что, если я начну сравнивать тебя с другими женщинами?
   - Сколько угодно! Все равно все будет  в  мою  пользу!  Хочешь  знать
почему? Потому что я такая же, как и ты! И мне, как и тебе, вот это, - я
потрясла набросками, - дороже всего остального, и мне плевать,  что  там
подумает мой партнер, когда я после интима займусь творчеством!
   - Ты чего так завелась? Я разве не понимаю, что гениальные идеи нужно
срочно  закреплять  на  бумаге?!  Это  же  хорошо,   что   нас   осенило
одновременно! Хочешь выпить за это?
   - Хочу. Соку!
   - Дался тебе этот сок! Пойдем, - Виктор встал и потянул меня за руку,
- там полно вина.
   Я отвела глаза  и  невольно  поправила  на  себе  шелковую  эстетскую
простыню,  меня  все-таки  смущала  его  абсолютная  нагота  и  особенно
мгновенно возникшее от прикосновения  ко  мне  состояние  полной  боевой
готовности.
   - Ну что еще, Софи? Пошли скорее!
   - А здесь... Здесь нельзя? - Я погладила его по мускулистому бедру.
   - Не придумывай, Софи! Это кабинет!
   - В кабинете нельзя, в гостиной нельзя...
   - Да идем же! - Виктор бесцеремонно выдернул меня из кресла, листы  с
эскизами скользнули на пол, я едва успела удержать на плечах простыню. -
Нельзя, для этого есть спальня!
   - Зануда!
   Мы уже опрометью выскочили в коридор, хлопнув дверью кабинета, однако
Виктор нашел нужным  задержаться,  чтобы  проверить,  закрылась  ли  она
надлежащим образом, и опять поторопил меня с такой горячностью, как если
бы мы опаздывали на самолет, причем виновата была я.
   Чуть ли не бегом мы ворвались в спальню, и  по  логике  вещей  должны
были бы тут же оказаться в постели. Ничего подобного! Виктор бесстрастно
попросил меня вернуть  простыню  на  кровать,  а  сам  извлек  откуда-то
причудливые фужеры,  бутылку  вина,  штопор  и,  словно  забыв  о  своей
повышенной готовности,  не  спеша  выдернул  пробку,  плеснул  несколько
капель в один из фужеров, с видом дегустатора снял пробу и только  затем
принялся аккуратно наполнять их вином, В голубоватом свете  ночника  оно
казалось густым и лиловым.
   - Урожай восемьдесят третьего года. - Он протянул мне фужер. -  Очень
рекомендую.
   - Я больше люблю белое, - с вызовом сказала я. Я давно уже привела  в
порядок постель и  забралась  под  одеяло.  Бабочки  обиженно  роняли  с
крылышек отяжелевшую пыльцу. - И сухое!
   - Это достаточно сухое!
   - А по виду - ликер или кагор!
   - Ты хоть когда-нибудь можешь не спорить?
   Держи!
   Вино действительно оказалось сухим и немного терпким. Поверх бокала я
видела,  как  Виктор,  пригубив  свой  фужер,  вертит  его  в  руках   и
внимательно смотрит на меня,  определенно  ожидая  восторгов  по  поводу
напитка.
   Я выпила все до капельки и попросила:
   - Налей еще!
   - Понравилось?
   - Пить очень хочется.
   На самом же деле я вполне утолила жажду, а налить попросила скорее из
любопытства: мне было  очень  интересно,  как  долго  Виктор  еще  будет
оставаться  в  готовности,  не  предпринимая  никаких  естественных  для
мужской готовности действий?
   - Как скажете, миледи.
   Он улыбнулся и выполнил мою просьбу. Готовность не изменилась  ни  на
йоту! Я выпила и потребовала еще.
   - Если ты собралась меня изводить, учти, у меня большая коллекция.
   - Ты же говорил, что не держишь спиртного  дома!  -  После  приличной
порции вина мои бабочки заметно активизировались.
   - Это не спиртное, это коллекция!
   - Значит, днем - коллекция, а спиртное - ночью? Ты сноб!
   - А ты! Ты! Ты... - Он не договорил, а вихрем налетел  на  меня.  Или
этот вихрь завертелся во мне от его губ, рук, дыхания, спутанных  волос,
от горячей тяжести мужского тела?.. - Ты спорщица! - Виктор  на  секунду
оторвался от моих  губ,  зачем-то  языком  облизнул  свои.  -  Ты  самая
ужасная, неисправимая спорщица!
   И опять все закружилось, запульсировало, заликовало и засверкало!
   Он был во мне, я была в нем, как эти самые изогнутые рыбками "инь"  и
"янь" на картинке в энциклопедии... А что, если окна в доме Маршана тоже
будут в виде этого эротического  древнего  символа?  Нет,  нет,  никаких
кривых линий,  только  симметрия  и  ощущение  простора,  именно  такого
простора и свободно полета, как сейчас... А "инь" и "янь" переплетутся в
рисунке наборного пола, чтобы ничто не отвлекало от  картин!  Белое  или
размыто-серебряно-голубое...
   Или ампирная интимность теплой матовой терракоты?..
   - Софи, скажи... Скажи, как ты хочешь?  -  Виктор  вдруг  застыл,  не
разжимая объятий. Самое сокровенное, что ты хочешь...
   - Я хочу уснуть... Вот так, внутри друг друга...
   Меня обволакивал дивный  покой  неспешного  наслаждения,  темно-синие
бархатно-чувственные тона.
 
Глава 14, в которой странные звуки 
 
   Странные повизгивающие звуки и шепот Виктора:
   - Софи! Проснись, пожалуйста! Мне нужно вставать!
   Я нехотя открыла глаза. Ночник по-прежнему слабо освещал  тонувшие  в
темноте предметы, а мы с Виктором крепко обнимали друг  друга,  как  эти
самые  символические  "инь"  и  "янь",  причем  я   вполне   определенно
чувствовала  внутри  себя  всю  ту  же  готовность  Виктора  к  любовным
подвигам. А где-то за дверью поскуливал и скребся  щенок.  Я  зевнула  и
потянулась, высвобождая из-под Виктора руки  -  странно,  они  почти  не
затекли от не особенно удобной для сна позы.
   - Зачем ты меня разбудил? Ночь еще, давай спать.
   - Нужно сводить на прогулку Шено. И потом, давно утро.
   - Так темно же.
   - Здесь глухие занавеси, на самом деле уже десять.
   Он вытащил из-под подушки часы, они показывали начало  одиннадцатого.
Я совершенно не могла припомнить, когда он их положил туда,  ведь  я  же
перестилала постель.
   - Ты чудо! - с неожиданным восторгом сказал Виктор, воодушевляя  моих
бабочек. - Я сам всегда мечтал уснуть вот так, как ты говоришь,  "внутри
друг друга". Но всегда все женщины хотели апогея,  -  неуместно  добавил
он.
   - Все мужчины тоже, - не более уместно вырвалось у меня.
   - Да дураки они! Нам с тобой они не указ!
   Мы нашли друг друга!
   Он жизнерадостно поцеловал мой лоб, скользнул губами к вискам, руками
притягивая к себе мою голову, и необходимость апогея обрушилась  на  нас
майской грозой. И все произошло  захватывающе  и  феерически  мгновенно,
незатейливо, но до того удачно, что я расплакалась от забившихся во всех
атомах моего существа счастливых мотыльков...
   - Софи, но сейчас-то что не так? - переполошился Виктор.
   - Все хорошо, - всхлипнула я. - Иди гуляй с собакой.
   - Ты всегда ревешь, если не родится идея?
   - Нет, в первый раз... Мне нужен платок. Где моя сумочка?
   - Сейчас. - Виктор поднялся, подошел к окну и распахнул шторы. Ночник
сразу потускнел, на улице светило солнце. - А погодка-то! - Он распахнул
шкаф и извлек оттуда вельветовые брюки и какую-то рубаху.  -  Только  не
реви, как динозавр, терпеть не могу.
   - А я терпеть не могу, когда меня будят. - Я обвела взглядом спальню.
- Какой же ты пижон! Аквариум во всю стену! Ореховая мебель!
   Дашь ты мне носовой платок?
   - Держи. - Виктор швырнул в меня огромное махровое полотенце.  -  Где
ванная, знаешь.
   И не особенно залеживайся там, я вернусь скоро. И кофе свари к  моему
приходу.
   Я  хотела  сделать  ему  замечание  по  поводу   безобразного   тона,
неподобающего после ночи любви, но Виктор, беспечно бросив:
   - Пока, любимая! - послал воздушный поцелуй и скрылся в  коридоре.  Я
услышала, как он сказал Шено:
   - Потерпи, потерпи, бедолага. Скорее бы объявился твой хозяин.
   - Виктор! Купи сигареты! - крикнула я.
   - Даже слово забудь! - отозвался он. - Иначе разлюблю!
   Хлопнула входная дверь.
   До чего же наглый, самоуверенный, самовлюбленный тип! -  подумала  я.
Впрочем, следовало бы признаться, что курить мне не  хотелось  вовсе,  и
это было странно, как и то, что во всем моем  организме,  даже  во  рту,
после  вчерашнего  неумеренного  питья  и  обжорства  была  удивительная
легкость и свежесть!
   Может, и правда не обижаться на его ежеминутную  смену  настроения  и
сварить ему кофе?
   Он ведь в сущности славный парень. Ну, не без  причуд,  зато  добрый,
щедрый... Я полюбовалась на кольцо, потрогала серьги  и  наклонилась  за
своей валяющейся на полу одеждой.
   Выходное платье было безнадежно испорчено жуткими зацепками и  просто
дырами от когтей Шено. Колготки хранили те же щенячьи следы  и  годились
разве на то, чтобы отнести их к ближайшему мусорному ведру.
   Ладно, я отправилась в ванную,  платье  прикроет  плащ,  и  с  голыми
ногами я  не  замерзну  в  машине,  должен  же  Виктор  по-джентльменски
доставить меня домой, грустно утешала я себя, чувствуя, как стремительно
события прошедших суток поворачиваются ко мне оборотной стороной  и  эта
оборотная сторона оказывается неприглядной и отвратительной.
   Я встала под душ, из суеверного страха не сняв серьги и кольцо. Что с
ними будет? Они же золотые. А я? Я-то совсем  не  золотая...  На  что  я
рассчитывала, когда позволила  себе  увлечься  Виктором?  Разведать  про
"замужнюю даму", которая продала ему вещи моей семьи?  Наивно  и  глупо,
особенно если учесть, что я всю ночь  отдавалась  ему.  Ну  и  с  какими
глазами я теперь сообщу полиции, что сервиз находится у Виктора? Но ведь
я обязана это сделать! Это моя фамильная реликвия!
   Вот уж позлорадствуют его коллеги, когда выяснится, что Виктор  купил
краденый сервиз! Они видели меня и то, как он  относится  ко  мне.  А  я
вдруг выведу его на чистую воду!
   Может, и остальные "экспонаты" его "коллекции" краденые...
   Да какое мне дело  до  мнения  его  коллег,  в  конце-то  концов!  Ну
переспали, ну с кем не бывает! Это же еще ничего не значит! У меня  есть
Анри! Нет у меня никакого Анри,  я  его  так  обидела...  А  вдруг  Анри
простил меня, передумал и вернется? Или позвонит хотя бы, чтобы выяснить
мое настроение...
   - Ты тут не утонула, утка? -  в  ванную  лукаво  заглянул  Виктор.  -
Вылезай, я сварил кофе!
   У-у-у, какая ты красивая,  когда  мокрая!  -  В  старой  рубахе  и  в
бесформенных брюках он походил на  возмужавшего,  но  не  повзрослевшего
Гавроша.
   - Ты уже вернулся?
   - Сто лет назад! И Шено покормил, и подредактировал свой ночной опус.
Хочешь, я принесу кофе сюда и мы будем пить его, сидя в ванне?
   - Не придумывай, я уже помылась. Ты отвезешь меня домой?
   - Ни в коем случае! -  Виктор  скинул  обувь  и,  ухватившись  обеими
руками за мою талию, прямо в одежде полез ко мне под душ. - Что  ты  там
забыла? - И поцеловал мою грудь. - Восхитительно!
   - Ты ненормальный! Отстань!
   - А ты нормальная? Ты такая же, как и я4 Мы вместе! - Он плюхнулся  в
ванну, увлекая меня за собой. - Нам никто больше не нужен!
   - Надо было обязательно лезть сюда  в  одежде?  -  спросила  я