ягкими чертами южанина и таким живым голосом, победившим эту темноту. Свечи согласно пощелкивали, напоминая, что теперь заботу об освещении они взяли на себя, а мы можем больше не тратить силы на поединок с мраком и заняться чем-нибудь другим.
     - Поль...
     - Что?
     Он улыбнулся, и я с интересом проследила за движением его губ: они открылись, закрылись, стали улыбкой. Я не удержалась и потрогала их рукой, и он тут же поцеловал мои пальцы.
     - Что? - повторил он, и его губы прижались к моей ладони, ощутившей теплое дыхание Поля.
     Но это было совсем не то, что чувствовала я, когда в темноте губами прикасалась к его губам. Я обняла его, с интересом обнаружив, что мне очень приятно касаться его волос, и было так странно трогать его и одновременно видеть свои руки, а внутри груди чувствовать радость рук от этих прикосновений. Я хотела поделиться с Полем своим открытием, но расстояние между нашими лицами вдруг исчезло, и мои губы встретились с его губами, и ни света, ни темноты вокруг нас не стало, потому что снова я ощутила то самое потрясающее сияние нашего общего сердца, сразу же обрадованно заструившееся откуда-то изнутри. И мне захотелось прорваться туда, откуда шло это сияние.
     - Клео, пожалуйста, - простонал Поль, отстраняя меня. - Давай поговорим. - Он буквально скинул меня со своих колен и, встав в полный рост, метнулся к воде, яростно умылся и с шумом отпил из чаши. - Прости, - виновато сказал он. - Мне кажется, что мы заходим слишком далеко. Я не хочу, чтобы ты жалела об этом потом... когда мы выберемся отсюда... Я не имею права пользоваться твоей беспомощностью. Даже, если у тебя уже был мужчина... Я не могу, не хочу... Я живой человек, я...
     Проклятые ноги! Мне хотелось вскочить, обнять Поля. Я не могла видеть его муку. Сейчас во всем мире не существовало человека, который был бы мне более дорогим и родным! Чего он боится? При чем здесь какие-то другие мужчины? Что мне до них, если есть Поль? Самый лучший, самый смелый, самый мой!
     - Клео, родная, милая, ну не плачь! - Он уже стоял передо мной на коленях и гладил по плечам. - Я не хотел тебя обидеть. Ну ведь правда, я же не знаю, может быть, у тебя есть кто-то. Так вышло, что сейчас оказался рядом я, а не он...
     - А если бы здесь была другая девушка, что ты тогда сделал бы?
     - Но ведь это ты. - Он растерянно смотрел мне в глаза.
     - А это ты. - Я взяла в руки его лицо. - Кроме тебя у меня никогда никого не было и не будет! Не будет! Понимаешь, не будет! Никогда не будет!
     Он снял мои руки и крепко сжал их.
     - Клео, мы выберемся отсюда! У тебя все еще будет! Обязательно, верь мне!
     Он решил, что я сказала это, потому что потеряла надежду выбраться! Но ведь я говорила совсем о другом!
     - Ты меня не так понял. Я просто не хочу никого, кроме тебя. И мы обязательно выберемся. Скоро здесь будут люди. Который час?
     - Около трех. Нет, этого не может быть. - Он постучал по своим часам. - Около трех было, когда мы... - Он в ужасе посмотрел на меня.
     - Часы сломались. Всего-то. Ведь время не могло остановиться. Наступит утро, и нас кто-нибудь найдет. А потом мы будем вспоминать, как познакомились под землей, и никто не захочет нам верить. - Я старалась ободрить его, но и себя не меньше. - Расскажи мне какую-нибудь историю, и вообще, я же ничего не знаю про тебя. Ты действительно учишься в Оксфорде?
     - Да. - Он вздохнул. - Остался год магистратуры.
     - А чем ты занимаешься?
     - Иностранными языками.
     - Ну я тоже знаю английский, разве это профессия?
     - Я владею пятью европейскими языками, как родным итальянским, и еще латынью. Могу даже переводить стихи с одного на другой.
     - Стихи? Моя мама писала стихи. Так ты итальянец?
     - Да, из Вероны.
     - Почему же ты решил учиться в Англии, а не дома? Разве в Италии нет университетов?
     - Так решил мой отец. А я хотел стать профессиональным спортсменом, пловцом... Но он считал это "забавой в хлорированной водичке". - Поль замолчал.
     - А кто твой отец? Почему он не хотел, чтобы ты стал спортсменом?

Глава 42,
в которой злился отец

     Как же злился отец, что его единственный сын тратит время на "забаву в хлорированной водичке", вместо того чтобы учиться! Но учеба давалась Паоло играючи, а вот плавание... Коренастый Паоло был едва по плечо своим сверстникам, длинноногим и длинноруким высоченным парням, но в юношескую сборную страны пригласили именно его, обладателя самых выносливых легких.
     - Меня берут в сборную! - Паоло надеялся порадовать отца, но сеньор Винченцо разъярился.
     - Я не жалею денег на твое образование, твоя голова не болванка для резиновой шапочки! Я не допущу, чтобы мой сын плавал в хлорированной водичке на потеху толпе и на него делали бы ставки, как на жеребца! Я еще понял бы карьеру военного, как-никак благородное занятие в традициях рода!
     - Какого еще рода?! - неожиданно заспорил с отцом покрасневший Паоло.
     - Древнего, княжеского! У нас в гербе корона герцогов да Гарда и да Вилла-Нуова!
     - Ты со своей короной холодильниками торгуешь! Кому нужен титул, если ни гроша за душой! - Лицо Паоло пылало, но он уже не мог сдерживаться, впервые выказывая неповиновение отцу. - Герцог! Ах-ах! Где же твое войско, где земли, дворцы?
     - Щенок! Разве дело в дворцах и в войске? Главное в том, что не угас наш род! Над твоими мозгами трудились десятки поколений, они принадлежат не одному тебе, зарывать свой талант - преступление!
     Паоло попытался перевести разговор в более абстрактную плоскость и заговорил о важности спорта вообще, но отец даже не слушал его, а, яростно жестикулируя перед лицом Паоло, орал:
     - Потом что, в охранники или сразу в гангстеры пойдешь, спортсмен? Кровь разбойничья взыграла? Да я тебя своими руками задушу, пловец! Бездельник!
     Он действительно схватил сына за горло, и, если бы мать Паоло не вбежала вовремя и не разняла железную хватку мужа, трудно предположить, чем бы закончилось родительское воспитание.
     Как же ответить Клео? - растерялся Паоло. Сказать, что мой отец - последний из рода да Гарда и да Вилла-Нуова? Смешно, разорившийся торговец бытовой техникой - герцог. А я сам? Безработный недоучка или благородный сеньор? Я даже однокурсникам никогда не рассказывал о своем происхождении, хотя они неизменно потешались над двойной фамилией, а я всегда старался отшутиться: дескать, ошибка чиновника, выписавшего документы о рождении, перестарался клерк и вывел имена обоих родителей. И уж тем более признаться Клео, настоящей маркизе с замком... Но если все-таки сказать ей? Нет, не прямо, прямо очень неудобно...

Глава 43,
в которой я повторила вопрос

     - Так кто же твой папа? - повторила я, потому что Поль молчал. - Он умер? Извини.
     - Нет, отец жив.
     Поль отодвинулся еще дальше и погрузился в свои мысли, а мне очень хотелось снова почувствовать его губы, но не просить же Поля поцеловать меня?
     - Поль, тебе не холодно? Прикрыть тебя покрывалом?
     Он не отреагировал на мое предложение, а, словно возвращаясь откуда-то издалека, произнес:
     - Знаешь, лучше я расскажу тебе одну историю. Ладно? Время пролетит быстрее.
     - Конечно!
     - В давние времена в Италии было так: что ни город, то королевство, а что ни королевство, то и король. Или уж, по меньшей мере, герцогство с герцогом. Стоял замок на озере Гарда, и правил им герцог, соответственно, мессер да Гарда. Высоки были его палаты, а казна - неисчерпаема, как море. Но чудеснее всего - яблоневые сады. Весною - в цветах душистых, осенью - в плодах наливных. Однако дороже сада для герцога - единственная дочь, прекрасная герцогиня, настоящая Фанта-Гиро...
     Мне нравилось, как рассказывал Поль, я и не думала, что кто-то, кроме моего папы, умеет рассказывать сказки.
     - Фанта-Гиро? - не поняла я. - Что это? Имя?
     - Фанта-Гиро - это значит идеальная красавица. Как ты.
     Я хотела возразить, но туг свечка защелкала, зашипела, и мы вновь оказались в темноте.
     - Подожди, - сказал Поль, - я зажгу новую, там еще много.
     - Не надо, просто сядь ко мне поближе и рассказывай дальше. Сказкам идет темнота.
     И опять в полной пустоте существовал только его голос и тепло его рук, обнимавших меня. Правда, можно было еще услышать совсем тихие шелестящие капли воды...

Глава 44,
в которой завелись разбойники

     Только вот завелись на герцогских землях разбойники - атаман Кремень с шайкой. И от них, конечно, пошло всякое воровство и разорение, а воровство на своей земле всегда досадливо. И повелел герцог изловить Кремня-разбойника.
     И попался Кремень. Привели его слуги к герцогу, а сами поодаль стали. Хотел было Кремень в окно кинуться, да вдруг увидал Фанта-Гиро. Огнем его волчий глаз вспыхнул. Повалился он в ноги герцогу, прощения просит, в монастырь уйти клянется. Поверил клятве герцог, отпустил Кремня. И как в воду разбойники канули. Спокойно стало.
     Кончилась зима. Зазеленели, зацвели яблони. Соловьи запели. Пошла раз Фанта-Гиро в сад гулять. Вдруг, откуда ни возьмись, является перед ней Кремень-разбойник.
     - Давно я тебя поджидаю, - говорит. - Как в первый раз тебя увидел, так и решил - моей будешь.
     Герцогине бы закричать - да не может, со страху язык отнялся. А Кремень медлить не стал - накинулся как дикий зверь. Жемчужное ожерелье порвал, руки заломил и в момент обесчестил. Встал, отряхнулся, усы подкрутил и говорит: "Жди, говорит, завтра сватов. Сколько захочу за тобой приданого возьму".
     Заплакала Фанта-Гиро. Страшен ей Кремень-разбойник. Не такого жениха ждала. Узнал про все герцог, опечалился. Черные мысли одолевают, но все же спрашивает дочку:
     - Может, правда за Кремня пойдешь?
     - Умереть мне лучше, чем такое от вас, отец, слышать.
     Долго думал герцог и решил ждать завтрашнего дня. Если Кремень свататься придет, схватить его и в подвалах на хлебе и воде до смерти держать. А не придет - ловить посылать. Как с дочкой быть - видно будет. С тем и задремал перед рассветом.
     Утром, глядь, едут к воротам всадники, богато одеты. Не поверил бы, что разбойники, если бы впереди не Кремень. Едет, усы крутит, латы серебряные, шелковый плащ развевается. Едет, о богатстве герцогском мечтает.
     А герцог позвал своих людей с мечами да пиками и в соседней комнате спрятал, а сам на резное кресло сел.
     Заходит первым Кремень, за ним сваты шпорами позванивают. И разбойник гордо так говорит:
     - За своим я, мессер, пришел.
     Герцог тоже не спешит. Велел вина принести, закусок, за стол зовет. Не успели гости по чарке выпить, как выскочили герцоговы слуги, всех схватили, связали, в подвал затолкали. Бегут докладывать: все, дескать, мессер, готово.
     Успокоился герцог, спать улегся. Ну, думает, поплачет дочка, да успокоится. А от себя он ее не отпустит. Одна ведь она у него, кровиночка. А герцогине не спится. Плакала она, плакала и решила в сад пойти. Позвала тихонько свою нянюшку и пошла. Дух от яблонь чудесный. Соловей поет. На небе звездочки перемигиваются. Покойно так, тепло.
     А разбойники тем временем через стену перелезли и к покоям герцогским подобрались. Имели они наказ: не вернется атаман до вечера - в полночь поджечь все герцоговы постройки. Порубили они всех караульщиков да собак. Кремня выпустили, а все двери закрыли и бревнами заложили. Соломы накидали и подожгли. Погода тихая, безветренная была. Полыхнул огонь до самого неба.
     Проснулись люди. Женщины кричат, дети плачут - да не выйти никому, а кто в окно выпрыгнет - того разбойники режут.
     Проснулся герцог, да поздно. Во второй раз его разбойники обманули. Кинулся он к дочери - а ее нет в комнате.
     - Унес, окаянный, доченьку, не жить мне теперь!
     И в окно герцог прыгнул. Разбился или нет, только разбойники всего его изрубили. И всех истребили разбойники, кого ножом, кого огнем. И на сад пожар перекинулся.
     Увидала огонь Фанта-Гиро, побежала назад к дому, отца спасать. Да только поздно уже - крыша проваливаться начала. И такой страх вокруг творится, что и не видать бы лучше. А разбойники веселятся, на конях гарцуют, факелами да ножами окровавленными размахивают. И спрятаться бы девушке - да некуда; Все огнем освещено. Видит она - несется на нее разбойник, клинком замахнулся. И вдруг ожгло ей лицо. Это головня летящая ей в глаз ударила. Упала она на землю, а всадник обезумевший дальше помчался.
     На рассвете нашла ее нянюшка. Всю ночь она в озере просидела, от огня спасалась. Очнулась Фанта-Гиро. Слышит, нянюшка плачет, причитает. А сама глаз раскрыть не может. Рассказала ей все нянюшка, подняться помогла, отвела к озеру. Ведет, а на герцогову дочь взглянуть боится: вместо лица - сплошной ожог, глаз вытек, волосы клоками висят. И кругом пепелище да мертвые валяются. А страшнее всего сад - деревья черные, обугленные. Только у одной яблони возле озера несколько веток целых, да на том месте, где Кремень Фанта-Гиро бесчестил, - трава зеленая.
     Срезала нянюшка с яблоньки эти ветки и повела слепую герцогиню подальше от страшного места. Одни вороны над пепелищем кружиться остались. Остановились они в лесу ночевать. Глядь - на полянке яблонька дикая стоит. Старуха к ней веточки из герцогова сада и привила. Проснулись они утром и пошли дальше, ягодами, корнями питались.
     Недели через две пришли они в город большой. Нанялась старуха к купцу за свиньями ходить, и изуродованная герцогиня с ней в свинарнике живет, как может помогает. Один глаз понемножку видеть начал. Велела ей старуха себя матушкой звать, а про то, что дочка герцога да Гарда никому не сказывать. А зимой народился у нее мальчик.
     А как новая весна расцвела, затосковал Кремень-разбойник. Хоть и не любил он Фанта-Гиро, а все тянет на то место взглянуть, где она ходила. Никому не сказал, один поехал.
     Недолго искал, нашел то место лихое. Трава молодая едва-едва через горелое пробивается. Все голое, обугленное, на земле кости человеческие валяются. И сад черный, мертвый стоит. Не по себе даже разбойнику стало. Слез он с коня, пошел по саду. Вдруг блеснуло что-то. Наклонился он. Видит, это жемчужины из ожерелья девичьего по земле рассыпаны. Какие потемнели, а несколько штук - живые, горят. Собрал он их в ладонь, сжал кулак и заплакал. Первый раз за всю свою разбойничью жизнь заплакал. Во всем раскаялся.
     Да недолгое оно, воровское раскаяние. Чуть дружков увидал, вина выпил и опять за разбой принялся. Только иногда вытащит из кармана жемчужины, вздохнет и назад положит.
     Шли дни за днями, годы за годами. Стал сынок герцогинин подрастать. Красивенький, быстроглазый мальчишечка получился. Понравился он хозяевам. Хоть и богато жил купец, за морями торговал, да не было у него детей. Стали они мальчика к себе в дом пускать, читать, писать учить. А он все на лету ловит. Купчиха мальчика балует, лакомствами кормит. А он все матери унести норовит. Ласковый такой. Джованни.
     Собрался купец однажды на ярмарку и решил Джованни с собой взять. И веселее, и все лишний глаз за товаром смотрит.
     Ехали они долго ли, коротко ли, а дорога через те места, через горелые, страшные. Едут, купец крестится и говорит:
     - Эх, какие тут сады да яблоки были, я их у герцога возами покупал да по яблочку продавал. Какой же лиходей загубил здесь все!
     Съездили они на ярмарку, назад вернулись. Купец на Джованни не нарадуется. Насыпал ему полный карман денег и платок шелковый для матери дал. Джованни дома про ярмарку расспрашивают, про дорогу, не было ли разбойников.
     - Разбойников мы не видели, а ехали мимо горелого места. Купец очень жалел, что сад сгорел, нет нигде теперь таких яблок.
     - Как это нет?! Есть, я сохранила! - говорит нянюшка.
     - Молчи, няня, совсем с ума сошла! - испугалась герцогиня.
     А бабка слушать ее не стала и говорит Джованни:
     - Зови купца, я ему про яблоки расскажу.
     Мальчик бегом к купцу. Так, мол, и так, сеньор, бабушка вам про яблоки рассказать хочет. У купца глаза загорелись. Купцы, они прибыль за сто земель чуют. Побежал он в свинарник.
     - Ты что, старая, столько лет у меня живешь, мой хлеб ешь, а такое скрываешь! Рассказывай!
     - Отпишите Джованни все свое богатство в наследство, скажу.
     Стали они торговаться. Как-то уж поладили. А герцогиня молчит, как бы не узнал купец, кто она такая. Стыдно.
     Ну, сели они на лошадей, поехали. А там лес, пешком идти нужно. Купец сам старуху под руки ведет. Вышли они к той полянке, а ее не узнать. Сад, на деревьях яблоки крупные, налитые, огнем горят. Старуха сама удивилась: и то деревце уцелело, да еще новые повырастали. Чудо.
     Купец рад-радешенек. На другой день работников послал, сад огородил, сторожей поставил. Яблоки поснимал, в сено уложил и торговать поехал. Джованни, понятно, с собой взял, а герцогине с нянюшкой дом с прислугой нанял.
     Хоть Кремень-разбойник воровство свое не бросил, только его на берег озера Гарда все чаще тянуть стало. Съездит, а потом неделю с тоски пьет. Тошно ему, седой весь стал. Волк и есть волк. Ни семьи, ни детей.
     А купец Джованни как родного сына любил. И доход от яблоневого сада год от году все больше. Только задумался однажды купец: откуда старуха про сад знала? Почему знала, а сама удивлялась? Как бы проведать? А старуха к тому времени померла. Мать Джованни он спрашивать боялся: больно лицо-то обожженное страшно. Ну-ка, думает, лицо обожжено, сад сожженный. Стал он догадываться: уж не хозяйка ли сада?
     Посоветовался он с женой. А она и говорит:
     - Возьми, муженек, кушаний дорогих, вина молодого, да поди узнай, может, там еще богатство какое есть. Джованни нам как сын родной. Чего ей нас бояться.
     Купец сделал, как жена сказала, и пошел. Приходит. Очень герцогиня удивилась. А купец мнется. Мялся-мялся, да и спросил наконец:
     - Я вас давно знаю. Джованни мне вместо сына. Скажите, кто вы такие? Я плохого не сделаю, Господь свидетель.
     Фанта-Гиро заплакала:
     - Место горелое - мой дом отчий. - И все купцу рассказала.
     Очень купцу их жалко. А Джованни как про Кремня-разбойника услыхал, как вскочет:
     - Из-под земли, - говорит, - гадину достану и убью.
     - Нельзя живого человека убивать, - мать ему говорит. - Грех большой. А к тому ж отец он тебе. Родителей, говорит, не выбирают. Не видел ты его никогда, ну и забудь. Теперь мы хорошо живем. Мой отец Кремню мстил, вот как все и вышло.
     Задумался Джованни.
     Пришел купец домой. Все жене рассказал. Она говорит:
     - Возьми людей верных и поезжай на герцогово пепелище. Не верю я, чтобы там кладов каких-нибудь в подвалах не было.
     - Ладно, на тот год поеду.
     Собрал купец урожай, других товаров накупил, Джованни прихватил и поехал на ярмарку. А Кремень-разбойник про те яблоки где-то прослышал. Не поверил сначала. Сам же видел: сгорел сад. И люди все погибли. А потом увидел яблоки и поверил. Вот, думает, найти бы тот сад, можно бы и нажиться.
     Стал он купца выслеживать. Только на след напал, как вдруг понял, что на герцогово пепелище приехал. Слез с коня, пошел бродить. Вдруг слышит: едет кто-то. И наперерез поскакал. Это купец с Джованни с ярмарки возвращались. А купцовы люди поотстали. Э-э-э, думает Кремень, со старым да малым я один справлюсь. И притворился, будто с коня упал. Лежит, стонет.
     Джованни услыхал и говорит:
     - Слышите, стонет кто-то, помочь надо.
     - Это место такое, здесь не то услышится, - отвечает купец и коней гонит.
     А Джованни все одно: стонет, помочь надо. Подъезжают ближе: лежит кто-то на дороге, а вдали конь бродит-ходит. Джованни со своего коня спрыгнул и спрашивает:
     - Вы, сеньор, кто будете? Может, помочь чем?
     - Ах-ах, упал, ногу сломал, коня поймать не могу!
     - Подождите, сеньор, - говорит разбойнику Джованни, - я вашего коня поймаю.
     А купец что-то почуял и говорит:
     - Не ходи, Джованни, наши следом едут, догадаются, поймают. Дело-то к ночи.
     - А давайте, дядя, - Джованни уж давно купца дядей звал, - давайте в сад ночевать не поедем. Здесь где-нибудь остановимся