- Так вот, - продолжила я, - меня интересует женщина (а  такая  у  вас  в
"Гиппократе" обязательно есть, я это точно знаю), женщина, которая знакома с
Маградзе Лаврентием.
   Услышав это, Нелли остолбенела.
   - А ты его откуда знаешь?
   Следом за ней остолбенела и я.
   "Неужели эта дуреха умудрилась завести роман с уголовником? Точно, так  и
есть. Видимо, он и украсил ее лицо роскошным  фингалом.  Что  за  подруги  у
меня? Одна влюбилась в Сибирцева, другая - в Маградзе. Хуже они  уже  никого
найти не могли?"
   - Выходит, знакомая Маградзе - это  ты?  -  чувствуя,  как  улетучивается
последняя надежда, спросила я. - И как вы,  мадам,  умудрились  скрывать  от
меня сей предмет воздыханий?
   - Да каких там воздыханий, - рассердилась Нелли. - Полгода он мне  голову
морочил, пока я его не раскусила, а потом пропал.
   - Куда пропал?
   - А фиг его знает. Изредка объявится и опять пропадет. Мне  уже  вот  где
такая любовь, - она провела ладонью по шее.
   Я усмехнулась.
   - А где он живет-то хоть знаешь?
   - Не знаю, - со злостью отрезала Нелли. Действительно странная любовь.
   - А родственники у него здесь есть? - пряча oсуждение, спросила я.
   - Не знаю.
   - Он местный или из Грузии?
   - Не знаю.
   - Это можно установить по акценту, - заметила  я,  поражаясь  редкостному
немногословию своей разговорчивой подруги.
   - Он прекрасно говорит по-русски. По-моему, от  грузин  у  него  осталась
только фамилия.
   И тут я представила, что моя Нелли больше  года  валандается  с  каким-то
Маградзе, а я даже не в курсе ее сердечных дел.
   - Но почему же ты молчала? - возмутилась я. - Почему скрывала от меня?
   - Потому что хвастаться тут нечем. У тебя Павел, всем мужчинам мужчина, а
у меня Маградзе какой-то - то ли вор, то ли уголовник.
   - Почему ты так решила?
   - Потому что он подозрительный тип. А нахал какой! Представь, сводил меня
раз-другой в ресторан и тут же полез в постель.
   Что она говорит? Нахал. Нет, вы только послушайте, что она говорит. Будто
не к ней лазили в постель, вообще не доходя до ресторана.
   - И Саньке моему ни разу  даже  шоколадки  не  подарил,  -  продолжала  о
наболевшем Нелли. - И вообще, грубиян и дурак. Фингал мой помнишь?
   - Умирать буду - не забуду.
   - Его работа.
   - Так зачем же ты с ним связалась? - спросила я, делая "глаза".
   - А как быть? Ты же знаешь - не могу я долго без мужского общества, а тут
случай свел.
   - Все ясно. Ваша встреча случайна, неслучаен фингал, все, как в песне.
   - Язва ты, - обиделась Нелли. - На первых порах он мне  понравился  даже,
был такой обходительный. А теперь простить себе  не  могу  этого  типа.  Как
вспомню, стыдно становится. Как низко я пала! "Ты еще не подозреваешь о том,
что он брат Сибирцева, - подумала я, - вот бы тогда настрадалась".
   Я, памятуя о том, как дружно мы осуждали за этого Сибирцева  нашу  глупую
Алиску, не стала посвящать Нелли в  тонкости  родословной  ее  Маградзе.  Не
стала я распространяться и  о  своих  подозрениях  насчет  его  отношения  к
убийству Марины из Челябинска.
   В том, что Сибирцев  и  Маградзе  действовали  заодно,  у  меня  не  было
сомнений. Большие сомнения в причастности к этой шайке Дмитрия. В  остальном
оставалось лишь подивиться  странным  совпадениям.  А  дивиться  есть  чему.
Судите сами: две мои лучшие подруги, не  сговариваясь,  выбирают  себе  этих
мужчин - братьев и подозрительных типов.
   А кто сказал, что этих мужчин выбрали мои подруги? Может,  все  наоборот?
Может, мужчины сами выбрали именно моих подруг? Зачем? Надо подумать.
   Об этом я думала всю оставшуюся ночь, а на утро позвонила  Нелли.  Хотела
предупредить ее об опасности, потому что боялась уже и за ее жизнь.  Звонила
я долго, но никто трубку не брал. Тогда я позвонила в "Гиппократ".  Там  мне
сказали, что Нелли взяла Два выходных за свой счет.
   Я расстроилась. Ну где мне теперь ее искать? Вдруг  опять  появился  этот
Лаврентий, и она проводит время именно с ним?

Глава 27

   Этот день я провела в поисках Нелли. Я бегала по нашим общим  знакомым  и
рассказывала им небылицы. Не скупилась на  фантазии,  пытаясь  выяснить,  не
знают ли они, где эта сексуально озабоченная дура, на которую у меня уже нет
никаких нервов.
   Все очень энергично  поддерживали  меня  в  осуждении  нашей  подружки  и
искренне негодовали по поводу ее  привычек,  но  ничего  нового  сказать  не
могли.
   К вечеру я так измоталась, что совершенно не помнила,  как  добралась  до
дому. Шла, видимо, механически, как лошадь в стойло. Очнулась в  ста  метрах
от своего подъезда, и то лишь потому, что услышала за спиной шаги. На  улице
ни  души,  прелестная  тишина,  легкий  шелест  листвы,  таинственная  луна,
звезды... и вдруг жуткие шаги у меня за спиной.
   Я обернулась. Высокий, стройный мужской силуэт неотвратимо приближался ко
мне. Ни минуты не раздумывая,  я  вскрикнула  и  с  энергией,  превосходящей
всякие ожидания, понеслась к подъезду.
   Лифт уже не работал. Я побежала по лестнице, вколачивая в ступени каблуки
своих туфель с невероятной скоростью, и достигла девятого этажа одним махом.
   Лишь около своей двери я  позволила  себе  остановиться  и  прислушаться.
Тишина. Ничего, кроме моего сумасшедшего дыхания.
   "Что это, началось опять или мне кажется?" - подумала я, ковыряя ключом в
замке.
   Пришла я в себя, лишь когда на меня  пахнуло  родным  ароматом  квартиры.
Несмотря на позднее время, я тут же бросилась звонить Нелли, но опять  никто
трубку не брал.
   "Да что же это такое? - взвыла я. - Вымерли они что ли? Ну ладно, нет ее,
но есть же и другие обитатели. Куда она дела Саньку с нянькой?"
   Я была сама не своя. Возбуждение достигло пикового предела. Еще  немного,
и я, кажется, побегу выламывать дверь в квартиру Нелли.
   Слава богу, до этого все же не дошло. Я прилегла  на  кровать  и  тут  же
отключилась, так вымотали меня эти хождения по друзьям.
   Утром я проснулась с  ощущением  глубокой  тоски.  Вспомнила  о  Нелли  и
мгновенно захотелось сесть под ее дверью и выть собакой. Неизвестно, к  чему
привело бы мое желание, если бы Нелли сама не заявилась ко мне.
   Она  примчалась  вся  взъерошенная  и   возбужденная,   наэлектризованная
проблемами. От радости я бросилась к ней на шею.
   - Нелли, слава богу, ты жива!
   - Что за вопрос? - рассердилась она. - Мы уже поменялись ролями?
   - Нет, - замялась я, - но обстоятельства складываются так  странно,  что,
возможно, опасность угрожает уже и тебе.
   Нелли воздела руки и завопила:.
   - Как мне этого не хватает! Сейчас, когда  нянька  лежит  в  больнице,  а
Санька скитается по соседям, мне только опасностей не достает! С  ума  можно
сойти!
   - Кстати, где ты была вчера весь день? Это я едва не сошла с ума.
   - Да весь день укладывала в больницу няньку, а оставшееся время  пыталась
найти новую. Что я буду делать? Просто не знаю, что будет  без  няньки!  Мой
Санька остался без присмотра.
   Я готова была проникнуться сочувствием, но помешал  телефон.  Он  (о  мои
нервы!) зазвонил так пронзительно, что я чуть не умерла на месте. Нелли тоже
как видно, на пределе, потому что, невзирая на свой  вес,  подпрыгнула,  как
кузнечик.
   - Иди узнай, кто это, и дай ему по морде, - посоветовала она.
   Я не стала выполнять ее указания, потому что звонила Нина Аркадьевна. Она
заливалась слезами.
   - Соня, Антон совсем плох, - причитала она.  -  "Скорая"  отвезла  его  в
больницу. Врачи убеждены, что он и недели не проживет.
   О господи, никакого просвета в этих дебрях страданий!
   - Тетушка, не надо так убиваться,  может,  еще  обойдется,  -  попыталась
успокоить я бедняжку.
   Надо сказать, бестолково попыталась. Что "обойдется",  когда  у  человека
катастрофически мало осталось от жизненно необходимого органа?
   - Соня, как мне быть? - беспомощно спрашивала Нина Аркадьевна.  -  Может,
сходить к какой-нибудь бабке? Может, на нашем роду проклятье?
   Вот до чего дошла несчастная. Еще не хватало давать наживаться  на  нашем
горе всяким прохиндейкам. Я рассердилась.
   - Если вам с дядей некуда девать деньги, лучше  купите  Антону  килограмм
красной икры, - посоветовала я.
   Нелли, услышав имя бывшего мужа, напряглась.
   - Что случилось? - спросила она.
   Я прикрыла трубку рукой и прошептала:
   - Антон в больнице. Знаешь, что с ним?
   - Знаю, цирроз печени, - кивнула Нелли.
   - А когда это ты к нему заезжала?
   - Почему ты решила? - насторожилась она.
   - В Лисьем Носу у тебя есть враги. Нелли вздохнула и призналась:
   - Да, заезжала, когда забирала тебя из Питера. Не выдержала, раз уж  была
там неподалеку. А этот дурак огорошил меня сообщением.
   - Тетушка говорит, что сейчас он очень плох, не проживет и недели.
   - О нет, - вскрикнула Нелли, хватаясь за сердце. - Только не  это.  Какая
несправедливость!
   Она побледнела и была близка к обмороку. Надо же, кто бы  знал,  что  это
известие так ее взволнует. Я всегда была уверена, что она ненавидит  бывшего
мужа. Здесь я прекрасно ее понимала. Какие  еще  чувства  можно  испытывать,
когда человек хронически пьян и склонен к агрессии.
   Тетушка, не подозревая, что со мной рядом Нелли, продолжала жаловаться.
   - Соня, у меня поднялось давление, - рыдала  она,  -  ночью  был  тяжелый
сердечный приступ, я уже старая, мне тяжело каждый день таскать  в  больницу
сумки, я не могу смотреть, как умирает Антоша, это выше моих сил,  готовься,
скоро и я умру.
   Нелли, напряженно вглядывавшаяся  в  мое  лицо,  видимо,  передающее  все
темные тона тетушкиных заданий, тут же спросила:
   - Что она говорит?
   Я снова прикрыла трубку рукой и зашептала:
   - У нее давление и сердце, она старая, ей трудно таскать в больницу сумки
и смотреть, как умирает Антон. Грозится, что умрет сама.
   - Вот дура, - констатировала Нелли. - Пусть не смотрит, а приезжает сюда,
иначе точно не выдержит и умрет. За  Антоном  я  поеду  ухаживать.  В  конце
концов, он Санькин отец.
   - Это будет подвиг,  -  одобрила  я,  глядя  на  подругу  совсем  другими
глазами.
   - Что мне делать? - плакала на том конце трубки Нина Аркадьевна.
   - Сейчас же хватай дядю и приезжайте ко мне, - вдохновленная предложением
Нелли заявила я, - будем лечить твое сердце. У меня есть  хороший  друг,  он
кардиолог с именем. Вам нельзя сидеть у постели Антона и убивать  себя.  Его
уже не спасти.
   Тетушка пришла в ужас от моего заявления.
   - Соня, как ты можешь, - еще горше заплакала она, - у него же никого нет.
Я не брошу мальчика одного, даже если умру рядом.
   - Пусть рядом умирает Нелли, - закричала я,  -  она  моложе,  а  вам  уже
хватит горя.
   Нина Аркадьевна перестала плакать и изумилась.
   - Нелли? -  переспросила  она.  -  Ты  думаешь,  она  способна  на  такое
сочувствие?
   - Еще как способна, - заверила я. -  Она  здесь  рядом  и  сама  мне  это
предложила.
   Нелли догадалась, что речь идет о ней, и энергично закивала головой.
   - Скажи ей, что я сегодня же выезжаю в Питер и во всем помогу, -  шепнула
она. Я послушно повторила:
   - Она сегодня же выезжает в Питер и во всем поможет.
   Тетушка, вероятно растроганная хорошим отношением к ее племяннику, тут же
решила закопать топор войны.
   - Пусть Нелли, когда приедет, обязательно остановится у нас,  -  наказала
она.
   Я передала ее просьбу Нелли, и та сдержанно улыбнулась.
   "Пускай помирятся, - подумала  я,  -  сколько  можно  враждовать.  Мы  же
родственники".
   - Вот теперь можете смело отправляться ко мне, - сказала я тетушке.
   - Нет, нет, - возразила она. - За помощь, конечно,  спасибо.  От  помощи,
Сонечка, я не отказываюсь, но Антона не брошу.
   - А как же твое сердце?
   - Как-нибудь буду скрипеть, а там что бог даст. Все в его воле.
   Разговор с тетушкой закончился на совершенно родственной ноте.  Мы  нежно
расцеловались, я раз десять на прощание повторила,  что  она  должна  беречь
себя, и раз двадцать мы пожелали друг другу всего хорошего. В общем, меры  у
нас нет ни в чем: то и видеться не можем, а то разлепиться никак не хотим.
   - Не знаю, как она все это переживет, - сказала я, вешая трубку. -  Ехать
ко мне наотрез отказалась. Упрямая, жуть.
   - Ничего, я ее как-нибудь уговорю,  -  успокоила  меня  Нелли.  -  Третьи
похороны подряд - это слишком. Возраст уже не тот.
   Я заметила, что такое количество похорон опасно в любом  возрасте,  после
чего мы начали обсуждать предстоящую поездку в Питер. Нелли  прямо  от  меня
позвонила в свой "Гиппократ" и сообщила, что ее муж при смерти. Ей мгновенно
дали отпуск за свой счет. Осталось решить вопрос с Санькой.
   - Саньку беру на себя, - заявила я, чем не вызвала восторга Нелли.
   - А ты с ним справишься? - скептически поинтересовалась она.
   - А что там справляться? Покормить и спать положить? Это и дурак сможет.
   - Ну, ну, - загадочно покачала головой Нелли. - Давай, попробуй.
   - Готова попробовать немедленно, - запальчиво воскликнула я.
   Чтобы не тратить времени даром, мы отправились к  Вере,  ее  соседке,  за
Санькой, после чего Нелли надавала мне миллион воспитательных напутствий  и,
прыгнув  в  свой  "жигуленок",  помчалась  в  Питер.  Санька  секунд  десять
удивленно смотрел  ей  вслед,  а  потом  грохнулся  оземь  и  душераздирающе
завопил.
   -  Тащи  его  к  нам,  -  крикнула  Вера,  с  балкона  наблюдавшая   наше
расставание.
   Я попыталась взять Саньку под мышки, но он лягнул меня в живот и  завопил
с утроенным энтузиазмом. При этом он пускал слюни и яростно бил по  асфальту
ногами, руками и даже головой.
   Не могу передать ужас, охвативший меня при этом зрелище. А  я-то  считала
всю жизнь, что у меня крепкие нервы. Какие же тогда нервы у Нелли?
   - Что делать? - крикнула я Вере.
   - Дай по заднице и тащи ко мне, - бодро посоветовала она.
   Легко сказать "дай по заднице". Я примерилась и поняла, что  сделать  это
абсолютно невозможно, потому что  Санька  лежал  именно  на  том  месте,  по
которому я должна его шлепнуть. Я беспомощно сообщила об этом Вере.
   - Подними его! - энергично посоветовала  она.  Я  попробовала  подойти  к
Саньке второй раз, но и вторая попытка  оказалась  неудачной.  На  этот  раз
паршивец лягнул меня в грудь. От  боли  я  разозлилась  и  схватила  его  за
шкирку.
   - Правильно! - ободряюще закричала Вера. - Так его, так и тащи скорей  ко
мне.
   - Ой, бойно! - взвизгнул Санька. Я испуганно его отпустила.
   - Ну что же ты? - осудила меня Вера. - Ээх!  -  в  отчаянии  махнула  она
рукой. - Надо было сразу по заднице и тащить в подъезд.
   - Не могу, ему больно, - едва не  плача  сказала  я,  потирая  ушибленную
грудь.
   Санька лежал на асфальте и наслаждался моей беспомощностью. Готова биться
об заклад, он уже забыл, от чего сыр-бор загорелся, но был  полон  решимости
отстаивать свою правду до конца.
   - Сейчас спущусь, - многообещающе пригрозила Вера и скрылась с балкона.
   Санька в пылу истерики не обратил на ее слова никакого внимания, но  едва
она, грозная, появилась в дверях подъезда,  он  тут  же  умолк,  поднялся  с
асфальта и вцепился в мою ладонь, как в мать родную.
   - Пойдем скоее оссюда, - заговорщическим шепотом сказал  он  мне,  словно
это не я только что была его злейшим врагом.
   Я подмигнула Вере, мол, все хорошо, и пошла на поводу у Саньки. Он  тащил
меня подальше от дома. Когда Вера скрылась из вида, он остановился и сердито
потребовал:
   - Купи моеженова.
   Я готова была буквально на все, лишь бы он не вопил и не брыкался.
   - Купи много, - подсказал он, когда я подошла к прилавку.
   - Тогда не хватит денег на такси, - схитрила я.
   - Ладно, - согласился Санька.
   Я даже  не  подозревала,  какой  это  сложный  процесс:  кормить  ребенка
мороженым в такси. Все были в этом злосчастном продукте: и я,  и  Санька,  и
сиденья, и даже таксист.
   Последний ругался на чем свет стоит до  тех  пор,  пока  я  не  пообещала
денежную компенсацию в  приличном  размере.  После  этого  он  стал  любезно
сюсюкать с Санькой и сюсюкал до тех пор, пока я не заявила, что он  испортит
мне ребенка. Как будто это еще возможно.  Но  таксист  об  этом  не  знал  и
половину пути ехал молча. Зато Санька показал себя во  всей  красе.  Он  как
минимум раз двадцать пытался выскочить из машины и  остаться  там,  где  ему
"очень надо".
   О боже! Руки и ноги у меня болели так, словно я разгрузила не один вагон,
грудь ныла, по лицу струился  пот,  а  нервы...  Жизнь  казалась  невыносимо
тяжким  испытанием.  Несколько  раз  хотелось  наложить  на  себя  руки.   Я
запаниковала. Не прошло и часа, как Нелли оставила нас  наедине.  Как  же  я
продержусь неделю?
   Такси по моей просьбе подъехало к подъезду почти вплотную. Будь моя воля,
я потребовала бы доставить нас прямо на девятый  этаж,  так  как  совершенно
неизвестно, что придет Саньке в голову в следующую минуту. Все вулканы мира,
а также бури, ураганы и торнадо казались мне воплощением  предсказуемости  и
благодати на фоне этого ребенка.
   Время в лифте пролетело незаметно. Санька непременно хотел поиграть всеми
кнопочками. При этом он так яростно прыгал, что мне стало страшно. С детства
я жутко боюсь высоты, а сейчас лифт  ходил  ходуном.  Казалось,  вот-вот  он
сорвется и полетит вниз. Я схватила Саньку на руки и крепко прижала к  себе.
Это лишило его возможности маневрировать. Он мгновенно забился  в  истерике,
стараясь укусить меня за ухо. Я  всеми  силами  пыталась  противостоять  его
затеи.
   За этим безобидным занятием и застала нас Старая дева, ожидавшая лифта на
девятом этаже. Своими криками Санька пробудил в ней нездоровый  интерес.  По
первому взгляду на нее я поняла, что сочувствие не на моей стороне.
   - "Им за что любить тебя осталось? Размышлять ведь времени так мало!" Что
вы делаете с ребенком? - строго спросила она, закатывая  глаза.  -  Господи,
куда смотрит общество защиты домашних животных. "Где твоя укромная  обитель,
где ты мысли бережешь, мыслитель, и  в  какие  уголки  на  свете  мчит  тебя
воображенья ветер, над тобой единый повелитель?"
   Недолго думая, Санька плюнул ей прямо в лицо и показал язык,  чем  вызвал
на себя всю стародевичью ярость.
   - И песчинка здесь тебя осудит! - гневно завопила  Старая  дева.  -  Ведь
она-то памятником будет... Я поспешила скрыться за своей дверью. -  Ох,  вот
мы и дома, - сказала я, ставя ребенка на пол. - Дома и стены помогают.
   - Веясипедик! - завопил Санька, одобрив размеры моей прихожей. - Где  мой
веясипедик?
   - Зачем тебе велосипедик?
   - Чтобы еддить.
   У меня сразу же мелькнула мысль  о  неизбежном  ремонте  квартиры.  После
обеда ремонт стал очевидностью. Потолок и  стены  оказались  щедро  политыми
манной кашей уже в начале трапезы, а к концу добавился смородиновый кисель и
повидло из булочки.
   Чтобы стало понятней, поясню.  За  обедом  для  Саньки  самым  безобидным
развлечением было набрать полный рот каши и фонтаном выпустить ее на меня. А
поскольку я не слишком спешила попадать под этот фонтан, под  него  попадали
потолок и стены. То же и со смородиновым киселем. Повидло из булочки  просто
выдавливалось, словно из тюбика. Как выяснилось, вполне дальнобойное оружие.
   После этого Санька  выскочил  из-за  стола  и  принялся  закручиваться  в
висящую на окне штору. Увлеченная уборкой посуды, я заметила это лишь тогда,
когда штора вместе с карнизом сорвалась, причем карниз ударил меня по голове
и спине.
   Санька радостно захохотал, а я  онемела  от  неожиданности  и  боли.  Мне
казалось, что это не безобидный смех ребенка, а страшный гогот вельзевула. Я
с удивлением смотрела на Саньку и думала: "Неужели  были  времена,  когда  я
любила это исчадие ада? Боже, как я заблуждалась".
   Санька, сообразив, что больше ничего не упадет, потерял ко  мне  интерес.
Он нацепил на себя сорванную штору, оседлал  веник  и  с  криком  "игогааа!"
понесся в прихожую.  Оттуда  мгновенно  раздался  грохот  и  звук  бьющегося
стекла.
   "Телефонный