о несчастной пленницей!
   Скандинавы не боялись замочить ноги и  поэтому  обходились  без  сходней.
Этого нельзя было сказать о Бретане, так что Торгуну пришлось  взять  ее  на
руки и перенести на корабль, где он и усадил  ее  на  переднее  сиденье  для
гребцов. Хотя прошел всего лишь день, с тех пор как Торгуй касался ее  тела,
она так соскучилась по его ласкам, что это прикосновение вновь  пробудило  в
ней любовную жажду, отозвавшись сладкой болью в нижней части живота.
   - Я так хочу тебя, - сказала она, когда он крепко обхватил ее за бедра  и
талию.
   - Мы здесь не одни, - ответил Торгуй и бросил ей предостерегающий взгляд.
   - А ты разве не соскучился? - Бретана не поняла сдержанности любовника.
   - Конечно, да, но сейчас не время обсуждать наши чувства.
   До Бретаны все же не доходили причины такого хладнокровного  отношения  к
ней.
   - Ты же говорил, что они не понимают по-английски.
   - Но зато они понимают язык твоих  взглядов  и  интонаций.  Ты  ведь  так
можешь все испортить.
   Бретана покраснела при упоминании о том,  сколь  очевидно  ее  чувство  к
Торгуну.
   - Ну что ж, ладно. Придется мне еще немного поиграть роль твоей жертвы, -
уступила она, - но за вечное терпение я не ручаюсь. А  пока  пусть  попутный
ветер раздует парус и быстрее домчит нас до нашего свадебного пира.
   Торгун улыбнулся такому ответу и повернулся к своим спутникам.  Вместе  с
Торгуном Хескильд и Сверри немногословно  попрощались  с  Эйнаром,  а  затем
выбрали якорь.
   Торгуй  стал  у  руля,  а  два  мускулистых  матроса  протолкнули  легкое
суденышко через мелкую полосу пенящегося прибоя и в самый  последний  момент
прыгнули на борт. Крепкий ветерок быстро раздул  парус,  гребцы  налегли  на
весла и корабль легко заскользил по волнам.
   Драматические обстоятельства, при которых Бретана попала  на  остров,  не
позволили ей до сих пор сколько-нибудь подробно ознакомиться с  ним.  Теперь
же у нее появилась возможность внимательно рассмотреть его очертания.  Когда
корабль удалился от берега на  достаточное  расстояние,  она  последний  раз
взглянула на остров. Впервые Бретана увидела его всего лишь месяц  назад,  и
поэтому удивилась, что жаль расставаться с ним.
   Охватившее ее чувство пустоты  в  какой-то  степени  напоминало  то,  что
сопутствовало ей, когда Торгун на своем коне стремительно  уносил  ее  прочь
из-под  сени  родного  крова  -  Глендонвика.  Как  странно,  ведь  за  свои
семнадцать лет ей так и не пришлось хоть однажды покинуть пределы замка,  и,
в то же время, еще никогда она не чувствовала себя  так  умиротворенно  и  в
такой безопасности, как на этом оторванном от мира кусочке чужой территории.
   Ее отвращала мысль о том времени, которое она проведет в  открытом  море.
Круг ее интересов будет ограничен размерами корабля,  самостоятельность,  по
необходимости, стеснена, да к  тому  же  придется  примириться  с  какими-то
странными, натянутыми отношениями с Торгуном Хорошо еще, что путешествие, по
его словам, продлится всего лишь два дня. Бретана будет тешиться этой мыслью
и еще тем, что скоро увидит Бронвин, и все это  вместе  взятое  хоть  как-то
скрасит плавание.
   Попутный ветер сократил путешествие до полутора суток. Корабль  осторожно
пробирался вдоль изрезанного "фиордами" побережья архипелага.  Встречавшиеся
им по пути острова по размеру напоминали тот,  на  котором  нес  свою  вахту
Эйнар. По словам Торгуна, все  они  были  обитаемыми,  поскольку  находились
вблизи побережья и, таким образом,  на  достаточном  удалении  от  пиратских
маршрутов фризов.
   Не в пример прошлому, это плавание протекало без каких-либо происшествий,
во всяком случае, вне всякого сравнения с  воспоминаниями  Бретаны  о  своем
первом морском опыте. Она  догадалась,  что  это  объяснялось  тем,  что  от
штормов их защищали сами острова, а  не  благоприятная  перемена  изменчивой
погоды. Несмотря на такое спокойствие, нетерпение  Бретаны  все  возрастало.
Монотонность водного пейзажа стала уже раздражать ее, и поэтому, проснувшись
утром следующего  дня,  она  с  нетерпением  стала  всматриваться  в  неясно
вырисовывавшуюся вдали громаду суши.
   Стоявший у румпеля Торгуй, который  тоже  увидел  на  горизонте  знакомые
очертания, правильно истолковал немой вопрос, застывший в глазах Бретаны.
   - Норманландия! - громко провозгласил он. - Думаю,  что  ты  найдешь  эти
места очень отличными от Глендонвика.
   И он оказался прав. Бретана увидела,  что  лесистая  местность  мало  чем
напоминала белые утесы на ее бывшей родине. Даже сосновые леса  и  березовые
рощи на  острове,  который  они  только  что  покинули,  как  бы  постепенно
подготавливавшие ее к пейзажу новой для нее земли.
   Еще одна, на этот раз последняя, перемена курса, и вот корабль  входит  в
невероятно узкий канал, извивавшийся между многочисленными скалами мыса.
   Корабль прошел  по  узкому  каналу,  бесшумно  разрезая  его  воды  своим
корпусом. Величественная тишина нарушалась  лишь  шумом  весел,  разрезавших
зеркальную гладь канала. Бретана продолжала  делать  столь  впечатляющие  ее
открытия.
   Самые высокие утесы были покрыты хвойными деревьями и густым кустарником,
а некоторые из них увенчаны  снежными  шапками,  напоминавшими  о  прошедшей
зиме. Поразительная  по  красоте  картина  дополнялась  зрелищем  водопадов,
берущих начало в ледниках и с шумом сбрасывавших каскады воды  по  скалистым
склонам утесов.
   Бретану охватило невольное и казавшееся странным  настроение  родственной
близости этой суровой на вид земле. Где-то в самых тайниках  души  рождалось
чувство принадлежности к ней. Сила ее переживаний была просто  поразительна.
Она и  сама  не  понимала  причины  такого  внезапного  порыва  в  отношении
местности, которое она не только никогда не  видела  раньше,  но  и  которое
столь разительно отличалось от всего того, к чему она так привыкла.
   Может быть, дело в том, что скандинавская половина ее натуры воспринимала
эти воды и горы как родные? Трудно все это объяснить. Она вздохнула, уселась
на переднюю скамью для гребцов и предалась  тяжелым  размышлениям.  Внезапно
она почувствовала сзади чье-то  присутствие,  которое  вывело  ее  из  этого
состояния. Быстро обернувшись, она увидела Торгуна.
   - Прекрасно, не правда ли?
   - О да, - мягко ответила Бретана. - Почему ты бежишь от всего этого?
   - Фиерды - это дар Одина, однако земли для  занятий  сельским  хозяйством
здесь мало, потому мы и бороздим моря, занимаясь рыболовством,  торговлей  и
всем тем, что дает нам то, на что неспособна наша скалистая почва.
   - Мы уже приближаемся к Трондбергену?
   - Осталось пройти пару миль. Как же обрадуется Магнус, увидя тебя.
   Бретана с мольбой взглянула на Торгуна.
   - Он пугает меня. Хотя ты и много говорил мне о нем, на самом же  деле  я
ничего не знаю о человеке, которого ты называешь моим отцом.
   В ответ на это Торгуй  мог  бы  пуститься  в  рассуждения  о  том,  каким
заботливым, любящим отцом является  престарелый  ярл,  но  вместо  этого  он
подбирал слова, которые могли бы рассеять страхи девушки.
   - Он стар и болен. Его жена и сын умерли, и ты его единственная  плоть  и
кровь. Он будет добр к тебе, я тоже, когда из его дома ты перейдешь ко мне.
   При напоминании о том, что скоро она  вновь  обретет  долгожданные  ласки
своего любимого, настроение Бретаны заметно улучшилось. Уже одно это  как-то
примиряло ее с предстоящей новой жизнью.
   - Так ты говоришь, что если это мой отец, то он разрешит мне выйти замуж,
за кого я хочу?
   - Скорее всего так и будет.
   - Но ведь я могу и не получить его согласия? Такой  скандинавский  закон,
так ведь?
   - И английский тоже. Мы только преуспеем в своих планах, если  ты  будешь
вежлива с ним.
   Необходимость  по-доброму  относиться  к  человеку,  к  которому  она  не
испытывала каких-либо теплых чувств, напомнила Бретане ее уговор с Эдуардом.
Сама мысль об этом заставила ее содрогнуться.
   - Дать тебе мой плащ?
   - Мне нужна только твоя любовь, - ответила девушка,  светящимися  глазами
глядя на Торгуна. - Я так устала  от  всего  этого  притворства,  которое  я
разыгрываю перед посторонними. Если Магнус действительно мой отец,  то  я  с
ним полажу. Все сделаю для того, чтобы нам хорошо было вместе.
   Узнав о ее  намерениях  ублажить  Магнуса,  Торгун  преисполнился  новыми
надеждами, однако его несколько  беспокоили  сомнения  Бретаны  относительно
того, что старик является ее отцом. Но, надо думать, подвеска  сделает  свое
дело. И потом, Бретана считает отцовство Магнуса только предположением, а не
фактом.  Она  еще  не  готова  к  тому,  чтобы  признать,   что   наполовину
скандинавка. И все же он очень и очень надеялся, что, в  конце  концов,  она
придет к этому выводу.
   Корабль   сделал   последний   поворот   и   неожиданно   перед    взором
путешественников   предстал   Трондберген.   Благоговение   охватило    юную
путешественницу, когда корабль приблизился к узкому выходу на фиерда. Крутые
гранитные стены, до сих пор обрамлявшие  канал,  уступили  место  прекрасной
зеленой равнине, по которой дальше шло его русло. Сначала Бретана  различала
только большую деревянную пристань, а вскоре за ней  обозначились  очертания
какого-то селения.
   - И что,  никаких  стен?  -  Бретану  поразило,  что  поселение  казалось
беззащитным.
   - Нас прекрасно защищает фиерд. Враги, которые имели бы глупость зайти  в
него,  попадают  в  ловушку  на  обратном  пути.  Ты,  видно,  не   заметила
наблюдательных постов, которые следят за нами с утесов вокруг канала.
   Ей и в голову  не  пришло,  что  за  ними  наблюдают.  От  этого  Бретана
почувствовала себя как-то неуютно.
   Корабль приблизился к сваям пристани, и ей  впервые  удалось  рассмотреть
Трондберген. Дома гнездились тесно, а некоторые из них напоминали  тот,  где
жил Эймар - те же покатые крыши, края которых снижались к земле.
   Между домами Бретана увидела деловито идущих людей, некоторые из которых,
видимо, торопились  к  берегу,  чтобы  поприветствовать  их.  Один  человек,
одетый, как  она  уже  знала,  типично  по-скандинавски,  решительно  шел  к
пристани.
   Очевидно, узнав корабль по  его  носовой  фигуре,  человек  приветственно
помахал рукой, а затем исчез в ближайшем доме. К тому моменту, когда  Сверри
и Хескильд умело провели судно в безопасное место бухты, тот  человек  вновь
появился на пристани, на этот раз в сопровождении пяти человек,  одетых  так
же,  как  и  он.  Торгун  прокричал  им  какую-то  команду,  и  вся   группа
стремительно подошла к носовой части корабля, чтобы пришвартовать его.
   Прежде чем сойти на берег, Торгуй обернулся к Бретане. Она стояла,  обняв
себя за плечи, и  широко  открытыми  глазами  как  бы  вглядывалась  в  свое
странное будущее, в которое она  только-только  вступает.  Торгуй  ободряюще
взглянул на растерянную Бретану. Его взгляд обещал поддержку, к которой  она
уже так привыкла.
   - Не бойся, птичка. Магнус не причинит тебе никакого вреда. И  мы  увидим
Бронвин.
   Бронвин...  Все  то  время,  в  течение  которого  они   пробирались   по
извилистому фиерду, Бретана была  настолько  занята  размышлениями  о  своей
странной будущей судьбе, что почти совсем забыла о том,  что  в  конце  пути
вновь встретит свою обожавшую спутницу.
   - Да-да, побыстрее, пожалуйста. Я пытаюсь бороться  с  собой,  но  ничего
кроме страха не испытываю к этому месту. Как бы я  хотела,  чтобы  ты  обнял
меня.
   - Я тоже, - ответил Торгуй, сам несколько удивленный тем, что он  впервые
со всей остротой осознал, каким тяжелым  обещает  быть  их  расставание.  Он
пытался уверить себя, что теряет только  наслаждение  ее  прекрасным  телом.
Это, да еще стремление  во  что  бы  то  ни  стало  преодолеть  несчастливые
обстоятельства своей жизни, и делает ее такой желанной.
   Однако он не мог не признать, что вынести эту  разлуку  будет  не  так-то
легко. Но ведь все имеет свою цену, так что это не такая уж большая плата за
все то, что, в конце концов, и уже скоро, принесет ему их союз.
   - Нам надо идти, - сказал Торгуй. С его помощью Бретана переступила через
низкий борт судна и оказалась на пристани.
   Путь к центру селения по слегка поднимающейся в гору дороге занял немного
времени. Бретана была рада этому, поскольку в ожидании  встречи  с  Магнусом
она дышала так тяжело, что пройди она более длинный путь, то наверняка упала
бы в обморок.
   Была середина дня и,  судя  по  количеству  людей,  заполнивших  мощенные
бревнами узкие улицы, самое занятое время суток.
   Везде были видны  торопливо  идущие  женщины  всех  возрастов,  одетые  в
развевающиеся платья и  верхнюю  одежду  без  рукавов.  В  руках  они  несли
плетеные корзины, до краев  наполненные  свежей  рыбой  и  овощами  -  пищей
сегодняшнего дня. Хотя среди саксов тоже было много белокурых людей, никогда
в своей жизни Бретана еще не видела  такого  количества  людей  со  светлыми
волосами, очень похожими на ее собственные. У женщин среднего  возраста  они
были собраны в пучок на  затылке,  а  молодые  и  старые  носили  на  голове
празднично яркие ленты, которые, как сказал ей Торгун, назывались хлао.
   Женщины, а также численные мужчины, которые  занимались  продажей  всяких
товаров  и  разного  рода  ремеслом,  без  особых   церемоний   разглядывали
проходившую  мимо  Бретану.  Однако  толпа  в  это  время  дня  была   столь
многочисленна, что, в общем-то, особого внимания на нее не обращали.
   Те же, кто  видел  возвращающихся  в  родные  места  людей,  подбегали  к
Торгуну,  жали  руки  и  даже  обнимали  его.   Таким   образом   они   явно
приветствовали человека, которого уже и не чаяли видеть живым.
   Торгуя в ответ улыбался и почти для всех находил несколько слов, прерывая
их громким, задушевным  смехом.  Бретана  догадывалась,  что  его  забавляло
удивление друзей по поводу его возвращения живым.
   Она вслед за Торгуном шла  через  суетливую  толпу,  застенчиво  наклонив
голову в надежде остаться незамеченной. Хотя ничто в этих  незнакомых  людях
не указывало на их жестокость, о которой так  много  говорили,  их  странная
речь и манеры подавляли ее. Она внезапно почувствовала себя такой  маленькой
и запуганной, хотя окружавшим ее людям она совсем не казалась такой.
   Вскоре их перестал сопровождать шум толпы.
   Бретана подняла глаза и увидела,  что  они  идут  по  более  широкой,  но
удаленной от шумных улиц и поэтому  более  спокойной  дороге.  Ее  обрамляли
дома, больше тех, что находились ближе к пристани. Торгун повернулся к ней и
указал на нарядный дом.
   - А вот и дом Магнуса. - Эти слова заставили Бретану резко  остановиться.
Отбросив осторожность, она инстинктивно ухватилась за Торгуна.
   - Я не могу, - умоляющим тоном и чуть слышно произнесла она.
   - Ты должна, - твердо ответил он. - Если мы хотим обрести друг друга.
   Побуждаемая его настойчивостью, она нехотя  пошла  вперед,  хотя  и  была
настолько отрешена от происходящего, что чувствовала себя плывущей по  воде,
а не идущей по земле.
   Торгуй решительно постучал в дверь, обитой металлическими  пластинами,  и
этот звук вернул ее к действительности. Бретана стояла ни жива ни мертва.
   Дверь отворилась, и перед ними предстал хозяин дома. Он  был  таким,  как
его и описал Торгун - чуть выше Бретаны, но  конечно  ниже  его,  с  крупной
головой, покрытой шапкой непослушных светлых волос, которые были перехвачены
серой лентой. Пышная борода и усы закрывали почти  все  его  лицо,  позволяя
видеть только округлые румяные щеки и глубоко посаженные глаза.
   Если бы Бретана так сосредоточенно не рассматривала лицо Магнуса, она  бы
оценила изысканность его наряда: красивую вышивку по краям верхней одежды из
саржи, а также играющие всеми цветами радуги драгоценные камни,  вправленные
в  серебряную  брошь.  Но  ее  внимание  было   целиком   сосредоточено   на
проницательных  глазах  старика.   Он   недоверчиво   посмотрел   на   своих
посетителей, сначала на Торгуна, а потом на Бретану. Она,  в  свою  очередь,
всмотрелась в глаза старика и увидела в глубине его зрачков  очень  и  очень
напоминавший цвет ее собственных глаз.
   - Моя дочь? - спросил Магнус несколько хриплым  голосом,  выдававшим  его
возраст. Обращаясь к Торгуну, он одновременно  вытянул  руку  с  шишковатыми
пальцами и слегка коснулся разгоряченной и покрытой румянцем  волнения  щеки
Бретаны, которая в ужасе отпрянула назад. Не схвати  ее  Торгун  вовремя  за
руку, она бы повернулась и убежала бы прочь,  сама  не  зная  куда.  Но  это
вмешательство и остановило,  и  несколько  успокоило  ее.  Теперь  всю  свою
энергию она сосредоточила на безмолвной, напряженной дуэли, которую вели две
пары глаз:  ее  собственные  и  Магнуса.  Куда  только  девалась  ее  робкая
сдержанность, которую она проявляла  на  пути  до  этого  дома.  Теперь  она
уступила место гордому вызову, сдерживать который она была уже не в силах.
   Торгуй в знак согласия кивнул и перевел эти слова для Бретаны:
   - Он спрашивает, ты его дочь?
   - Скажи, чтобы он показал подвеску, - вызывающе потребовала Бретана.
   - Слава Одину, ты жива. - Магнус говорил по-английски удивительно  чисто.
Бретана совсем забыла слова Торгуна о том, что старик знал ее  родной  язык.
Это  обстоятельство  несколько  успокоило  девушку,   однако   не   охладило
будоражившее ее дерзкое желание.
   Магнус указал рукой внутрь дома и произнес:
   - Прошу, входите.
   - Я и шагу не ступлю в доме чужого мне человека. Покажите мне подвеску, -
настойчиво повторила она.
   По достоинству оценив ее упорство, Магнус ушел, а появившись протянул  ей
сжатый кулак. Со стороны это  выглядело  так,  как  будто  он  собирался  ее
ударить. И "удар"  состоялся.  Его  скрюченные  пальцы  медленно  разжались,
открыв взору Бретаны до боли  знакомую  подвеску.  При  виде  ее  она  почти
задохнулась от волнения.
   - Мой подарок твоей матери. - При этих словах Магнус опустил глаза, и  на
его морщинистое лицо набежала тень печали. - Войдете?  -  На  этот  раз  это
слово звучало гораздо мягче.
   - Я вас не знаю, - раздраженно ответила Бретана. Торгун слегка растерялся
от этого неожиданного сопротивления с ее стороны. Он-то думал, что она будет
настроена более мирно.
   - Я знаю, что для тебя я чужой,  -  ответил  Магнус.  В  его  дребезжащем
голосе отчетливо слышались нотки доброты. - Давайте начнем с того, что  надо
было сделать уже  давно.  -  На  этот  раз  он  не  стал  повторять  Бретане
приглашения войти, а просто отступил, пропуская молодых людей вперед.
   Хотя Бретаной все еще владело сильное желание  убежать,  что-то  в  жесте
Магнуса заставило ее отказаться от этого намерения. Как-то  неожиданно  даже
для себя самой она села в отороченное мехом кресло рядом с очагом.
   Этот дом и по размерам, и  по  убранству  сильно  отличался  от  того,  в
котором жил  Эйнар.  Хотя  в  помещениях  не  было  никакого  искусственного
освещения, света все же было достаточно. Он проникал снаружи через несколько
стенных проемов, в то время как у Эйнара было единственное окно со ставнями.
В каждое окно была вставлена матовая пленка, которая  хотя  и  не  позволяла
видеть, что делается снаружи, исправно пропускала внутрь достаточно света.
   Вместо одного большого помещения, как у Эйнара,  здесь  было  четыре  или
пять отдельных комнат. И еще -  в  том  доме  обходились  одной-единственной
занавеской, которая  разделяла  спальни  Торгуна  и  Бретаны,  а  здесь  дом
украшали несколько больших штор из гораздо более дорого материала. Да и узор
был гораздо сложней и  изысканней  по  сравнению  с  простым  геометрическим
рисунком у Эйнара.
   И просторность помещений,  и  тонкая  отделка  их  внутреннего  убранства
указывали на то, что отец Бретаны человек  состоятельный.  Она  не  помнила,
чтобы Торгун говорил об этом. Вид такого богатства, хотя  и  неожиданного  в
доме человека,  которого  она  по-прежнему  сч