▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
: коридор между кают на жилой палубе ведет до двери в складочную часть трюма, которая открыта сейчас божьему свету, там светло, - так вот там и брился; в каюте же бриться нельзя, потому что судно стояло на рейде и чистились котлы и не горело электричество, а когда оно не горит, в каютах темно, едва можно читать; на складе свалены были ящики, бочки, канаты, гарпуны, пахло треской, замечательным, единственным в мире запахом, - куда до него тухлой селедке и зеленому сыру! - там он и брился, приладившись на ящике и голову задрав под небеси. А наверху на палубе один другому диктовал: - температура, вес, щелочность, H2O, анализ, - две удачные пробы из трех, - планктон, - сети 250,245, - что-то непонятное - - - - а потом пришла моторная лодка из Петровского учреждения, называе- мого таможней, из дома, построенного еще при Алексее, - и она понесла на взморье, пошла ласкаться с синими двинскими волнами; день был янтарен в этой сини волн. Обогнули Соломбалу, перешли Маймаксу, отлюбовались шведскою стройкой таможни, старою крепостью, отслушали воскресный коло- кольный перезвон (примерно так сороковых годов), - и корабельным каналом пошли в Северо-Двинскую крепость, построенную Петром. Пикник, был, как всегда, с пивом, водкой, колбасой на бумаге. По Корабельному каналу при Петре ходили корабли, теперь он обмелел и заброшен, - и там на взморье с воды видны невысокие бастионы, серого гранита маленькие ворота к воде - и все. Северо-Двинская крепость не видела ни разу под своими стенами ни одного врага, не выдержала ни одного боя, - она сохранилась в подлиннос- ти, - теперь она заброшена, там пусто, никого, - только в полуверсте ры- бачий поселок. Все сохранилось в крепости, только нет пушек, только чуть-чуть пооблупились бастионы внутри крепости, да в равелинах стены заросли мхом, да все заросло бурьяном, - и в бурьяне есть: - малина, ма- люсенькая, дикая и сладкая, она только что поспевала! - Прошли крепост- ными воротами внутрь, под стеной, прямо в бастион над воротами, - воро- та, воротины - в три ряда и спускаются сверху на блоках. Тишина, запус- тение. В других воротах, спустив воротины, местные поморы устроили ко- ровник, загоняли туда в стужу скот. Стены облицованы гранитом, а внутри - из земли, насыпаны высокие валы, кое-где отвесные, кое-где так, что могут въехать лошади с пушками. Под землей прорыты всяческие ходы и пе- реходы, мрак, каплет вода с потолков, пахнет столетьями и болотами: шли ощупью, со свечой, - наткнулись на потайной колодезь, в круглой чаше гранита. Каменные бастионы - на крышах растут полуаршинные березы, мо- рошка, клюква, малина - внутри опустошены, исписаны "красноармейцем та- кой-то роты", валяется щебень, двери выломаны, разбиты ступени, лестни- цы. Вокруг крепости каналы со сложною системой водостоков, так что воду можно было произвольно поднимать и опускать, здесь некогда стояли кораб- ли, - сейчас эти каналы затянуты зеленым илом. - - Вокруг крепости - се- верный простор, синяя щетинистая Двина, взморье, северная тишина, - на берегу в поселке сушатся сети и вверх килями лежат карбасы. - Лачинов стоял на верке, поднималась петровская луна, были зеленые зыбкие сумер- ки, от реки шел легкий туман, - но чайки вили "колокольню", к шторму, и - - под верком, в белом платье [зеленовато-зыбким было платье], с вени- ком вереска в руках, - прошла она - - - - и нужен был год Арктики, сотни миль дрейфующего льда, умиранье, мертвь, - чтобы скинуть со счетов жизни этот год, чтоб скинуть целое двадцатилетье, - чтоб после Арктики, после Шпицбергена, - прямо со Шпиц- бергена: - - были ветренные, пасмурные сумерки, в красную щель уходило лиловое солнце, в красную щель между лиловых туч, - но на востоке поднималась луна, и под луной и под остатками солнца щетинилась Двина. Парус клал карбас на борт. Помор был понур, Лачинов все время курил. Очень простор- но и одиноко было кругом. На взморье уже были видны верки крепости, тог- да померкло солнце, луна позеленела, и в поселке в одном единственном оконце был свет. Помор сказал: - "Приехали, - ишь, какие гремянные воды в сегодушнем лете", - пришвартовались, вышли на берег. Было кругом без- молвно и дико. Помор пошел к знакомому дому, постучал, спросил: - "Спи- те, православные?" - ответили из избы: - "Повалилися!" - "Где здесь по- селенка у вас живет?" - Поселенка жила в крайнем доме, - в крайнем доме был один единственный на все становище в оконце свет. - "Ну, прощай, старик, - сказал Лачинов, - я здесь останусь" - - Лачинов постучал в окно. Отперла она. Он вошел и сказал: - Ну, вот, я пришел к вам. Вы меня не помните. Я принес - вам всю мою жизнь - - Заключение. В Москве были мокрые дни. И как каждый день, после суматошного дня, после ульев студенческих аудиторий, после человеческих рек Тверской и лифтов Наркомпроса на Сретенском бульваре, - в пять часов проходил тихим двором старого здания университета профессор Кремнев, шел в зоологичес- кий музей и там в свой кабинет - к столу, к микроскопу, к колбам и бан- кам и к кипе бумаг. В кабинете большой стол, большое окно, у окна рако- вина для промывания препаратов, - но кабинет невелик, пол его покрыт глухим ковром, - и стен нет, потому что все стены до потолка в банках с жителями морских доньев Арктики. Каждый раз, когда надо отпирать дверь, - вспоминается, - и когда дверь открыта, - смотрит из банки осьминог: надо поставить его так, чтобы он не подглядывал! - Это пять часов дня. - От холодов, от троссов, от цынги - пальцы рук Кремнева узловаты, - впро- чем, и весь облик сказывает в нем больше пиратского командора. В кабине- те тишина. - От полярной экспедиции у Кремнева осталась одна ненор- мальность: он боится мрака, в кабинете его светлее, чем днем, горят две пятисотсвечные лампы, - и первым его делом, когда он вернулся изо льдов, была посылка ящика семилинейных стекол на Новую Землю, самоедам [эти стекла пришли к самоедам через год]. - Кремнев готовился к новой экспе- диции в Арктику. Мифология греков рассказывала о трех сестрах Граях - о Страхе, Содрогании и Ужасе, которые олицетворяли собою седые туманы; с рождения они были седовласы, старухи, и у всех трех был один глаз: - Ев- ропейская Международная Комиссия Изучения Полярных стран проектировала послать в Арктику Цеппелины; метеорологи полагали, что, если человечест- во - радиостанциями - включит Арктику в обиход Земного Шара, вопрос о предсказании погоды будет решен, почти целиком. Международная Полярная Комиссия посылала через полюс, от Мурманска до Аляски, Цеппелины. Цеппе- лин должен был совершить этот путь в 70 часов. Первые Цеппелины должны были изучить места, где человек еще не бывал, определить места для ра- дио-станций, организовать эти радио-станции, - а затем только три Цеппе- лина, - из которых один будет стоять в Мурманске, второй - в Красноярс- ке, третий на Аляске, три Цеппелина будут сторожить Арктику; каждый бу- дет связан с сетью радио-станций, раскиданных у полюса, - и каждый всег- да, каждую минуту, связанный радио, будет готов пойти на помощь людям, радистам, закинутым в седые туманы. Человечество сменило трех седых сес- тер Грай - тремя Цеппелинами. - Кремнев должен был лететь с первым Цеп- пелином. Он обрабатывал предварительные материалы, составлял план поле- тов, - собирал охотников лететь в Арктику. В кабинете было тихо, - чело- век, отодвинув микроскоп, сгорбившись над бумагой, - писал: - больные руки выводили мельчайшие буквы. Человек, не отрываясь от бумаги, писал очень долго. Затем он достал из кармана твердый конверт с английскими марками, вынул письмо, прочитал - и написал на него ответ. Потом он придвинул микроскоп и стал, глядя в микроскоп, делать заметки для своего труда, того, который он писал по-русски и по-немецки одновременно. - За окном шумела улица Герцена и шелестел дождь: часы в кабинете шли так же медленно и упорно, как они шли на острове Н. Кремнева, - и улица Герце- на, Моховая - и вся Москва - отмирали на эти часы. Decapoda устанавлива- ла законы, - Москва астрономически определялась такой-то широтой и дол- готой. - И в девять постучали в дверь, пришел профессор Василий Шеметов, - сказал: - "Убери ты этого чорта осьминога, каждый раз пугает, - помол- чал, сел, сказал, как всегда: - ты работай, я не помешаю". - Но через четверть часа они шли по Моховой в Охотный ряд, в пивную, выпить по кружке пива; на углу Кремнев бросил в ящик письмо. Моросил дождь. В пив- ной играли румыны. И Кремнев, и Шеметов пили пиво молча. Молчали. Шеме- тов сидел, опираясь на свою трость, не сняв шляпы, - шляпу он надвинул на лоб. Румыны издевались над скрипками. - Шемет ов наклонился к уху Кремнева, еще больше насунул на нос - шляпу, тихо, без повода, сказал: - Приехал из Архангельска знакомый, говорил про Лачинова. Живет со своей женщиной, ни с кем не встречается, не принимает писем, - с Севе- ро-Двинской переехали на Каргу, в тундру - - Кремнев ничего не ответил. За окном шумихою текла река - Тверская. - Допили пиво и вышли на ули- цу. Распрощались на трамвайной остановке и на трамваях поехали в разные стороны. Шел дождь. --------------- На острове Великобритания, в Лондоне туман двигался вместе с толпой. Часы на башнях, на углах, в оффисах доходили к пяти. - И через четверть часа после пяти Сити опустел, потому что толпа - или провалилась лифтами под землю и подземными дорогами ее кинуло во все концы Лондона и пред- местий, или влезла на хребты слоноподобных автобусов, или водяными жука- ми юркнула в переулки тумана на ройсах и фордах: Сити остался безлюдьем отсчитывать свои века. - Девушка (или женщина?) - мисс Франсис Эрмстет - у Бэнка, где нельзя перейти площадь за суматохой тысячи экипажей и про- рыты для пешеходов коридоры под землей, - лабиринтами подземелий прошла к лифту, и гостиноподобный лифт пропел сцеплениями проводов на восемь этажей вниз. В тюбе было сыро и пахло болотным газом, - там к перрону, толкая перед собой ветер, примчал поезд, разменял людей и ушел в темную трубу под Тэмзу - на Клэпхэм-роад, в пригород, в переулки с заводскими трубами. Девушка знала, что завтра город замрет в тумане. - Там, в пере- улке, на своем третьем этаже, в своей комнате - девушка нашла письмо, на конверте были русские марки. Зонт и перчатки упали на пол: в письме, на- писанном по-русски, было сказано, что он, Кремнев, опять отправляется в Арктику и еще год не приедет к ней и не зовет ее сейчас к себе. - Тогда зазвонил телефон, говорил горный инженер Глан. Девушка крикнула в трубку, по-английски: - Пойдите к чорту, мистер Глан, с вашим автомобилем и цветами! Да! - вы все уже рассказали мне о... о мистере Лачинове! - и девушка затоми- лась у телефона, девушка сказала бессильно: - Впрочем, впрочем, если вы возьмете меня летом на Шпицберген, я поеду с вами, да!.. - И девушка, заплакав горько, упала лицом в подушку, на девичью свою кровать: она знала, что - странною, непонятною ей, но одной навсегда лю- бовью - любит, любит ее профессор Николай Кремнев. --------------- ...и в этот же час - за тысячи верст к северу от полярного круга на Шпицбергене, на шахтах - одиночествовал инженер Бергринг, директор угольной Коаль-компании. Там не было тумана в этот час и была луна. До- мик Бергринга прилепился к горе ласточкиным гнездом - - - - ночь, арктическая ночь. Мир отрезан. Стены промерзли, - мальчик круглые сутки топит камины. То, что видно в окно, - никак не земля, а кусок луны в синих ночных снегах. Мальчик принес вторую бутылку виски, - книга открыта на странице, где математические формулы определяют рассто- яние до Полярной. Бергринг подошел к окну, под Полярной горело сияние. Тогда в канторе вспыхнуло катодной лампочкой радио: оттуда, из тысячи верст, из Европы, зазвучали в ушах таинственные, космические пуанты и черточки: ч-ч-чч-тт-тс- - Узкое, 14-я верста по Калужск. шоссе. 9 янв. - 2 марта 1925 г. А. УСПЕНСКИЙ ПЕРЕПОДГОТОВКА ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Предлагаемая читателю повесть А. Успенского "Переподготовка" является опытом художественной сатиры на некоторые стороны провинциальной жизни эпохи нашей революции. Как всякая сатира повесть А. Успенского построена на преднамеренном выделении одних черт и явлений и затенении других. Ра- зумеется, октябрьская революция даже в глухой провинции не сводилась ни к торжеству комиссаров Лбовых, Молчальников и "беспартийных марксистов" Ижехерувимских, ни к "шкрабьему" житью-бытью. В конечном итоге в нашей провинции ход революции определялся диктатурой рабочего класса. Наша провинция вписала в великую книгу Октября свои героические страницы; иначе центр не одержал бы побед над врагами нового демоса. Но российский Головотяпск сплошь и рядом вносил в революцию и свое головотяпское, оку- ровское, гоголевское. В этой мере должны быть общественно и художествен- но оправданы и признаны своевременными такие вещи как повесть А. Успенс- кого. I Пред глазами уездные, привычные картины: пробежала собака, понюхала тумбу, фыркнула и продолжала свой путь дальше; изголодавшаяся корова протрусила к крестьянской телеге, набитой сеном, и на глазах у всех со- вершила тот поступок, который, пожалуй только коровам и сходит вполне безопасно; провезли пьяного лесничего после кутежа в трактирчике Фрумки- на; прошел в щеголеватых зеркальных сапогах комиссар, направляясь, пови- димому, по весьма важному делу; подрались две базарных торговки; остано- вился неподалеку с миловидной барышней комсомолец и, под впечатлением комсомольской пасхи, доказывал ей, что нет бога. Но выражение его глаз, лица говорило, что бог то для него есть и даже очень близко от него. Ба- рышня это понимала, и щечки ее горели, и глаза струились. Азбукин всегда умилялся, созерцая панораму своего родного города. Вот где Россия, матушка - Русь, думал он. Серая, грязная, а всетаки наша, родная. Что значат перед ней большие города, с их гамом, возней и шуми- хой! А здесь - зеркало русской жизни. Отсель грозить мы будем шведу, исподволь в его уме - уме пушкиниста - возник пушкинский стих. Помыслив обо всем этом, Азбукин сунул руку в карман пальто, но не за- тем, чтобы вынуть платок и высморкаться. Нет, носовых платков он давно уже не имел и сморкался демократическим способом, "по-русски". Азбукин сунул руку машинально. В кармане его пальцы нащупали бумагу, и тогда он вспомнил, что эту бумагу, полчаса назад, ткнул ему секретарь наробраза: - Прочитайте; вот вам удовольствие. - И, помолчав, добавил: - Но удо- вольствие ниже среднего, - вас собираются в переплет взять. - Бывали мы в переплетах - ответил Азбукин, взял бумагу и опустил ее в карман, расчитывая внимательно прочесть наедине, дома. Потом последо- вала беседа с секретарем, даже с самим заведующим о введении в нор- мальное русло ученических кружков, которые покамест занимаются тем, что бьют окна во время уроков и устраивают такой шум, что заниматься невоз- можно. Заведующий отделом, большой сторонник и насадитель кружков, срав- нил подобное школьное явление с весенним половодьем, после которого вода всегда же сбывает, и Азбукин, сам ценивший поэтические образы, с этим согласился. - Кружки развивают самодеятельность учащихся! - патетически восклик- нул заведующий. - Они могут сделать, - понимаете-ли, - то, чего не сде- лать вам, педагогам. Азбукин и с этим согласился, - самодеятельность он тоже ставил высо- ко. Но сразу же задал вопрос: - На какие же средства вставить разбитые стекла? Не может ли отдел этого сделать? Но отдел был беден, и заведующий был заданным вопросом приведен в не- которое смущение. Он даже призадумался. Лишь после его осенила счастли- вая мысль: - Знаете, теперь весна... Так, ведь? Заведующий при этих словах осклабился. Очевидно, слово "весна" вызы- вало у него представление не об одних только разбитых школьных стеклах, а и о предметах более приятных. - За весной же последует лето, - продолжал заведующий. - Так ведь? Он нарочно тянул, смаковал свою мысль, - продлить наслаждение, - но Азбукин был нетерпелив и потому вставил: - А за летом следует осень, потом - зима. Лицо заведующего погасло. - Не то, не то! Вы не так понимаете меня. Зачем же осень и зима? Ведь, теперь весна, а за весной - последует лето. - Ну да, лето, - поддакнул Азбукин, желая попасть в тон начальству. - А раз лето, то на что же стекла? - сказал заведующий. Азбукин настолько был ошарашен мудростью заведующего, что язык у него не повернулся, чтобы заикнуться еще о чем-либо - о кружках, стеклах, об осени, зиме. Выйдя из кабинета заведующего, Азбукин подошел к барышне-бухгалтерше, отличавшейся неприступностью. - Как же насчет жалованья-то? - спросил он осторожно и ласково вмес- те. - Насчет жалованья? - недовольно фыркнула крепость, - ишь чего захо- тели! - Да я думал... - еще более ласково и приветливо продолжал Азбукин. - Вот и не думайте, - еще более грозно надвинулась крепость. - Да я не буду... извините, - совсем уже сдаваясь, пролепетал Азбу- кин. - Жалованье вы получите на следующей неделе. - А сколько? - полюбопытствовал осмелевший Азбукин. - По рассчету 160 миллионов в месяц. Вероятно, ячменем. - Да, ведь, это же мало. Ведь, самый последний служащий больше полу- чает. Ведь, сторож исполкома больше получает... - А вы - шкраб, - неожиданно сурово хлопнула крепость, - тоже захоте- ли! Тут только, Азбукин, понял всю неуместность своей горделивой попытки сравнять себя со сторожем исполкома и - умолк. Что-ж, верно, шкраб, - горько подумал он. - Ведь, "сторож" звучит гордо, - его можно даже переделать в величавое: страж. Кстати, вспомнил- ся стих Пушкина: - Маститый страж страны державной. А шкраб? И звучит-то даже не по-человечески, а напоминает какое-то животное, не то ползающее по земле, не то живущее в воде. Животного это- го Азбукин никак не мог досконально припомнить, не взирая на все потуги, потому что в естествоведении был слаб. Пробыв в задумчивости несколько более четверти часа (тут он, не желая того, сопоставил себя с Сократом, который мог целые сутки пробыть в этом состоянии), Азбукин решил выйти из отдела. А на улице его ждало солнце, такое ласковое. Теперь, вытаскивая бумагу из кармана и припомнив все, что пришлось ему пережить в отделе, Азбукин всю свою нежность перенес на солнышко, которое не строило каверз, как секретарь отдела, не важничало, как заведующий, и не открывало и не захлопывало ворот, как неприступная крепость. - Милое, - с чувством помыслил о дневном светиле Азбукин, оно одина- ково проливает благодать и на сторожа исполкома, и на несчастного шкра- ба. Если бы люди брали с него пример! Той порой он окончательно извлек из кармана бумагу и начал читать. По мере чтения, глаза Азбукина расширялись, и интерес к читаемому настолько усилился, что он даже и не заметил, как кое-кто из прохожих, тут же рядом несколько раз чихнул. А обыкновенно он не упускал случая, если кто-нибудь по близости от него чихал, вежливо пожелать: будьте здо- ровы. Бумага была циркуляром о переподготовке учителей. Она озадачила, оше- ломила Азбукина. Чтобы придти в себя, Азбукин по складам, водя пальцем, прочел ее заг- лавие: ГОЛОВОТЯПСК. Головотяпскому Уоно И тоже по складам, только с большим почтением, повернув бумагу на бок, прочитал резолюцию своего заведующего уоно: исполнить Азбукин давно привык к субординации, и начальнические слова теперь для него так же выразительно и ярко горели на бумаге, присланной из гу- боно, как радуга горит, сквозит и млеет на покрытом тучами неб

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє