▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
один лишь детский - горький плач? - Мистера Кигстона сменяет другой докладчик, Иван Бунин, - иль это только бред, поэма, метель над Домбергом - ? - Корабль мирно идет из Америки в Европу. "Горе тебе, Вавилон, город крепкий", Апокалипсис. - Это эпиграф. - - "...почти до самого Гибралтара пришлось плыть то в ледяной мгле, то среди бури с мокрым снегом; но плыли вполне благополучно и даже без кач- ки, пассажиров на пароходе оказалось много. И все люди крупные, пароход - знаменитая "Атлантида" - был похож на самый дорогой европейский отель со всеми удобствами, - с ночным баром, с восточными банями, с собствен- ной газетой, - и жизнь на нем протекала по самому высшему регламенту: вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихся по коридорам еще в тот сумрачный час, когда так медленно и неприветливо светало над се- ро-зеленой водяной пустыней, тяжело волновавшейся в тумане; накинув фла- нелевые пиджамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в мраморные ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, со- вершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам, дыша холодною свежестью океана, или играть в шеффль-борд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать подкрепляться буттербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газеты и спокойно ждали второго завтрака, еще более питального и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху: все палубы заставлены были тогда лонгшезами, на которых путе- шественники лежали, укрывшись плэдами, глядя на облачное небо и на пе- нистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в первом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким, душистым чаем с печеньями; в семь повещали трубным сигналом об обеде из девяти блюд... По вечерам этажи "Атлантиды" зияли во мраке как бы огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойнях и винных складах с особенной лихорадочностью. Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, рыжего челове- ка, чудовищной величины и грузности, всегда как бы сонного, похожего в своем мундире с широкими золотыми нашивками на огромного идола и очень редко появляющегося на-люди из своих таинственных покоев; на баке поми- нутно взвывала с адской мрачностью и взвигивала с неистовой злобой сире- на, но немногие из обедающих слышали сирену - ее заглушали звуки прек- расного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в огромной двухсветной зале, отделанной мрамором и устланной бархатными коврами, празднично залитой огнями хрустальных люстр и золоченых жиронделей, пе- реполненной декольтированными дамами в бриллиантах и мужчинами в смокин- гах, стройными лакеями и почтительными метр-д'отелями, среди которых один, тот, что принимал заказы только на вина, ходил даже с цепью на шее, как какой-нибудь лорд-мэр... Обед длился целых два часа, а после обеда открылись в бальной зале танцы, во время которых, мужчины, задрав ноги, решали на основании последних политических и биржевых новостей судьбы народов и до малиновой красноты лица накуривались гаванскими си- гарами... - Океан с гулом ходил за стеной черными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях... - в смертной тоске стенала удушаемая туманном сирена, мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке - - -". Телеграф. Телеграф: это столбы и проволоки, которые сиротливо гудят в полях, гудят и ночью и днем, и веснами и осенями, - сиротливо, потому что - кто знает, что, о чем гудят они? - в полях, по оврагам, по большакам, по проселкам. - - В Эдинбурге у матери Смит в пять часов было подано кофе, блестел кофейник, сервиз, скатерть, полы, филодендроны, - в Париже у мистрис Чудлей разогревалась ванна, чтоб женщину, как конфекту, из платья выворачивать, - и тогда велосипедисты привезли телеграммы. - "Мистер Роберт Смит убит в Москве" - - Фита. Но в Европе ведь были - еретики, безумцы, поэты и художники, которые - - В Европе гуситствовал Штейнер и лойольствовал Шпенглер - - В Ливер- пуле, Манчестере, Лондоне, Гавре, Париже, Брюсселе, Берлине, Вене, Риме, - в пригородах, на фабричных дворах, из подворотен, в дыму, копоти и грязи, на рудниках, шахтах и заводах, в портах, - в элеваторах, - поди много крыс, - рабочие, безработные, их матери, жены и дети - правой ру- кой - сплошной мозолью, выкинутой к небу и обожженными глотками - - и с ними еретики, безумцы, поэты и художники - - вчера, третьего дня, завтра - ночами, восходами, веснами, зимами, осенями - в метели, в непогодь и благословенными днями - одиночками, толпами, тысячами, - обожженными глотками, винтовками, пистолетами, пуш- ками - - кричали: - Третий Интернационал! - В черной зале польской миссии - бред. Маленький мальчик горько плачет в польской миссии, потому что он потерял грифель, и педагог будет его бить. Лиза Калитина - в польской миссии. Метель в польской миссии. Но вот идут еретики, поэты, художники, безумцы, рабочие, все, для кого мор- ги. Ротмистр Тензигольский - обветрен многими ветрами - Ллойд-Джордж - вместе с Тензигольским - расстрелян. Бред - ерунда - глупость - вымысел. В черном зале польской миссии бродят тени, мрак, ночь. Мороз. Нету мете- ли. - И вот идет рассвет. Вот по лестнице снизу идет истопник, несет дрова. - В Москве, с Николаевского вокзала - из колонии, имя которой Россия, уходил вагон за границу, в метрополию, он должен был дойти до порта Тал- лина. Он должен был уйти в 5,10, но ушел в 1,50, - это по-российски. На вокзале, ибо в эти часы не было поездов, было пустынно. В вагоне ехали эсты. Русские понимали по-эстонски только два слова: куррат - черт, и якуллен - слушаю; слушали друг друга - и русские носильщики с усмешкой, и эстонские курьеры дипломатически вежливо - "якуллен", - но не понима- ли. Уборная в вагоне обозначалась по-эстонски, что не изменяло, конечно, ее назначения, как это бывало в России. Вагон грузили ящиками в пломбах, похожими на гроба, которые именовались дипломатическими пакетами. Потом, вместе с людьми, запломбировали вагон. Ночью вагон ушел. Ночью было хо- лодно в вагоне. - Во всем вагоне оказалось пять человек, при чем двое из них - русские, - впрочем, был еще шестой: в одном из дипломатических па- кетов находился труп Роберта Смита. Ночью в вагоне на дипломатических гробах горели свечи. Стены вагона, деревянные, были крашены серым, вагон был невелик, окна были замазаны известью, при остановках и толчках в дипломатических пакетах перекатывались бутылки, все пятеро были в еното- вых шубах, пахло нафталином и сардинками, - и вагон походил на общую ка- юту третьего класса внизу, в трюме, плохенького морского пароходика: бу- тылки из-под шампанского, которые перекатывались в дипломатических гро- бах, напоминали звон рулевых цепей, и как в трюмах - в окнах ничего не было видно. Так заграница подперла к самой Москве, так уходил вагон из колонии. Утром и весь день ничего из вагона не было видно: окна были хо- рошо закрашены. Двое русских, все же успели за ночь обжить свое купэ и свои гроба - окурками, бумажками и разговорами по душам. Вечером в ваго- не запахло трупным удушьем - от трупа Роберта Смита. Если ехать первый раз в жизни, - в годы Великой Мировой разрухи пере- ехать русскую границу, где ломаются два мира, - не просто. И вагон пере- езжал границу ночью. В Ямбурге, на русской границе, все пошли с чемодан- чиками в таможенную будку, - и ночь была такая, как и должно ей быть на границе, где контрабанда и иные темные дела: на шпалах, на рельсах, на деревьях мылилась луна, и казалось, что луна - едва слышно - звенит в одиночестве, - и у таможенной избы, сшитой из фанеры, окна были замазаны известью, смотрела - мазала известь на стеклах - луна. Было четыре часа ночи. - Потом опять вернулись в вагоны, поезд тронулся и через пол-часа пришли уже другие пограничники, в нерусской форме, - они поздравляли с приездом в Европу. В сущности, это было очень нище. Так пришел вагон из колонии в Европу, - еноты не прятались: - кто знает, сколько было выве- зено из колонии платины, камней, картин, икон? - вместе с дипломатичес- кой почтой -? Так выбыл из России - запечатанный в дипломатическом пакете - мистер Роберт Смит. И другой поезд вполз в Россию, чтоб сщемить сердце каждого русского, - - чтобы услышать дубасы в вагоны, шум, гам и вой, крики и вопли ме- шечников и мешков в матершине, чтоб хлестнул по носам всероссийский за- пах тримитиламина аммиака и пота, - чтоб никак не об'яснить американцу про недезинфецированный башмак и никак не понять, когда день, когда ночь, когда что: - - Но над Россией - весна, великий пост, - когда ветренно, ручейно, солнечно, облачно и когда бухнет полднями сердце, как суглинок, - когда хрустнет хрусталь печали, как льдинка под ногой, - и поют - когда мужики русские песни, тоскливые, как русские века: ветер потрошит души русских, как бабы потрошат кур, - и все же ветренно, ручейно, облачно и солнечно по весне в России. 1) В поезде был вагон детских сосков, закупленных за границей рос- сийским внешторгом: впоследствии выяснилось, что вместо сосков оказались в вагоне другая резина. 2) В Себеже, что ли, в Великих Луках, или где-то еще: - баба кричала истошно: "Дунькя, Дунькя-а, - гуртуйси здеся". - И с воем мчались по ба- зару мешечники. В Себеже, что ли, или в Великих Луках, по шпалам ходил стрелочник, переводил стрелки рельс; на голове у него была шляпа, за по- ясом две палочки красного и зеленого флагов, а у пояса в котомке - две книги, - Евангелие и Азбука Коммунизма, - на ногах у него, по весеннему, ничего не было; звали стрелочника Семенов. Семенов ходил по шпалам, - мешечники уже умчались, ибо поезд ушел. Семенов вынул тогда из котомки Азбуку Коммунизма и стал зубрить, как вызубрил некогда Евангелие, - Аз- буку же Коммунизма зубрил к тому, чтобы примирить Азбуку с Евангелием, ибо находил в этом великую необходимость для души. 3) В Себеже, что ли, или в Великих Луках, - На базаре за станцией, в базарный день, стоял с возом степеннейший русский мужик, продавал восемь пудов ржи. Мимо шли рысцой покупатели и продавцы. Как соловьи в майскую ночь, оглашали базар удивлением миру - громчайшим визгом - поросята, - и вопил базар очень громко - в синее небо, соборной толпою. К мужику подо- шел человек. - Что продаешь? - Рожь продаем мы, обмениваем, значит. Деньги нам, значит, не надо - обклеивать избу. - Так. А по чем? - Мы не на деньги - обклеивать избу. Керосинчику нам бы... - А на что тебе керосин? Для свету? - Керосин нам для свету, - чтобы морду не расшибить, значит, в потем- ках, либо к скотине выйтить, а то - бойся. Обыватель сказал мужику: - У нас теперь електризация произошла, - Горит сколько тебе хошь - без керосину, - и опять пожару не может быть - не жгет. Лампа такая стеклянная, вроде груши, и проволока в ей, а от ей идет другая проволока в загогулинку на стене. Хошь, продам? - А не вре? Мужик поехал к человеку, посмотреть электричество. Воз на дворе оста- вил, вошли в дом. Человек об'яснял: - Видишь: вот лампа, вот ее подставка, а вот шнурок. Видишь: я конец шнурка, штепсель, втыкаю в стену, в эту вот загогулину. Видишь: теперь я на подставку поворачиваю крантик и - горит. Действительно, засветило. Мужик охнул, посмотрел, потрогал, понюхал. - И без керасину, значит? А какая же в ем сила? - Сила в ем от земли. - О! - Теперь. Видишь: крантик этот я заворачиваю, - не горит. Вынимаю штепсель из загагулины, иду в кухню, там втыкаю в загогулину, поворачи- ваю и - горит, как твоих двадцать лампов. - И желаю я за все, за лампу, за подставку и за загогулину - восемь пудов ржи. Дешевле никак нельзя. Мужик заторговался, - поставили самовар, - столковались на семи, све- шали, поменились из полы в полу. Честь-честью, - "А загогулину тогда к стенке гвоздиком приколотишь, что ли". Мужик приехал домой к вечеру, в избу вошел гоголем. Сказал бабам: - Грунька, сбегай к Авдотье, а ты, Марья, к Андрею, - чтобы пришли скореича, значит. Еще кого позовите. Народ пришол. Мужик, молча, осмотрел всех, - отодвинул локтем сынишку от стола. Топором - двумя гвоздиками приколотил к стене загогулину. Ска- зал: - Видишь: вот лампа, вот ее подставка, а вод - снурок. Видишь: я ко- нец снурка, стесель, втыкаю в стену, в эту вот загогулину. Видишь: те- перь я на подставке поворачиваю крантик и - - Ничего не загорелось. - - - ? - Постой. Погоди. - ? - Видишь: вот лампа, вот ее подставка, а вот - снурок. - Видишь: я конец снурка, стесель - Ничего не загорелось. - - 4) Человек же в городе шесть пудов ржи спрятал под кровать, а седьмой пуд сменял на самогон - у самогонщика-трезвенника стрелочника Семенова. К вечеру он лежал за базаром, за железнодорожной линией в канаве, - пу- говица у его штанов лопнула, он дрыгал ногами и говорил: - Пусти, ос-тавь... Не трожь, т-това-риш. Не замай. - Он немного мол- чал, потом начинал вновь: - отвяжись, ч-чорт, п-пусти ноги... ос-ставь, - ты - нне - гарни-турься - - Наконец одна штанина свалилась с ноги. Он почувствовал облегчение: - "Аа, пустил, дьяволюга" - перевалился со спины на живот, пополз на чет- вереньках, затем встал на ноги, упал. Шагов через пятнадцать свалилась и вторая штанина. Тогда пошел тверже. - - 5) И еще где-то в другом конце России, и тремя месяцами раньше: - в том помещичьем доме, где когда-то справляли помещичьи, декабрьские ночи - - - Знаемо было, что кругом ходят волки, и луна поднималась к полночи, и там на морозе безмолвствовала пустынная, суходольная, - непомещичья - советская ночь - - В доме многое было, и коммуна, и труд-армейские части, и комсомол, и совхоз, и детская колония, дом как следует покряхтел. - - В том помещичьем доме организован был здравотделом дом отдыха. В честь открытия дома устроен был бал и ужин. Все было отлично сервирова- но. И вот на балу, за ужином - украдены были со стола тарелки, ложки и вилки, а из танцовального зала украли даже несколько стульев, - хоть и присутствовал всем синклитом на балу исполкоми. - - 6) И последнее, о людоедстве в России. Это рассказал Всеволод Иванов - "Полой (почему - не белой?) Арапией". Еще три месяца скинуты со сче- тов, - в третьем углу России. - - Всеволод Иванов рассказал, как сначала побежали крысы, миллионы крыс: "деревья росли из крыс, из крыс начиналось солнце". Крысы шли че- рез поля, деревни, села. "Жирное, об'евшееся, вставало на деревья солн- це. Тучными животами выпячивались тучи. Оглоданные земли. От неба до земли худоребрый ветер: От неба до земли жидкая голодная пыль"... "Крысы все бежали и бежали на юг". Тогда крыс начали бить, чтобы есть. Их били камнями, палками, давили колесами телег. "К вечеру нагребли пол телеги". Заночевали в поле. "Наевшись, Надька сварила еще котелок и отправила с ним Сеньку к матери, в деревню. Вернулся он утром, - подавая котелок, сказал: - "Мамка ешшо просила" - Крысы шли через поля, деревни, села. На деревне, в избе крысы от'ели у ребенка нос и руку. "За писком бежавших крыс не было слышно плача ма- тери". Потом пришел сельский председатель: "пощупал отгрызенную у ребен- ка руку, закрыл ребенка тряпицей и, присаживаясь на лавку, сказал: - "Надо протокол. Може вы сами с'ели. Сполкому сказано - обо всех та- ких случаях доносить в принадлежность". "Оглядел высокого, едва подтянутого мясом, Мирона". - - "Ишь, какой от'елся. Може он и с'ел. Моя обязанность - не верить. Опять, зачем крысе человека исть?" - Потом побежали люди. "Жирное, об'евшееся вставало солнце. Тучными жи- вотами выпячивались тучи. - От неба до земли худоребрый ветер". - И была еще - тишина. Надька - "плоская, с зеленоватой кожей, с гнойными, вывер- нутыми ресницами" - говорила Мирону: - "Ты, Мирон, не кажись. Очумел мужик, особливо ночью - согрешат, уб'ют... Ты худей лучше, худей." - "Не могу я худеть, - хрипел Мирон. Раз у меня кость такая. Виноват я? Раз, худеть не могу. Я и то ем меньше, чтобы не попрекали. Омман один это, вода - не тело. Ты щупай. - "И то омман, разве такие телеса бывали. Я помню. А ведь не поверют - прирежут. Не кажись лучше". - Вскоре, когда пошли, все лошади передохли: "Кожу с хомутов с'ели". "Раз Надька свернула с дороги и под песком нашла полузасохшую кучу конского кала. Сцарапнула пальцем полузасохшую корку, позвала Егора: - "С овсом... Иди". - "Ночью Мирону пригрезился урожай. Желтый густой колос бежал под ру- кой, не давался в пальцы. Но вдруг колос ощетинился розоватыми усиками и пополз к горлу... - Здесь Мирон проснулся и почувствовал, что его ноги ощупывают: от икр к пахам и обратно. Он дернул ногой и крикнул: - "Кто здесь? "Зазвенел песок. Кто-то отошел. Проснулась Надька. - "Брюхо давит. - "Щупают... Мясо щупают. - "Умру... Мне с конского... давит. В брюхе-то как кирпичи с каменки каленые... И тошнит. Рвать не рвет, а тошнит комом в глотке". Тогда за- копай. - "Выроют. Надька умерла. - Перед смертью Надька молила: - "Хлебушко-то тепленький на зубах липнет, а язык-то. Дай, Мироша, ей-богу не скажу. Только вот на один зубок, хмм, хи... кусочек. А потом помру, и не скажу все равно. "Деревня поднялась, двинулась. - "Схоронишь? - спросил Фаддей, уходя. - Поодаль наземле сидел Егор- ка, узкоголовый, отставив тонкую губу под жестким желтым зубом. - "Иди, - сказал ему Мирон. - Я схороню. - Егорка мотнул плечами, по- шевелил рукой кол под коленом. Сказал: - "Я... сам... Не трожь... Сам, говорю... Я на ней жениться хотел... Я схороню... Ступай. Иди. "У кустов, как голодные собаки, сидели кругом мальчишки. Егорка махнул колом над головой и крикнул: - "Пшли... ощерились... пшли... "Пока он отвертывался, Мирон сунул руку к Надьке за пазуху, нащупал там на теле какой-то жесткий маленький кусочек, выдернул и хотел спря- тать в карман. Егорка увидел и, топоча колом, подошел ближе. - "Бросай, Мирон, тебе говорю... Бросай... Мое... "Егорка махнул ко- лом над головой Мирона. Тот отошел и бросил потемневший маленький крес- тик. Егорка колом подкинул его к своим ногам. - "Уходи... мое... я схороню... - в лицо не смотрел, пальцы цепко ле- жали на узловатом колу. "Мирон пошел, не оглядываясь. Мальчишки, отбе- гая, кричали: - "Сожрет". - - "Жирное, об'евшееся, вставало на деревья солнце. Тучными животами вы- пячивали тучи. - Огненные земли. От неба до земли худоребрый ветер" - Заключение второе. ОТКРЫТА Уездным отделом наробраза вполне оборудованная - - БАНЯ - - (бывшее Духовное училище в саду) для общественного пользования с пропускной способностью на 500 чел. в 8-ми час. рабочий день: Расписание бань: Понедельник - детские дома города (бесплатно). Вторник, пятница, суббота - мужские бани. Среда, четверг - женские бани. Плата за мытье: для взрослых - 50 коп. зол. для детей - 25 коп. зол. УОТНАРОБРАЗ Сроки: Великий пост восьмого года мировой войны и гибели Европейской культуры - и шестой Великий пост Великой Русской Революции, - или иначе: март, весна, ледолом - Место: место действия - Россия. Ге- рои: героев нет. Пять лет русской революции, в России, Емельян Емельянович Разин, про- жил в тесном городе, на тесной улице, в тесном доме, где окно было затк- нуто одеялом, где сырость наплодила на стенах географические карты неве- роятных материков и где железные трубы от печурок были подзорн

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє