идела  вон там! Идем, оттуда  хорошо  видно. Ты  удивишься,  я  чуть  не
завалила  эту письменную математику! Хорошо,  знакомые ребята оказались  под
рукой.

     Чтобы как-то участвовать  в разговоре, Артамонов хотел заметить, что он
в этой аудитории писал сочинение.  Татьяна  оказалась неисправимым  мастером
монолога и заткнула одногруппника очередным восклицанием:

     -  О! До звонка еще целых пятнадцать минут! Ты пока  посиди, я  приведу
себя в порядок. Ничего не успела сделать в автобусе из-за этих приставак! )

     Доставая косметику, она еще раз поведала, как чуть не опоздала и как ей
всю дорогу  мешали  читать.  Потом на  время  затихла,  вытягивая  губы  для
нанесения более  вызывающего слоя помады.  Затем  возвела  на должную  длину
ресницы,  попудрилась,  после  чего  еще  минут  пять не  вынимала  себя  из
зеркальца. Наконец снова взяла помаду и резче выразила нижнюю губу.

     Закончив  манипуляции,   Татьяна  чуть   было  опять  не  обратилась  к
Артамонову, но снова, как в омут, бросилась в сумочку:
     - Забыла! Ногти!

     Аудитория  наполнялась  первокурсниками.   Они   терялись,   смущались,
спотыкались в  проходе,  стеснялись  вошедших ранее, совершенно  выпустив из
виду,  что те  - такие же неловкие и нерасторопные. За исключением разве что
Татьяны.

     Первой была лекция по физике.
     Одновременно  со звонком вошел лектор. Татьяна отпрянула  от зеркальца,
побросала все в сумочку. Достав из очень похожего  на себя портфеля тетрадь,
обратилась вперед, надолго забыв про Артамонова.

     Небольшого роста  лектор первоначально не  вызвал  у  Татьяны  никакого
доверия.  Она  не признавала  мужчин  ниже  себя.  С  Артамоновым  пошла  на
вынужденную  связь  только  потому,  что  он  был  первым  встретившимся  ей
представителем  коллектива,  в  котором  она  рассчитывала  проявить или,  в
крайнем случае, обрести себя.

     Физик  встал  в  выжидательную позу - отвернулся к  окну и  забарабанил
пальцами  по  столу.  Последние  шорохи  и  щелканья  замками растворились в
нарастающей тишине.  Студенты замерли в  ожидании первого преподавательского
слова,  которое  возвестит  о  начале  чего-то  непонятного,  неизведанного,
таинственного.

     Лектор  оставил  в  покое  окно,  унял  пальцы и, скользнув глазами  по
верхним рядам, заговорил:

     -  Ярославцев.  Владимир  Иванович.  Намерен  вести  у  вас аудиторную,
лабораторную и  практическую  физики.  Первая лекция обзорная, ее  можно  не
записывать.

     Татьяна  без  удовольствия  захлопнула тетрадь, на которой  фломастером
очень старательно, но не очень ровно было выведено: "Физика".

     Ярославцев  легко  прошелся  по   сути   предмета.   Потом  до   звонка
распространялся о своей студенческой  жизни,  постоянно срываясь на то,  что
когда-то  и он вот так же  пришел  на первую в своей жизни лекцию, а теперь,
так сказать, уже сам... читает их.

     Татьяна пропустила  мимо  ушей  замечания из начал  высшей физики  и  с
упоением   слушала   затянувшееся   лирическое   отступление    Ярославцева,
устремившись к нему всем своим неординарным телом.

     Прозвенел звонок. Лектор, не попрощавшись, вышел. Татьяна вспомнила про
Артамонова:

     - Что  ты  сидишь? Собирайся! Идем! Нам нужно теперь  в  другой корпус!
Следующий урок будет там. - Слово "урок"  прозвучало грустно и нелепо. Кроме
Татьяны, никто никуда не собирался. Она чуть не  направилась к выходу, когда
Артамонов сказал:
     - Постой, будет продолжение.

     Не найдя слов, Татьяна молча опустилась на скамью.
     Она не знала, что  занятия в институте проходят парами. Вторую половину
лекции она вела себя подавленно и была не так внимательна к Ярославцеву. Она
изучала сокурсников. Ее  сектор осмотра  был намного  шире среднего.  Легким
поворотом головы она доставала любой угол аудитории.

     Следующим  шло практическое  занятие  по  математике в составе  группы.
Когда Артамонов с Татьяной почти под ручку вошли  в маткабинет, группа 76-ТЗ
была в сборе и глазами,  полными любопытства, проводила привлекательную пару
до места. И хотя основное внимание явно уделялось Татьяне, Артамонов замечал
и  на себе  повышенное для ознакомительной обстановки  количество  взглядов.
Татьяна, усевшись поудобнее, принялась за детальное изучение окружающих. Она
всюду  натыкалась на  встречные взгляды. Ощутив себя  в эпицентре,  опустила
глаза и повернулась к Артамонову:
     - Ты математику хорошо знаешь?

     Вошел математик. Он боком протиснулся в дверь и  так же боком, не глядя
на  присутствующих,  направился  к столу.  В небольших  кулачках  он зажимал
обшлага не  по  росту  выполненных рукавов. Внешность  его  была удручающей.
Огромный лоб нависал над маленькими глазками, посаженными  так  близко,  что
они могли  видеть  один другого. Уши аллометрически смотрели в стороны и  не
входили с лицом ни в какие пропорции.

     Сильно заикаясь  и глядя  в  пол,  преподаватель объяснил что-то  вроде
того,  что занятие  будет пробным,  поскольку лекционный материал по  первой
теме еще не начитан, поэтому  придется заниматься школьными задачами. Никого
не  вызывая к  доске, он  сам  решал  задачи,  говоря  себе  под нос  что-то
невнятное и вымазываясь в меле. Написанное он стирал  рукавами, а  никак  не
влажной тряпочкой, которая лежала рядом.

     Это был Знойко Дмитрий Васильевич, известный всему институту, но еще не
знакомый первокурсникам.

     Завершала  учебный  день  лекция  по  общей  химии.  Похожий   на  льва
преподаватель, опустив приветствия, почти по слогам произнес:
     - Тема первая. Коллоидные растворы.
     Говорил  и  двигался он  очень тяжело,  не  останавливаясь и не обращая
внимания  на реакцию  слушателей.  Не  спеша, он за  полтора  часа наговорил
столько, что  у  Татьяны все  это еле вместилось на  пяти листах  помеченной
фломастером тетради. Она старалась записывать за химиком все подряд. К ней в
конспект вкрался анекдот, рассказанный лектором в качестве примера.

     Кто-то узнал в лекторе Виткевича, закадычного друга ссыльного академика
Сахарова. Перешептываясь, аудитория загудела.
     - Уф! - сказала Татьяна,  когда лектор,  не попрощавшись, вышел. -  А я
боялась, что не  смогу успевать записывать эти... лекции. Оказывается, очень
даже  смогу.  Ну, а  сейчас скорее  в столовую, я  ужасно  проголодалась!  -
Перепрыгивая  теперь уже  через  четыре ступеньки,  она  повлекла  друга  по
лестнице.

     Татьяна на  удивление спокойно выстояла  длинную очередь, но  у раздачи
заметно забеспокоилась и  разлила компот,  поставив стакан на край  тарелки.
Зардевшись от неловкости, она замолчала. Как только сели за стол, забыла про
неудачу  и заговорила. Она пространно  рассуждала  про  нынешние предприятия
питания  и  блюда,  обнаруживая  компетенцию на  уровне  заведующей  трестом
столовых  и  ресторанов.  Камни  и  грязь,  летевшие  из  ее уст в  общепит,
нисколько не умеряли здорового аппетита.

     - Ты в столовой работала до института?

     - Нет, - покраснела Татьяна.  - Я поступила сразу после школы. А теперь
ты куда? - спросила она Артамонова на выходе из столовой.

     - В общежитие.

     - Тогда нам по пути.

     Обед своеобразно сказался на  поведении Татьяны. Она молча поскрипывала
и посапывала,  как орган какой-нибудь внутренней секреции, и  только у самых
общежитий внятно произнесла:

     - А чем ты, интересно, занимаешься вечером?
     Артамонов понял, что необходим крутой поворот.

     - Я выступлю с этим заявлением в МАГАТЭ!

     - Извини, не расслышала.

     - У меня свидание, - сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза.

     -  Ну, ничего, тогда я одна  схожу  куда-нибудь. Я  немножко помню, где
здесь все эти театры-кинотеатры и все такое прочее.

     Перебросив  из руки в  руку  неимоверный портфель, она исчезла в дверях
женского общежития.

     Артамонов  направился  в   свое.  В  комнате  он   обнаружил   четверых
первокурсников, уже расквартировавшихся. Самый старший, Сергей Рудик, тут же
предложил отметить начало занятий. Несогласных не было.

     -  Самое главное  в высшей школе - не  нужно каждый день учить уроки, -
рассуждал  Решетнев  Виктор. Он  поднял стакан и  посмотрел  сквозь  него на
лампочку. Ходи себе, посещай, а на сессии - сдавай сразу все оптом.
     - И какой  слово прыдумалы - сэссыя! -удивлялся осетинец Бибилов Мурат.
- Засэданые им, что лы?! Рудик  в ответ наполнил стаканы. Мурат отказался от
второго тоста, сославшись на то, что водку никогда в жизни не пил, поскольку
у них в Гори потребляют питье  исключительно  домашнего происхождения. Чтобы
не быть голословным, он быстро обмяк и начал засыпать.
     Его продромальный  акцент был настолько убедительным, что никто не стал
настаивать на  его дальнейшем присутствии  за столом.  Остальные  продолжили
нетрезвую беседу. Скоро все узнали, что Решетнев повзрослел очень
     оперативно, в два приема. Сначала  неявно - увидев в зале ожидания свою
бывшую одноклассницу,  кормившую игрушечной грудью настоящего ребенка.  Чуть
позже -  основательно, прочитав  на  стенде  у  паспортного стола о  розыске
преступника одного с  ним года рождения. Он понял, что  его сверстники вовсю
орудуют в жизни. Он был единственным  в комнате, кто учился в группе 76- Д1.
Но сейчас вряд ли кто знал, чем турбины отличаются от дизелей.
     -  Не  верится  как-то,  чтобы  в  семнадцать  лет уже  разыскивали,  -
скептически  заметил Миша  Гриншпон.  Он был  единственным евреем в комнате,
хотя и турбинистом. - Ты не пробовал на филологический факультет?
     - Нет, а что?
     -  Понимаешь...  язык  у  тебя,  мне  кажется,  ты  больше  тяготеешь к
гуманитарному чему-нибудь.
     -  Это ты загнул!  Я  дня  не могу  провести без  вымазанной  солидолом
железки!  Нашел гуманитария! Ты же знаешь, как невелик шанс родиться лириком
в семье механизатора. Тем более у нас в Почепе!
     Артамонов после четвертой тоже вспомнил, как повзрослел. Пошел как-то в
лес за грибами, и  - прихватило. От тоски он присел на пень, чудом удерживая
ведро, на  дне которого  синел  срезанной  ножкой единственный  подосиновик.
Артамонов не понимал,  что с  ним происходит.  Чувствовал только, что кто-то
неведомый делает с  ним  что-то хорошее,  и  смирно стоял под  деревом,  как
лошадь, которую чистят.  Отслуживший в армии Рудик тихонько улыбался  в усы.
Его несколько занимал этот школьный наив. Усы  делали  его лицо таким, будто
хозяина только что ударили по усам.

     Ладно,  - сказал он, - уже светает. Поднявшись, он  отправил в форточку
окурок. Мурат, выбросив вперед руку  и колено, спал. Он  и во сне  оставался
кандидатом в мастера спорта по фехтованию.

В ПОНЕДЕЛЬНИК В КОЛХОЗ!

     После ознакомительной  попойки  обитатели 535  комнаты  сообща готовили
ужины, вместе ходили в "Победу", кучно держались в аудиториях.

     Это  не ускользнуло от  зоркого глаза  Татьяны. Заметив, что  Артамонов
постоянно выступает в компании
     презентабельных парней, она быстро сориентировалась
     в изменившейся  обстановке. Используя  канал дружеской связи с Валерой,
она  немедленно  втерлась в  пятерку  535  комнаты  и  завела  перспективные
разговоры.
     От нее все  узнали,  что стройную одногруппницу с губами бантиком зовут
Людой, а куклу с неморгающими голубыми глазами - Мариной. Вначале Татьяна по
честному  делила  внимание между жильцами 535,  относилась ко всем одинаково
горячо. Вскоре  они заметили,  что большую часть себя она предлагает Рудику,
который  уступает ей в  росте  каких-то десять  сантиметров. К концу  второй
недели  занятий  она  полностью переключилась на него,  бросив остальных  на
произвол  судьбы. Она настолько  приблизилась  к нему,  что за  разговоры их
удалили с  лекции по введению в специальность. Они были вынуждены дожидаться
физкультуры на Студенческом бульваре, занимая себя мороженым и газировкой.
     Физкультура, как  и  в  прошлую  субботу,  была отменена ввиду  ремонта
спортзала. Основные  события  дня  развернулись  на практическом  занятии по
физике.
     На группу 76-ТЗ  наконец-то завели журнал. Секретарь декана вручила его
входившему в кабинет Ярославцеву. Физик поблагодарил девушку, уселся за стол
и начал просматривать фамилии.
     - Ну-с,  пройдемся  по  материалу.  Не  будем особо  мудрить,  к  доске
пойдет... кто  у  нас тут первый  по  списку..?  Пожалуйста,  Артамонов.  Не
стесняйтесь,  оценок  я  ставить  не  буду.  За Бибиловым  наступила очередь
Гриншпона.  Физик прочитал его фамилию верно только  с четвертого раза. Миша
терпеливо не вставал с места.
     - Гринштан... Гришпонт... Гриншоп...
     Дождавшись,  пока  его  выговорят  чисто, Миша  вышел к  доске.  Словно
расквитываясь, Ярославцев гонял его по пройденному материалу почем зря.
     Следующим  по  списку  шел  Кравцов.  Ярославцев  долго   тер   лоб   и
всматривался   в   журнал,   не   решаясь  вызвать.   Потом   посмотрел   на
присутствующих, пытаясь угадать, кто же такой  этот Кравцов. Ни на чьем лице
ничего подозрительного не обнаруживалось.
     Как выяснилось потом, в  журнале инициалы Кравцова обозначались буквами
Щ. и X. Это была  опечатка, но  Ярославцев, не замечая образовавшейся паузы,
ломал  себе голову,  не  в силах вспомнить или придумать  имя  на Щ. Его это
начало раздражать.
     - Кравцов! - произнес он с оттенком отчаяния. - Как вас зовут?
     - Сергей.
     -  Садитесь!  -  крикнул  Ярославцев. Физик  отбросил  журнал  и  начал
вызывать кого попало. Под занавес молча ткнул пальцем в Татьяну.
     - Черемисина.  Татьяна. Лучше  Таня, - пролепетала она и, выйдя вперед,
несусветно замялась. Ярославцев, стол, доска - все было до смешного мизерным
на фоне Татьяны.  Она долго усваивала  условие задачи.  Не  найдя  выхода из
некомпетентности в этом разделе физики, она  опустила руки и  стала красной,
как стоп-сигнал. Преподаватель, поняв  ее тоску, усадил на  место. Прозвенел
звонок.
     В  перерыве Татьяна долго не отпускала  в буфет компанию из 535,  кляня
себя за несобранность и растерянность.
     - Не волнуйся, он же оценок не ставил, - утешали ее
     друзья.
     - Вам хорошо, а как мне теперь быть, вся группа
     видела!
     В  конце  занятий  в  кабинет  ворвался  незнакомый  мужик  и  назвался
Замыкиным Иваном Даниловичем. С позволения Ярославцева он сообщил:
     - Я  только  сегодня узнал,  что являюсь  куратором вашей группы. Хотел
поймать вас на физкультуре, но в зале никого не оказалось. Вынужден сообщить
вам, что в понедельник все первокурсники отправляются в колхоз.
     Брянская область сдуру пообещала партии и правительству сдать в закрома
родины миллион тонн картофеля. Реакция группы была настолько положительной и
продолжительной, что Замыкин забеспокоился, как бы область не сдала больше.
     - И еще. Старостой  в вашей группе  деканатом назначается Рудик Сергей.
Кандидатура отобрана в результате осмотра анкет и обсуждению не подлежит. На
это  сообщение бурно  среагировала одна  Татьяна. А  теперь немного  техники
колхозной безопасности, вернее безопасной  колхозной  техники... тьфу  ты...
техники безопасности в колхозе. Во-первых, не входить ни в какие конфликты с
местными  жителями, во-вторых,  вам  нужно  до  отъезда  научиться  пить.  К
примеру,  вам  захочется отметить День  учителя, а потом вы  выйдете  излить
улицам  накопившееся за  столом  веселье.  В  результате стычка с сельчанами
неминуема.  Или, скажем, в нетрезвом виде попасть под комбайн... Да,  да под
комбайн. И  такое  бывало  в моей кураторской практике.  После  сельхозработ
некоторых  из вас придется исключить из комсомола, а затем  автоматически из
института. Вот примерно в таком плане, в таком разрезе...
     После  официальности,  как  только  куратор  и  физик   вышли,  Татьяна
подбежала  к  Рудику и  горячо  поздравила  с  повышением, возложив  на него
надежды, которые были по плечу только ей самой.
     Когда  из красного уголка послышалась сюита "Время, вперед!",  на  полу
535 комнаты стояло пять готовых в любое путешествие рюкзаков.
     За окном отживал очередной сентябрьский вечер. Он не спеша опускался на
студгородок, стирая  углы отношений между зданиями и выравнивая  возможности
силикатного кирпича и алюминия со стеклом.

ЗОЛОТОЕ МЕЛОВОЕ

     В понедельник с утра первокурсники стали заметно проще.  Походная форма
делала  многих  неузнаваемыми.  Вместе  со  строгими  костюмами  дома   было
оставлено  все наносное, вычурное, несвойственное, что мешало знакомиться во
время занятий. Повели себя так, будто одновременно делали шаг навстречу друг
другу.   В  ожидании  электрички  первокурсники  потока  банковались  вокруг
старост. Рудик в армейском берете и  затертой кожанке был заметен  из любого
конца  перрона. Его черные вихры оттеняла разметанная  ветром рыжая шевелюра
Татьяны, так что лик Сергея постоянно находился как бы в ее ореоле.
     Имея  столь  завидные  ориентиры,  76-ТЗ   быстро   собралась   вместе.
Посчитались, как в детском саду. Троих не хватало.
     -  Во времена господства статистики это не потеря, резюмировал Замыкин,
но отсутствующих пометил в своем хитром блокнотике.
     До места добирались целый день.
     -  Известное дело, в хороший колхоз не  пошлют. Передовое  хозяйство  и
само  справится,  -  разъяснял куратор  незадачливым первокурсникам  причины
столь несоседских шефских связей. - За нашим институтом, не знаю, почему, но
догадаться можно, закреплена самая глушь.
     Замыкин оказался на  редкость словоохотливым. Из общих споров и бесед с
ним  многие  уходили в  диалоги  друг с другом, сближаясь  и  подавая пример
сближения другим. Затронутые куратором  вопросы оживляли сначала центральное
купе, потом  вмиг  расхватывались  соседними,  и те,  не обращая внимания на
развитие  темы в центре,  гнули  каждый или попарно в свою  сторону, выдавая
убеждения, наклонности, устремления или их отсутствие.
     С девушками сходились самым  невинным  способом  - таскали с  вокзала в
автобус и потом на повозки их тугую поклажу.
     Татьяна несла  свой  мешок сама. Рудику  было не до нее -  он увлеченно
спорил с Замыкиным. Остальные не отваживались  предложить  помощь, опасаясь,
что этот акт обидит Татьяну и  здорово навредит дальнейшим отношениям с ней.
А  она  так  хотела, чтобы любой, пусть  даже  самый захудалый, одногруппник
предложил взять ее ношу. Желание возникало не оттого, что было тяжело нести,
просто ей хотелось казаться  такой же хрупкой  и слабой, как двое ее будущих
подруг.  Она  долго  ждала   подвига  от  парней,   потом,  разуверившись  в
джентльменстве, стала обходиться со своим мешком подчеркнуто самостоятельно.
     К месту назначения прибыли в настроении самом предрасположительном.
     Забелин  Леша, среднего диаметра толстячок в болотных сапогах, попросил
группу попозировать для снимка на фоне приближающейся деревни. Было заметно,
что отец у Забелина законченный рыболов. Куртка, свисавшая с плеч сына,  как
с  вешалки, была  усеяна  крючками  и  мормышками.  До  самой  околицы  Леша
изощрялся в умении снимать объект на  ходу и просовывался фотоаппаратом чуть
не в душу согруппникам, поминутно цепляясь мормышками  за чужую жизнь. Всех,
кого  снимал, Забелин  уверял, что смерть как не любит статических  снимков,
поэтому ведет творческий поиск только в движении, только в порыве...
     Подшефная  деревня  называлась  Меловое.  Она  располагалась  на   двух
известковых  холмах,  у   подножия  которых  гремели  ключи.  Вокруг  лежали
неубранные поля, а в самой низине - луг, речка, лес.
     Замыкин пошел за начальством. Бригадира искали часа три. Но он был не в
состоянии,  поэтому разводил  прибывшую  рабсилу  по домам для поселения сам
агроном.
     Рудика, Артамонова, Бибилова, Гриншпона  и  Нынкина  приняла  на постой
неунывающая бабуся, жившая почти за деревней.
     -  Заходите  в хату, я  сейчас приду, - сказала она  мнущимся во  дворе
постоял