о страшно. Уже третий день я чувствую, что за мной следят. Оборачиваюсь - никого нет, но я... я чувствую. Ты веришь мне, Витя? - Она больше не могла сдерживаться и разрыдалась.
     - Танюша, успокойся... Подожди, ну не плачь... Конечно, я тебе верю, - я пытался говорить какие-то банальности, но она торопливо перебила:
     - Шах, ты... сможешь приехать? Сюда, ко мне? Я прошу тебя... Я здесь совсем одна, понимаешь? Рустама вечно нет дома, а я...
     Я уже боюсь ездить на работу, а когда приезжаю - совершенно не в состоянии настроиться на эфир. Редактор уже несколько раз выговаривал мне, а я просто ничего не могу с собой поделать...
     В этот момент я совершенно некстати подумал о том, что Завгородняя, похоже, не соврала, когда сказала, что вчера в студии Татьяна выглядела хреново. Видимо, в данном случае она вовсе не пыталась меня поддеть, а действительно, со свойственным исключительно женщинам чутьем, заметила в Татьяне ту неуловимую перемену, которую нам, мужикам, обнаружить просто не дано.
     - Хорошо, Танюша, хорошо... Только успокойся... Конечно, я приеду. Завтра утренним поездом я буду в Москве. Ты работаешь?
     - Да, у меня утренний эфир. До половины одиннадцатого.
     - Отлично. Значит завтра в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на улице у входа в телецентр. Договорились?
     - Да... А ты... правда приедешь?
     - А разве я тебя когда-нибудь обманывал?
     - Нет... То есть да... один раз. - Она всхлипнула. - Помнишь, когда ты мне сказал, что пошел бы в "Успех" только по заданию редакции?.. Но ведь это... тогда... был ты?.. И ты же пошел туда из-за меня?
     Вот блин! Даже в такой момент она не может обойтись без этих своих бабских заморочек. Вот обязательно я должен подтвердить ей свой статус бесстрашного рыцаря на белом коне, ну хоть тресни. Ох, чувствую, что и в этот раз втянет она меня в очередной блудняк!
     - Ну конечно, родная, это был я. И, естественно, я это делал только и исключительно ради тебя... Все, Танюш... Мне нужно переделать миллион дел и при этом успеть на вечерний московский поезд. Прошу тебя, будь осторожна. Постарайся без надобности никуда из дома не выходить. Ладно?
     - Я постараюсь... Вить!
     - Да?
     - Спасибо тебе. Ты... ты такой... ну, в общем, очень хороший.
     - Все, Танюш. Комплименты - завтра.
     И все остальное - тоже. Пока.
     - Я буду ждать тебя, Шах...

***

     Я положил трубку и потянулся за спасительной сигаретой. Наобещать что-либо любимой женщине много проще, нежели исполнить обещанное. Однако в этой ситуации у меня просто не было выбора. Зная Татьяну, я был уверен, что она нисколько не преувеличивает (а может быть, даже, напротив, преуменьшает) размер исходящей угрозы.
     Я мысленно представил себе разговор с Обнорским. Бр-р, как говорится, "смерть мухам!". И хотя я действительно уже два года не был в отпуске, доказать, что он мне необходим именно сегодня и именно сейчас, практически нереально. Особенно теперь, когда Агентство с каким-то мистическим постоянством раз за разом лишается своих сотрудников.
     А впрочем, наплевать. В конце концов, если начальство упрется рогом, я просто пойду на вокзал, куплю билет и уеду. И никакой растакой Обнорский не сможет мне помешать. Хотите - увольняйте. Но сегодня вечером я еду в Москву. Прости-прощай!

***

     Скорый поезд со странным пивным названием "Афанасий Никитин" волочил меня через ночь по пути из одной столицы в другую (пока еще чуть более столичную).
     Кстати, за всю свою жизнь мне довелось побывать в Москве в общей сложности лишь раз пять-шесть. Нет у меня в ней ни родных, ни друзей, ни должников, ни кредиторов - словом, на хрен я там кому нужен? Да и вообще, не радует меня златоглавая. Я больше болота люблю.
     В купе на секунду посветлело - поезд прошмыгнул мимо какой-то станции.
     Я бросил запоздалый взгляд в окно и увидел, как позади растворяются очертания до боли знакомого станционного здания. Ну как же, Малая Вишера. Н-да... занятное местечко. Между прочим, именно здесь я имел удовольствие поучаствовать в одной из первых в своей жизни стрелок, которая тогда плавно перетекла в разборку. Кто на кого тогда наехал первым - мы или великолукские? Чего делили - бензин или металл? А может быть, сахар? Ни фига уже не помню, давно это было. А вот название все ж таки запомнилось. Ностальгия, мать ее ити!
     Я отогнал нахлынувшие было воспоминания молодости и, повернувшись на другой бок, продолжил увлекательное чтение досье, которым по моей настоятельной просьбе меня снабдила в дорогу Агеева. Тусклая лампочка купейного ночника беспомощно пыталась помочь мне пролить свет на жизненный путь человека, умудрившегося увести у меня любимую женщину (в первый и единственный раз за всю мою беспутную жизнь)...

***

     Как я и подозревал, разговор с Обнорским получился непростым. Андрей метал громы и молнии, матерился, стучал кулаком по столу, словом, вел себя примерно так, как обыкновенно реагирует начальник на заявление своей сотрудницы о том, что она собирается уйти в декретный отпуск.
     Однако я тоже не пальцем деланный. Стоически перенося происходящее, я ничего не метал и не матерился, а просто всем своим видом демонстрировал, что мне абсолютно по фигу любые его аргументы и факи. В конце концов Обнорский это понял и, немного успокоившись, подмахнул-таки заявление, взяв с меня слово, что я буду ежедневно отзваниваться из первопрестольной, и если вдруг в Агентстве случится какой-нибудь цейтнот, обязуюсь незамедлительно явиться в расположение части.
     Наскоро отписав для новостной ленты утренний материал, я убрал со стола свой нехитрый скарб и запер его в сейф, дабы за время моего отсутствия он не стал добычей киношников. Затем, сконцентрировав на лице остатки былого обаяния, я отправился к Марине Борисовне. Необходимо было напрячь ее на быстрый и желательно качественный сбор информации о Рустаме Викторовиче Мамедове, запутки которого весьма неожиданно стали и моими проблемами. Врал я вдохновенно и, как мне казалось, убедительно. Если бы я запросил у нее информацию по одному лишь Мамедову, склонный к интригам агеевский ум, несомненно заподозрил бы что-то неладное. Поэтому сначала пришлось долго и нудно жаловаться на беспредел Обнорского, который нещадно эксплуатирует своих подчиненных, загружая работой даже на период отпуска. Направление я выбрал правильное, поскольку с уходом Горностаевой объем работы у Марины Борисовны существенно возрос, в связи с чем постонать на тему рабского труда стало ее прелюбимейшим занятием. После того как в ответ на проникновенный десятиминутный монолог о том, что так жить нельзя (от этого появляются морщины), я отпустил в адрес нашей примадонны парочку витиеватых комплиментов, ее уже можно было брать голыми руками. Отложив все другие занятия, Марина Борисовна взяла в отработку мой список из семи первых пришедших мне на ум видных дагестанских деятелей, ныне проживающих в Москве (якобы для будущей публикации о возможной подпитке лидерами диаспоры чеченских сепаратистов).
     Все-таки надо признать, что при желании Марина Борисовна может отработать весьма неплохо и профессионально. За то время, пока я мотался за билетом, она успела порыться в архивах и сети, и к моему возвращению меня уже ждали семь небольших, папочек с информацией по заказанным северокавказским персоналиям. Я торжественно обменял их на коробку купленных по дороге конфет "Коркунов", и мы расстались совершенно довольные друг другом. Более того, на прощание Агеева кокетливо-доверительно сообщила мне, что приличных людей в Агентстве становится все меньше, а потому нам, оставшимся, нужно теснее сплотить ряды. Я заявил, что всецело поддерживаю эту идею, и пообещал заняться нашим сплочением сразу же по возвращении из отпуска. Через пару часов я уже шел по перрону Московского вокзала, и в моей сумке на самом дне лежала заветная папочка с жизнеописанием Мамедова.

***

     Ничего особо выдающегося о жизненном пути Мамедова почерпнуть мне не удалось. Из разрозненных заметок и сообщений нарисовался образ эдакого предприимчивого дага, который в свое время начинал как все "черные": неоконченный столичный вуз, рынки, торговлишка, мелкий криминал, цеховики, первые кооперативы. Потом неожиданно Мамедов пошел в гору, удачно вписался в шоу-бизнес и одним из первых в стране занялся продюсированием. Кстати, последний мамедовскии проект оказался самым успешным во всей его шоу-карьере.
     Оказывается, Рустам Викторович здорово приподнялся после раскрутки довольно посредственной молодежной группы "Ноги врозь". Между прочим, по уровню дебилизма текстов их последний хит поразил даже меня, человека весьма невзыскательного и далекого от мира искусства. Как там у них? "Маленькие девочки взрослых не стесняются, маленькие девочки опять совокупляются..."
     Словом, похабень полная. Однако музыка задорная, молодежи нравится, бабки рекой текут. А что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? (Это я к тому, что господину Мамедову уже далеко за пятьдесят.)
     Кстати, совсем недавно "Ноги врозь" участвовали в нашумевшем звездном концерте в поддержку господина Гнуса на выборах губернатора Красноборского края (помните, этот знаменитый слоган "Я фанат "Европы-плюс", в моем чате первым - Гнус"?). Журналисты из "МК" раскопали, что за это выступление участники концерта получили бешеные деньги от одного московского олигарха, финансирующего избирательную кампанию Гнуса. Организация концерта проходила через агентство "Медиа-промоушен", и на редкость дотошная Агеева даже подготовила отдельную справку об этой конторе, которая, будучи зарегистрированной в подмосковном городе Фрязино, раскинула щупальца своих филиалов в целой куче городов, включая и наш Питер.
     В общем, Мамедов, надо полагать, весьма неплохо нагрелся на этой акции. Не удивлюсь, если за всю эту бодягу ему отстегнули тысяч двести бакинских. А как иначе? Группа на подъеме, что называется, в самом соку. Плюс ко всему такое мероприятие, как предвыборная кампания, экономии не приемлет. Впрочем, что мне до мамедовских дивидендов? Зато я по ночам сплю не в пример спокойнее.
     Да, кстати, про сон: до прибытия в столицу оставалось уже меньше пяти часов, а денек, насколько я мог себе представить, предстоял тот еще! Исходя из этого я решительно закрыл папку, сунул ее под подушку, выключил ночник и отрубился практически мгновенно.

***

     После того как на Спасской башне, согласно телевизионной заставке, должны были отзвониться часы, я начал немного волноваться. Ну хорошо, предположим, в полдвенадцатого закончился эфир. Ну, как минимум, десять минут нужно на то, чтобы смыть с лица телемазню, еще десять, чтобы намазать мазню повседневную. Переодеться, туда-сюда - еще двадцать. Однако стрелка уже давно перевалила за четверть первого, а Татьяны все не было. Выждав еще минут пять, я решительно направился в холл и, отыскав в замысловатой распечатке местных телефонов студию новостей, позвонил. На другом конце провода некая барышня ответила мне, что Татьяна Николаевна сегодня на работе отсутствовала.
     Мол, с утра на студию позвонил ее муж и сообщил, что у нее внезапно резко поднялась температура.
     Признаться, такой поворот событий меня несколько насторожил. Хотя бы потому, что о своей болезни Татьяна почему-то сообщила не самостоятельно, а через Рустама.
     Да и вчера она мне ничего не говорила о своих проблемах со здоровьем. Попытка связаться по сотовому так же оказалась неудачной - металлический голос поведал, что абонент находится в отключке. Однако было ли данное обстоятельство вызвано болезнью абонента или же какими-то иными причинами, мне, естественно, не сообщили.
     Не оставалось ничего другого, как поехать к Татьяне домой. Это был не лучший вариант, поскольку мне абсолютно не катило объясняться с господином Мамедовым и его кунаками, у которых моя личность, равно как и цель визита, несомненно вызовут неподдельный интерес. Впрочем, я надеялся, что Рустам Викторович, имеющий некоторое отношение к миру искусства, все-таки проявит зачатки некоей интеллигентности, которая не позволит ему дать команду спустить меня с лестницы в первую же минуту. Ну а дальше - время покажет. Сейчас мне надо было просто убедиться, что с Татьяной все в порядке, хотя гнусное шестое или седьмое чувство подсказывало, что это, похоже, не совсем так.

***

     Немного поблуждав в районе Измайловского парка, я отыскал заветный домишко, который, надо признать, сильно поразил мое воображение обилием стекла и вычурной псевдоготикой. Словом, типичное новорусское пристанище с двухъярусными кельями.
     Попасть в дом можно было только минуя центральный холл, дорогу в который преграждало некое подобие контрольно-пропускного пункта с внушительным металлоискателем. Вместо более соответствующего окружающей роскоши консьержа в позолоченной ливрее меня окликнул высунувшийся из окошечка стеклянной будки толстомордый мент-охранник. На его несколько хамоватый вопрос "куда?", я подчеркнуто вежливо назвал номер квартиры, после чего мент втянул башку обратно в окошко и защелкал какими-то тумблерами. Через некоторое время он высунулся и пробурчал:
     - Никого нету. - И сделал было попытку скрыться в своей будочке.
     - Эй, командир, погоди! - Я непроизвольно дернулся в его сторону, однако зафиксированная на стопоре вертушка пресекла мое поступательное движение вглубь. - Как это никого нет? Мне ж на сегодня было назначено. Я журналист, вот, пожалуйста, - я продемонстрировал ему свои потрепанные редакционные "корочки", - у меня интервью с Рустамом Викторовичем. Задание редакции.
     Мент скосил глаза на мой аусвайс и после некоторой паузы, возможно потребовавшейся ему для сличения вклеенного фотообраза с оригиналом, пробурчал:
     - Рустам Викторович уехал. Часа полтора назад.
     - А жена? Жена его должна быть дома.
     - Я ж тебе русским языком говорю - никого нет. Жена его еще вчера вечером уехала и с тех пор не появлялась.
     - Куда уехала? С кем? - Вопрос вообще-то был идиотский.
     С этим не преминул согласиться и охранник, который довольно гоготнул и, снова высунувшись, спросил:
     - Ты, мужик, совсем плохой, что ли?
     Откуда я знаю? Мне, знаешь ли, чужие бабы не докладываются, с кем и где ночи проводят. Да и мужья ихние, кстати, тоже.
     Проглотив плоскую, как кокарда, ментовскую шутку, я попросил его передать господину Мамедову мою визитку, на которой начертал нижайшую просьбу незамедлительно позвонить мне по очень важному делу. Мент ухмыльнулся, однако визитку все ж таки забрал. Определенные сомнения в том, что он вручит ее по назначению, равно как и в том, что Мамедов тотчас же кинется перезванивать мне на трубу, конечно, были. Но с другой стороны - ну не сидеть же действительно тут целый день на лавочке в ожидании хозяев, которые сегодня, может быть, и не появятся. В конце концов, надо еще определиться с ночлегом. В свое время, наведываясь в Москву, я, помнится, пару раз останавливался в "Метрополе". Однако по нынешним меркам, боюсь, мне по карману только что-нибудь типа Дома колхозника или эконом-класса в зале ожидания для транзитных пассажиров на Ленинградском.
     Н-да, остается лишь гордиться своей непорочной репутацией, в том смысле, что бедность это вроде как не порок. Хотя, проблема ночлега - это ничто по сравнению с фактом внезапного исчезновения Татьяны.
     Что-то мне не нравятся эти штуки. Ой, не нравятся! Я снова набрал заветные семь цифр, и тот же голос в очередной раз подтвердил, что абонент (то бишь Татьяна Николаевна Ненашева) в настоящее время ни мне, ни кому бы то ни было недоступна.

***

     Я уже почти добрел до станции метро, когда бог весть откуда взявшаяся БМВ, взвизгнув тормозами и обдав меня порцией грязной воды, остановилась как вкопанная, едва не наступив мне на пятки. Я сиганул в сторону и, смачно выругавшись, решительно направился на разборки, благо настроение сопутствовало обстановке. Признаться, очен-но хотелось с кем-нибудь сцепиться. Передняя дверца "бомбы" медленно открылась, и из нее неторопливо показался на свет божий... Стас Дробашенко. Он же - Стас Колтушский. Он же - Дробь.
     Он же - Виннету...

***

     Лет десять назад имя Стаса Дробашенко с придыханием произносили в определенных, весьма специфических, кругах, в которых тогда довелось повращаться и мне.
     Стас был бригадиром одной из наиболее безбашенных команд, которая приводила в священный трепет жителей Всеволожского и Красногвардейского районов. Уроженец маленького поселка Колтуши (что в получасе езды от города - отсюда и прозвище Колтушский), Стас в совершенстве овладел всеми нюансами мелкого и среднего рэкета, получив, в соответствии со своей фамилией и привычкой шмалить по окнам кооперативных ларьков из охотничьего ружья, устрашающую кликуху Дробь. Что касается меня, то я сошелся с ним в период недолгой учебы в Институте физкультуры имени товарища Лесгафта (хоть убей, не вспомню, что это за еврей и чем он был знаменит). Дробашенко тогда занимался стрельбой из лука и, говорят, мог бы весьма преуспеть в этом деле, достигнув, как минимум, звания мастера спорта международной квалификации (отсюда еще одно его прозвище - Виннету).
     Однако где-то году в 94-м в лесочке, что близ Кирпичного завода, приключился небольшой конфуз - случайные грибники обнаружили на косогоре неприятного вида неостывший труп, у которого из правого глаза торчала тяжелая хвостатая стрела. Поднялся привычный в подобных случаях кипеж, и менты, сработав на удивление оперативно, прихватили Стасика в электричке в районе Кушелевки. Что немудрено, поскольку за плечом у Дробашенко помещался лук. Спортивный, а потому весьма внушительных размеров. Тогда для Стасика все закончилось более-менее хорошо: на суде адвокат сумел убедить судью в том, что Стас действительно находился в непосредственной близости от места совершения преступления, действительно имел при себе лук, однако этот самый лук играл исключительно декоративную роль. Как оказалось, Стас с детства бредил книгой "Властелин колец", а потому в более зрелом возрасте вступил в клуб поклонников Толкиена и в тот злополучный день принимал участие в ролевых играх продвинутых толкиенистов, изображая короля эльфов. Несколько приглашенных на суд свидетелей подтвердили пристрастие Стаса к высокохудожественной прозе, после чего суд был вынужден признать его вину недоказанной. Менты явно остались недовольны таким поворотом событий и обложили его со всех сторон, вследствие чего Стас был вынужден на некоторое время свалить из Питера. Так он объявился в первопрестольной, огляделся, прижился и, по слухам, окончательно превратился в столичного жителя. Как говорилось в известном кинофильме, "В Москву надо ехать, брат.
     В Москве - вся сила. Я вот здесь немного разгребу..." - ну и так далее. Словом, со дня нашей последней встречи водки утекло более чем немерено...

***

     Минут через пять после того, как закончились традиционные земляческие лобызания и восклицания, я сидел в кожаном, потрясающе мягком "бээмвэшном" кресле, и Стас, с соответствующими обстановке прибаутками, катил в направлении Садового кольца. Пресекая любые попытки возражения с моей стороны, он принял решение незамедлительно отметить нашу встречу, благо его рабочий день на сегодня был фактически завершен. Не могу сказать, что я был безумно обрадован, однако же в нынешней ситуации встретить земляка и бывшего коллегу по вредному цеху было все-таки приятно. Опять же представился случай лишний раз не спускаться в это чертово московское метро, которое всегда доставало меня замысловатостью своих постоянно пересекающихся линий.
     Оказалось, что Стас уже давно отошел от "бычьих" дел, третий год работает замом в службе безопасности весьма солидной конторы и стрижет, по его собственному выражению, очень даже неплохие лавэшки. Самое удивительное, что откуда-то он был в курсе и моей журналистской карьеры, по поводу которой отпустил парочку довольно метких определений. Надо сказать, что меткость всегда была одной из наиболее сильных сторон Стаса. За это в свое время его собственно и ценили Валера-Бабуи