время, подумала я машинально.
     А вот Соболин... Соболин посмотрел на меня так, словно у меня на лице была маска из клубники.
     - Чего уставился? Соскучился?
     Вовка встал от компьютера, обошел вокруг меня, разглядывая с невыразимым изумлением.
     - Кол проглотил, я спрашиваю?
     - Ты что... газет сегодняшних не читала? Ничего не знаешь?
     - А что я должна знать? Я только что с поезда.
     Вовка положил передо мной три номера понедельничных газет: "Смену", "Известия" и "КоммерсантЪ" - последние две были вывернуты питерскими страницами наружу. Три заметки были жирно обведены красным маркером. Я быстро пробежала глазами по заголовкам: "Гладь для дамы бубей", ""Афродита" лишилась своего раритета", "Незабудки исчезают в полночь".
     - Что это? - Я почувствовала легкое беспокойство.
     - Да ты хоть на снимки посмотри, - печально сказал Соболин.
     Две из трех заметок сопровождались фотографиями. На обеих... была я. Только в одном случае я стояла фактически одна (другие гости были скрыты размытым фоном) - упакованная в серый палантин; на другом - я же, в том же палантине, но уже кокетливо поглядывающая на губернатора (задник этого снимка тоже был размыт).
     - И что? - успокоилась я. - По-моему, я неплохо получилась.
     - Подпись к снимку прочти хотя бы... - Вовка как будто даже устало вернулся к своему столу.
     - ""Тогда я его у тебя украду!" - сказала журналистка "Золотой пули" Светлана Завгородняя хозяйке вечера Музе Веселовской... К концу презентации раритетный экземпляр исчез с выставки", - прочитала я вслух. - Вовка, что это значит?
     - А то и значит: сначала наша красавица грозит известному модельеру воровством, если та по-хорошему не продаст шарфик, а потом этот шарфик, стоящий немереных зеленых, благополучно исчезает с выставки в неизвестном направлении...
     - Ты что хочешь сказать?.. - прошептала я.
     - ...Только то, что сказал. Дело приобрело огласку, сама видишь, фотодокументы налицо. Ты - главная подозреваемая.
     - Ты что, действительно считаешь, что это я украла? - я аж поперхнулась.
     - Ничего я не считаю! - отмахнулся Соболин. - Только Обнорский уже с утра помчался к Парубку.
     - А Парубок-то тут при чем? Это дело районных ментов.
     - В том-то и дело, что из-за скандала - сам губер был на выставке! - дело из района городу передали. А Парубок, сама говорила, испытывает к тебе личную неприязнь.
     - Зато тебя будет любить долго и крепко, - от злости я воспользовалась запрещенным приемом: Соболин был устойчивым гомофобом.
     Вовку передернуло:
     - Чем язвить, лучше бы подумала, как отмываться будешь.
     - А почему это именно я должна отмываться? Там больше ста человек гостей было. Этот палантин все видели, все руками щупали. Может, его губернатор спер! Муза ведь ему тоже отказала в покупке!
     - Совсем чокнулась! - Вовка снова вскочил из-за стола. - Сиди и никуда не двигайся. Скоро шеф вернется.
     В кабинет вбежала запыхавшаяся Лукошкина.
     - Света, не волнуйся, я все знаю. И - помогу.
     - Нет уж, мои дорогие! В нашей "Пуле", похоже, самому себя защищать придется. И подписку о невыезде я еще пока никому не давала...
     В подъезде я чуть не смела с ног Барчик.
     - Ты почему трубку отключила? - обиженно спросила она. - Я даже не. знаю, вернулась ли ты из Москвы.
     - Аська, тут такое творится...
     Пока мы ехали в машине, я сбивчиво рассказала ей о том, что произошло на презентации, и о том, что написали утренние газеты.
     - Ну и гады! - Аська даже кулаки сжала. - Я думала, что только в актерской среде бывает такой сволочизм. А Соболин твой - последний гад! Как он вообще посмел так с тобой разговаривать!.. Ты сейчас куда?
     - К Музе, конечно. Надо же узнать подробности. Заодно и платье заберу.
     - Тогда подбрось меня до "Ленфильма", - засобиралась Аська. Потом немного помолчала и тихо спросила:
     - Света, а у тебя с Беркутовым уже... было? Ты с ним... спала?
     - Нет, я с ним в ладушки в Москве играла, - разозлилась я; нашла время глупые вопросы задавать.
     - ...Вот не послушалась меня - потащилась с этим Беркутовым сначала на выставку, потом в Москву, вот все так и получилось...
     - Да Андрей-то тут при чем? - это я прокричала ей уже в спину.

***

     - Не строй из меня идиотку! - Муза закуривала очередную сигарету, откладывала ее в пепельницу, забывала об этом и тащила из пачки новую, снова прикуривала. - Я не утверждаю, что ты - воровка. Я просто сказала следователю, что меня удивило, когда ты вдруг еще раз попросила примерить палантин.
     - Я не трогала его второй раз!
     Муза стала нервно бегать по кабинету.
     - Света, ну вспомни, пожалуйста, это поможет следствию... Ты подошла ко мне где-то через час после отъезда губернатора... (Знаешь, я все-таки всучила ему маленький голубой шарфик - в подарок жене...) И попросила еще раз примерить палантин. Я рассмеялась и сказала: бесполезно, все равно не продам.
     - А я? - Я не верила своим ушам, но почему-то испытывала мазохистское желание дослушать этот бред до конца.
     - Ты? Ты взяла палантин и обернула себя им точно так, как я тебе до этого показала. Я еще тебе сказала: смотри, мол, Светка, как тебя состарило неисполнимое желание...
     - Я что - в тот момент старой была? - ахнула я.
     - Не старой, а ниже ростом. К старости ведь люди всегда мельчают в параметрах.
     - Ниже ростом? С чего бы это?
     - Не знаю. Ниже - и ниже.
     - Как сейчас? - Я встала.
     - Нет, сейчас ты нормальная.
     - Значит, тогда это была не я.
     - Ну, знаешь... - Муза раздраженно смяла сигарету. - В таком случае, сейчас перед тобой тоже не я, а кто-то другой.
     - Не исключено... - хмуро буркнула я.
     Какое-то время мы посидели молча. Поразительно, но бред, который несла Муза, меня просто завораживал. До этого я никогда не замечала за собой особой любви к мистике, но сегодня с каким-то непонятным вожделением я хотела знать все новые и новые детали этой невероятной истории: вот я методом телепортации одновременно оказываюсь в разных концах света, вот я на глазах изумленной публики улетаю в окно на метле...
     - А мой спутник?.. Во второй раз рядом со мной был мой спутник?
     - Нет, ты была одна.
     - Правильно, потому что он ушел со мной. В первый раз ушел. И не вернулся. Потому что сел в вагон московского поезда. А поскольку телепортировать умею только я, то он сидел со мной в вагоне, а я в это время - туда-сюда, туда-сюда...
     - Света... - осторожно спросила Муза, - а ты уверена, что... ездила в Москву?
     - Все! С меня хватит! Отдавай мне мое платье, и я ухожу.
     Муза, как ужаленная, подскочила с кресла.
     - Знаешь что, Света, если у меня украли дорогой палантин (а я, заметь, до этого часа тебя не подозревала), то это не означает, что в отместку лишь за возможную вероятность подозрения можно валить с больной головы на здоровую и начать подозревать в воровстве меня...
     Муза так лихо завернула, что я не поняла ни слова из того, что она сказала.
     - Что ты несешь?
     - У меня нет твоего красного платьица. И ты это прекрасно знаешь. Потому что ты, видно, передумала оставлять его у меня и ушла с выставки именно в нем.
     Как-то всего этого было уже много.
     Я встала, медленно убрала в сумочку сигареты и взглянула на приятельницу уже только в дверях.
     - Запомни, дорогая. Я уходила с твоей идиотской выставки в костюме! Английский такой - пиджачок и юбочка. У пиджака - одна пуговичка, у юбочки - маленькая шличка. Все - темно-оливкового цвета. Знаешь, ягодки такие бывают - оливки. С косточками или с анчоусами. Иногда - с лимоном...
     - ...Прекрати этот фарс! - взвизгнула Веселовская. - В красном платье!
     - ...Для тех, кто не понял: в кос-тю-ме! Темно-олив-ко-вом!
     И я шарахнула дверью.

***

     Напротив Музиного офиса был сквер. Лишь только я выскочила из подъезда, как с одной из лавок поднялся мужчина и пошел мне наперерез. Парубок! Только его мне сейчас и не хватало. Я резко дернулась в сторону, сделав вид, что не узнала его, но Игорь Сергеевич решительно преградил мне дорогу. Тогда я взяла сумочку под мышку и с вызовом протянула ему обе руки:
     - Не стесняйтесь! Захлопывайте свои наручники.
     Он улыбнулся, взял меня под руку и повел к своей насиженной скамейке.
     - Зачем же сразу так? В наручниках ходят преступники. А вы - всего лишь свидетель. Правда, один из самых важных свидетелей.
     - Свидетель? - обалдела я. - Не подозреваемая?
     - А кто вам сказал, что вас подозревают? Муза Гурьевна? - мягко улыбнулся Парубок.
     Я устало откинулась на спинку лавки. Кто бы знал, как я устала за сегодняшний день.
     - "Подозревают" - это мягко сказано. Все просто уверены, что этот чертов палантин свистнула я.
     - И вы очень расстроились. С Веселовской вот, видно, поссорились...
     - А вы бы не расстроились?
     - Я бы просто отбросил эмоции и стал рассуждать здраво. К тому же, Светлана, вы, оказывается, совсем не знаете Уголовно-процессуальный кодекс. Надо будет при случае сделать Обнорскому замечание.
     - Я - журналист, а не милиционер.
     - Во-первых, вы - красивая женщина, а потом уж - журналистка...
     Батюшки, с каких это пор геи стали делать комплименты женщинам?
     - ...Хотя - журналистка "Золотой пули", - продолжил Игорь Сергеевич. - И должны бы знать, что подозреваемым считается человек, которого взяли на месте преступления с поличным. Либо если на него указали другие люди: видели, мол, как он воровал. А вас видели только примеряющей этот палантин.
     - ...И угрожающей хозяйке выставки украсть его, если не продаст...
     - Да, это вы, Светлана, конечно, погорячились, - искренне рассмеялся Парубок, и я впервые обратила внимание на то, какая у него хорошая, открытая улыбка. - Но и это, к счастью, ни о чем не говорит. В смысле - ни о чем плохом. Ведь покинув выставку, вы тут же "Красной стрелой" уехали в Москву: вагон №3, место №11. И не исключено, что кто-то из гостей после полуночи еще видел этот палантин на выставке. Главное - найти этого человека. Я бы на вашем месте с этого и начал...
     Я поняла, что Парубок не терял время зря - иначе откуда бы ему знать даже номер моего спального места в вагоне. Я облегченно вздохнула: хоть кто-то мне верит.
     - Но их там было больше сотни! Все ходили, выходили, жевали, пили. Каждый до утра успел пообщаться друг с другом по многу раз. Попробуй потом вспомнить, когда ты кого видел - до полуночи или после. С одной стороны у всех - коллективное алиби, с другой - все на подозрении.
     - Вы разумно рассуждаете, Светлана. И все-таки это шанс. Поговорите с теми, с кем вы успели на выставке пообщаться, кто дольше всех вас видел. Мы со своей стороны тоже работаем, но ваша помощь была бы бесценной.
     Я с благодарностью посмотрела на Игоря Сергеевича. В этот момент позвонил мой мобильник. Васька слегка извиняющимся голосом (ведь мы очень плохо расстались в пятницу) спросила:
     - Ты поссорилась с Беркутовым?
     - С чего ты взяла?
     - Тогда почему так быстро вернулась из Москвы?
     - Вернулась, как и планировала, сегодня утром.
     На том конце провода повисла нехорошая тишина. Васька кашлянула, словно у нее перехватило горло.
     - Света... - она говорила медленно, словно подбирала слова, - я боюсь за тебя. По-моему, тебе надо лечиться. Поверь мне, как психологу. Патологическое вранье без выгоды для себя - это болезнь.
     - С чего ты взяла, что я вру? - я начинала тихо ненавидеть свою подругу.
     - С того, что ты вообще не ездила в Москву!
     - Что-о?
     - То! Ты физически не смогла бы так быстро обернуться. А в субботу в обед я видела тебя в бутике на Невском. Ты мне даже рукой сквозь витрину махнула. Мне очень жаль, Света, но ты - бессовестная лгунья!..

***

     Игорь Сергеевич внимательно слушал меня. (Последний звонок Васьки был настолько нелепым, что, даже дав отбой, я еще какое-то время молча сидела на скамье, не умея собраться с мыслями.) Он сам подтолкнул меня к этому разговору: "Новые проблемы?"
     Я начала со странного звонка Обнорского, перешла на "тронутую" Нину Дмитриевну, заразившуюся от нее дочь, не забыла даже про чокнутого бармена с его кофейной чашкой...
     - Я так и понял, что не все здесь так просто... - задумчиво сказал Парубок. - Поверьте, Света, так не бывает: чтобы в одночасье все ваше окружение вдруг... сошло с ума. Я - материалист и в мистику с чертовщиной не верю. Скорее, кому-то очень хочется выбить вас из седла: доказать, что сумасшедшая - вы.
     - Но - кому?
     - Это нам и предстоит выяснить... А пока рекомендую вам все-таки встретиться с кем-нибудь из участников той презентации.
     - ...Игорь Сергеевич, а почему вы мне верите? - запоздало спросила я.
     - Не знаю. Опыт. Интуиция. Или просто не верю в то, что красивые женщины так глупы: сначала пригрозить воровством, а потом это воровство и совершить. Как-то это очень примитивно.
     Он помолчал, затушил сигарету.
     - А потом... Знаете, Света, у нас с вами, оказывается, есть общие знакомые. С некоторых пор я тоже подстригаюсь у вашего мастера - у Евгения.

***

     Поскольку с Музой я уже наобщалась вдоволь, то сразу направилась к знакомому фотокору Тофику Абдуллаеву, чьими фотографиями были украшены криминальные заметки утренних газет.
     Тот даже не чувствовал за собой никакой вины.
     - Светик - это же мой хлеб. Я отщелкал две пленки, сдал их в наше агентство, а уж купят снимки или нет - дело не мое. Я даже не знаю, вышли ли мои снимки сегодня в газетах.
     Я положила перед ним две газетные вырезки.
     - Да, моя работа. Особенно горжусь, что успел нажать на камеру, когда к тебе губер подошел. Смотри, как ты улыбаешься хорошо.
     Тофик, как выяснилось, до этого ничего не знал о моих проблемах, а выслушав меня, лишь развел руками: извиняйте, мол...
     - А негативы у тебя сохранились?
     - Зачем тебе?
     - Хочу посмотреть, кто на замытом фоне.
     - Это я тебе и без негативов покажу, - и Абдуллаев "открыл" фото на компьютере.
     Снимки сразу видоизменились. Теперь уже на них кроме нас с губернатором появились другие гости: вот художник-редактор с рюмкой водки в руке, вот - с заискивающей улыбкой - хозяйка Муза... А это кто? На обоих снимках на заднем плане стояла молодая девушка, зачарованно смотрящая прямо в объектив. Лицо ее показалось мне отдаленно знакомым, но - убейте меня! - я не могла вспомнить, кто это.
     - А ты укрупнить можешь? - спросила я Тофика.
     - Нет проблем. - И он начал виртуозно работать "мышкой". Однако при увеличении задний план расползался, и черты лица той девушки только расплывались. Ничего не получалось.
     - Кого хоть идентифицируем? - наконец спросил Тофик.
     - Не знаю, - расстроенно ответила я.
     - Ну ты даешь, - обиженно сказал Тофик, - целый час ищем того, кого сами не знаем.
     Однако мой коллега, видно, вошел в раж охотника и продолжал щелкать другими кадрами пленки.
     Так мы проработали еще около часа, пока на одном из кадров не нашли то, что искали. На этом фото я тоже была, но как раз размытой, покидающей зал. Зато девушка, хоть и вполоборота, была видна достаточно четко. Мне хватило одного беглого взгляда... Батюшки!
     - Аня! Соболина!
     - Которая? - Тофик заглянул мне через плечо.
     - Да вот же - Анька! - я ткнула пальцем в экран. - Но откуда она взялась на выставке? Я ее там не видела...
     - Она там была всего минут десять, - как-то вдруг смутился Абдуллаев. - А ты так была увлечена собой в палантине...
     - А ты знаешь нашу Анюту?
     - Это не ваша Анюта, - снова смутился Тофик. - Это моя подружка. Оля. Она попросилась со мной на выставку. Девочка из провинции, ни разу не была на светском рауте.
     - А чего так смущаешься, если подруга?
     - Да понимаешь... Она еще маленькая. Ей только семнадцать в октябре исполнится. Ну так получилось, она живет у меня...
     - Ну ты даешь.
     - Да у нас, Света, все серьезно. Я жениться собираюсь. Вот тысячу долларов соберем и выйдем из подполья.
     - А зачем вам эта тысяча?
     - Тут, понимаешь, такая история вышла. Она приехала учиться в Питер, а у нее сумочку у рынка срезала. А эту тысячу у нее родители чуть ли не пять лет собирали... Я когда ее встретил, она аж сознание от слез теряла. Я ее подвести хотел, а ей и ехать-то некуда: в Питере только подруга матери, а Оля сказала, что, скорее, умрет, чем сознается в пропаже денег...
     Смутные сомнения стали закрадываться в мою душу.
     - А твоя Оля случайно не из Самары? Не Рожнова?
     - Рожнова, - обалдел Тофик.
     - А ты, стало быть, тот кавказец с рынка? Частный извозчик?
     - Что ты обзываешься? - обиделся Тофик. - Знаешь, как у нас мало платят? Вот и приходится подрабатывать...
     - Абдуллаев, да тебя убить мало!.. Из-за этой вашей тысячи долларов две женщины скоро в ящик сыграют. Дурак неумный! Соображать же надо!..
     Мы еще минут десять переругивались, и Тофик пообещал мне, что лично, на правах жениха, позвонит Юлии Николаевне и Алле и во всем повинится за двоих.
     Уходя, я последний раз глянула на монитор. Как все-таки эта Оля похожа на нашу Соболину. Уже собираясь закрыть файл, я заметила сбоку от Оли-Ани молодого человека, который, как я вспомнила, прятался в конце презентации от меня за колонной. Второй раз у меня возникло ощущение, что лицо его мне знакомо. Но думать над этим мне было уже не интересно. Оля нашлась!

***

     За два дня ДО ЭТОГО...
     Совет Парубка не дал результатов. Два дня я беспрерывно общалась с теми, кто видел меня на презентации. Я опросила с десяток людей. Все они выражали мне сочувствие по поводу случившегося, но все путались во времени. Одни уверяли, что будто бы им кажется, что я была на празднике с ними до утра ("Ну как же, Светочка, мы еще пили с вами часа в три ночи на брудершафт"); другие помнили меня в самом начале праздника, еще до приезда губернатора; как и во сколько я уходила - не помнил никто.
     Эти два дня я не появлялась в Агентстве, отключила мобильник, дома попросила маму не звать меня к телефону. Я даже не хотела думать о том, что происходило на работе.
     Парубок тоже не объявлялся.
     Вечерами я пыталась тщательно разобрать все мистические события минувших дней, но они рассыпались мозаикой, никак не желая складываться в единую логическую картину. Да и какая логика могла быть в том, что кто-то мечтал свести меня с ума...

***

     В ТОТ день...
     Наступила пятница. Я поняла, что не могу больше находиться в изоляции. Я злилась на Обнорского. Обижалась на бросивших меня Василису и Аську. Не понимала, почему не найдет меня Шах. Я должна была, наконец, выйти из подполья. И пусть меня уволят. Для себя внутренне я уже поняла, что после всего случившегося, после разговора с Соболиным вряд ли смогу работать в "Пуле". Сама не смогу. Но до этого я должна была встретиться и объясниться с Обнорским. Лично встретиться. И - без предупреждения.
     С утра пошел мелкий дождь. Наступало самое противное для нас с Аськой время года. Еще торговали бабули у метро последними - до заморозков - георгинами. Еще квартиры и офисы хранили - до включенных батарей - тепло уходящего лета. Но небо уже затянуло обложным дождем. Август - не август, сентябрь - не сентябрь.
     Вечером я натянула на себя джинсы, тонкий шотландский пуловер и поехала к дому Обнорского. Я буду стоять у этого подъезда, пока он не выйдет из своего джипа.
     Итак, была пятница. Восемь вечера. Лил дождь. Я потеряла заколку от волос, и все прохожие, наверное, видели во мне облезлую кошку. Хотя когда-то один знакомый мне человек говорил, что под дождем я выгляжу, как лесная нимфа. Или - наяда?..
     А вдруг он не приедет? А вдруг его вообще нет в городе? Я поняла, что встретиться неожиданно не получалось. Тогда я с сожалением набрала номер его мобильника.
     - Андрей? Это Светлана. Нам обязательно нужно поговорить... Сегодня. Сейчас.
     Андрей помолчал, а потом устало сказал:
     - Ты ведь только что мне звонила: зачем повто