того
ожидать, что он мне поможет, скорее наоборот. А мы как раз  и  затевали  все
это, чтобы Витька помог мне.
   Я еще раз обшарила взглядом двор и вздохнула, а  Витька,  подхватив  меня
под руку, повел к подъезду. Квартира его располагалась на третьем этаже и со
стороны лестничной клетки казалась совершенно обыкновенной,  но  это  только
снаружи, а внутри... Стоило мне переступить порог, как я поняла, что  Витька
обустраивал свое конспиративное гнездо  с  размахом  и  фантазией.  Из  трех
комнат он сделал одну, сметя все перегородки. В центре четыре колонны, вроде
греческих,    поддерживали    подозрительного     вида     навес,     говорю
"подозрительного", потому что данное сооружение  в  квартире  представлялось
неуместным и, очевидно, из-за этого хлипким. Под навесом стояла  кровать  на
гнутых  ножках,  застеленная   шкурой   неизвестного   животного,   наверное
синтетического.
   Пространство между колоннами было завешано прозрачными тканями, и  сейчас
они слабо колыхались, видно, по соседству  заработал  кондиционер.  Рядом  -
низкий столик на пестром ковре и гора подушек. В целом  квартира  напоминала
декорации к очередной серии об Анжелике. Я вновь  покосилась  на  Витьку.  В
роли  героя-любовника  в  моей  голове  он  никак  не   укладывался,   и   я
заволковалась. Витька понял мое волнение по-своему и, небрежно  обняв  меня,
поинтересовался:
   - Ну как, впечатляет?
   - Очень, - пискнула я. Сбросила туфли и пошла по пушистому ковру, пытаясь
выглядеть оживленной. - А где кухня? - полюбопытствовала я.
   - Там, - махнул рукой Витька куда-то в угол и тут же предложил:
   - Хочешь выпить?
   Этого я точно не хотела. Но с другой стороны, если Витька начнет пить, то
будет занят и на время оставит  меня  в  покое.  Эта  мысль  показалась  мне
удачной, и я с радостью согласилась.
   Мы прошли в кухню, которая  ничем  особенным  не  потрясала,  видно,  вся
Витькина фантазия ушла  на  создание  роскошного  сераля.  Мы  устроились  в
плетеных креслах с разноцветными подушками, и Витька налил себе водки, а мне
шампанского, которым был забит весь холодильник, после чего как-то  чересчур
ловко дернул меня за руку и я оказалась на его коленях, чуть  не  умерев  от
счастья.
   Он поцеловал меня, а  я  постаралась  выглядеть  влюбленной.  Но  тут  же
оценила всю опасность такого поведения: а ну как Витька решит  расположиться
прямо в кухне, окно-то выходит на улицу, и Груня даже  не  увидит  условного
сигнала.
   - Боже, - простонала я, мой  стон  Витька  отнес  на  счет  разыгравшейся
страсти и поцеловал меня вторично, а  я,  как  только  смогла  освободиться,
налила водки в рюмку и предложила ему выпить.
   - Сними платье-то, жарко, - посоветовал Витька и сам снял пиджак,  бросил
его на диван в углу и начал расстегивать рубашку.
   Ни фига себе, а Груня говорила, что  он  стесняется  раздеваться,  и  вот
такой подарок. Я уж молчу про то, что ему еще положено долго  жаловаться  на
жену, по крайней мере, именно это она мне обещала, а вовсе не поцелуи...
   Что-то  насвистывая,  Витька  под  моим  напряженным  взглядом  продолжал
расстегивать пуговицы, пока одна из них не осталась в его руке. Он с досадой
посмотрел на нее и со вздохом заявил:
   - Ну, жизнь, пуговицу некому пришить.
   - Давай пришью, - с готовностью предложила я.
   Мы стали искать иголку с ниткой, которая, по мнению хозяина, где-то была,
но не нашли. Витька выбросил пуговицу и остался в рубашке.
   - Нечего удивляться, если жена меня променяла на кота.
   - На какого кота? - проявила я живейший интерес.
   - На Пафнутия. Своими бы собственными руками придушил эту сволочь.
   - Кого, кота?
   - Кота, - зло кивнул Витька. - И ничего смешного здесь нет,  он  у  меня,
можно сказать, жену отбил.
   - Груню?
   - Само собой, Груню. Что у меня жен-то, десяток? Я ж не татарин.
   - Как это кот мог отбить у тебя жену?
   - Так, - начал злиться Витька, - говорю, сволочь, еще и гадит где попало.
Обычно мне в ботинок. Рядом Грунины стоят, так он ни-ни, а в  мой  -  только
оставь. Правда, у меня с этим гадом старые счеты. Грунька у своих  была,  мы
тогда еще втроем жили: она, я и  эта  сволочь,  это  потом  уж  она  развела
зоосад, а тогда только этот. Короче, он у меня пуговицу от пиджака отгрыз  и
заныкал, и по всему пиджаку его шерсть. Прикинь, а меня люди ждут. Ну, я его
под горячую руку хотел топить, он, гад,  вырвался  и  на  антресолях  залег.
Когда я его оттуда палкой выпихнул, вся злость прошла, хотя надо было бы его
в тот день придушить, падлюгу, а я не стал. Вражина эта  ванну  запомнила  и
принялась мне мстить. К примеру, на диван сяду, он  цап  меня  за  палец,  а
Грунька: "Витя, пересядь в  кресло,  ты  Пафочку  нервируешь..."  Пафочка...
Ненавижу котов, самое бесполезное в мире животное. Вот скажи, какая  от  них
польза?
   - Мышей ловят, - ответила я.
   - Мышей, - презрительно фыркнул Витька, - мышей разводить нечего, тогда и
ловить не придется.
   Мысль показалась мне интересной, и я кивнула.
   - Вот взять хоть Пафнутия, - все больше расходился Витька, - мышей у  нас
нет, сволочь эта только жрет да мне в ботинки гадит, а она  с  ним  носится,
точно с дитем малым. Тьфу...
   - Так может ей просто  нужно  о  ком-нибудь  заботиться?  -  выдвинула  я
предположение.
   - А я? - обиделся Витька. - Обо мне что,  заботиться  не  надо?  У  меня,
между прочим, работа нервная. И вообще... а она с котом. У него, видишь  ли,
ушки больные, а у меня тоже, может быть,  ушки,  только  со  мной  никто  по
врачам не бегает. Нет, права была мамаша, она хоть и алкоголик со стажем, но
людей видит. Мамаша как Груньку увидела, сразу сказала: "Эх, сынок, не будет
тебе с ней жизни". Так и вышло. И пацаны все говорили: Витек, посмотри, кого
берешь, физиономия конопатая, росточком не вышла,  а  имя  вслух  произнести
стыдно. А я самый умный: мол, не ваше  дело...  Нет,  надо  было  пацанов  с
мамашей слушать, а я женился, как последний... - Витька  покачал  головой  и
рухнул в кресло, тяжко вздыхая. - Никакой жизни, - прошептал он. - Никто ей,
кроме котов, не нужен... А ты котов любишь? - с подозрением спросил он.
   - Нет, - отчаянно замотала я головой. -  Я  вообще  никакую  живность  не
люблю, если только съесть.
   - В каком смысле? - насторожился Витька. - Коты несъедобные... хотя...  -
Он вдруг задумался, невидящим взором уставившись  в  одну  точку.  -  В  нем
килограммов семь будет, это точно, шкура там, хвост...  Все  равно  прилично
остается.
   - Витька, - испугалась я, - ты кота жрать не смей. Груня тебе ни в  жизнь
не простит.
   - Она мне и так не простит, - закручинился он. - Развела зоопарк и  целый
день с этой животиной, я ей говорю: "Тебе, дура, ребенка надо", - а она мне:
"Сам дурак". Ну что с такой сделаешь? Потом собак привела, с этими же гулять
надо. Она идет, вся в собаках, а народ смеется. Мне ж неловко, собаки -  это
не коты, их в доме не спрячешь, а мне от пацанов стыдно. Ну я их  всех  и...
того.
   - Утопил? - прошептала я.
   - Да нет. Вывез за город, километров за сорок, чтоб вернуться не могли, и
выпустил. Пусть вольным  воздухом  подышат.  И  что  ты  думаешь,  никто  не
вернулся, только эта сволочь,  Пафнутий.  Неделю  шел.  Я  глазам  своим  не
поверил, когда его увидел. Облезлый, тощий, и первым делом мне в ботинок...
   - Да, - посочувствовала я.
   Витька продолжал кручиниться, а я смотрела на него и  неожиданно  поняла,
что он мне нравится. Конечно, он недоумок, это Груня верно подметила, но  ее
любит, ясное дело, и даже страдает. Парень  он  и  в  самом  деле  неплохой,
обманывать его мне сразу расхотелось, а уж в любовь играть  тем  более.  Ему
это так же надо, как и мне. Нечестно это все. Вот сейчас  расскажу  все  как
есть, не про Груню, конечно, а про то,  почему  я  с  ним  на  эту  квартиру
потащилась.  Решит  помочь  -  хорошо,  а  выгонит  -  значит,  поделом,  но
целоваться я с ним больше не могу. Ведь выходит, что мы в самом  деле  Груне
изменяем.
   Пока  Витька  сокрушался,  а  я  формулировала  свою  просьбу,  в   дверь
неожиданно позвонили, сначала один раз, потом второй, и гораздо настойчивее.
Я решила, что это Груня. Может, ключи  от  квартиры  забыла  и  не  рискнула
дожидаться сигнала? Витька прислушался к звонку, потом поднялся  и  неохотно
побрел к двери.
   - Чего надо? - спросил он грозно, ему глухо ответил мужской голос. Слов я
не разобрала. Витька поинтересовался:
   - Ряха, ты, что ли? - И открыл дверь.
   В квартиру вошел  высокий  худой  парень  с  лошадиным  лицом  и  глазами
навыкате. Его бритый череп отливал синевой, но, несмотря на старания природы
и свои собственные, парень умудрялся выглядеть почти симпатичным, было в нем
что-то такое, не позволявшее с пренебрежением отвернуться от него. С Витькой
они составили примечательную пару, точно Дон Кихот с верным оруженосцем.
   Витька закрыл за ним дверь, а длинный спросил:
   - Ты один?
   - Нет, конечно, чего мне здесь одному делать?
   - Извини, брат, что кайф ломаю, но тут такое дело...
   Я поспешно удалилась в кухню, а парни понизили голос, однако я, навострив
уши, слышала почти весь разговор.
   - Чего за дела? - хмуро спросил Витька.
   - Шляпа пропал...
   - Ну и чего? - Новость на хозяина, судя по всему, особого впечатления  не
произвела.
   - А ты прикинь. Неделя прошла, как мы заспорили, и я  в  сердцах  сказал,
что Шляпу сделаю. И Шляпу, и Кролика... Кролик еще подшучивать  принялся,  а
Шляпа...
   - Да помню я все, - перебил его Витька. - Подумаешь, сказал и сказал...
   - Ты дальше слушай.  Три  дня  назад  мы  в  казнно  встретились,  и  он,
паскуда... - Тут Ряха перешел на шепот, после чего Витька спросил:
   - И чего? - Но теперь в его голосе слышалась тревога.
   - Ну, я его малость помял. Так,  не  со  зла  даже,  а  чтоб  без  особой
надобности пасть не разевал, а он грозиться начал. Ты же знаешь, как я этого
не люблю, ну и решил ему башку оторвать, чтоб уж точно больше не вякал.
   - Ты сколько выпил? - вздохнул Витька.
   - Когда?
   - Тогда.
   - Много. Но это неважно. Короче, тут его  дружки  вмешались,  и  началось
веселье. Но нас было меньше, и пришлось свалить, а я сгоряча  поклялся,  что
падлу Шляпу повешу на первом заборе. А эта сволочь возьми да в тот же день и
исчезни. А я ни сном ни духом, Витек, мамой клянусь.
   - Бритый в это вряд ли поверит, - мрачно заметил Витька, а Ряха вроде  бы
даже обрадовался и зачастил:
   - Вот-вот. Плохо дело, выручай брат. Надо Шляпу по-быстрому найти, а если
кончили его взаправду, найти того, кто кончил.
   - Ага, - хмыкнул Витька без  всякого  намека  на  энтузиазм.  Он  немного
помолчал, а затем спросил:
   - И где его искать?
   - Кого?
   - Да Шляпу, конечно.
   - Хрен его знает... где-то он есть, ну не он сам, так хоть чего-нибудь, я
имею в виду...
   - Знаю я, что ты имеешь в виду, - возвысил голос Витька. - И где  мы  это
"что-то" искать будем?
   - Ну, брат, откуда ж я знаю? - искренне удивился Ряха.  -  Но  найти  его
надо быстро. Бритый уже беспокоиться начал.  Мне  шепнули,  его  люди  Шляпу
ищут. Только очень может быть, что все это туфта...
   - Какая туфта? - заволновался Витька. Соображал он  не  то  чтобы  плохо,
скорее медленно.
   - А то туфта, - разозлился Ряха, - что  эта  сука  вполне  могла  нарочно
исчезнуть, и Бритый в курсе наших дел, а фигню всю эту затеяли...
   - Ой, блин, - ахнул Витька, то есть выразился он несколько иначе и  вроде
бы рухнул в обморок. По крайней мере, пол в квартире  дрогнул,  а  звук  был
такой, точно крепкая Витькина голова со всего маха соприкоснулась с полом.
   - Вот я и говорю, -  опять  обрадовался  Ряха.  Конечно,  клясться  я  не
берусь,  но   в   голосе,   доносившемся   из   гостиной,   явно   слышалось
удовлетворение, может, не тем, что Витькин череп едва не раскололся, а  тем,
что приятель худо-бедно начал что-то понимать. - Прикинь,  куда  они  метят,
это ж ослу ясно. А кто крайний?
   Витька отчетливо застонал и произнес с сердечной мукой:
   - Да с нас шкуру спустят.
   - Спустят, Витек, как пить дать,  спустят,  -  зашептал  Ряха,  почему-то
хихикая. Должно быть, на нервной почве.
   - И чего ты ржешь? - рявкнул Витек, которому мысль о спущенной шкуре явно
пришлась не по душе.
   - А хоть ржать, брат, хоть нет, разница-то небольшая.
   - Это в каком же смысле? - еще больше разволновался Витек. - Мне,  может,
со шкурой удобнее, я еще молодой, и у меня большие планы...
   - Витя, брат, - перешел Ряха  на  ласковый  шепот,  -  давай  думай,  что
делать, не то твоим планам придет полный...  ну  ты  знаешь.  Не  хочу  тебя
огорчать, однако наши ни за что не поверят, что я в деле, а ты нет.
   - Это точно, - Витька маятно вздохнул и вдруг, заорал:
   - Кто тебя за язык тянул, придурок!
   - Так пьяный я был, Витя, я ж говорю... Ты знаешь, пьяный я что хошь могу
брякнуть. А эта падла возьми и исчезни. Гадом  буду,  если  это  не  происки
Бритого. Полезет с претензиями, мол, это я  Шляпу  грохнул,  хоть  я,  Витя,
мамой клянусь, ни сном ни духом, вот хоть на кресте...
   - Да-а, раскладочка, - не дослушав  друга,  протяжно  заметил  Витька.  -
Бритый с претензиями, а нам по шапке...
   - И что обидно, брат, ведь ни сном ни духом...
   - Ты б, Ряха, пить завязал, если ума совсем нет. Я  тебе  давно  говорил,
много ты пьешь...
   - Уже нет. Не много, и с сегодняшнего утра не часто. Витя, ты меня  потом
жизни поучишь. Сейчас давай думать, как задницы спасти...
   - Найти эту падлу, -  сразу  же  ответил  Витька.  -  Если  это  проделки
Бритого, он его где-то спрятал... Найдем, -  после  небольшой  паузы  сказал
Витька. - Не дрейфь, брат, найдем, в городе он, куда ему деться.
   - А если Бритый его сам того... чтоб натуральней? - вздохнул Ряха.
   Витька опять замолчал, наверное размышляя.
   - А если того... - начал он твердым голосом, но нам  с  Ряхой  так  и  не
суждено было узнать, к какому  решению  Витьку  привел  его  светлый  разум.
Раздался страшный грохот, входная дверь то ли распахнулась с жутким  стуком,
то ли рухнула на пол,  из  кухни  этого  не  увидишь,  а  выглядывать  я  не
решилась, только подумала с восхищением: "Во Груня дает..." Но тут же в душе
шевельнулось сомнение, свет еще вовсю горит,  значит,  Груня  явилась  ранее
условленного сигнала, а тут еще и Ряха в квартире. Витька, не будь  дураком,
заявит, что Ряха пришел со мной, а он вообще тут сам по себе и ни  при  чем,
так что все наши с  Груней  планы  полетят  к  чертям  собачьим.  Я  малость
приуныла, но тут оказалось, зря я поторопилась унывать. Все было даже  хуже,
чем я думала, и, по большому счету, мне стоило пойти и  утопиться  в  ванне,
чтоб  моя  кончина  была  безболезненной.  К  живодерне  я   всегда   питала
колоссальное отвращение, как к мероприятию насквозь антигуманному, а то, что
с нас почти наверняка начнут спускать шкуру, я с некоторым опозданием поняла
совершенно ясно, так как отнюдь не разгневанная Груня появилась в  квартире,
а жутко разгневанные парни. Судя по голосам, в количестве трех человек.
   Все разом заорали, а я с перепугу метнулась к холодильнику, но  влезть  в
него не представлялось возможным, пришлось бы выбрасывать из него  полки,  а
на это времени у меня не было, да и шумно очень. От холодильника я бросилась
к мойке, а затем к угловому столу со шкафчиком и очень быстро смогла  в  нем
угнездиться, так как он, на мое счастье, был совершенно пуст.
   Я  прикрыла  дверцу  и  вновь  обрела  способность  различать   звуки   и
беззастенчиво стала подслушивать. Но тут меня постигла неудача.  Мужчины  на
разные голоса и весьма эмоционально  что-то  обсуждали,  но  что  конкретно,
понять не было никакой возможности. Говорили  они  вроде  бы  по-русски,  но
большинство слов оставались для меня загадкой. Пока  я  успевала  постигнуть
одно, пропускала другое. В общем, я так и не смогла понять, о чем идет речь.
   Конечно, кое-какие слова были мне хорошо знакомы, например, "падла".  Его
употребляли очень часто, но  и  оно  имело  разнообразные  значения.  Затем,
конечно,  целый  букет  русских  народных  выражений,   любовь   к   которым
приписывают грузчикам и сапожникам, но толку от того, что я их очень  хорошо
знала, не было вовсе, потому что они, как известно, служат не  для  передачи
информации, а для цветистости речи. Мне же хотелось чего-нибудь конкретного,
так как вопрос сохранения  собственной  шкуры  стоял  на  повестке  дня  под
номером один.
   Напрягая изо всех сил свои  извилины  и  по-прежнему  не  улавливая  сути
происходящего, я съежившись сидела в столе, лелея в душе робкую надежду, что
гостям не придет в голову заглянуть в  него,  а  Витька,  при  столь  бурном
развитии событий, и вовсе должен забыть обо мне навеки.  Тут  Витька  заорал
медведем, вслед за этим что-то со  страшным  шумом  разбилось  и  посыпались
осколки.
   - Свят, свят, - пробормотала я и неловко перекрестилась, потому  что  мой
подбородок упирался в колени. Звон стекла почему-то  ассоциировался  у  меня
исключительно с окном, и я решила, что кого-то выбросили с третьего этажа  и
он лежит сейчас в объятиях асфальта.  Разгулявшуюся  фантазию  мне  пришлось
попридержать:  летя  с  третьего  этажа,  жертва,  по  моим  представлениям,
непременно должна  кричать,  а  здесь  никакого  душераздирающего  вопля  со
стороны улицы... И вдруг вопль раздался, как по заказу.
   - Ах ты, кобель паршивый, - выпевал звонкий Грунин голос.  -  Да  я  тебе
глаза выцарапаю, и сучке твоей...
   Груня ахнула, и я поняла, что случилось.  Вовсе  не  окно  разлетелось  в
осколки, а люстра. Свет  погас,  и  моя  подружка  явилась  по  условленному
сигналу, не подозревая, какая опасность ее подстерегает.
   Точно ласточка из гнезда, я выпорхнула из шкафчика стола и заорала:
   - Беги, Груня... - И тут  пять  голосов  тоже  что-то  разом  заорали,  а
шестой, звонкий, принадлежащий  моей  подружке,  перекрывая  все  остальные,
предложил:
   - А ну, на пол и руки за голову! - Она сделала паузу и рявкнула так,  что
я с перепугу залегла на пороге кухни:
   - Перестреляю всех, падлы!..
   Через несколько секунд до меня дошло, что на пороге лежать довольно глупо
- раз тут такое творится, надо Груню  выручать  и  себя,  конечно,  тоже.  Я
заспешила в направлении коридора. Будь я в нормальной квартире, мне б и двух
секунд хватило, но в этом чертовом эротическом гнезде было никак  не  меньше
ста квадратных  метров,  и,  пока  я  их  преодолевала,  события  продолжали
стремительно развиваться. Не успела я сделать  и  пары  шагов,  как  грохнул
выстрел, потом второй, третий, потом пошла такая пальба, что  я  сползла  на
пол и закрьша голову руками, успев подумать: "Не фига себе..." И  вдруг  все
стихло.
   Я встала на четвереньки и  робко  продвинулась  на  метр,  потом  жалобно
позвала:
   - Груня...
   И услышала Витькин голос.
   - Ой, блин, - нараспев сказал он. Парень особо фантазией не блистал, да и
словарный запас у него был не то чтобы очень большой.
   - Да уж, - со вздохом согласился Ряха, - даже жить не хочется, брат.
   - Молчи, - рявкнул тот, - все твой язык...
   - Не языком  же  я  троих  уложил,  -  обиженно  заметил  Ряха,  а  Груня
растерянно произнесла:
   - Это что же здесь такое?
   - Это трупы, - сообщил Ряха, а я, рванув с места, наконец-то оказалась  в
прихожей и смогла убедиться в том, что Ряха прав:  трупы  были.  Целых  три.
Лежали они в самых невероятных  позах,  в  прихожей  клубился  дымок,  пахло
паленым,  а  в  трех  шагах  от  меня  стояла  Груня  с  железякой  в  руке,
подозрительно напоминающей пистолет. У ее ног стояла плетеная  корзинка,  из
которой в настоящий момент не спеша выбирался кот, недовольно мяукая.
   - Какие еще трупы? - пришла в себя Груня.
   - Такие, - тяжело вздохнул Ряха, обводя взглядом  поле  битвы.  -  Это  ж
надо... И чего мне всегда так не везет...
   Я перевела взгляд на Витьку. Он стоял чуть в  стороне,  прижав  локоть  к
ребра