залез  в  аптеку  и  едва  не
искусал аптекаря. Папаша, разумеется, захотел купить  этого  моржа,  и  мы
выписали его от аптекаря наложенным платежом.
   - Хорошо же вы  занимаетесь  государственными  делами,  мистер  и  мисс
Мильки! - сурово отрезал секретарь, вперив в обоих укоризненный взгляд.  -
Вот  здесь,  в  портфеле,  ждет  очереди   таинственное   убийство   вдовы
полковника, похищение брильянтов у креолки, пропажа завещания из конторы в
Чикаго, два-три дела не меньшей важности. Здесь  лежит  обвинительный  акт
против  кокаиниста,  восемь  жалоб  на  истязание  и   грабеж,   четыреста
неразобранных случаев  шантажа  и  вымогательства,  донос  на  акционерное
общество по сплаву бревен по реке Миссисипи, извещение о поимке  бежавшего
банкрота с двумя миллиардами  долларов  и,  наконец,  анонимное  письмо  о
подкупе депутата Пируэта князем Феофаном Оболонкиным, а вы ничего этого не
читали и ни о чем этом не заботитесь... Негр! Подать  мне  перо,  чернила,
бумагу!
   Сам выбежал из комнаты с трясущейся челюстью и через  секунду  доставил
все необходимое.
   - Мисс Мильки, пишите!
   Неизвестно почему, но мисс Мильки покорно взяла  перо  и  написала  под
диктовку секретаря следующее:

   "Ввиду  моего  болезненного  состояния  передаю  все  свои   права   по
генеральной прокуратуре штата Иллинойс мистеру Павлу Туску".

   - А теперь подпишитесь за отца.
   Дрожащие пальцы мисс Мильки вывели подпись.
   - Так! А теперь занимайтесь моржами,  и  чтоб  вся  корреспонденция  до
моего возвращения не была распечатана!
   С этими словами секретарь схватил бумажку, кивнул мисс Мильки и ее отцу
и быстро сошел с террасы, направляясь к конюшням.
   - Узурпатор! - визгливо крикнула ему вслед мисс Мильки, раскинула  руки
по обе стороны корпуса, подобно двум веслам над утлой ладьей,  и  упала  в
обморок.
   Безмятежный старец сидел в кресле, глядя на нее с детским  состраданием
и тщетно взывая к разбежавшимся неграм.
   - Юнни, - произнес он с трудом, - джентльмен прав... Не плачь, Юнни!
   Полежав минут пять, Юнона пришла в себя, взглянула  на  отца  странным,
помутившимся взором и удалилась к себе в комнату.
   Павел Туск проскакал до станции и с экспрессом  прикатил  в  город.  Он
энергично расследовал с десяток уголовных дел, произнес две речи, навестил
двух-трех заключенных, пообещав им скорое окончание их дела, и кончил тем,
что до чрезвычайности понравился судейской публике.
   - Вот это так рабочая рука! - шептались у него за спиной, пока  он  вел
деловые разговоры своим отрывистым тоном.
   Был уже вечер, когда он вернулся в коттедж.  Взорам  его  представилась
странная картина.
   Перед креслом мистера Мильки в цинковом ящике с  водой  сидел  огромный
блестящий морж, глядя маленькими умными глазками прямо в глаза старцу.  Из
полураскрытой глотки его вырывались  лающие  стоны,  плавники  безжизненно
распластались по стенкам ящика.
   -  Получили-таки!  -  без  особенного  удовольствия  сказал  секретарь,
проходя мимо моржа на террасу.
   В ту же секунду морж закинул голову, и воздух огласился таким  ужасным,
таким раздирающим лаем, что негры упали на землю, пряча лица в  колени,  а
сам мистер Туск почувствовал неприятное стеснение сердца.
   - Моржжик сстрадает! - пробормотал мистер Мильки. - Ппомогите ему, сэр!
   - Вздор! - отрывисто проговорил секретарь, подходя, однакоже, к моржу.
   Он пристально оглядел его, приподнял плавники, провел рукой  по  шее  и
брюху, и морж сносил это с изумительной кротостью. Внезапно рука секретаря
нырнула под воду, и он крикнул неграм:
   - Эй! Несите сюда чашку рвотного!
   Ворча и спотыкаясь, испуганные негры принесли ему все что нужно.
   - Влейте моржу в глотку!
   Но на этот раз магический голос секретаря не возымел никакого действия.
Негры попятились друг за друга и остановились шагах в десяти от моржа.
   Пробормотав ругательство, мистер Туск поднял морду  моржа,  и  свирепое
животное без единого протеста  проглотило  лекарство;  потом  он,  засучив
рукав, снова сунул руку в воду и нажал на что-то с  такой  силой,  что  по
телу моржа прошла судорога.
   Хав! Хав! - пролаял он еще раз и стал корчиться в ужасных муках.
   Секунда, две, три - и из моржовой глотки показалось  что-то  блестящее.
Еще секунда - оно вылетело наружу, упало на пол и со  звоном  разбилось  у
ног мистера Мильки.
   - Бутылка! - сказал секретарь, высвободив руку  из  воды.  -  А  в  ней
сверток бумаги!
   С этими словами он быстро подхватил пожелтевшую пачку листов и унес  их
в свою комнату, оставив моржа и прокурора в приятном взаимосозерцании.



49. ПОЛЬЗА КРОЛИКОВОДСТВА

   Ночь.
   В окне мисс Юноны таинственный свет. Она пишет  что-то,  прочитывает  и
разрывает на мелкие клочки.
   В окне секретаря тоже свет. Он только что прочел рукопись под названием
"Дневник Биска" и глубоко задумался. Потом вынул конверт с письмом  Друка,
сшил оба документа вместе, покачал головой и лег спать.
   В окне кухни тоже свет. Вся черная прислуга, собравшись  вокруг  стола,
занята обсуждением таинственной личности мистера Туска.
   - Переодетый президент, - шепчет Сам убежденным голосом.
   - А по мне, это покойный Вашингтон, вот  кто!  -  вставила  свое  слово
кухарка. - Покойнику-то ведь бояться нечего, у него одна видимость, а тело
вроде как из кисеи, вот он и задается. Неужто живой человек стал бы у  нас
болтаться, когда его, что ни час, могут  оженить?  Уж  какой  был  мужчина
мистер Дот, а и тот испугался!
   В окне мистера Дота тоже свет. Но, заглянув к нему,  мы  видим,  что  у
него творится нечто совершенно таинственное: свет льется с  потолка,  один
мистер Дот мирно похрапывает на постели, скрытой за ширмой, а  другой  Дот
стоит перед забаррикадированной дверью, подняв рукав, из  которого  торчит
револьверное дуло. Голова этого второго  Дота  имеет  большое  сходство  с
половой щеткой, а из  брюк  выглядывают  две  кочерги,  обутые  в  высокие
сапоги.
   Темно только у безмятежного мистера Мильки. Он спит, окруженный  сонмом
своих животных, и если б не  темнота,  мы  увидели  бы  у  него  на  губах
блаженную улыбку.
   Утренняя почта  принесла  неутомимому  секретарю  официальный  пакет  с
печатью. В нем был перечень всех сумасшедших домов Нью-Йорка.
   Мистер Туск, быстро покончив с завтраком, развернул  список  и  отметил
красным карандашом два адреса: это были единственные дома, где число камер
превышало цифру 132.
   Затем он аккуратно сложил салфетку, спрятал корреспонденцию в портфель,
вынул блокнот и составил деловое расписание на текущий  день.  Покончив  с
этим, он молниеносно повернулся и схватил за шиворот любопытную Ноллу  как
раз в ту минуту, когда она собиралась пощупать его сзади.
   - Какого черта вам от  меня  нужно?  -  грозно  крикнул  он,  вперив  в
несчастную негритянку свои стальные глаза.
   - Сэр, простите меня! - бормотала Нолла, трясясь всем телом. - Я только
хотела пощупать, сэр: человек вы или призрак?
   Мистер Туск выпустил ее, и на лице его не появилось ни малейшего гнева.
Черная Нолла клялась  позднее  на  кухне,  что  лицо  это  сделалось  даже
грустным, совсем как у настоящего покойника, обмытого и одетого в саван.
   - Да, я, пожалуй, призрак, добрая женщина, - ответил он очень  странным
голосом и ушел к себе.
   Такое  подтверждение  кухаркиной   гипотезы   наполнило   души   негров
окончательным  и  паническим  ужасом.   Они   долго   еще   совещались   и
перемигивались друг с  другом,  встречаясь  в  коридорах,  в  кухне  и  на
лестнице, но странность их поведения осталась скрытой от семейства мистера
Мильки, так как Юнона упорно сидела у себя в комнате, а безмятежный старец
был лишен средств передвижения.
   В городе секретарю сказали торжественным тоном:
   - Дорогой мистер Туск, отставка мистера Мильки принята! Вы назначены на
его место генеральным прокурором Иллинойса.
   - Принимаю, но с условием,  -  отрывисто  ответил  Туск,  как  человек,
привыкший приказывать, а не  подчиняться  приказаниям,  -  вы  дадите  мне
месячный  отпуск,  чтоб  я  мог  кой-куда  съездить  и  расследовать  одно
преступление.
   Он тотчас же получил все, что хотел, вплоть до казенной печати, бланков
для ареста, всевозможных полномочий и удостоверений.
   Остаток дня новый прокурор посвятил блистательному  обвинению  депутата
Пируэта, не явившегося на суд, и целому ряду разнообразных дел и  лишь  на
закате вернулся в коттедж.
   Было еще светло, когда он подъезжал к знакомым воротам. Большая телега,
доверху наполненная корзинками, преградила  ему  дорогу.  Возница,  рослый
мужчина, загорелый,  как  черт,  орал  во  все  горло  в  припадке  самого
необузданного гнева.
   - Чего вы орете? - спросил Туск, подъезжая к телеге.
   Мужчина обернулся к нему, красный как кумач, и затопал ногами:
   - Я человек казенный, понимаете! Мое время рассчитано до самой  что  ни
на есть секундишки! Я не таковский, чтоб  стоять  даром  полтора  часа  да
надсаживать себе казенную глотку!
   - В чем дело?
   - Хорошо дело! Безделье, сударь, форменное безделье! Стою полтора часа,
чтоб сдать ихних кроликов по адресу, стучу, зову,  кричу,  топочу,  а  они
будто вымерли! Сидит вон там в кресле какой-то олух, глядит на меня во все
глаза, а чтоб ворота отпереть - это ему в голову не приходит да!
   Туск привязал лошадь к дереву, в одно мгновение взобрался на ворота  и,
осторожно миновав полосу  гвоздей,  спрыгнул  в  сад.  Он  собственноручно
открыл ворота  и  впустил  мрачного  краснолицего  человека,  понесшего  к
мистеру  Мильки  на  террасу  превосходно  упакованную  корзинку  с  парой
великолепных серых кроликов.
   - Получайте! - сказал он злобно. - Нехорошо  это  с  вашей  стороны!  Я
человек казенный, через меня могут выйти казне очень  даже  чувствительные
убытки. Нехорошо, сударь...
   - Этто нне мои кролики, сударь! - кротко пробормотал мистер Мильки.
   - Как это не ваши, сэр! - в бешенстве крикнул возница,  доставая  из-за
пазухи письмо. - Выставочный комитет по животноводству поручил  мне,  сэр,
обратную перевозку кроличьих экспонатов штата  Иллинойс.  Каждая  корзинка
адресована в свое место, а на вашей, сэр, даже целый конверт.  Я  казенный
человек, мне, сэр, не к лицу ошибаться!
   Он бросил на колени старца письмо, сердито мотнул головой  и  удалился,
злобно нахлестав свою лошадь спереди, сзади и по бокам.
   Мистер Туск спокойно запер ворота, поднялся на  террасу  и  хотел  было
спросить у старика, куда попрятались черные слуги, как взгляд его упал  на
белый конверт:

   ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ ШТАТА ИЛЛИНОЙС

   - Мистер Мильки, - сказал Туск, взяв письмо, - ваша отставка принята, и
я беру у вас это письмо уже не только по  праву  секретаря  -  я  назначен
вашим преемником, генеральным прокурором штата Иллинойс.
   Он поклонился старику, не дождавшись его  ответа,  и  быстро  прошел  к
себе. Здесь он разорвал конверт, развернул  письмо  и  прочитал  следующие
строки:

   ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ ШТАТА ИЛЛИНОЙС

   От доктора Лепсиуса, кавалера
   ордена Белого знамени, почетного
   члена Бостонского университета

   Высокочтимый господин прокурор!
   Не так давно в газетах, было напечатано, что вы являетесь  национальной
американской гордостью по части  раскрытия  таинственных  преступлений.  В
заметке было сказано,  что  Нат  Пинкертон,  Ник  Картер  и  Шерлок  Холмс
являются перед вами не чем иным, как простыми трубочистами. Я взываю к вам
о помощи в одном чрезвычайно странном деле. - Вы слышали, что в России был
убит большевиками Иеремия Морлендер. Есть основание  думать,  что  он  был
убит отнюдь не теми лицами, кого обвиняют официально.  В  настоящее  время
исчез Артур Морлендер, его сын, хотя домашние скрывают  его  исчезновение.
Во имя справедливости и для спасения  жизни  молодого  человека  займитесь
этим загадочным делом.
   Честь имею, высокочтимый и т.д., и т.д., и т.д.

   Стальные глаза мистера Туска потемнели. Во мгновение ока он  кинулся  к
столу, где лежали его бумаги и немногочисленные пожитки, приобретенные  им
в городе. Быстро взглянув на часы, он стал поспешно укладываться, сортируя
и приводя в порядок пакеты, завязывая их и складывая в портфель.
   Пока он занят этим делом, мы навестим мисс Юнону, безвыходно сидящую  в
своей комнате уже вторые сутки.
   Мисс Юнона Мильки встала с кровати, где она лежала одетая, и  поглядела
в окно. Спускались сумерки. Странная тишина стояла в саду, на  террасе,  в
доме. Не слышно было ничьих шагов, не доносилось ни единого  человеческого
голоса. Мисс Мильки вздрогнула и повела плечами.
   К ней никто не входил с самого утра.  Кухарка  не  явилась  с  отчетом.
Конюх и садовник не принесли ключей. Горничные исчезли все до одной. Нолла
ни разу не просунула в дверь  свой  чепец,  а  Сам  не  зашел  сообщить  о
здоровье старого барина.
   Мисс Мильки была голодна. Она была, кроме того,  удивлена  и  напугана.
Постояв с минуту, она подошла  к  зеркалу,  накинула  на  плечи  платок  и
решительно двинулась к выходу.
   Безмятежный старик тихо сидел в кресле, ласково глядя в  круглые  глаза
серых кроликов, протягивавших к нему свои мордочки сквозь прутья  решетки.
Признаться, ему было довольно-таки  холодно  и  голодно.  Кроме  утреннего
завтрака, никто не принес ему ничего,  не  подходил  перекладывать  его  и
убирать за ним, не укутал его вечером пледом.  Он  не  успел  пожаловаться
мистеру Туску на странный порядок,  установившийся  в  доме,  и  терпеливо
сидел, утешаясь зрелищем хорошеньких зверьков.
   Вдруг чья-то рука легла ему на плечо, и голос, в котором он едва  узнал
голос своей дочери, испуганно произнес:
   - Папа, дорогой, неужели вы сидите тут с утра?
   - Как всегда, Юнни, - кротко ответил старик.
   - Я разумею, папа, что вы сидите  без  всякой  помощи...  Бог  ты  мой,
неужто они вас сегодня не накормили?
   - Я завтракал утром, Юнни.
   Мисс Мильки вскрикнула, сама сдвинула кресло старика и  вкатила  его  в
столовую.  Потом  она  опрометью  бросилась  на  кухню,  растопила   печь,
приготовила теплое питье и еду и стала кормить  своего  отца,  как  малого
ребенка, приговаривая между делом:
   - Все они сбежали от нас, папа! Я видела их комнаты -  они  унесли  все
свои вещи. Понять не могу, что это такое с ними случилось!
   Мистер Мильки ел, надо сознаться, с исключительным аппетитом  и  широко
открытыми глазами смотрел на свою дочь, словно видел ее впервые.  Оба  они
до такой степени занялись друг другом, что прослушали твердые шаги бывшего
секретаря и заметили  его  только  тогда,  когда  он  остановился  посреди
столовой с портфелем и чемоданом в руках и шляпой на голове.
   - Я должен немедленно уехать, - начал он отрывисто и  вдруг  вскрикнул:
взгляд его упал на мисс Мильки... Но какая это была мисс Мильки!
   Перед  ним  стояла  пожилая  высокая  женщина  в  домашнем  платье,   с
измученным лицом и клочком седых волос, собранных на затылке.
   Она не отвела лица от взгляда Туска и просто произнесла:
   - Нас покинули все слуги, мистер Туск. Мы с папой остались одни во всем
коттедже.
   Мистер Туск положил чемодан и портфель на стул, снял шляпу, протянул ей
руку и сказал тоном, каким еще ни разу с ней не говорил:
   - Здравствуйте,  мисс  Мильки,  мы  с  вами  сегодня  не  виделись.  Не
беспокойтесь, я  останусь  здесь  на  ночь,  а  завтра  мы  что-нибудь  да
придумаем. Боюсь, что они сбежали, напуганные моей особой.



50. ЭМИГРАЦИЯ ВОРОН, ИЛИ ЧЕГО МОЖНО ДОБИТЬСЯ, СИДЯ НА ОДНОМ МЕСТЕ

   Рано утром мистер Туск встал, спустился вниз  и  критически  пересчитал
все хозяйственные задачи, связанные с необходимостью обитания в  коттедже.
Он был далеко не сентиментален и отнюдь не стал повязывать себя  фартуком,
колоть дрова, топить печь, резать кур и прочее, как это сделал бы  на  его
месте джентльмен, взятый напрокат из какого-нибудь романа. Мистер Туск был
человеком дела. Он закурил папиросу, вышел из коттеджа  и  резкими  шагами
перешел расстояние, отделявшее жилище мистера Мильки от фермы Дота.
   На его стук никто не отозвался. Туск постучал еще два-три раза с тем же
результатом,  а  потом  поднялся  на  обе  руки,  упертые  им  в  заборную
перекладину, и довольно-таки ловко перебросил себя на ту сторону границы.
   Ферма Дота поражала своей пустынностью и заброшенностью. По двору сонно
бродили индюшки и поросята, дорожки сада  поросли  травой,  огород  служил
местом раскопок большого петуха, сопровождаемого  десятком  кур.  Дом  был
наглухо заколочен и, невидимому, погружен в крепкий сон.
   Туск попытался проникнуть в дверь,  но  когда  это  не  удалось,  пожал
плечами и осуществил свое намерение через окно. Он  очутился  в  передней,
где спали на циновках человек двадцать слуг, испуская пронзительный  храп.
Не успел он дотронуться до одного из них,  как  проснулись  все  двадцать,
вскочили с места и замахнулись на него дубинками.
   - Стоп! - отрывисто произнес Туск, скрестив руки на груди.  -  Я  новый
прокурор штата Иллинойс. Трусы сбежали  от  мистера  Мильки,  и  ваш  брат
отлично знает, куда они делись. Пусть один из вас немедленно догонит их  и
вернет. Поняли?
   Слуги сбились в испуганное стадо и тряслись, как перепела.
   - Масса Дот поколотит нас... - дрожащим голосом промолвил один.
   - Ничего не поколотит, я сам с ним объяснюсь. Ну, раз, два, три!
   И когда один из негров  опрометью  вылетел  из  передней,  мистер  Туск
хладнокровно направился к главной крепости фермы - к  двери  самого  Дота.
Убедившись, что она заперта, он забарабанил в нее сперва руками,  а  потом
ногами.
   - Кто этот нахал, что стосковался по пуле? - взбешенно крикнул  Дот.  -
Пусть-ка он покажет мне свое лицо, чтоб я превратил его в хорошую  яичницу
с помидорами!
   - Новый прокурор штата Иллинойс, - спокойно ответил Туск.
   За дверью водворилась тишина, потом щелкнул ключ; босые ноги затопали в
глубине комнаты, и Дот слабым голосом предложил Туску "пожаловать к нему".
   Туск не заставил  себя  долго  просить  и  наткнулся  первым  делом  на
живописную статую Дота, устремившую на него из пустого рукава револьверное
дуло. Пройдя комнату, он  усмотрел  второго  Дота,  черноусого  мужчину  с
добродушным лицом, под одеялом, на собственной кровати.
   - Сядьте, сэр, - вежливо сказал мужчина, - и если  хотите  курить,  вон
там превосходные гаваны. Не удивляйтесь моему поведению. Когда  несчастный
и слабохарактерный человек, подобный мне, доведен до  белого  каления,  он
утрирует, сэр, все человеческие приемы самозащиты.
   - Кто вас довел до белого каления? - сухо спросил Туск, закурив сигару.
   - Рыжий бесенок шестидесяти лет, сэр, задумавший женить меня на себе.
   - Не знаю ничего похожего на сорок миль вокруг, - отрезал Туск,  пуская
ароматичные кольца с видом заправского  курильщика.  -  Я  пришел  к  вам,
мистер Дот, по важному делу. Слуги соседнего коттеджа сбежали, оставив  на
произвол судьбы разбитого параличом старика и почтенную пожилую леди,  его
дочь. Я послал одного из ваших за ними вдогонку, а  вас  прошу  немедленно
отправить к ним на помощь половину ваших людей. Скажу  более:  мое  личное
пребывание в этой симпатичной семье, к сожалению, заканчивается.
   Дот слушал, выпучив глаза. На лице его выступила краска.
   - И рыжий бесенок не собирался вас околпачить, сэр?  -  пробормотал  он
растерянно.
   - Повторяю, - резко ответил Туск, - я не слышал ничего похожего на ваши
слова. Пожилая  леди,  хозяйка  коттеджа,  достойна  всяческого  уважения.
Одевайтесь!
   Совершенно ошеломленный, Дот подчинился, как подчинялись все,  суровому
голосу незнакомого джентльмена. Он  надел  все  части  своего  туалета  по
порядку, сполоснул лицо, глотнул из бутылки, взял шляпу и угрюмо произнес:
   - Ну так идем, черт побери меня за хвост и голову!
   Это странное пожелание мистера Дота не вызвало со стороны невозмутимого
Туска ни малейшего протеста. В  передней  они  наткнулись  на  оцепеневших
слуг, и Дот скомандовал полови