случаются свои  гуманитарные,  гуманистические сполохи  и расцветы.  Этакие,
подчас,  крики  вопиющих... Конечно, и молодые народы  воспринимали подобные
сполохи  с пользой для себя.  И сама  молодость до поры играет определенную,
устремленную к развитию роль. Но надо держаться и во взрослом состоянии...
     Да,  в   сущности,   человечеству   по   сути  своей   не   дано   быть
безнравственным.  Можно  до времени  и  до известной  степени  с чем-то и не
считаться и что-то жизнеобеспечивающее разрушать, но попробуй  так или иначе
переступить предел...
     Сейчас же - не страна, не империя,  а само человечество выходит из поры
молодости.  А  значит, и  его составляющие.  И  потому  не  годятся короткие
штанишки. Тем более в этическом.
     И если  не  совет  мудрецов или  попечителей,  о чем шла речь выше,  то
духовное, этическое, гуманитарное знание, непосредственное значение которого
возросло, стало  общечеловечески-актуальным, и  нормализующее жизнь  влияние
которого  готово  раскрыться  как  эффективнейшее  (при возрастании  фактора
добровольной  ответственности каждого  за происходящее со всеми и за то, что
еще может произойти), именно духовное, этическое, гуманитарное знание должно
работать   как  самый   квалифицированный   арбитр,   эксперт  по  проблемам
общественным и государственным.
     Подчеркиваю вновь: государственным.
     Можно   отпустить   на   свободу   производственную   и   экономическую
деятельность (поставив их в те или иные нормативные рамки). Они и свободы-то
могут  взять столько  на себя, сколько им  по силам, будучи вольны только  в
меру  сил, значение  которых могут сами преувеличивать. Можно  "отпустить на
волю" того или иного конкретного человека. Он возьмет свободы в степени, ему
доступной. Но культуру, духовное,  что свободно  по природе своей,  потому и
доступно  для всех  желающих  и жаждущих, мало  "отпустить  на  волю",  мало
сказать:  лети.  Это  достояние  всех  и  каждого  требует  ухода.  Им  надо
распорядиться,  а  то  оно  выскользнет  из  рук,  поджидая  более  разумных
пользователей.  И  здесь не обяжешь  отдельного гражданина или  подданного -
будь  развитым духовно и  знающим. Здесь  государство, если оно современное,
должно обязать  само себя. Поддержка  культуры, нравственного - это не право
государства.  И властные полномочия тут  - только  обязанность.  По гласному
общественному  договору, желательно. Чтобы,  наконец,  весьма расплодившееся
человечество вновь  и  по-новому отдавало  себе отчет, что его держит (так и
хочется  добавить  -  содержит),  сколько  бы  о прочих  аспектах  свободы и
необходимостей на досуге не рассуждали.
     Трудно сказать, усложнение  ли жизни,  масштабы происходящего подвигают
нас возвращаться к этическим началам, искать опоры в  постижении  их ведущей
роли, или это выход к новому качеству - еще одна историческая подвижка.
     Скорее, то и другое вместе.
     Но  так  или  иначе,  наработанное культурой человека запросило  от нас
нового этического витка, скажем так - нового уровня чистоты.
     Для России же - разработка общественно-культурной, этической программы,
способной  поддержать  - не единовременно! - духовное движение  в недрах ее,
просто, как говорится, позарез  нужна.  Именно программы, и именно движения.
На нынешнем этапе  недостаточно,  как  прежде  случалось  в  России,  "лишь"
властителей  умов (хотя они и  очень нужны).  Нынешние  масштабные этические
задачи   требуют   постоянного  практического   сотрудничества,   постоянной
практической отдачи, живого активного и конструктивного влияния на  все, что
имеем, и прежде всего на сами государственные структуры.
     ...  "Молодые  кандидаты и доктора  наук  во  власти", пренебрежительно
окрестили высокопоставленные чиновники и функционеры прежней закваски  новых
людей, входивших в правительство. Я сейчас совсем не о  той или иной степени
успешности деятельности  молодых  ученых на ключевых административных постах
страны. (Им и  развернуться-то  не  давали).  Я о том, что подобная  реакция
правящего   российского   чиновничества   и   очень   характерна,  и   очень
показательна.  Но главное -  о том, что  само  появление на  государственной
сцене  именно таких  новых людей, как бы кто  к этому ни относился,  -  знак
острой внутренней жажды общества.
     ...А почему бы "молодым кандидатам и докторам" (и не только молодым) не
создать  российской  культурной  программы.  И движения,  которое ее  сможет
поддержать.
     ... Конечно, мы все голосовали за кадетов, категорически заявила мне  в
моей  молодости  одна старушка, не поднимавшаяся уже с постели. Ведь так или
иначе  творческая дореволюционная интеллигенция умела  влиять на умы и души.
Так  почему же  теперь  ей и научному сообществу  не  создать именно  своего
движения,  способного  "оказывать  большое  влияние  на политику  властей  и
общественное мнение" (Ирина  Цапенко и  Андрей Юркевич, упоминавшиеся выше).
Не  к этому  ли российская интеллигенция, так или  иначе,  продвигалась  три
четверти прошлого  века и в начале нынешнего? С перерывом потом на семьдесят
лет. (К этому семидесятилетию я отношусь как  к периоду нашей истории, чей и
трагически-роковой,   и  созидательный   опыт   еще  долго   будет   изучать
человечество).  И  не  теперь  ли,   в  самом   конце  нынешнего  века,   ей
предоставляется исторический шанс реально продолжить некогда начатое?
     И  конечно, программа  эта должна быть  философски чистой  - без узости
программ  политических партий  (отражающих  лишь узкие  интересы  отдельных,
весьма отчужденных порой друг от друга слоев населения).
     ...Философия, пишет кандидат философских наук Анатолий Арсеньев, должна
быть  "заразной" -  "заразной" философией  и  "заразной" нравственностью. Ее
назначение  - "радикальное  изменение сознания  наибольшего возможного числа
людей".  Такая "заразная" философия, по его  определению - постнеолитическая
философия,  "обязана помогать обыденному  сознанию приобрести  утерянный  им
философский, т.е. собственно человеческий характер,  который был свойственен
великой русской литературе,  и в какой-то  степени  сохранился  в России как
своеобразный  "метафизический голод", который  еще  можно встретить, а также
пробудить его в представителях самых разных слоев населения".
     Очень  понятно и  про "заразность", и про "обязана".  Бытие  этической,
культурной  программы - непрерывающийся диалог, размышления здесь  и сейчас,
осознание непростоты  простых духовных  суждений,  где  помощник  -  вера  и
чувство,  что   утрата   культурных,  моральных,  этических  предпочтений  и
ценностей несет с собою просто погибель.
     Все это требует и от программы, и от людей, нацеленных на ее прививку в
обществе,  чисто  человеческой открытости,  доброжелательства, благоволения.
Люди мгновенно чувствуют убедительность  или неубедительность  слов  и  дел,
правдивость,   искренность    или    неискренность    и    "проповедей",   и
"проповедников". И  вполне  способны  понять,  что  необходимо для  здоровья
страны,  ее  крепости  и  развития. И  тогда,  если снова  вспомнить Эдмунда
Гуссерля,  можно "сдвигать  и горы". Вплоть  до  постановки  задач  создания
гуманитарной среды обитания человека.
     Поскольку же  речь  не  о рае,  а о  выстраивании приемлемой устойчивой
жизни все-таки  на земле, а в первую голову в "отдельно взятой стране", надо
помнить: системоносная суть этического - в понятии этическая рациональность.
В сложнейших обстоятельствах на переломе тысячелетий это понятие должно быть
ведомо человечеству.  Для нашей  же страны,  если учитывать хотя  бы  только
удаленность  друг от  друга  ее территорий, климатическую  суровость  многих
земель  и  пространств, значение рациональности  именно этической проступает
еще и весьма наглядно.
     Итак,  для общества  и для  страны  необходима  общественно-культурная,
этическая   программа,  основанием   которой  станет  то,   что   наработано
философией. Программа  и общедуховная, и - по  разделам, где определяется  и
роль  государства,  и  проблемы,  качество,  направленность  образования,  и
научная, промышленная и экономическая стратегия. И многое другое. Ее следует
создать, обсудить, привести в действие.
     Я  не  говорю  уже  об  экологической  ситуации  на  Земле,   требующей
немедленных общепланетарных действий.
     Показательно,  что  сама  по  себе  столь  глобальная угроза  -  угроза
экологическая практически не  очень пугает людей. Как  не очень беспокоят их
присутствие рядом атомного оружия. В том и другом случае вольно или невольно
(чисто  российский вариант в мировом  масштабе) ответственность за возможные
катастрофические  последствия  и  за  их   предотвращение  по  старозаветной
привычке перекладывается на некие  теоретические  всемирные (какие?) власти.
Пусть,  мол,  они  и  разбираются.  (Тут  у нас всякий  может  ощутить  себя
теоретиком). Или на научное сообщество (опять  же - какое?). Или, в конечном
счете,  на якобы  глобальный здравый смысл. То есть, по-настоящему речь идет
об этической разоруженности людских масс. И дело не в том - взять и обвинить
в беспечности человечество. И опять топтаться на этом месте. Суть в том, что
проблемы и  экологической безопасности прежде  всего могут и должны решаться
на этическом поле ответственности. И потому  опять этическое выходит вперед.
Все дело прежде всего в этом. В самом деле - без "заразной" веры в духовное,
в его приоритеты - ни на шаг не продвинешься даже просто к нормальной жизни.
     Разумеется,  этика должна стать  и камертоном,  по  которому  сверяется
качество  политического  действа. В  эпиграфе  к настоящей статье  приведены
слова академика  В.П. Зинченко:  "О духовном уровне политического сознания я
уже и не мечтаю". "О  политической культуре не может быть и  речи, а есть ли
политическая грамотность?"  - спрашивает  он же. И мы, российские люди, всем
существом своим тут же дружно отвечаем: "Нету!"
     А ведь должно быть.  И не на уровне политического  ликбеза, а на уровне
высокой  духовной квалификации.  Этим большим счетом и  надо "заражать" друг
друга.
     Трудно  сказать,  в  какой степени новая  этическая  программа (где,  в
отличие  от  предпочтений шестидесятников прошлого века, философия  потеснит
литературу)  и  движение,   ее  исповедующее,  сумеет   помочь  определиться
поколению  двухтысячников.  Одно  можно  сказать  точно:  даже  только  опыт
подобной деятельности будет бесценным. И для нас, и для будущих поколений.

     4 апреля 1998 г.
ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ - ЗНАЧИТ ПРАВИЛЬНО

     Утром вышел  на балкон и посмотрел вниз. На  площадку рядом с домом, на
школьный двор. Деревья бросали короткие  тени  на асфальт. Дорога  во  дворе
школы плавно спускалась, огибая длинный зеленый прямоугольник  свободной  от
твердого  покрытия  земли,  образующий  все  более  углубляющийся  склон,  и
скрывалась за ним,  чтобы там, дальше, снова подняться на  уровень школьного
двора.  Такая вот маленькая дорога. Очень местного значения. Не выходящая за
пределы школьного двора. За  нею  -  баскетбольная площадка.  За площадкой -
невидимая  за зеленым барьером кустов и деревьев - маленькая речонка. Внизу,
под балконом некогда мы гуляли с маленьким моим внуком.
     Я бы и не  придал всему этому значения, но нечто словно хлынуло на меня
оттуда. И асфальт,  и деревья, и их  короткие тени как ожили,  приблизились,
стеснились независимо от меня.
     Прогулки с внуком пришли мне на память следом.
     А я... Почему-то перескочив  на много-много лет назад,  я  увидел себя.
Первое мое в жизни реальное воспоминание. Маленький, я стою или остановился,
или хожу среди взрослых. А взрослые мои, крупные  для меня, сидят на земле -
пикник  что  ли.  И  я  -  среди  них, и что-то  замерло  во мне,  поскольку
получалось,  что  я как бы  почти  одного  с ними, сидящими  и полулежащими,
ростом. Или  совсем  немного  меньше. И моя голова с  их головами как  бы на
одном или близком ко мне  уровне. И мир поэтому стал каким-то совсем другим.
Как-то особенно обозначился...
     И снова  картинка.  Во  дворе, на  который я только  что  смотрел.  Мой
маленький внук и его товарищ. Товарищ вдруг заявляет:
     - Я выше скамейки, я выше стола, я выше дома...
     Мой внук тут же подхватывает:
     - Я выше луны, я выше звезд, я выше неба.
     Товарищ его помолчал растерянно и сказал:
     - И я тоже.
     И опять  я  вижу себя. Перескакиваю  в себя,  ребенка.  Снова  детство.
Дошкольное. В Сибири. Я залез на маленькую крышу. Простите, на крышу уборной
в  нашем  дворе. И  вдруг  все  остановилось:  время,  движение, даже воздух
вокруг. Все окружающее  отступило  куда-то. Тишина полнейшая.  Даже и тишины
как бы нет. Только какая-то охлаждающая тебя пронзительность, непередаваемая
словами. И  я ощущаю  себя, осознаю себя. Одного в этом мире.  Или без мира.
Вот  он я. Оказывается, я есть. Меня это поражает. И что стоит за этим. Что?
Я  только  понимаю,  что дальше что-то тоже будет.  И  я  опять  почувствую,
наверное, нечто похожее, остановлю себя. Может быть, не раз...
     Изредка, вспоминая свое это состояние, я переживаю его так же, как было
тогда. Сколько бы лет ни прошло.
     Спрашивается,  зачем я обо всем этом. А чтобы вернуться  к  тому, о чем
забываем: к  окружающему нас  миру.  К  тому,  что  он  существует,  живет и
по-своему одухотворен.  Он и нашим  присутствием весь  пропитан. И  тем, что
было до нас.
     И если исходить только из этого,  даже не касаясь "духовных процессов",
происходящих внутри каждого из нас, выяснится: современная философия несет в
себе тот же  недостаток,  ту же ограниченность, что  и наука  в целом - грех
излишней  рациональности. Излишняя  рациональность  науки оборачивается тем,
что мы по-настоящему не понимаем исследуемого нами и практически по-прежнему
механизируем этот  мир.  Современная  философия, в свою  очередь, заставлена
узкопрофессиональной  терминологией. В  далеко  не единичных  крайних  своих
проявлениях,  в некоторых трудах тех, кого можно назвать семидесятниками или
восьмидесятниками,   количество  специальных  слов  разрастается  до   такой
степени, что  сама по  себе напрашивается мысль о возникновении  еще  одного
языка. Казенного, номенклатурного, только на "философский лад".
     Крайности,  разумеется, крайностями и останутся. И,  естественно, я  не
против   философской    терминологии.   Она   -   действительно   достижение
интеллектуальное. Просто, как правило, перенасыщенный специальными терминами
контекст  по настоящему не  раскрывает  и  самого  автора,  ограничивает его
аргументацию, не "ищет" читателя. То,  что  создается, то,  что строится  на
бумаге,  не  отпускает  на  волю  ни   пишущего,  ни  ход  его  рассуждений.
Профессионал  обращается к профессионалу, избранный - к избранному. Потому и
нет задачи одухотворять текст. Беседа ведется в своем  кругу. Даже  если она
обращена к аудитории  ради того, чтобы  научить  философствовать других.  Но
раскрывается  ли  при  этом душа  ученика,  его  существо? Нет,  потому  что
глубинное свое не раскрывает учитель.
     Императив  Канта:  хочешь  быть  свободным -  не нарушай  прав  другого
человека. Часто прибегают к нему,  часто дословно повторяют его. Но можно же
по  примеру праведника  Иоанна Кронштадтского  сказать  и иначе: "не  хочешь
скорби - не делай ее другому".
     Профессиональному  философу  тоже  не  стоит  забывать  об  образности.
Недаром Христос часто прибегал к притчам.
     Тогда  и философия, и нравственность  становятся "заразными", как  того
хочется кандидату философских наук Анатолию Арсеньеву.
     Все это доступно лучшим нашим этикам,  психологам, социологам и  другим
специалистам-гуманитариям. Но общение философа со слушающими его и читающими
его в принципе пока остается однобоким, избыточно рациональным.
     ...На  заре  перестройки В.  Ядов сетовал: мы столько лет  пробавляемся
описанием   "всесторонне  развитой   личности",   когда  "социологи,  помимо
идеального типа  личности,  выделяют  базисный  тип,  отвечающий объективным
условиям  современного  этапа общественного  развития". Им-то, мол,  и  надо
заниматься.
     Кроме базисного типа  личности, В. Ядов  называет еще  и  модальный, то
есть реально господствующий.
     Если  ставить  вопрос макростатистически, то В. Ядов вроде бы  прав. Но
можно  ли к  человеку  относиться  так?  Не  ошибка  ли,  мягко скажем,  это
государственного и социологического  мышления нашего уходящего века.  Логика
социолога  такова:  решаешь  проблему  всесторонне   и  гармонично  развитой
личности  -  получаешь,  в  том  числе,  и новую критическую массу базисной.
Ставишь во  главу  угла базисную - выйдет половодье модальной, ныне  реально
господствующей.
     Что до самог  понятия  "базисный  тип личности",  то,  несмотря  на его
б льшую что  ли -  словесно  - устойчивость, оно,  на мой взгляд, еще  более
неопределенно для реального  представления, чем понятие всесторонне развитой
личности. Нет, в  общем понятно, что хотят так именовать. Однако, когда речь
идет об образе человека, мы лучше себе представляем (отчего бы это?) то, что
в пределе желаний. Или - что в принципе нежелательно. Отсюда доперестроечное
понятие всесторонне развитой личности  и конкретней, и притягательней и даже
образно уловимей  базисной. Трудно,  к примеру, объяснить словами, что такое
по-настоящему интеллигентный человек, однако, встретив такового,  ни  с  кем
его не спутаешь.
     Тот  же  В.  Ядов,  развивая   свою  мысль,  противопоставлял  качество
целостности  понятию всесторонне развитой  личности. Он  писал: "Справедлива
формула: культура - это  целостность воспроизводства человеческой личности".
Вот  целостности, мол, и надо  добиваться.  Соображения  В. Ядова  о барьере
целостности,  который  в  интересах  перестройки  предстоит  взять  базисной
личности,   вроде  приглядны   как  умопостроение,  но  такая  приглядность,
употребим слова Эвальда  Ильенкова из давней  его книжки "Идолы  и  идеалы",
"есть лишь маскарадная маска". Такое качество, как целостность, возникает на
определенном уровне -  то  ли  феноменом истинно народного характера, то  ли
личности, глубоко и органично образованной.
     И  сам  термин -  всесторонне развитая  личность - довольно поистаскан.
Однако,  думаю,  слово  еще  будет  найдено.  По крайней  мере,  обозначение
"интеллигент" тут не сгодится.
     В  "Розе мира" у Даниила Андреева говорится о "человеке облагороженного
образа". Правда,  обозначение это не отделилось  от самой книги, несмотря на
значительное количество прочитавших ее.
     Мне  вспоминается  приведенное  в одной  из  статей  Валентина  Толстых
определение интеллигенции. С одной стороны  - социальный слой, который может
быть  выделен формально, по месту  в системе общественных  отношений.  Проще
говоря, по служебному месту и функции. С другой стороны - некий творческий и
активный   слой   людей,   образующий  неформальную  (философски-культурную)
общность, группу, включающий индивидуумов разных профессий и статуса.
     К сожалению, Валентин Толстых на этом остановился, не сделал следующего
шага,  не совершил  выбора. Лично  я  (как  и  многие)  -  за  качество,  за
интеллигентность.   Я  за   тот,   вроде   бы,   парадокс,   когда   понятие
интеллигентности  отслаивается  от  понятия  интеллигенции.  Отслаивается  и
становится более,  на мой взгляд, четким. Это  качество может  встретиться и
будет  встречаться, повторяю,  и  среди ученых,  и  среди  рабочих,  и среди
крестьян, и среди служащих. Я за ту неформальную общность, которая, несмотря
на свою  неформальность,  чем  дальше,  тем больше станет обнаруживать  свой
общественный вес. Я бы даже сказал, неформальное лидерство. Я  за общность с
таким будущим. Ради нее я могу отказаться и от самого понятия интеллигенции.
Поместив его в храме истории, как одну из самых дорогих для меня святынь.
     ...Чре