же, как  он  прав  и  тогда,  когда  говорит,  что  каждый  человек
изначально  - существо  духовное, отдает ли себе  он в этом  отчет или  нет.
"Правда,   на   низшей  ступени  духовная   природа   человека   остается  в
потенциальном  состоянии  и   имеет   вид  пробуждающейся   способности  или
зарождающегося, но предметно еще  не определившегося  влечения. Однако  и  в
таком  виде человеческая  душа  остается  живым духовным существом,  т.е. не
только  способностью к  объективно-ценным содержаниям, но  и  силою, имеющею
необходимый  для  этих   содержаний   способ  жизни.  Человек,  даже   самый
первобытный, таит в себе волю  к духу,  форму духа и  способность к  духу. И
именно этим  утверждается  первая  и глубочайшая  основа  его  бытия  и  его
деятельности - присущее ему духовное достоинство и живое чувствование  его в
самом себе".
     Духовное  достоинство  изначально присуще всему  человеческому  миру. В
определенном  смысле он по-своему более чем родственен тому, что мы называем
миром иным. Не равен, опускайте его сколь угодно ниже. Но по сути своей един
с ним. Лишь материальным заторможен в проявлениях истинной духовной свободы.
К  духовной свободе  здесь  приходится  идти (или  возвращаться)  нелегкими,
непростыми путями. Но ведь  и здесь ее можно обрести. Или принести ее сюда с
собою как дар. В домы же нам люди изумительно добрые от природы.
     Весьма интересно  в этом  смысле одно древневосточное предание.  Высшие
силы творят духовных  существ, не обремененных тяжестью материального.  Они,
невесомые,  и особенной  сообразительностью  не  обладают. Вот и  приходится
утяжелять их материальностью. И ничего - начинают соображать.
     Поучительно?  Выходит,  древние мудрецы осознавали  духовную  подоснову
замыкающего нас в себе мира. Тем более это стало актуальным в так называемое
осевое время с возникновением великих религий. В особенности - христианства.
     Именно  ранние христиане, исходя из таинства создания  бытия из небытия
по творимому  создателем внутри себя  образу мира, где и материя  - носитель
духовного   начала,   провозглашали  красоту   и   устроение  души  явлением
нравственно-этического порядка. Они первыми выступили за  гуманное отношение
к человеку.  Каждый человек -  это "малый мир". Он изначально свободен,  как
существо духовное.
     Ранние  христианские мыслители,  рассматривая создание всего сущего как
творческий   акт,  как  художническое  воплощение   божественного   замысла,
соответственно  ставили и проблемы  образа и символа.  Бог - исходный  пункт
образной  иерархии.  Отсюда   образ  "играет  роль  структурного   принципа,
гарантирующего  целостность  всей  системы"   (В.В.Бычков.   "Малая  история
византийской   эстетики").   Расчет   -   не   в    счет.    Вот   как   оно
получается...Рациональность однобока крайне...Образ, целостность - главное.
     Но вернемся к русским философам нового времени. Вчитаемся в строки того
же  Ивана  Ильина. Ведь  это  он близко подошел  к  тому,  что сегодня можно
назвать системной  этикой.  Этикой, нормы которой опираются  на  философское
постижение, философское исследование жизни.  И пришел он к  этому, занимаясь
проблемами правосознания как такового.
     Иван Ильин считал, что первая  и основная задача  современной философии
состоит  в создании  новой философской методологии, что в  ее основе  должна
быть  системная практика  духовного опыта.  Его исходная позиция:  "...благо
есть реальная сила, уже данная человеку как факт". Для Ильина каждый человек
-  по  духовному  опыту  философ,  даже  если  он об этом  и не подозревает.
Философствовать  для  Ильина  значит  воистину  жить  и  мыслью  освещать  и
преображать сущность подлинной жизни.
     Практически  мы  сейчас  во  многом   говорим   о  том  же  самом.   Но
по-настоящему  нам  не  хватает  духовности.  Мы  то  ли  забыли  эти  опыты
отечественной  философии,  то  ли  еще  что...  Много  и   терминологических
перегрузок  в  нынешних  трудах  бывает, загружаемся  специфически  научной,
одновременно казенной терминологией, а главное куда-то исчезает, ускользает.
В  связи  с  глобализацией человеческих проблем  и опасностей, с усложнением
бредущего в неопределенное  будущее нашего  мира мы стали хвататься за  тему
духовного,  как за  соломинку, со  страху, от растерянности. Прежде о ней мы
больше  вздыхали.  Как  о  несостоявшейся  любви.  Мол,  не  вышло, так  что
поделаешь.
     Мы понимаем духовное чаще всего на бытовом уровне. Нас на  иной уровень
как   не  хватает.   Не  видим  ничего   такого  ни   внутри  -  в  глубинах
индивидуального  человеческого   космоса,   ни   вне   -   на   общественных
пространствах земной  жизни.  В  лучшем  случае  мы  здесь  обладаем  только
некоторым знанием. Которое еще как и  не наше,  а - наших  предшественников.
Лучших из них.
     А  почему? Не верим в себя? Думаю, в  основном даже не это. По-житейски
не решаемся ощутить себя духовными хозяевами мира, в котором живем. А отсюда
упускаем  принять  то, что  все  наши  общественные  формы  существования  и
деятельности - конструкции прежде всего нравственные. Диктатура закона - это
прекрасно и нужно. Но все-таки за нее не спрятаться? Она не самодостаточна в
обществе людей,  поскольку изначально  несовершенна.  Сила вообще не  бывает
совершенна.   Мы   можем   ее   даже  романтизировать  на  какой-то   стадии
человеческого  развития. Но  ведь  как  потом  выяснится - по большей  части
сослепу. Или по неумению нечто решать по-человечески. То есть по существу.
     А  существо  наше   духовно.  Именно  это   следует  умом   и   сердцем
по-настоящему  открыть. Если  хотите,  поверить в  это.  Здесь  и  основа, и
специфика  нашей жизни. Во глубине  своей.  Не овладев основами, и жить  по-
человечески не научишься. Себя еще и  сохранишь. А вот существование  самого
нашего  человеческого  мира  при  нынешней его  усложненности и запутанности
поставишь под угрозу.
     Если  же мы усвоим  для себя  заветы наших российских философов,  как и
суть не прекращавшихся  попыток других гуманитариев вразумить нас, нам проще
будет динамично  и  масштабно обратиться  и  ко всему комплексу  современных
проблем системной  этики. Вот ведь куда ведут дороги.  Та  же демократизация
общества на нынешнем этапе -  это освобождение множества людей для лучшего и
естественного   постижения   системной  этики.   Поскольку   способы   нашей
самоорганизации  и  самореализации  сплошь и рядом системны. Нам  и  жить-то
сразу  проще,  добро--сердечнее  будет.  Множество  людей повернутся к тому,
чего, в сущности, ждут все.
     Возьмем то, как мы  воспринимаем  структуры,  где  работаем. И как  эти
структуры воспринимают каждого из своих сотрудников. Надо утвердиться в том,
что работа,  как  мне приходилось  уже писать, - прежде  всего  род  общения
людей. Прежде  всего  общения. А  потом - все остальное. Потому что  главный
ресурс  любой  работы - человек.  И  работа  -  для человека, а не наоборот.
Высший  профессионализм,  профессиональное подвижничество,  профессиональный
подвиг - тоже прежде всего человек. Все это многажды сказано. На словах.  Но
на деле -  в любой  стране - человек, как  правило.  - лишь функция.  Строго
говоря, многие  из нас  и  сами себя  на работе  рассматривают как  функцию.
Согласны с этим. А вот вышел на улицу, и - как к самому себе вернулся. Может
быть, и вправду к себе, но к какому себе?
     Я энергетик (врач, юрист) и горжусь этим - такое мне приходилось не раз
слышать. Здесь тоже - много от стереотипа, от самообмана и от забвения того,
что в современном мире все профессии равно важны, каждая от каждой зависит.
     Загонять  человека  "в  рецептуарное  русло   профессионализма"   (Ю.Н.
Афанасьев. "Может ли образование быть негуманитарным?"), еще раз повторяю, -
тенденция,  существующая во всем мире. А ведь она  калечит нормальных людей.
По крайней мере, ограничивает. Порой довольно сильно.  Пусть они  этого и не
замечают. Что еще хуже.
     Отношение  к человеку прежде всего как  к  работнику  - одна из главных
примет нашего цивилизованного варварства.  И у нас, и в Западной Европе, и в
современной Японии.
     К тому же, утыкаясь  в профессиональную исключительность, мы фактически
на уровне быта создаем и дополнительную искусственную материальность в нашем
и так естественно материальном мире.
     К чему  я  веду? А к тому, повторяю,  что  работа - прежде всего  - род
общения людей. К этому следует  придти в первую голову. Иными словами, мест
совместной работы должны стать - системами прежде всего гуманитарными.
     По крайней мере, это  следует поставить  в центр кодекса чести  всякого
организатора, руководителя, предпринимателя.
     Таковы подходы современной системной этики.
     И  еще одно важное обстоятельство для нашего восприятия тех "ячеек",  в
которых  нам  приходится  трудиться. Помня  наставления первых  христианских
мыслителей, мы должны  воспринимать  их еще  и  как образ  (и  как  символ).
Значит, - и психологически,  и эстетически, да и целостно. Ведь речь идет об
атмосфере    общения,    о    чувстве   сотрудничества,    взаимодоверчивом,
взаимоответственном  в  общении  людей -  и  не  только  в  достижении  цели
совместного  труда.  Системная ячейка, как  катер или  судно, отправляющиеся
прежде всего в чисто человеческое плавание, когда естественно, само по себе,
отлетает  за  борт  подчеркнуто бюрократическое,  примитивное, страстишки  и
страсти,  осложняющие  жизнь   на  общем  корабле.  Некрасивость  уходит  из
человеческих отношений.
     Так  этика  соединяется  с  эстетикой,  повышая  качество  человеческих
отношений.
     Как отметил  бы Иван Ильин, это  и ново,  и в древность корнями уходит.
(Вообще сам термин  эстетическая этика возник  ведь  в связи с исследованием
трудов первых христианских мыслителей).
     Разумеется, я не  строю  иллюзий  на тот  счет, что установки и  приемы
современной системной этики, сам способ  и  характер  мышления, связанные  с
ней,   словно  долгожданный   освободитель,  преобразуют  и   нас,  и   наши
общественные отношения, и политические и государственные структуры. Особенно
государственные  структуры.  Структуры,  которые  изначально,  теоретически,
должны радеть о  нашем благополучии, которые  обязаны иметь этические опоры.
Мы ведь этого от них можем даже и требовать. По той же конституции нашей.
     Однако  возьмем приоритеты,  обозначенные академиком В.П.  Зинченко,  а
рядом с ними поместим российского чиновника. "Духовный уровень политического
сознания"  и  - российский  чиновник.  Звучит  как анекдот. Спустимся  ниже.
"Политическая  культура" и -  российский чиновник. И тут хохота не удержать.
Наконец "хотя бы политическая грамотность" и опять же - российский чиновник.
И снова "хи-хи, ха-ха" - ничего другого не скажешь.
     ...Пока работники той же прокуратуры или милиции в  жизни  и с  экранов
телевизоров  будут  произносить  "ос жден"  вместо  "осужд н",  "возб ждено"
вместо "возбужден ", мы не получим ни прокуратуры, ни милиции такими, какими
нам хотелось бы их иметь.
     Недавно  в  телевизионной  передаче,   имеющей  отношение  к  духовному
строительству, известный ученый, всю свою долгую жизнь плодотворно служивший
науке,  не  без  иронии  улыбнувшись,  произнес:  а кто же туда  идет (это в
политику),-  люди,  не  сумевшие   проявиться  в  иных  областях   знаний  и
деятельности, люди без определенных способностей.
     Звучит совершенно по-бердяевски.  Николай  Бердяев вообще и политику, и
государство  как  институт  считал  духовно  примитивными, даже -  явлениями
низменного характера.  Он горячо отстаивал  свободу  индивида,  почти, можно
сказать,  анархическую. Не признавал ни  рангов, ни должностей,  ни почетных
званий. И тогда, когда все это адресовалось ему самому.
     Мне понятна ирония заслуженного ученого, мне очень интересен  и Николай
Бердяев в  его  неприятии политических примитивов. Однако, когда речь идет о
назначении  государственных  структур,  о  приоритете  этического   в  самом
правосознании, в каждой правовой норме, я перехожу на строну Ивана Ильина.
     "Наше время ни в  чем так не  нуждается, как  в  духовной очевидности",
пишет  Иван Ильин. Отсюда  он и право, и  правовую  норму  вносит в ряд, где
находятся и  логическое,  и  мораль, и эстетическое. То есть  изначально  не
видит для них надобности в такой категории, как сила. В том числе и там, где
они,  право  и  правовая норма,  выступают  в качестве  схемы, обязательного
механизма общественных отношений.
     Системная этика в таком контексте - просто следующий шаг.
     Но и  тогда, когда правовая норма  не может не включать  в себя элемент
принуждения,  государственной  силы,  применение  ее   в  большинстве  своем
недостаточно  эффективно.   А   порой  и   уродливо.   Поскольку   настоящим
правосознанием общество не обладает. Не доросло.
     Иван Ильин вообще считает, что человечеству предстоит пережить глубокое
обновление. И прежде всего "окончательно отвергнуть гибельный предрассудок о
"внешней" природе права и государства; должна быть усмотрена их "внутренняя"
душевно-духовная сущность".
     Здесь Николай Бердяев и Иван  Ильин  резко расходятся друг  с другом. И
даже  существуют как  в параллельных  мирах.  В  столь  разных,  что у них и
потребности в  полемике, кажется, не  возникает. Они избегают ее. Может быть
еще и потому, что фактически очень неплохо дополняют друг друга.
     Теперь опять о нас...
     Конечно, я  не  обольщаюсь  на  тот счет,  что  задача  обновить  те же
государственные структуры, наполняя их этическим содержанием, сколько-нибудь
запросто  решаема.  Но  не  приступать  к  ней  практически  в  том числе  и
чрезвычайно опасно.  За  несколько  дней  до  своей  смерти академик  Никита
Моисеев в  обращении  к участникам обсуждения его книги  "Быть  или не  быть
человечеству?" писал: "...Нам было бы куда легче жить и работать, если бы мы
знали,  что  во  власть придут  люди, способные  страдать  из-за  горестного
состояния собственного народа, как страдают  из-за этого большинство русских
людей".
     Никита  Моисеев предупреждает  нас:  или  мы находим  в  себе силы  для
гуманитарного  возрождения  нашей страны,  да  и вообще  всего  планетарного
сообщества, для этического преобразования всех форм нашего существования или
нас  ждет "дальнейшая деградация.  Причем  во всех направлениях  - в области
экономики  и  культуры,  в  нравственном   климате,  а  особенно  в  области
образования".
     Теперь это звучит как завещание, обращенное ко всем нам.
     Я  понимаю,  что  на первых порах  движение за духовное  преобразование
общества  и  государства будет  во  многом  элитарно.  И само формулирование
проблем той  же  системной этики потребует и исследований,  и разработок,  и
экспертиз. То есть духовно-интеллектуального труда.
     Все это так  или  иначе происходит в разных кругах  интеллигенции. Пока
очень разрозненно. Философы отдельно, другие ученые по большей части в своем
кругу,  писатели сами по  себе.  В лучшем случае  - в своих  кружках. Этакое
гуманитарное  областничество,  вольный  или  невольный  изоляционизм.  Когда
духовные силы страны не соберешь воедино.
     А следует собираться.
     И к проблемам мира иного, его взаимосвязанности с земным человеческим я
осмелился подступиться в поисках того, что объединило бы многих из нас.
     Если  же  кто-то все-таки ограничивает себя  только  земным,  что  ж...
Вспомним слова А. Чехова, обращенные к В.  Миролюбову: "Нужно верить в бога,
а если веры  нет, то не занимать  ее место шумихой, а искать, искать, искать
одиноко, один на один со своей совестью".
     Главное тут не в том, что одиноко, а то,  что духовное  на  этой  земле
остается главным.

     19 марта 2001 г.
* * *

     Интегративная идеология,  этическая идеология, обогащенная этика, новая
этика, системная этика.  Эти и подобные понятия так и мелькают  на страницах
многих газет,  журналов, книг. Мы  говорим, что  необходима  гуманитаризация
всего нашего общественного и государственного механизмов, всех систем нашего
существования.  Мы  уверяем друг друга  в том,  что духовное  по  мере роста
могущества нашей цивилизации, по мере  ее  усложнения становится  все  более
определяющим   судьбу  человечества.  Социокультурный  порядок,  преодоление
социальной безнравственности...
     Все так. Но ведь следует определяться в этом плане  и  практически - на
перекрестках нашей действительности. Больше того, при демократии в  принципе
первостепенна роль осознанной практики этического регулирования.
     В сословной России и этики строились во многом сословно. Прежде всего -
дворянская  этика. Под  боком у нее - этика крестьянской деревни. Словно два
разных в том числе и духовных  мира. И один не доверял другому. Когда тот же
Лев   Толстой   принимался  объяснять   крестьянам,   как  лучше   построить
производственные  отношения,  выгодные и крестьянам, он натыкался  словно на
глухую стену. Ты,  отвечали  ему,  говоришь  все правильно,  но  давай лучше
по-старому.  То  есть  понимать  понимали, но  никакого  доверия  к  барским
рассуждениям не испытывали.
     В нынешних условиях секуляризации общества с  одновременным нарастанием
глобального  кризиса  его  самосохранения   недостаточно  основ  религиозной
морали,  Нагорной проповеди. Общественному бытию остро необходимы адекватная
современности этическая  идеология  и  ее нормы,  соотносимые  с механизмами
общего  жизнеустройства,  с  критериями  духовности  или  бездуховности форм
общего существования. С институтами нашей  действительности. И  дело  тут не
только    в   том,    что   необходимо    определить   содержание   основных
политико-экономических ценностей на современном этапе, таких, как социальная
справедливость,   свобода,  ответственность,   таких  понятий,  как  власть,
конфликт, насилие,  к чему, например, справедливо призывает К. Костюк. Очень
важно  и  другое. Научиться системный этический  подход применять к системам
сложившейся и складывающейся самой действительности, где этика спускалась бы
с небес идеального добра и на свой лад материализовалась, проникая в земное.
Нужны инструменты  для гуманитарного анализа правды жизни. То есть этическая
норма,  строящаяся  как  системная, сталкиваясь  с действительностью,  будет
оборачиваться вполне реальной проблемой, будет указывать главную язву, набор
язв  в конкретном, которые  ради социального здоровья  надо лечить. А  то  и
строить нечто заново.
     Реальной   проблемой  может  быть  и   юридический   акт,  и  программа
деятельности, и  способы решения той или  иной задачи, и принципы построения
государственных служб...
     То есть тут мы сталкиваемся не только с желательным, но и, по-своему, с
нормативным.  Норма   применения   норм,  системность,   последовательность,
неотступность использования в жизни норм-исследований, норм-анализа.
     Значит,  нужна  институционализация  - создание Центра новой этики.  А,
может  быть,  и нового этического  движения. То-есть масштабность здесь тоже
необходима.
     Люди,  гражданские сообщества  осознают  важность этических и  духовных
установок, обращенных к каждому человеку, однако далеко не всегда следуют им
и  в  силу  нарастающего  ощущения  своей  беспомощности  перед тем,  с  чем
сталкиваются  в  окружающей  их многоконфессиональной и  внеконфессиональной
действительности.  Они  скованы и  чувством  одиночества перед  лицом своего
сугубо индивидуального духовного бытия в современности.  Интерес к системным
этическим преобразованиям, заразительность их, участие в них как раз и может
пробудить  и общественную  активность, и  определенный  социальный оптимизм.
Этическая система -  то,  что надо отстаивать наравне с десятью  заповедями,
обращенными к отдельному человеку. Отстаивать - значит, не в одиночестве.
     Может быть, это  и  есть  наше  главное  на  пу