и сущности как своей же абсолютной возможности; значит круг моего бытия беспре-

75

дельно расширяется в акте осознания собственного "я". Человеческое бытие у Августина становится реальностью сознания. Греческая онтология природы, космоса заменяется онтологией сознания. Только имея основанием эту реальность, человек предстает как "внутренний человек" (ап. Павел), как человек обладающий свободой и осмысленно действующий в пространстве собственной свободы. "Первородный грех", по Августину, есть свидетельство свободы человека, выбравшего зло, точнее, "создавшего" его. Зло не онтологично, факт его существования связан с ущербностью, несовершенством человека в "даре свободы". Иными словами, зло - результат высокомерия человека, пытающегося стать вровень с Богом. Желание абсолютизировать собственную, всегда присутствующую неполноту знаний, ограниченность своих возможностей, восприятий, по Августину, есть мировоззренческая основа зла.

Оправдание Бога за зло, существующее в мире, получило название теодицеи (от греч. theos - бог и dike - справедливость; букв. - богооправдание). Бог не ответствен за совершаемое человеком зло. А то зло, которое он совершает, - умаление божественного начала в нем же самом, в человеке. Поэтому добро и зло соотносительны. Произнося загадочную фразу: "Без Цезаря не было бы Катилины, без болезни не было бы здоровья" , Августин рационализирует мысль современника Григория Богослова, повторявшего, что за искушения надо благодарить Бога, ибо "отыми искус и спасаемых не будет".

Смысл не в том, чтобы, "спасаясь", грешить или болеть, чтобы было здоровье. Но человеку необходимо пройти "искус" злом, чтобы понять нечто истинное о себе и мире. Чаще всего это постигается на собственном опыте методом " проб и ошибок ". Августин же в этом вопросе педагогичен. Он говорит, что не стоит практически, чтобы убедиться в результатах, "проигрывать" свои помыслы, - для этого достаточно воображения, что уже должно свидетельствовать о зрелости самосознания. Поэтому он говорит: "Не стремись к внешнему, возвратись в себя самого: истина обитает во внутреннем человеке... а если ты найдешь свою природу изменчивой, превзойди и свои пределы.... Стремись туда, откуда возгорается самый свет разума" [1].

1 Аврелий Августин. Исповедь. М., 1991. С.33-34.

76


Развивая идею человеческого несовершенства, Августин произносит знаменитую фразу, которая спустя века будет осознана как открытие "герменевтического круга": "непонимать, чтобы верить, а верить, чтобы понимать". Иначе говоря, пытающийся понять нечто в мире подходит к нему с уже сложившимися представлениями, ожиданиями. В результате познание оказывается в определенной мере корректировкой, расширением уже сложившихся, существующих "априорных форм" знания. Откуда же берутся эти "априорные формы"? То, что для позднейшей философской мысли стало проблемой, Августин выразил в формуле: "уверуй, чтобы уразуметь". В соответствии с духом того времени это значит, что человек должен осознать слабость и "немощь" своего ума и не рассчитывать на всесторонний анализ бытия Бога. Решение вопроса вне компетенции разума, оно - дело веры. Человеку просто "дана" вера - уверенность, что Бог с ним, что Он его поймет и поддержит в познании. Вот эта " поддержка", говоря современным языком, является "априорными формами" знания. Вера - надежда человека в собственных силах, в успехе своего предприятия, по логике Августина, означает, что человек не вброшен в мир и не забыт в нем. В развитом виде идея попечительства Бога, Его поддержки позже получила название провиденциализма (от лат. providentia - провидение, теологическая концепция истории и промысла божьего).

Здесь у Августина появляется тонкий нюанс. Человек не Бог, он слаб, способен ко греху, но если в нем есть "сущностное", личностное, божественное начало, значит, есть силы преодолеть все трудности. Человек, который не застывает в своем высокомерии духа, непременно сомневается, падает и идет дальше от небытия к бытию. Поэтому Августин и произносит свое знаменитое: "сомневаюсь, следовательно, существую". Человек сомневающийся и есть действительное божье создание, стремящееся к самосознанию, т.е. - к рефлексивности сознания. "Сомневаюсь - существую" - ответ христианской мысли на призыв античности "познай самого себя". Не праведность, но путь поиска, признание собственной ошибки становится признаком сопричастности Богу. Поэтому Августин говорит: "полюби и делай что хочешь", что является по сути дела нравственным принципом, санкцией его же гносеологической формулы "верую, чтобы понимать". Августин расширяет сложившиеся традиции христианской мысли. Его "полюби..." означает не просто любовь к Богу как к некоей непознаваемой, а поэтому абстрактной сущности, но - любовь

77

к сущности человеческого, божественного, личностного, которая есть у каждого, т.е. "любовь" к собственным способностям, возможностям. Поняв это, человек, если он "добрый христианин", обязан, как заботливый садовник, культивировать в себе ростки божественного, личностного. Каждая человеческая душа, разъясняет Августин, уникальна, она создается Богом - абсолютным творцом, художником, только один раз и в единственном экземпляре. Поскольку она неотделима от тела и вместе с тем бессмертна, задачей человека является быть творцом - художником собственной жизни. Августиновская идея полной гармонии материального и идеального, тела и духа на все времена становится залогом человеческого совершенства.

Понимая трудность осуществления собственных идей, Августин говорит о сложности внутреннего мира человеческой души, которая состоит из триединства памяти, ума, воли. На основе памяти человек самоидентифицирует себя; ум анализирует поступки; воля направлена на коррекции собственного несовершенства. Но триединство, говорит Августин, из-за слабости человека постоянно нарушается. Вместо того чтобы находиться в состоянии координации, способности души организуют субординацию: одно подавляет и подчиняет другое. Единственное "живое" и состоявшееся свидетельство гармонии как "невозможной возможности" - Бог, ум, память, воля которого составляют совершенство абсолютной божественной личности, то есть - Троицу.

Перспективы человечества Августин "проигрывает" в учении о "двух градах". Две разновидности любви, пишет он, порождают два града: любовь к себе, вплоть до презрения к Богу, рождает земной град. Любовь к Богу, вплоть до полного самозабвения, рождает град небесный. Первая возносит самое себя, ищет людскую славу, вторая - устремлена к божественному совершенству Личности. На этой земле гражданин первого царства выглядит повелителем, господином мира; гражданин небесного града - пилигримом, странником. В конце сотворенного мира и Страшного Суда "град божий" возродится вновь и "в конце не будет конца". Возможна и другая интерпретация: если душа и тело каждого в процессе совершенствования сблизятся в гармонии - увеличится число праведников. Постепенно "град земной" совпадает с "градом невидимым, Божьим". Мысль, интересная тем, что самой своей сутью она взывает к свободе человека как его ответственности не только за себя, но и за судьбу мира человеческого.

78


По Библии, первое сомнение привело к отпадению человека от Бога. Постоянно присутствующее у Августина сомнение в решении проблемы "Бог и человек" явилось началом длительного процесса отпадения философии от теологии. У самого мыслителя Бог из жизнеустроителя, попечителя сущего все более превращался в бога философского - "утраченную" (а потому "абстрактную") сущность человека, которая "стоит" теперь перед каждым как символ, идея "фикс" и проблема полноты собственного существования.

После разорительных войн и культурного упадка на Западе с VII в. открывается множество школ, в которых преподаются семь "свободных искусств" - грамматика, риторика, диалектика, арифметика, музыка, астрономия. Диалектика в то время была практически тождественна логике, понимаемой как "вообще" философия. Осуществляемая в институализированных формах школы, позже университета, программа поиска логических структур, систематических конструкций, помогающих аргументированно объяснить библейские тексты и откровения Отцов церкви, путь рационального постижения христианских истин, стала называться схоластикой.

Считалось, что разум не слуга теологии, поскольку он развивается самостоятельно. Поскольку логика (философия) как техника мысли служит пониманию истин веры, постольку содержательность ей сообщает божественное откровение. В принципиальной позиции схоластов была заложена "мина замедленного действия": чтобы понять истины, надо "запастись" техникой мысли, но оснащенная логикой, диалектикой мысль становится еще более беспокойной и выходит за "пределы", ей положенные. Рациональная "автономия" философии приводит к тому, что все мнения становятся неокончательными, начинаются бесконечные конфликты, споры в среде авторитетов церкви. Утвердившийся принцип "понять, чтобы верить" практически означал бесконечное углубление проблемы при условии ее неблокирования.

До IX в. логика, диалектика - только "искусство мышления верного". В IX в. Иоанн Скот Эриугена (ок. 810-877), живший в Ирландии, переводит Платона, Аристотеля, Плотина, Прокла и под влиянием своих учителей возвращает диалектике античный смысл. Диалектика - не только наука о


79

правильном мышлении, но и учение об общих принципах бытия. "Никто не восходит на небо иначе, чем через философию", - утверждал он. Это означало: чтобы "правильно", по-христиански жить, надо правильно познавать, но для этого необходимо "правильно" мыслить.

 Для Эриугены, знатока Платона (философа Идеи, Единого), Аристотеля (философа формы - эйдоса, Мирового Ума), Плотина и Прокла (философов Единой Души) Бог является некоей идеальной сущностью, мыслью мысли. Но и диалектика - тоже мысль, "идущая от единого к многому и от многого к единому". Значит, чтобы понять Бога, нужно совпадение этих двух уровней мысли, необходимо подняться в усилии собственной мысли к абсолютной, чистой мысли. Мир текуч, а мысль, "схватывая" его изменчивость, более определенна. И она тем ближе к сущности, к Богу, чем более в ней содержится наиболее "сущностного", того, что "закреплено", фиксировано в наиболее общих понятиях. С этой точки зрения общее, родовое, видовое важнее единичного. Это был прямой возврат к Платону, который как-то сказал, что сущность человека не Сократ и не Каллий. Они - случайные комбинации черт характера; сущность человека - человек в самом деле как идея Человека. Для Эриугены только на высоком уровне абстракций все наиболее общее, важное, а потому фиксированное в общих же понятиях, совпадает с сверхобщим понятием Бога. Но в таком случае общие понятия как бестелесные сущности, "универсалии" оказываются предсуществующими единичным предметам. Согласно такой методологии, получившей впоследствии название "реализм", индивид существует постольку, поскольку он приобщен к виду, а вид - к роду. В реализме Эриугены онтологическое обоснование диалектики брало верх над ее логическим содержанием.


Но что давала концепция реализма самому Эриугене-богослову? Перспективу в мысли мыслью же соприкоснуться с абсолютно "чистой" мыслью, с Богом как сущностью мира. Сама мысль о сущности в акте ее помысливания оказывается самым важным делом. Ибо мыслить о сущности, об идеальном совершенстве - значит уже быть на пути к нему. Но чтобы приблизиться, необходимо размышлениями, сомнениями всячески очищать собственную мысль. Здесь Эриугена ссылается на авторитеты Отцов церкви и Писания, где сказано: "Ищущий, мыслящий, сомневающийся ближе и дороже Богу". Отсюда в

80

средние века обилие богословских диспутов. На весь христианский мир вдруг раздавался чей-то вопль: "Братие, сомневаюсь, убедите!" Писались тезисы "сомнений", вешались на ворота храма, съезжались со всей Европы богословы, и начинался диспут, который всегда балансировал на грани богословия и философского рационализма.

Философия "реализма" движется в кругу предельно общих, а потому часто "пустых" понятий. Если реально существует "единое" и "общее", то все многообразие мира лишь по видимости дробится на единичности. С другой стороны, если "общее" всем существом своим содержится в каждом единичном, следовательно, между ними не может быть различий. Поясним: если всеобщая духовная сущность человека полностью присутствует в Сократе, следовательно, ее ни в ком другом просто не может быть. Если же она присутствует и в Платоне, следовательно, Платон должен быть и самим собой, и Сократом, а Сократ также должен быть и на месте Платона. Поэтому теория "реализма" вызвала критику со стороны ее противников - номиналистов (от лат. потеп - имя, наименование), объявлявших общее, "универсалии" не существующими вообще, просто звуковой оболочкой мысли, "дуновением звука". Более умеренные "концептуалисты" (от лат. conceptus - мысль, понятие) отрицали возможность существования общего вне человеческого ума, до вещей или в самих вещах. По мнению концептуалистов, общее находится в уме познающего; универсалии возникают в чувственном опыте, путем абстрагирования от индивидуальных свойств вещи происходит "собирание" свойств, сближающих различные вещи (П.Абеляр, 1079-1142). Поэтому наличие универсалий в человеческом уме - свидетельство его несовершенства.

Проблема "общего", универсалий присутствовала во всех богословских диспутах, в рамках которых все больше выкристаллизовывался гносеологический круг вопросов: "что мы познаем, каков должен быть процесс познания". Таким путем богословская мысль подошла к необходимости прояснить соотношение "веры и разума", религии и знания. В обсуждении данного вопроса на европейскую мысль значительное влияние оказали переведенные на латынь сочинения арабских философов аль-Газали, Ибн-Сины (Авиценны), Ибн-Рушда (Авер-роэса). Арабы с завидной любознательностью впитали в себя греко-римскую культуру и доктрины древней философии. Не-

81

зыблемость Корана ("если веришь в то же, как Мухаммед, можно ли философствовать, как Аристотель?"), вынуждала их работать над установлением перемирия между философским знанием и верой ислама.

Ибн-Сина (XI-XII вв.), выстраивая систему естественной теологии, убедительно сглаживает противоречия между Кораном и философией. Аль-Газали (1059-1111), обнаружив серьезные расхождения между учением Ибн-Сины и Кораном, опровергает мыслителя в книге "Опровержение философов". Ибн-Рушд (Аверроэс), живший примерно в то же время (1126- 1198), в сочинении "Опровержение опровержения" утверждает, что истина - в аристотелевской философии и "к этому добавить ничего нельзя". "А если выводы Аристотеля противоречат религиозным сложившимся представлениям? " - размышляет он в трактате "Согласие религии и философии".

В духе своих коллег-европейцев он считает, что Откровение, Коран предписывает размышлять, чтобы мыслью воспарить к сущности, к Богу. Следовательно, философствовать - долг человека. А дальше он совершенно откровенно заявляет: чтобы философствовать, надо знать греческую философию. Философ - единственный человек, который выполняет свои религиозные обязанности в соответствии с предписаниями Корана. Возникает вопрос: если божественная воля предписывает искать Его с помощью философии, зачем тогда Откровение?

В поисках ответа Аверроэс обращается к своему любимому Аристотелю, у которого есть три класса аргументов: риторические, диалектические, просто необходимые (например, математика). В соответствии с ними Аверроэс предлагает людей разделить на три класса: тех, кого можно убедить, воздействуя красноречием (простые люди); тех, кто имеет диалектический склад ума (это люди, которые хотят верить, имея доказательства, почему надо верить в одно, а не в другое); наконец, немного людей, которых может удовлетворить только язык математики и философии. По результату, говорит Аверроэс, подходы совпадают. Толпа имеет веру, теологи приходят к ней умозрением, а для философов истина, добытая доказательствами чистого разума, становится верой. Надо это понять и принять, чтобы впредь не было трений между теологами и философами. Разъяснив свою идею коллегам-философам, Аверроэс советует держать ее при себе и не будоражить толпу, которая ничего не понимает. Быть может, считает Аверроэс, имеет смысл запретить широкое использование философских книг, ибо при "мгновенном" переходе из "тьмы" (незнания) к "свету" (истинам) можно ослепнуть окончательно.

82


Будучи внутренне убежден в превосходстве философского знания, Аверроэс задается вопросом, чем объяснить, что Коран - нефилософское сочинение - более эффективен в воспитании, чем философия. Были пророки, говорит он, которые не задавали вопросов о душе, счастье, Боге. Они просто говорили об этом, поскольку знали. И самые дикие варвары начинали их слушать, исповедовать учение. А философ? Он может сказать истину, но никто не обратит на нее внимания. Аверроэс данное обстоятельство объясняет тем, что, по-видимому, есть определенная мера правды, которую могут и хотят воспринять люди. Той правды, к которой они "уже готовы".

Таким ответом Аверроэс загнал себя в тупик. Что значит "быть готовым"? Заняться философией и забыть о вере - ответ для того времени немыслимым. Пытаясь сгладить сказанное, Аверроэс соединяет знание, основанное на признании причинных отношений между вещами эмпирической реальности, с учением об универсальной "божественной причинности". Есть единичные вещи, но "нет реальности помимо Него", Бога. Значит, сверхчувственная сущность мира противостоит миру и пронизывает его. Каков же путь познания сущности? Аверроэс говорит: "Бог создает вещи, познавая их".

Это надо понять как то, что мыслящее себя сознание является мышлением творческим, или мышлением и волей в их тождестве. Аверроэс разъясняет: поскольку разум вечен для человеческого рода, имеет потенциальное деятельное начало и обладает способностью воображения, постольку сознание мыслящее способно постичь сущность. Иначе говоря, познающий разум в определенных условиях совершает мистический "прыжок" от эмпирической реальности к сущности мира, бытия. Здесь - не влияние Платона и неоплатонизма, но продолжение в теории мистического направления, существовавшего в исламе, - суфизма (от арабск. "суф" - чисто, "аль-саф-фа" - собирать милостыню, "суф" - власяница), суфийской философии, традиции которой оформились к VIII веку и развивались в творчестве Джами, Джелал ад-Дина Руми, поэтов-мыслителей Хафиза, О.Хайяма.

83

Попытки познания сущности привели Аверроэса к столкновению веры и знания. Обнаруженный им факт разрыва двух реальностей - эмпирической и сверхэмпирической - стал причиной того, что собрание богословов осудило его учение.

Латинские последователи Аверроэса (Сигер Брабантский, Боэций Дакийский ) пытались выработать к обсуждаемому вопросу решение, которое было бы приемлемым для церкви. Отсюда аверроисты пришли к признанию двух истин. Истина, открываемая разумом, который исследует естественный порядок вещей, - незыблема. Даже если она не согласуется с выводами теологии, с этим сделать ничего нельзя: такова природа философии. С другой стороны, представление о том, что творение мира произошло в какой-то конкретный момент времени, с точки зрения философии является абсурдом. Но если мы поверили во всемогущество Бога, почему не верить в то, что для Бога такое "одномоментное" творение не является возможным? Выводы философии находятся в противоречии с Откровением. Но, оставаясь христианами, это необходимо принять.

Наметить противоречивую структуру познания двух миров - чувственного, телесного и духовного, идеального попытался Роджер Бэкон (1214-1292). Следуя Аверроэсу, он конкретизирует его учение, когда утверждает, что "духовные вещи познаются через телесные следствия и Творец - через творение" [1]. Тем самым принципиальный вопрос своего времени об универсалиях,

1 Антология мировой философии. В 4-х тт. Т.1.4.2. М., 1969. С.869.


о познании общего он решает на пути созерцания телесных вещей и соответствующих доказательств. По Бэкону, общее, универсалии как родовые и видовые сущности укоренены в единичных вещах: познавая эмпирическую единичность, мы, с