е действие, передавая часть своей социальной активности институту власти, который в свою очередь обязуется регулировать взаимодействия индивидов и защищать их в однозначно оговоренных и прописанных сферах действительности. Все стороны общественного договора имеют определенные права и обязанности. Таким образом, общественный договор трансформировал энергию конфликта и противоречия в социальное сотрудничество. 
     В дальнейшем эволюция культуры западного общества направлялась развитием общественного договора, который в самом общем социальном плане обеспечил первоначально механизм разрешения противоречий между индивидами по поводу их обустройства на освоенной территории и отношения к имуществу. Обустройство предполагало принуждение индивида действовать по установленным, зачастую жестко регламентированным правилам в сфере взаимодействия с другими индивидами. Одновременно индивид оставался независимым и свободным в той сфере деятельности, где он не был связан взаимодействием с другими индивидами. А таковой, как правило,  оказывалась сфера действия индивида со своим имуществом (подчеркнем - в тех случаях, где отсутствовало взаимодействие с другими индивидами). В этой сфере индивид был абсолютно свободен. Таким образом, в Западной культуре свобода и имущество оказываются связаны прямо пропорционально. Чем больше имущества, тем больше свободы. 
     Действие общественного договора в свою очередь было направлено на определение пространства свободы индивида. Сам общественный договор представал как "межа" между индивидами. Естественно, общественный договор не обеспечивал индивиду рост богатства, но он, прежде всего, гарантировал ему его сохранение, а также и его защиту (в том случае, конечно, если рост этого богатства будет осуществляться по оговоренным правилам взаимодействия). 
     В таком случае "нормальным" (для Запада) было развитие через противоречия и конфликты (иначе мог возникнуть застой, стагнация и умирание), условием же конфликтов становились амбиции и потребности индивидов. А отсюда, чем выше потребности индивидов, тем вероятнее столкновение интересов индивидов в тех областях, где взаимодействие не оговорено, что приводит к конфликту. Разрешение конфликта возможно, когда стороны, в конце концов, оговаривают принципы взаимодействия. В результате общественный договор расширяется. Индивиды самоограничивают себя во взаимодействии, но при этом более четко описывают область своей свободы. По мнению Гизо: "в Европе в результате разнообразия и постоянной борьбы элементов явилась свобода"155, уточним - свобода индивида, гарантией которой являются права индивида, обеспечиваемые в целом общественным договором.
     В таком случае для западной культуры индикатором развития, индикатором прогресса оказывается свобода, понятие, аккумулирующее в себе все лучшее, чего достигает западная культура. Свобода выступает и как индикатор ценности индивида, и индикатор его самореализации. Именно в свободной деятельности раскрывается потенциал индивида, то, что Гизо называл, чувством личности в ее свободном развитии, рождаемом из наслаждения личной независимостью, своими силами156.
     Как установлено, в основаниях двух различных систем взаимодействия индивидов Запада и России лежат две разные основы: в одном случае общественный договор, в другом - круговая порука. Это два механизма, сложившиеся в разных культурах, две реакции на взаимодействие со средой, приводящие к двум различным следствиям: мы осваивали пространство, Запад обустраивался и определял индивидуальную независимость. Поэтому индикатором развития и отдельного индивида, и общества в целом в западной культуре является свобода или расширение прав и свобод индивида через развитие механизма собственности и общественного договора. Чем больше отличается индивид от других, тем более он свободен, богат, независим, и тем выше его статус в западном мире.
     Коллективное взаимодействие в русской культуре имело совсем иные основания (а значит и следствия должны быть иные). Западный коллектив строился на разрешении противоречий. Хозяйственная деятельность русских предполагала напротив коллективное взаимодействие. Возникновение противоречий, конфликтов в таком взаимодействии могло послужить причиной гибели общины. Поэтому механизм взаимодействия должен был предполагать инструменты, не допускавшие возникновения конфликтов, инструменты, превентивно исключающие противоречия. Выше отмечалось, что невозможно создать оговоренные, однозначно понимаемые правила взаимодействия, а коли так, то русское взаимодействие должно было быть построено не на четко регламентированных правилах (да и импульсивный характер русского человека не принял бы жесткий регламент), а на чем-то ином. 
     Индикатор западного развития - независимость. В русской общине действует противоположный принцип. Вместо принципа "независимости от общины", действует противоположный -"зависимость". Зависимость от коллектива, зависимость от принципа "будь как все". Такая зависимость выразилась в создании внутриобщинной жесткой иерархии, построенной на статусных ролях, внутриобщинной системе контроля и репрессиях по отношению к индивиду. Без сомнения, в западных общинах также складывалась иерархическая система статусных ролей, но по характеру она была иной. Статус индивида западной общины определялся степенью свободы и независимости от общины. А свобода измерялась "площадью" обустройства, или величиной частной собственности. На Западе действовал принцип: чем больше у меня земли (а в дальнейшем имущества, или богатства), тем выше у меня статус. Частная собственность - это гарантия статуса собственника. Поэтому критерий статуса, точнее, индикатор статуса  один - богатство. Статус индивида определяется удобной и простейшей шкалой. Русский же человек зависим от коллектива. И именно коллектив определяет статус индивида. Независимый от коллектива русский индивид превращается в маргинала. 
     Понятие "свобода" не выступает индикатором развития ни общества, ни индивида в русской культуре. С этой точки зрения интересно рассмотреть действие слов, связанных с понятием "свобода" в нашей культуре и на Западе. Слова "свобода" в немецком языке - Freiheit (происходит от прилагательного - frei), в английском - freedom (происходит от прилагательного - free). Как видно по структуре слова, существительные, возникли из прилагательного, т.е. характеристики свойства, качества, относимому к какому-либо объекту. Под таким свойством или качеством и в английском, и немецком языке понимается независимая, неограниченная инициативная деятельность, свободное удовлетворение желаний. 
     В русском языке собственно слово "свобода" происходит от "слободы" - слабости, послабления, освобождения от обязанностей. В этом слове нет импульса сил, что присутствует в Freiheit или freedom. Русская "свобода" несет в себе безделье и лень. Вместе с тем, особое понимание свободы в русском языке проявляется в слове "воля". "Воля" - это свобода; при этом "воля" - это сильное желание, хотение;  в то же время это - и  самопринуждение; "воля" - власть над другими людьми; "воля" - это сила. Воля, напротив, предполагает обязанности и ответственность. Воля в своей внутренней основе предполагает коллективное взаимодействие и взаимозависимость, ответственность и подчинение. Тогда как в "свободе" присутствует независимость, освобождение от ответственности и обязанностей (общее значение и для западного понимания свободы) и лень (что не характерно для западного понимания). Сила и, одновременно, зависимость в русском языке связаны со словом "воля". Причастность к коллективу, принятость индивида в коллектив (его нормальность) выражается через "волю". Слабость и маргинальность ассоциируется со словом "свобода".
     Анализируя поведение западного индивида, отметим: его свободное поведение проявляется там, где его действия не регламентированы. "То, что не запрещено, разрешено". Но, а коли, взаимодействие оговорено, то западный индивид дисциплинированно следует правилу. 
     Во взаимодействии русских индивидов действует противоположное правило. Индивид перед совершением действия должен найти способ определить, не будет ли его действие противоречить коллективу и не доставит ли он беспокойства другим индивидам. Как он сможет это определить - личная способность индивида. Как правило, это внутреннее чувство, характерное русским индивидам - чувство превентивной ориентации в коллективе. Однако если индивид не сориентируется, поведет себя неправильно, коллектив применит репрессии к нарушителю, накажет его за ошибку. Если же такой способ не найден, то, из-за неосознанного страха перед репрессиями коллектива, русский человек будет терпеть, будет робок и застенчив.
     Возможен  иной вариант - отчаянное действие-протест. Русский человек только в том случае совершает действие, не полагаясь на свое чувство превентивной ориентации, когда он определенно стремится противопоставить себя коллективу (Чацкий в "Горе от ума"), как правило, это связано с отчаянием. В результате такой индивид в русском коллективе становится изгоем. Напротив, довольно легко себя находит в коллективе именно тот человек, который обладает развитым чувством превентивной ориентации. Если же действия индивида определяемы, во-первых, данным чувством, во-вторых, в его действиях не бросается в глаза личная заинтересованность, а напротив присутствует "воля" действовать "ради общества", то именно такой индивид может снискать уважение окружающих. 
     Для того, чтобы достичь высокого статуса на Западе, достаточно быть богатым. В России статус связан с умением "быть как все". Чем выше такое умение, тем выше статус. Человек может приобрести богатство и даже может "купить" себе статус, но он его не сохранит, если у него отсутствует чувство превентивной ориентации в коллективе. На Западе богатство равнозначно статусу, в России, чаще всего, богатство - следствие статуса. Карьера индивида на Западе строится на трех вещах: 
     * методично следовать писанным нормам (правовым, моральным, техническим и т.п.), 
     * быть предприимчивым там, где "не запрещено", 
     * рекламировать себя, выделяться, выглядеть оригинальным, демонстрировать свою индивидуальность. 
     Русский человек, напротив и прежде всего, должен развивать в себе чувство превентивной ориентации в коллективе. Русский индивид, снискавший уважение, не просто такой как все, а он сама суть коллектива. Совершенствуя в себе чувство коллектива, индивид достигает статуса лидера, и тогда его действия превращаются в стандарты и образцы поведения для коллектива. Такой человек становится "законодателем мод". Естественно, до тех пор, пока чувство коллектива ему не изменит. 
     Мысль о различии коллективного действия западных и русских индивидов у автора оформилась однажды, будучи в Америке он посетил клуб ковбойских танцев. В этом клубе на площадке танцевали американцы, построившись в несколько шеренг (как на аэробике). Когда закончилась музыка, один из танцующих вышел на сцену и показал несколько новых па, затем включил музыку и встал "в строй". Каждый американец теперь стал танцевать, следуя этим па. В какой-то момент выходил другой и показывал новые па. Так  повторялось несколько раз. Танцующие танцевали, как могли - кто-то лучше, кто хуже. Никто друг на друга не смотрел. Главное для танцующих было не отступать от алгоритма танцевальных па, в остальном каждый был свободен. Каждому было "разрешено делать то, что не запрещено". Через некоторое время танцевать вышли наши соотечественники. Они встали не шеренгами, они встали в круг. Они встали так, чтобы каждому можно было видеть каждого. Одна из девушек обладала прекрасной пластикой, была очень хорошей танцовщицей и без труда усвоила элементарные па, на основании которых легко импровизировала. Легко танцуя, она вышла в центр и, "заигрывая", подбадривала то одного, то другого танцующего. На ней сосредоточилось внимание русских танцующих. Русские не следовали заданному алгоритму, они старались танцевать так, как танцевала эта девушка, которую приняли в качестве лидера. У кого-то получалось следовать за лидером, и он с удовольствием отплясывал. У кого-то нет, и он уходил из круга и возвращался к столику. 
     Данный пример, на наш взгляд, показывает специфику построения западного и русского коллектива. Для Запада - "будь индивидуален, но следуй установленным однозначным правилам". Для России - "будь как все и следуй за лидером".
     
     Сравнивая коллективное взаимодействие индивидов Запада и России, заметим, западный индивид, выражаясь философски, одинокий индивид. Он напоминает героя Дефо - Робинзона Крузо, обустраивающего свое пространство. Ему довольно одиноко, но он не стремится никого впускать на свою территорию. Русский индивид - член коллектива, коллективный индивид, сохраняющий себя только в пределах коллектива, и потому в коллективном действии обладает преимуществом в сравнении с западным индивидом. 
     Существует интересный факт. Командование западных подводных флотов значительно чаще меняют свои экипажи, нежели российское командование. Для российских подлодок характерно и обычно полугодовое дежурство несменяемым экипажем. Причина проста, - руководство западных флотов опасается реальной угрозы возникновения конфликтов среди членов экипажей. В России не известны такие случаи. Незнакомые люди, собранные в экипаж не несут угрозы конфликта. Данный факт есть подтверждение особой системы внутригрупповых отношений, складывающихся в российских коллективах. 
     
     "Душа" находит свое воплощение в обычном регулярном поведении народа. Открытое противоборство, конфликт, противо-речие выступало на Западе как источник развития их культуры157. Поэтому западный человек либо принимает правила, либо открыто с ними борется. В России "речь против" вели разве что юродивые. Русский человек обычно не принимает социальные ограничения, но и активно не борется с ними, а проявляет либо  пассивное неподчинение, либо инициативное стремление обойти эти правила.
     В этих этнических чертах, специфике взаимодействия индивидов нашей культуры, заложены предпосылки формирования и национальных, и народных характеристик, или, другими словами, определенной формы управления, и определенного этического строя, свойственных Российской социальной системе.
     
     
ГЛАВА 3. УПРАВЛЕНИЕ В СОЦИАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ
     
     
     
     § 1. ПРЕДПОСЫЛКИ ИЕРАРХИИ И ПЛЮРАЛИЗМА
     
     
     
     Управление открывает другую сторону социальной системы. Если "душа", или алгоритм действия, - неиституализированое образование, то управление -как подсистема всегда принимает иституализированое выражение (представляет собой жесткую дегрессивную конструкцию). "Душа" находит свое дегрессивное воплощение в управлении. Как отмечалось, душа этноса формируется в регулярном однотипном действии. Но любое повторяющееся действие, выполняемое отдельным индивидом, группой индивидов, или достаточно крупным социумом не может быть исключительно однотипным. Даже станок с программным управлением не может делать абсолютно однотипные действия. В случае отступления от стандарта рабочий регулирует действия станка (сейчас это может выполнять особая программа, которую тоже, кстати, нужно периодически корректировать). В человеческом поведении сам человек осуществляет корректировку, в случае отступления от алгоритма (привычки), и тем самым управляет своими действиями, направляя их на сохранение привычки.
     Социум, не сформировавший в себе принцип возвращения к привычному действию в случае отступления от него, перестает существовать как социум. Человеческий коллектив может возникнуть на основе взаимного действия, но после его осуществления такой коллектив распадется. Но если такие взаимодействия будут неоднократны, сформируется алгоритм взаимодействия, и тем самым, у членов группы возникнет потребность осуществлять взаимодействие. Тогда либо группа в целом, либо лидер (лидеры), или другие члены, имеющие санкцию группы, будут стремиться к воспроизводству условий взаимодействия. То есть будут стремиться к созданию условий поддержания привычного взаимодействия в том числе, используя стимулы и репрессии к отдельным представителям группы, для сохранения этого привычного действия. Так в социуме в зачаточной форме рождается управление. 
     С нашей точки зрения, главной целью управления в системе является поддержание типичного способа деятельности. Именно в этом система проявляет себя активно и целенаправленно. Возникшее управление будет стремиться к самосохранению. Однако если индивиды утратят потребность во взаимном действии, управление как функция станет неактуально. Но если такая потребность сохраняется, управление будет укрепляться, или дегрессировать, институализироваться. 
     Если условия среды предполагают постоянное взаимодействие индивидов, целью управления будет адаптация взаимодействия к меняющимся условиям среды, то есть защита от внешних факторов.  Если же среда не диктует необходимости постоянного взаимодействия, управление будет направлено на создание условий взаимодействия, определение перед коллективом общих целей для совместного действия. Вследствие чего возникает необходимость в концентрации энергии, ресурсов, необходимость в возникновении управляющего центра. 
     Таким образом, в первом случае возникают предпосылки возникновения нонэгрессивной (плюралистической) системы управления, во втором - эгрессивной (иерархической).
     Кроме общих предпосылок возникновения определенных форм управления существуют и специфические, определяемые характером "души", или привычным образом действия социума. Опираясь на анализ "русской души", выделим такие предпосылки.
     Русский человек лишен дара формы, как говорил Бердяев158, и причина этого - в импульсивности нашего характера, в спонтанности, непланировании действий. Ни один человеческий коллектив, имея в основе своего поведения импульсивность, не смог бы сохраниться. Он естественным образом должен распасться. Однако импульсивность, будучи основной чертой русского характера, существует уже не одно столетие. Столь длительное время она смогла сохраниться, будучи уравновешена регламентацией. При этом функция регламентации предполагает первоначально пробудить активность из состояния лени (в этом случае регламент действует как принуждение к заданной форме, к заданному образцу действия), а когда активность достигнет стадии удали - сдержать. В целом функция регламентации обеспечивает баланс социальной активности. 
     Вместе с тем, регламентация (правила, нормы и т.п.), принимается только тогда, когда обладает "священным" характером, либо институт регламентации имеет достаточно ресурсов для осуществления контроля и принуждения. Таким институтом регламентации становится управление, реализованное в эгрессивной форме. Бердяев отмечает: "Русские историки объясняют деспотический характер русского государства этой необходимостью оформления огромной, необъятной русской равнины"159. Добавим - и столь же "необъятной" русской души.
     Однако эгрессивная регламентация русского характера не возникает сразу же на высшем уровне, как форма государственного управления. Эгрессивная регламентация зарождается в коллективном взаимодействии. 
     Импульсивный коллектив может породить из своей среды только импульсивного лидера. Но в таком случае, чтобы управление было возможным, коллектив должен быть терпим к лидеру, лоялен к принятию им импульсивных, "по наитию", решений, к его мерам принуждения. Чтобы сохраниться, коллектив культивирует такое качество как терпимость. Такой коллектив, создавая управление, делегирует лидеру право принятия решения и право принуждения и тем самым наделяет лидера правом ограничения своих действий, т.е. дает лидеру возможность регламентации коллективной импульсивности.
     Таким образом, русский коллектив, делегируя лидеру право регламентации, сохраняет "чистоту" своей импульсивности, "не замарывая" ее не свойственным ей регламентом. Функция регламентации передана лидеру, в задачу которого она входит, но главной целью регламентации является отнюдь не планирование достижения цели (что имеет