себялюбивыми желашямн. Но по мдръ того, какъ
любовь, симпаия и самообладаые укрепляются привычкой, а способность
разсуждешя становится более заметною, человвкъ можетъ правильно ценить
суждешя своихъ ближнихъ; ВМЕСТЕ съ тъмъ, овъ начнетъ чувствовать по-
буждешя къ извъстнаго рода поведение, независимо отъ всякаго скоропре-
ходящаго удовольств1я или наслаждешя. Тогда онъ можетъ заявить, - о
чемъ полудики и некультурный человъкъ не могъ бы и подумать: я вер-
ховный судья моего собственнаго поведешя п, по словамъ Канта, "я не
хочу въ своей собственной личности нарушить достоинство человечества".
Болгье устойчивые общественные инстинкты берутъ
верхъ надъ менгье прочными. Мы, однако, не разсмотръли еще глав-
наго вопроса, около котораго, съ достигнутой нами точки зръшя, вращается весь
вопросъ о нравственномъ чувствъ. Почему человъкъ чувствуетъ, что онъ
доженъ ловияоваться одному ивстинктивному желанно, яреимущестаеяяо не-
редъ другимъ? Почему онъ горько раскаивается, если уступилъ сильному
чувству самосохранешя и не рискнудъ жизнью для спасешя бдижняго? Или
почему онъ раскаивается, если укралъ пищу съ голоду.
Прежде всего, очевидно, что у человека т4 или иныя инстинктивный
побуждешя обладаютъ разной степенью силы; дикарь рискнетъ собствен-
ной жизнью для спасешя члена той же общины, но отнесется совсймъ рав-
иодушно къ чужому; молодая, робкая мать, побуждаемая материнскимъ ин-
стинктомъ, не колеблясь ни минуты, подвергнется величайшей опасности
ради своего ребенка, но не ради любого человвка. Мнопе цивилизованные
мужчины и даже мальчики, иногда раньше не риековавппе жизнью за дру-
гого, изъ мужества и симпатш пренебрегали инстинвтомъ самосохранешя и
прямо бросались въ потокъ спасать утопающаго, хотя бы и чужого. Въ
этомъ случа'в человъка побуждаетъ тотъ же самый инстинктивный мотивъ,
который заставилъ геройскую маленькую американскую обезьяну, описанную
выше, спасти сторожа, напавъ на большого ,страшнаго пав1ана. Подобные
поступки представляются простымъ слъдств1емъ могущества общественныхъ
или материнскихъ инстинктовъ, по сравнешю со всякимъ другимъ инстинк-
томъ или побуждемемъ; они выполняются слишкомъ внезапно для того,
чтобы дать время для размышлешя, или для удовольств1я или же страда-
шя; хотя, въ случай какой-либо помъхи, будетъ испытано огорчеше или
даже чувство глубокаго несчаспя. Съ другой стороны, у робкаго человвка
инстинктъ самосохранешя можетъ быть такъ силенъ, что такой человъкъ

99

ие будетъ въ состоянш заставить себя подвергнуться риску, быть можетъ
даже ради собственного ребенка.
Я знаю, что мноие утверждаюгъ, будто поступки, выполненные по
инстинктивному побуждешю, какъ въ указанныхъ случаяхъ, не входятъ
въ область нравственнаго чувства и не могутъ быть названы нравдтвен-
ными. Разсуждаюпце такимь образомъ ограничиваюгъ эготь термиаъ дйй-
ств1ями, совершенными обдуманно, посл'в победы надъ противоположными
желашями или подъ вл1яшемъ ндкотораго возвышеннаго мотива. Но едва ли
возможно провести сколько-нибудь ясную разграничительную черту этого
рода 1). Что касается возвышенныхъ побуждешй, то не мало известно

случаевъ, когда дикари, лишенные всякаго чувства общей любви къ че-
ловечеству и не руководимые какимъ-либо релипознымъ мопвомъ, по-
павъ въ шгЬнъ, умышленно предпочитали пожертвовать жизнью, нежели
выдать товарищей 2). Конечно, ихъ поведеше должно считаться нрав-
ственнымъ. Насколько дъло касается обдумывашя и побъды надъ противо-
положными мотивами, мы видимъ, что и животныя колеблются между
противоположными инстинктами, когда они, напримтЬръ, выручаютъ своих/в
двтенышей или товарищей отъ опасности; однако, ихъ д'Ьйств1я, хотя и

совершенныя на пользу себ'в подобнымъ, не принято называть нравствен-
ными. Сверхъ того, все выполняемое нами очень часто, подъ пбнецъ
будетъ выполняться безъ обдумывашя и безь колебашя; тогда подобный
д'1;йств1я едва ли можно будетъ отличить отъ инстинкта; однако, навър-
ное никто не скажетъ, что такое дъйств1е перестаетъ быть нравствсннымъ.
Наоборотъ, вс4 мы чувс.гвуемъ, что никакое дъйств1е не можетъ считаться
совершеннымъ или выполняемымъ наиболее благороднымъ образомъ, пока
оно не выполняется по внутреннему порыву, безъ обдумывашя или усил1я,
такимъ же образомъ, какъ это д^лаетъ человъкъ, у когораго требуеяыя
качества врождены. Однако, тотъ, кто вынужденъ преодолеть свой страхъ
или недостатокъ симпат1и, прежде чъмъ онъ совершить известный посту-
покъ, заслуживаетъ въ одномъ отношеши высшаго довър1я, нежели тотъ,
который совершаетъ доброе двло, безъ усил1я побуждаемый къ этому лишь
врожденнымъ предрасположешемъ. Такъ какъ мы не имвемъ возможности
.различать мотивы, то признаемъ вс4 поступки извЪстнаго рода нравствен-
ными, если ихъ выполняетъ нравственное существо. Нравственное же су-
щество-это тотъ, кто способенъ производить сравнеяе между своими
прошедшими и будущими поступками, одобряя ихъ или не одобряя. У
яасъ нътъ никакого основакя предполагать, что какое-либо изъ низшахъ

100

животныхъ обладаетъ этою способностью: поэтому, когда ньюфаундленд-
ская собака вытаскиваете ребенка изъ воды, а обезьяна идетъ навстречу
опасности, спасая товарища, или заботится о сиротк'в-обезьян'Ь, мы не на-
зываемъ ея поведешя нравственнымъ. Но когда рвчь идетъ о человъкъ,
единственном^ существа, которое наверное можно признать моральнымъ,
.то поступки извъстнаго рода называютъ нравственными,-все равно, вы-
полняются ли они обдуманно, послт. борьбы "ъ противополжными побу-
ждешяни, или порывисто, подъ кияшемъ инстинкта, или какъ результатъ
медленно пр1обр'втенной привычки.
Но возвратимся ЕЪ болПе непосредственному предмету нашего обсу-
ждешя. Хотя некоторые инстинкты болъе могущественны, чъмъ друпе. и
такимъ образомъ приводятъ къ соотвътственнымъ поступкамъ, однако, не-
возможно утверждать, чтобы у человека общественные инстинкты (включая
любовь къ похвала и стрихъ порицашя) обладали большею силою или,
вслт,дств1е долгой привычки, прюбрвли большее значеше, нежели инстинкты
самосохранешя, голода, похоти, мстительности и т. д.
Почему человт.къ сожал^етъ, даже стараясь изгнчть чувство рас-
каяшя, о томъ, что онъ послъдовалъ одному естественному импульсу пред-
почтительно лередъ другимъ? Почему онъ. далве, чувствуетъ, что долженъ
раскаиваться въ своемъ поведеши? Человткъ въ этомъ отношеши глубоко
отличается отъ низшихъ животныхъ. Т'БМЪ не менъе, мы можемъ, я ду-
маю, довольно ясно увидеть причину этого различ1я.
Челов'Ькъ, по причини деятельности его душеввыхъ способностей, не
можстъ изб'Ьжать размышлешя: точныя вдечатл4н1я 
 я ясные обрязы безпре-
станно и отчетливо проходятъ въ его ум'в. Но у ТБХЪ животныхъ, который
постоянно живутъ обществами, общественные инстинкты всегда существуютъ
и бываютъ прочными. Ташя животныя всегда готовы подать сигналь тре-
воги, или защищать общину и помогать себъ подобнымъ, такъ или иначе,
смотря по их-ь образу жизни. Животныя эти постоянно чувствуготъ, безъ
побужденгя, доставляемаго какой-либо страстью или желашемъ, некоторую
любовь или симпаию къ себв подобнымъ. Они несчастны, если надолго
разлучены со своими и всегда рады, когда попадутъ снова въ ихъ об-
щество. То же и у насъ; даже когда мы СОВСБМЪ наединт), мы часто
испытываемъ удовольств1е или страдаше при мысли о томъ, что друпе о
насъ думаютъ-одобряютъ ли они насъ или порицаютъ; а все это выте-
каетъ пзъ симпат1и, основного элемента общественныхъ инстинктовъ. Че-
ЛОВБКЪ. не обладающй и сдъдами подобныхъ инстинктовъ, былъ бы не-
естественнымъ чудовищемъ. Съ -другой стороны, желаше удовлетворить
чувству голода или любой страсти, въ род'в мщешя, по своей природъ скоро-
проходящее п можетъ быть въ данное время вполнъ удовлетвореннымъ.
Не легко также, а, быть можетъ, едва ли возможно, вызвать въ себъ съ
полной живостью такое ощущеше, какъ напримъръ; голодъ; это спра-
ведливо, какъ не разъ уже было замечено, и относительно всякаго дру-
гого ощущешя. Инстинкта самосохранешя дт,йствуетъ исключительно в-ь
виду опасности; иной труеъ воображалъ себя храбрецомъ, пока не встрт-

101

1лъ враги лицомъ къ лицу. Желате чужой собственности, быть можетъ,
;,но изъ самыхъ упорныхъ, но и въ этомъ случай, удовлетвореше, доста-
ваемое обладашемъ, обыкновенно представляетъ чувство гораздо болъе
слабое, нежели желаше. Какъ часто воръ, если только не профессюналь-
ный, поел!) удачной кражи изумляется, почему онъ укралъ какую-либо
пещь 1). ЧеловБКЪ не можетъ предотвратить частаго возобновлешя въ душ*
прошлыхъ впечатлъшй. Это вынудить его провести сравпеше между впе-
чатлвшями раньше испытанного голода, удовлетвореннаго мщешя; опас-
ности, избегнутой на чужой счетъ и т. п.,- и почти всегда наличнымъ
пнстинктомъ симпатш; сюда присоединяется его рано являющееся знаше о

гомъ, что признается другими достойнымъ похвалы пли порицашя. Это
знаше не можетъ быть изгнано изъ его души; и благодаря инстинктивной
симпатш, оно ценится, какъ нъчто чрезвычайно важное. Человъкъ почув-

стиуетъ какъ бы камень преткновешя, желая следовать инстинкту или
лривычкъ, а это у всвхъ животныхъ является причиною неудовольств1я
пли даже несчас'пя.
Вышепривиденный примъръ ласточки доставляетъ пояенеше; хотя и
обратнаго характера, показывающее, что временный, но въ данную минуту
сильный и упорный инстинктъ одолвваетъ другой инстинктъ, обыкновенно
гоеподствунищй надъ веъми прочими. Въ надлежащую пору, эти птицы
по ц'влымъ днямъ испытываютъ непреодолимое желаше переселиться. Ихъ
н])авъ изменяется, он'в становятся безпокойными, крикливыми и соби-
раются въ стаи. Пока птица-мать кормить птенчиковъ или высиживаетъ
яйца, материнсмй инстинктъ перееелешя одерживаетъ верхъ и, наконецъ,
въ моментъ, когда птенчики у нея не передъ глазами, птица улетаетъ,
иокидая ихъ. Когда она завершить свое продолжительное путешеств1е и
д'Ьйств1е перелетнаго инстинкта прекратится, какъ велико было бы угры-
аеше совъсти у птицы, если-бы она обладала высоко-развитой душевной
деятельностью и не могла бы избежать постояннаго прохожден1я въ ея
душС образовъ, рисующихъ жалкую гибель птенцовъ отъ холода и голода
на суровомъ съверъ.

102

Въ моментъ совершешя поступка, челов-вкъ, безъ сомнъшя, будетъ спо-
собенъ последовать болте сильному импульсу; хотя это порою побудить
его къ благороднтйшимъ поступкамъ, но чаще, слъдств1емъ будетъ удовле-
твореше своихъ собственных^ пожелашй на счетъ другихъ людей. Послъ
такого удовлетворешя, когда прошедпия и слабъйппя впечатлъшя окажутся
передъ судомъ, всегда наличнаго, общественнаго инстинкта и подъ вл1я-
кемъ сильнаго внимашя къ доброму мнтшго другихъ людей, человъкъ на-
верное, подвергнется нравственному иозмездш. Онъ испытыкаетъ тогда
угрызев1е, раскаяше, сожалтже пли стыдъ; это последнее чувство, однако,
почти исключительно относится къ суждешю другихъ людей. Онъ, следо-
вательно, болъе или менъе твердо решится действовать въ будущемъ иначе;
а это и есть совесть, заглядывающая въ прошедшее и служащая руково-
дительницею для будущаго.
Природа и сила чувствъ, которыя мы иазываемъ сожалъшемъ, сты-
домъ, раскаян1емъ и угрызешемъ, повидимому, зависитъ не только отъ стой-
кости насилуемаго инстинкта, но частью и отъ силы пскушешя, а иъ
большей мтръ часто еще отъ суждешя нашихъ ближнихъ. Насколько
каждый цънитъ мнтн1я другихъ людей, это зависитъ отъ силы его врож-
деннаго или прюбрътеннаго чувства симпатш и отъ его собственной спо-
собности къ обсуждешю отдаленныхъ послтдств1й его поступковъ. Другой
элементъ чрезвычайно важенъ, хотя и необходимъ-а именно уважеше
или страхъ передъ Богомъ, богами или духами, въ которыхъ въритъ тотъ илг
иной человъкъ; это особенно справедливо относительно угрызешя совъстц.
Мнопе изъ моихъ критиковъ возражали, что малая степень сожалъшя или
раскаяшя можетъ быть объяснена взглядомъ, защищаемымъ мною, но что не-
возможно такимъ образомъ объяснить "потрясающее душу" чувство угры-
зешя совести. Но я не могу признать это иозражен1е сильнымъ. Мои кри-
тики не опредъляютъ, что они цодразумъваютъ подъ угрызешемъ, а я не
нахожу опредтлешя, которое подразумевало бы что-либо болъе, нежс.г
подавляющее чувство раскаяшя. Угрызен1е, повидимому, относится къ ра-
скаяшго совершенно такъ же, какъ ярость къ гнъву или агон1я къ стра-
дан1ю. НОтъ ничего странного въ томъ, что инстинктъ, настолько сильный
и восхищаюицй ВСБХЪ, какова материнская любовь, въ случай неповино-
вешя ему, приведетъ къ величайшему неечастж, какъ только ослабъетъ
впечатлън1е той причины, которая произвела неповиновеше. Даже, если
какое-либо дъйств1е не противоръчитъ никакому спец1альному инстинкту,
одного знан1я о томъ, что наши друзья и равные намъ презиратотъ насъ,
достаточно для причинемя намъ глубокаго несчаст1я. Кто можетъ сомне-
ваться въ томъ, что отказъ драться на дуэли, данный всдт,дств1е трусости.
доводидъ много людей до стыда, граничащаго съ отчаяшемъ? Мнопе
индусы, какъ говорятъ, испытывали глубочайшее душевное потрясена
изъ-за того, что вкусили "нечистой" пищи. Приведу другой примъръ топ".
что, мне кажется, можно назвать угрызетемъ совСсти. Д-ръ Лэндоръ
занимавш1й въ Западной Австралш служебный постъ, разсказываетъ 1)

103

что одинъ изъ туземцевъ на его ферме, потерявъ одну изъ женъ, которая
умерла отъ болезни, пришелъ къ нему и сказадъ, что "пойдетъ къ одному
отдаленному племени и убьетъ тамъ женщину, чтобы выполнить долгъ по
отношешю къ своей жен*". Я сказалъ ему, что если онъ поступить
такимъ образомъ, то я посажу его въ тюрьму на всю жизнь. Онъ оста-
вался еще несколько времени при фермъ, но страшно исхудалъ и жало-
вался, что не можетъ ни спать, ни деть, и что душа жены преслвдуетъ
его за то, что онъ не взялъ жизни взамънъ ея жизни. Но я былъ неу-
молимъ, и сказалъ, что ему нътъ спасешя, если онъ поступить такимъ
образомъ". Тъмъ не менъе, этотъ человдкъ исчезъ болде чймъ на годъ и
возвратился затъмъ въ превосходномъ настроенш духа; другая его жена
сказала д-ру Лэндору, что ея мужъ убилъ женщину изъ отдаленнаго пле-
мени: но законныхъ уликъ добыть было невозможно. Такпмъ образомъ,
нарушеше закона, признаиаемаго священнымъ въ данномъ племени, возбуж-
даетъ, повидимому, глубочайппя чувства-и совершенно независимо отъ
сощальныхъ инстинктовъ, исключая развъ того, что законъ оенованъ на
общественномъ мнъши. Сколько странныхъ суевър1й возникло такимъ обра-
зомъ въ разныхъ странахъ-это и сказать трудно: мы не знаемъ и того,
какимъ образомъ таыя дъйствительныя преетуплешя, какъ напр., крово-
смЫпеше, стали внушать отвращеше (впрочемъ, не повсеместное) самымъ
низшимъ дикарямъ. Даже сомнительно, признается ли у нъкоторыхъ племенъ
кровосмъшеше более ужаснымъ преетуплешемъ, нежели бракъ мужчины съ
женщиной, носящей одинаковое съ нимъ имя, хотя бы она и не была его
родственницей. "Нарушить этотъ послъдшй законъ у австрал1йцевъ счи-
тается величайшимъ преетуплешемъ, въ чемъ совершенно сходятся съ не-
которыми североамериканскими племенами 3). Если задать вопросъ: что
хуже, убить ли дтвушку изъ чужого племени или жениться на дъвушкъ
своего племени, то безъ всякаго Еолебашя .будетъ данъ отвттъ, какъ разъ
противоположный тому, который дали мы бы". Можно поэтому, отвергнуть
мнъше, на которомъ недавно настаивали некоторые писатели, а именно;
что отвращеше къ кровосмЫпешю зависитъ отъ обладаемаго нами спец1аль-
наго сознашя, насажденнаго въ насъ Богомъ. Въ общемъ, вполнъ понятно,
почему человъкъ, побуждаемый такимъ могущественнымъ чувствомъ, каково
угрызен1е совъсти-хотя оно возникло лишь вышеуказаннымъ способомъ-
будетъ действовать такъ, чтобы, сообразно съ внушенными ему поняйями,
искупить свое преступлете, напр., отдастъ себя самъ въ руки правосуд1я.
Человъкъ, побуждаемый совестью, пр1обрСтетъ, путемъ долгой при-
вычки, такое совершенное самообладаше, что его желашя и страсти, нако-
нецъ, внезапно и безъ борьбы уступятъ мвсто его сощальнымъ симпат1ямъ
и инстииктамъ, включая чувство, испытываемое имъ подъ вл1ян1емъ сужде-
нш его ближнихъ. Все еще голодный или все еще жаждупцй мести чело-
въкъ не подумаетъ о кражъ пищи или объ удовлетворен^ своего мщен1я.
Возможно, или, какъ мы увидимъ впослСдствш, даже вероятно, что

104

привычка къ самообладание можетъ подобно другимъ привычкамъ, пер.1-
' даваться по наследству. Такимъ образомъ, человткъ, наконецъ, начинаешь
чувствовать, при содъйствш прюбрътенной, а, быть можетъ, и унаследо-
ванной привычки, что всего лучте для него повиноваться своимъ наиболее
стойкимъ побуждешямъ. Повелительное слово долженъ, повидимому, лишь
подразумСваетъ солнаше того, что сущеетвуетъ некоторое правило поведе-
шя, все равно, каково бы ни было происхождеше этого правила. Въ
прежнее время часто съ каромъ доказывали, что оскорбленный джентль-
мэнъ долженъ драться на дуэли. Мы говоримъ даже, что пойнтеръ
долженъ делать стойку, а собака, подающая -дичь, должна подавать:
если онъ не дълаютъ этого, то не исполняютъ своей обязанности и посту-
паютъ дурно.
Если какое-либо желаше иди инстинктъ, приводящей къ поступку.
противоречащему чужому благу, т'вмъ не менте, при воспроизведенш ихъ
въ души, представляются такими же сильными, какъ общественный ин-
стинктъ, или еще сильнъе, то человъкъ не испытываетъ сильнаго угрызе-
шя, послъдовавъ своему побуждешю. Твмъ не менве онъ будетъ созна-
вать, что если бы его поведеше стало изв'встнымъ другимъ людямъ, т
встретило бы ихъ неодобреше, а лишь немнопе люди до того лишены
чувства симпайи, чтобы не испытывать неудовольств1я, когда ихъ "
одобряютъ. Если человвъ не обладаетъ такой симпайей, если его же.И!-
н{я, лриводящ1Я к'ь дурнымъ поступкамъ, въ данный моментъ очень сильны
и не преодолеваются ни устойчивыми сощальными инстинктами, ни су-
жден1емъ другихъ людей, то онъ ВПОЛНБ дурной ЧСЛОВБКЪ 1); единствои-
нымъ обуздывающимъ мотивомъ является тогда страхъ наказан1я и уб1,-
жден1е, что въ концв концовъ все-таки всего выгоднее для его себялт*'-
бивыхъ интересовъ обращать внимаше скорте на чужое благо, чъмъ и
свое собственное.
Очевидно, что каждый можетъ со спокойной совестью удовлетворять
своимъ желашямъ, если они не идутъ наперекор'!) его общественнымъ ин-
стинктамъ, т. е. благу другихъ людей: но, чтобы быть совсъмъ свободным'!,
отъ самоупрека, или, по крайней мърт, отъ тревоги, почти необходим'I
избегать неодобрешя, все равно-разумнаго или неразумнаго, со стороны
своихъ ближнихъ. Человъкъ не долженъ ломать и своихъ установленных'?,
привычекъ, особенно если он'в имвютъ разумное основан1е; если онъ сдълаегь
это, то несомнъннымъ слСдств{емъ будетъ чувство неудовлетворенности.
Человвкъ вынужденъ также избъгать неодобрен1я 1)0га или боговъ, въ
которыхъ онъ въритъ, сообразно со своимъ знашемъ или суевдр1емъ; но
въ этомъ случаъ часто примешивается добавочное чувство страха передъ
божественной карой.
Первоначально уважаются лишь добродетели, въ стро-
гомъ смыслк общественныя. Вышеприведенный взгдядъ на происхс-

105

ждете и природу нравственного чувства, указываюпцй намъ на то, что
мы должны д'влать, а также на природу совести, укоряющей нагъ, если
мы не повинуемся долгу,-этотъ взглядъ прекрасно согласуется съ ттми
сввдетями, кото])ыми мы обладаемъ относительно ранняго неразвитаго
<-остоян1я этой способности въ человечестве рода. Какъ разъ т'Ь доброде-
тели, которыя, по крайней мерь, въ самыхъ общихъ чертахъ должны при-
меняться къ дълу грубыми людьми, для того. чтобы они могли жпть обще-
ствами, оказываются и въ настоящее время важнейшими изъ ВС/БХЪ. Но у
дикарей онС применяются почти исключительно къ членамъ того же пле-
мени: а противоположный имъ качества не признаются преступлешями, еслл
дело идетъ о членахъ другихъ племенъ. Ни одно племя не могло бы
жить обществами, еслибы убшство, грабежъ, вероломство были всеобщимъ
явлешемъ; поэтому, ташя преступдетя внутри предъловъ того же племени
"клеймятся въчнымъ позоромъ" 1). Но вн^ этихъ предт>ловъ они не возбу-
ждаютъ подобнаго чувства. Съверо-американсшй инд'1)ецъ очень доволенъ
собой и чествуется другими, если онъ скальпировалъ человека изъ другого
племени; д