в  открытиях  естественной  Науки,  и  с
воодушевлением взяли  это на  вооружение.  Триумфальное шествие  европейской
Науки  в девятнадцатом  веке, ее неоспоримая победа,  потрясшая  все основы,
объясняются  той  абсолютной  полнотой, с какой она, казалось, удовлетворила
(пусть временно) двойственную потребность западного ума. Этому уму казалось,
что  Наука  успешно завершила его поиски двух принципов индивидуалистической
эпохи.  Наконец-то истина  вещей не  зависела от  сомнительного Писания  или
подверженного заблуждениям  человеческого авторитета - она выражалась в том,
что  начертала сама Мать-Природа  в своей вечной книге,  предназначенной для
всех,  кто  имеет терпение  наблюдать  и  интеллектуальную  честность делать
выводы.  Все законы,  принципы,  фундаментальные факты мира  и человеческого
бытия  сами  могли  подтвердить свою  истинность,  а  потому удовлетворить и
направить  свободный  индивидуальный  ум,  избавляя  его  как от  капризного
своеволия,  так и от внешнего  принуждения. Законы  и  истины оправдывали  и
одновременно сдерживали индивидуальные притязания и желания человека;  наука
устанавливала эталон и  критерий знания, рациональную основу  жизни,  давала
четкий  план и главные средства развития и совершенствования индивида и всей
расы. Попытка направить и организовать  человеческую жизнь при помощи Науки,
закона, истины бытия, порядка и принципов, которые каждый может  наблюдать и
подвергать  проверке  в  сфере  их  действия и фактическом  проявлении  и  с
которыми  поэтому  может  свободно  и,  по  идее,  должен согласиться, стала
высочайшим достижением  европейской  цивилизации.  Это  стало  достижением и
триумфом  индивидуалистического  века  человеческого  общества;  но  оно же,
по-видимому, станет и его концом, приведет к гибели индивидуализма, к отказу
от него и погребению среди памятников прошлого.
     Ибо открытие индивидуальным свободным разумом универсальных законов, по
отношению к которым индивид представляет собой чуть ли не побочное явление и
которые неизбежно  должны  управлять  им,  и  попытка  фактически  управлять
общественной жизнью человечества  в строгом соответствии  с этими  законами,
похоже, неминуемо  ведут  к  подавлению  той  самой  индивидуальной свободы,
которая и  сделала  возможными и само  открытие, и саму попытку.  В  поисках
истины и закона  собственного  бытия человек, по-видимому, открыл  истину  и
закон  вовсе не  собственного  индивидуального бытия -  но  общности, толпы,
муравейника,  массы.  Результатом,  к  которому ведет  такое  открытие  и  к
которому, по всей вероятности, мы по-прежнему неотвратимо движемся, является
новое   устройство  общества   по  принципам  жест-кого  экономического  или
государственного социализма, при  котором вся жизнь и деятельность индивида,
снова лишенного  свободы в его  же интересах и интересах всего человечества,
должна определяться  - на каждом  шагу  и  в любой  момент от рождения  и до
смерти - работой  хорошо отлаженного  государственного  механизма1. Тогда мы
можем  получить  новую  любопытную  модификацию  (но  имеющую  очень  важные
отличия)  древнего азиатского или даже древнего индийского уклада  общества.
Вместо религиозно-этического авторитета появится на-учный,  рациональный или
экспериментальный  критерий;  на  место  брамина-Шастракары  встанет ученый,
администратор  и  экономист. Место  короля, который сам  соблюдает  закон  и
принуждает всех - при помощи и  с согласия  общества  -  неуклонно следовать
предназначенным   для   них   путем,  путем  Дхармы,   займет   коллективное
Государство,   наделенное  королевскими   полномочиями   и  властью.  Вместо
иерархической  системы сословий,  каждое из которых имеет  свои  полномочия,
привилегии  и обязанности, будет установлено исходное равенство возможностей
и  права  на  образование  - в конечном счете,  вероятно,  с  распределением
социальных функций экспертами, которые будут знать нас лучше, чем мы сами, и
выбирать за нас  нашу работу и положение  в  обществе.  Научное  Государство
может регламентировать брак, рождение и воспитание  ребенка, как в древности
это делала Шастра. В  жизни  каждого  человека  будет продолжительный период
работы на благо  Государства, управляемого коллективными органами, и в конце
ее,  вероятно, -  период свободы,  отведенный  не для  деятельности,  но для
наслаждения досугом и личного совершенствования, соответствующий Ванапрастха
и  Саньяса Ашрамам древнего арийского общества. По жесткости своей структуры
такое государство намного  превзойдет своего азиатского предшественника; ибо
последнее  по  крайней мере  делало  две  важные  уступки  для  мятежника  и
поборника новых идей.  Отдельной личности там предоставлялась свобода ранней
саньясы - возможность отречения от общественной жизни ради жизни свободной и
духовной, а  группа  имела  право  образовывать  общины, подчиняющиеся новым
концепциям, -  такие, как сикхи или вайшнавы. Но унитарное общество, живущее
по выверенным  экономическим и чисто научным законам, не может  допустить ни
одного  из  этих  резких  отклонений от  нормы.  Очевидно также,  что в  нем
разовьется  устойчивая система  общественных моральных  норм  и  традиций  и
утвердится социалистическое учение, в  истинности  которого никому  не будет
позволено усомниться,  фактически и, вероятно, даже  теоретически, поскольку
подобные  сомнения могут скоро  потрясти или даже подорвать  систему.  Таким
образом,  у нас появится новый  типический строй,  который,  основываясь  на
чисто  экономическом  законе  и  функции,  гунакарме,  вследствие подавления
индивидуальной   свободы    быстро   превратится   в    застывшую    систему
рационалистических  конвенций.  И  в  конечном  счете  этот статичный  строй
неизбежно  будет  разрушен с наступлением  нового индивидуалистического века
мятежа,  движущей  силой   которого  станут,  вероятно,   принципы  крайнего
философского анархизма.
     С другой стороны, существуют силы, которые, похоже, могут пресечь такое
развитие или изменить его линию, прежде чем оно достигнет своего угрожающего
завершения. Во-первых, рационалистическая и естественная Наука изживает себя
и  в   скором  времени   должна   будет   отступить   под   мощным   напором
психологического  и  психического1  знания,   в  результате  чего  неминуемо
утвердится  совершенно  новый  взгляд  на  человека  и  перед  человечеством
откроются новые горизонты. В то  же  время Век Разума явно подходит к концу;
свежие  идеи распространяются  по миру  и  воспринимаются  со знаменательной
скоростью -  идеи,  неизбежно препятствующие  преждевременному  установлению
любого  типического   строя,   основанного  на  экономическом  рационализме;
динамичные   идеи,   вроде  ницшевской   "воли   к  жизни",   бергсоновского
"превосходства  интуиции  над  рассудком"  или новейшей  тенденции  немецкой
философской  мысли,  признающей  супрарациональные  способности  человека  и
супрарациональную   иерархию   истин.  Уже  начинает  формироваться   другой
менталитет и  уже  ищут приложения  на  практике  такие  концепции,  которые
предвещают смену индивидуалистического века  общества  не  новым  типическим
строем,  а  веком  субъективизма,  который  вполне  может  стать  великим  и
плодотворным  переходом  к  совершенно иной  цели.  И можно  спросить, а  не
находимся  ли мы уже в предрассветном сумраке нового  периода  человеческого
цикла?
     Во-вторых,  Запад в  ходе своего триумфального завоевания мира пробудил
дремлющий Восток и  вызвал  там усиление борьбы между  привнесенным западным
индивидуализмом   и   старым   конвенциональным   принципом    общественного
устройства.  Последний  - где быстро, а где  медленно - разрушается, но  его
место   вполне   может  занять   нечто  совершенно   отличное  от  западного
индивидуализма. Некоторые,  правда,  полагают, что Азия повторит европейский
Век Разума со всем его материализмом и антирелигиозным  индивидуализмом в то
время,  как   сама  Европа  будет  продвигаться  вперед,   к   новым  формам
общест-венной жизни и идеям; но это в высшей степени маловероятно. Напротив,
все  свидетельствует о  том, что  индивидуалистический период на Востоке  не
продлится долго, а рационализм и отрицание религии не будут его характерными
особенностями. И если Восток в результате своего пробуждения последует своим
собственным путем и создаст  новую  общественную формацию и культуру, то это
непременно   окажет  громадное  влияние   на   дальнейшее  развитие  мировой
цивилизации; силу его вероятного воздействия  мы  можем  оценить уже по  тем
значительным  результатам,  которые  дал   первый   прилив  идей  с  еще  не
пробужденного  Востока в  Европу. Каким ни окажется это влияние, оно в любом
случае  не  будет способствовать  переустройству общества  в  соответствии с
механистически-экономическими    представлениями   -   тенденцией,   которая
продолжает  преобладать  в  сознании  и  жизни  на Западе.  Влияние  Востока
скажется  скорее  в движении  к  субъективизму1  и  подлинной  духовности, в
открытии  нашего   физического  существования  более  высоким  идеалам,  чем
здравые,  но  ограниченные  цели,  которые  определяет  грубая  материальная
природа жизни и тела.
     Но, что  самое  важное, в  своем открытии личности век индивидуализма в
Европе  сформулировал  среди  идей-сил будущего две наиболее могущественные,
которые уже не сможет полностью искоренить никакая следующая за ним реакция.
Первая из них,  ныне повсеместно признанная, - это демократическая концепция
права каждого индивида  как члена  общества  на  жизнь и  развитие  во  всей
полноте в  соответствии с  индивидуальными способностями. Мы больше никак не
можем признавать  идеальным такое устройство общества, при котором отдельные
классы присваивают  себе право  на развитие  и пользование всеми социальными
благами,  лишая этого права других и  предоставляя им одни  лишь обязанности
социального  служения.  Теперь  стало  ясно,  что развитие  и  благоденствие
общества предполагают развитие и благоденствие каждого отдельного его члена,
а не просто процветание в целом,  которое на практике сводится к богатству и
власти  одного  или двух сословий.  Эта  концепция была полностью воспринята
всеми  прогрессивными народами  и лежит  в основе социалистической тенденции
современного мира.  Но в  дополнение  к ней индивидуализм  открыл еще  одну,
более  глубокую истину:  личность является не просто социальной единицей; ее
существование, ее право и притязание на жизнь и развитие  основаны не только
на  роде ее  деятельности и общественном  положении. Человек не просто  член
сообщества  себе подобных,  улья  или муравейника; он  сам  по себе уже есть
нечто   -  душа,  существо,  которое  должно  реализовать  свою  собственную
индивидуальную   истину   и   закон,   а  равно  исполнить   природную   или
предназначенную  ему  роль  в  воплощении  истины   и  закона  коллективного
существования1.  Он требует свободы,  жизненного  пространства,  возможности
активного действия для своей души, своей природы, для  той могущественной  и
громадной  силы,  которой общество  так  не  доверяет  и которую  в  прошлом
старалось  либо подавить  вообще, либо направить в чисто  духовную область -
т.е. для индивидуальной мысли, воли и совести. Если человеку суждено в конце
концов  сплавить их  в  единое целое, то этим  целым будет не господствующая
мысль, воля  и совесть общества, но нечто  высшее - и он, как и все,  должен
получить  возможность и  помощь для свободного  восхождения к этому высшему.
Такова идея, истина,  которая, снискав  интеллектуальное  признание  Европы,
безоговорочно  принявшей  ее  внешний,  поверхностный  аспект,  сходится  по
сокровенной сути своей с  глубочайшими и  высочайшими духовными  концепциями
Азии и должна сыграть важную роль в формировании будущего.

Глава III. Приход субъективистского века

     Внутренне     предопределенная     цель,    стремление,     оправдание,
психологическая  первопричина,  общая  тенденция индивидуалистического  века
человечества  -  все  сводится к  одной  главной  потребности: необходимости
нового открытия  основополагающих истин  жизни, мысли  и  действия, обросших
ложью  шаблонных конвенциональных  форм, в которых уже  умерла истина  идей,
давших рождение этим  конвенциям. Вначале  может показаться, что проще всего
было бы вернуться к самим  исходным идеям и  высвободить  ядро их  истины из
плотно  обволакивающей  его  скорлупы конвенции. Но на  этом пути существует
серьезное практическое препятствие; есть и другое препятствие, которое лежит
не на поверхности, но ближе к глубинным законам развития души в человеческом
обществе.  Воскрешение   старых   исходных   идей,  ныне  до  неузнаваемости
искаженных конвенцией, на практике чревато нежелательными последствиями, ибо
спустя какое-то время  конвенции,  которые Дух Времени стремится  перерасти,
обретают  прежнюю  силу  и  -  когда глубинная  тенденция  к  поиску  истины
ослабевает - могут восстановить  свою  власть. Они возрождаются, несомненно,
видоизмененные,  но  по-прежнему  могущественные;  начинается  новый процесс
обволакивания, и истина обрастает  еще  более сложной ложью. И будь даже все
иначе, человечеству, чтобы развиваться, нет никакой  необходимости постоянно
возвращаться к старым идеям. Ему необходимо двигаться вперед к более полному
осуществлению, в котором старые идеи - если они вообще сохранились  - должны
быть преобразованы и заменены  новыми,  более высокими идеями.  Ибо  истина,
лежащая  в  основе  вещей,  вечна  и  неизменна,  но ее  ментальные  образы,
жизненные  формы,  физические воплощения  требуют  постоянного  изменения  и
роста.
     Именно   этот   принцип   и   закон   необходимости   оправдывают   век
индивидуализма и рационализма и  делают  его,  сколь бы краток  он  ни  был,
обязательным  периодом  цикла.  Временное  господство  критического  разума,
действие  которого  во  многом   разрушительно,  безусловно  необходимо  для
прогресса   человечества.   В   Индии   со   времени   великого  переворота,
произведенного в мысли и жизни нации буддизмом, периодически предпринимались
попытки заново открыть истину  души и жизни и проникнуть за покров удушающих
конвенций; но попытки  эти направлялись широким и терпимым духовным разумом,
гибкой  интуицией  души  и  глубоким   субъективным  стремлением  к  истине,
недостаточно агрессивными и разрушительными по своему характеру. Эти попытки
хотя  и  произвели великие внутренние и зна-чительные внешние  перемены,  ни
разу  не  приводили  к  освобождению  от  господствующего  конвенционального
принципа.  Деятельность расщепляющего  и разрушающего  критического  разума,
присущего некоторым из этих движений, никогда не заходила достаточно далеко;
созидательная сила, не получившая достаточной поддержки силы разрушительной,
оказалась  не  способной  расчистить  широкое и  свободное пространство  для
созидания  нового.  И  только  в   период  европейского  влияния  появляются
благоприятные  условия  и  достаточно  сильные  тенденции  для  того,  чтобы
положить  начало  новому  веку радикальной  и плодотворной переоценки идей и
явлений. Влияние  это было  всегда  -  или  во  всяком случае  до  недавнего
прошлого  -  рационалистическим,  утилитаристским и  индивидуалистическим по
своему  характеру.  Оно  заставило национальный  разум  посмотреть  на все с
новой,  аналитической и  критической точки  зрения, и даже те, кто стремится
сохранить настоящее  или  воскресить  прошлое,  вынуждены бессознательно или
полусознательно  оправдывать  свои  усилия  с  новой  позиции  и  с  помощью
свойственных ей методов аргументации. На  Востоке  субъективный азиатский ум
вынужден  признавать  необходимость  пересмотра  критериев  жизни  и  мысли.
Влияние западного  знания, наряду  с  давлением  новых  требований  жизни  и
совершенно  изменившейся среды существования, заставило Восток пойти  против
самого себя. То, чего  он не сделал по внутреннему побуждению, пришло к нему
как   необходимость  извне,  и   в  этом  внешнем  характере   происходящего
заключались огромные преимущества, равно как и великие опасности.
     Таким   образом,  в  веке   индивидуализма  человечество  предпринимает
решительную  попытку  открыть  истину и закон как  отдельной личности, так и
мира,  которому  она  принадлежит. Этот век может начаться,  как  начался  в
Европе,  с попытки вернуться назад,  особенно в сфере религии, к изначальной
истине,  ныне  скрытой, затемненной или искаженной  конвенцией;  но за  этим
первым шагом  необходимо  совершить  и другие и  в  конце концов подвергнуть
всестороннему  сомнению  сами  основы мышления и  практической  деятельности
человека во всех сферах жизни. Эта эпоха неизбежно завершается революционным
преобразованием религии, философии, науки, искусства и общества.  Начинается
оно  на  уровне  индивида и  осуществляется силой  индивидуального разума  и
интеллекта  за счет  требований,  предъявляемых  индивидом  к  жизни, и  его
жизненного  опыта;  но  исходя из индвидуального, это  преобразование должно
стать универсальным. Ибо в результате своих  усилий  человек скоро понимает,
что  он  не  может  быть  уверен  в  открытой  им  истине  и  законе  своего
собственного существа, пока не откроет некий универсальный закон и истину, с
которыми сможет их соотнести.  Он  является частью вселенной; во всем, кроме
глубин своего  духа, он  является ее послушным подданным, крохотной  клеткой
этой  колоссальной  органической  массы;  его  субстанция  извлечена  из  ее
субстанции,  и  закон  его  жизни обуславливается  и управляется законом  ее
жизни. Из нового  взгляда  на мир и нового  знания мира  должны родиться его
новый взгляд на себя и новое знание себя самого,  своих сил, способностей  и
пределов, своих прав  на существование, своего высокого  пути и  далекой или
близкой цели своего личного и общественного предназначения.
     В  Европе  в  нынешнее  время  это  движение  приняло  форму  чистой  и
могущественной естественной  Науки:  законы  физической  вселенной,  а также
законы  экономики  и  социума  она  выводила  из  физического  существования
человека,  его  окружающей среды, истории его  эволюции,  его  физических  и
витальных,  личных и общественных  потребно-стей. Но  в конце концов  станет
ясно, что знание физического мира - это не все знание; станет очевидным, что
человек  является существом столько  же ментальным, сколько  физическим  или
витальным,  и  даже  по сути своей  более ментальным,  нежели физическим или
витальным.  Несмотря на то, что  физическое существование и  жизненная среда
человека сильно влияют  на его психологию и ограничивают ее, в основе  своей
она  определяется  не  ими,  хотя  постоянно  реагирует  на  них,  незаметно
обуславливает их проявления и  даже преобразовывает их силой психологических
запросов  человека  к  жизни.  Сама  экономическая  структура  государства и
общественных институтов определяется  психологией человека - его  ожиданиями
относительно возможностей, обстоятельств  и тенденций жизни, уровень которых
отражает  соотношение  между разумом-душой человечества  и его жизнью-телом.
Следовательно,  для того, чтобы найти истину явлений и в соответствии с  ней
вывести  закон  своего  существования, он  должен  пойти  глубже  и  постичь
субъективную тайну себя самого и явлений, равно как и их объективные формы и
внешнее окружение.
     Какое-то   время  человек  может   пытаться   осуществлять   это  силой
критического и аналитического разума,  с помощью которого он уже продвинулся
довольно  далеко; но  это не может продолжаться долго. Ибо в своем  изучении
себя и мира он рано или поздно оказывается наедине с душой в себе  и душой в
мире и прозревает в ней сущность столь глубокую, столь сложную, столь полную
сокровенных  тайн и сил, что  перед ней интеллект  обнаруживает свою  полную
неспособность