я  в
материальном  мире  со  всей возможной  мощью, напряженностью и  размахом. В
первую  очередь  он должен  настойчиво  стремиться  к  тому,  чтобы  жить  и
обеспечить для себя место в мире - для себя и рода человеческого; во-вторых,
заняв  свое место в  мире,  он должен овладевать, производить и наслаждаться
все больше и больше; и, наконец, охватить своим  влиянием всю земную жизнь и
подчинить ее своей власти;  в  этом  заключается  и  должна  заключаться его
главная практическая задача. Именно это пытались выразить дарвинисты в своей
идее борьбы за  существование. Но  борьба ведется  не  просто  за  то, чтобы
выжить и жить, но за то, чтобы расти в силе, наслаждаться  и обладать; закон
этой борьбы подразумевает и использует не только принцип и инстинкт эгоизма,
но  и  сопутствующий  принцип и  инстинкт объединения.  Человеческой  жизнью
движут   два   равно   мощных   импульса:   один   -   индивидуалистического
самоутверждения,  другой  -  кол-лективного  самоутверждения;   их  действие
проявляется в виде  борьбы, но также  в виде взаимной помощи и  объединенных
усилий. Жизнь использует две различные, но в конце концов сливающиеся в одну
формы  деятельности, два мотива,  которые  кажутся  противоположными, но  на
самом  деле  всегда  сосуществуют,  а  именно   соревновательное  усилие   и
кооперативное усилие. Именно этот динамизм жизни предопределил всю структуру
человеческого  общества, а  долговечность, энергия и  развитие  всех обществ
зависят  от продолжительности  и мощи, с которой  действует  такой динамизм.
Когда  эта  жизненная энергия  в  обществе  иссякает  и  эти  движущие  силы
утрачивают свою мощь, тогда все начинает ослабевать, закосневать  и  в конце
концов двигаться к распаду.
     Современная европейская идея общества  основана на признании главной  и
господствующей роли этого витального динамизма в формировании  и поддержании
общества;  ибо европеец - с  тех пор, как  германский ум и характер подчинил
своему  влиянию  Западную  Евро-пу,  -  был  в  основе  своей  практическим,
динамическим и деятельным человеком, витальным по самой сути своего мышления
и своей природы. Все остальное было прекрасным цветком его жизни и культуры;
это  же  было корнем  и стволом его  существования; и в настоящее  время эта
правда о характере европейца, всегда неявно присутствовавшая, стремительно и
агрессивно  всплыла  на   поверхность  и   восторжествовала  над  традициями
христианского  благочестия  и западноевропейской  культуры.  И  все значение
великой  экономической  и  политической   цивилизации   девятнадцатого  века
заключалось в том,  что этот витальный  человек, со  всеми своими  мотивами,
громко   заявил  о   себе  и  стал  играть  ведущую  роль  в  обществе.  Для
практического человека жизнь в общес-тве состоит из трех видов деятельности:
это семейная и социальная жизнь человека (социальная в  смысле  его  обычных
отношений с окружающими, в которых он  выступает и как  отдельный индивид, и
как  член  одной семьи  среди  множества  других  семей); его  экономическая
деятельность   как  производителя,   добытчика  и  потребителя  материальных
ценностей;  и  его  политическая деятельность  и  политический  статус.  Для
практического человека общество в сущности есть способ организации этих трех
видов деятельности,  и не более того. Образование и  наука, культура, этика,
эстетика, религия занимают отведенное им место как  вспомогательные средства
жизни,  которые  должны направлять, улучшать  и  украшать ее,  утешать  ее в
трудах, тяготах и печалях, но они не являются частью самой ее субстанции, не
числятся  среди  внутренне  присущих  ей  целей.  Единственной  целью  жизни
является сама жизнь.
     Древние   придерживались   другой,   в  действительности   диаметрально
противоположной  точки  зрения.  Хотя  они  признавали  огромную  значимость
основной  деятельности  (в  Азии  главным  образом общественной, в Европе  -
политической), как должно признавать любое общество, поскольку именно в этом
заключается залог жизни и процветания, все  же они  не считали ее основной в
высшем смысле этого слова; эта деятельность была первым, но не главным делом
человека.   Древние  видели   в  земной  жизни   возможность  для   развития
рационального,  этического,  эстетического  и  духовного  существа.  Греки и
римляне придавали особое значение  только первым трем;  Азия  пошла  дальше,
поставила и эти три  в подчиненное положение  и рассматривала их как ступени
на пути к  духовному совершенству. Греки и  римляне превыше всего  гордились
своим искусством,  поэзией  и  философией и  дорожили ими не меньше, а  то и
больше,  чем своей политической  свободой  или величием.  Азия  тоже  высоко
ценила  три эти силы и непомерно  гордилась своей общественной организацией,
но ценила  много больше  и превозносила и почитала  гораздо ревностней своих
святых,  религиозных  деятелей и мыслителей, своих героев  духа. Современный
мир более  всего  гордится  своей экономической  организацией,  политической
свободой, общественным устройством  и прогрессом,  налаженностью и комфортом
своей социальной и семейной жизни, своей наукой -  но наукой главным образом
в применении  к практической  жизни, т.е.  за  созданные  ею  инструменты  и
приспособления: железные дороги, телеграфы, пароходы и прочие тысячу  и одно
новшество, бесчисленные изобретения  и механизмы, которые помогают  человеку
овладевать  физическим миром. В  этом  состоит вся  разница между  древним и
современным взглядом на жизнь.
     От этого зависит очень многое; ибо если практический и витальный взгляд
на  жизнь и общество является верным, если общество существует исключительно
или  главным  образом   ради  материального   обеспечения  и   благополучия,
витального  счастья,  эффективной политической и экономической  деятельности
рода человеческого, тогда наша идея, что жизнь есть поиск Бога и высочайшего
"я" и что общество также должно однажды взять это положение за свой принцип,
оказывается  несостоятельной. Современное общество - по крайней мере в своем
сознательном стремлении к цели -  довольно далеко от любой  попытки прийти к
мысли такого рода; сколь бы велики ни были его достижения, оно признает лишь
два божества: жизнь и  практичес-кий разум, организованный под именем науки.
Поэтому  к  этой  вели-кой  первичной  силе  -  жизненной  силе во  всех  ее
проявлениях - мы должны отнестись с особым вниманием, чтобы понять, чтоv она
представляет собой  на  самом  деле и чтоv  - в  видимом  своем  проявлении.
Витальная сила в видимом своем проявлении нам достаточно хорошо знакома; ибо
она составляет саму плоть,  ткань и форму современной повседневной жизни. Ее
главные  идеалы -  физические  блага  и  витальное благополучие  индивида  и
общества, полное  удовлетворение желаний для обеспечения телесного здоровья,
долголетия, комфорта, роскоши, богатства, развлечения и отдыха, постоянное и
неустанное  использование умственных способностей и  динамической  жизненной
силы в доходной работе и  производстве и - как ярчайшие вспышки этой кипучей
и всепоглощающей энергии  - творческая  деятельность  и  завоевания  разного
рода,   войны,  вторжения,   колонизация,   открытия,  коммерческие  победы,
путешествия,  рискованные  предприятия,  полное  обладание  земным  миром  и
эксплуатация его  богатств. Вся эта жизнь по-прежнему берет за  основу своей
организации  старые  формы  существования  -  семью,  общество,  нацию  -  и
приводится в движение двумя импульсами: индивидуалистическим и коллективным.
     Первичный импульс жизни - индивидуалистический; он превращает семейную,
социальную и национальную жизнь в средство  наиболее  полного удовлетворения
витального   индивида.  В  семье  индивид   ищет  удовлетворения  витального
инстинкта обладания, а  равно радости любви и дружбы и осуществления другого
своего витального  инстинкта - инстинкта размножения.  Приобретения человека
здесь заключаются в обладании женой, слугами, домом, богатством, поместьями,
в  воспроизведении  своих  внутренних  и  внешних  качеств  в  потомстве,  в
продолжении  своей  деятельности  в  жизни  детей  и  в  передаче  им  своих
приобретений и имущества;  кроме  того, он получает  витальные  и физические
удовольствия и  более возвышенное наслаждение  теплыми чувствами  и любовью,
которым семейная жизнь открывает полный простор. В обществе человек получает
возможность  менее  интимного,  но  более  полного  выражения  себя  и своих
инстинктов.  Оно  предоставляет  человеку более широкое  поле  для дружеских
отношений,   взаимного    обмена,    совместных   усилий   и   производства,
индивидуальной  или  коллективной  реализации, удовлетворения  эмоциональных
потребнос-тей,  игры чувств и  регулярного развлечения  -  тех  преимуществ,
которые привязывают его к социальному  существованию. В нации и ее составных
частях человек находит средства для не  столь  непосредственного,  но все же
более полного  выражения чувства силы  и власти. Если он обладает силой,  он
находит  там славу,  превосходство,  лидерство  или, на более низком уровне,
осознание своей  полезной  деятельности  в малом  или  крупном  масштабе, на
ограниченном или  широком  поле общественной жизни; если он не может достичь
этого,  то  все равно может  сознавать  какой-то свой  вклад  в  общее дело,
гордиться   своим   истинным   или  воображаемым  участием   в   грандиозной
коллективной деятельности и  мощном и великолепном витальном росте нации. Во
всем  этом в первую очередь работает индивидуалистический принцип витального
инстинкта, в котором  соревновательная сторона нашей природы взаимодействует
с  кооперативной,  но преобладает  над  ней. При  максимальном  преобладании
соревновательного  импульса рождается идеал  карьериста, для которого семья,
общество  и  нация являются  не  столько  полем реализации  эмоций,  сколько
ступенями   лестницы,   по   которой  нужно  карабкаться  вверх,   жертвами,
предназначенными к  закланию,  чем-то, подлежащим завоеванию и  покорению. В
крайних   случаях  индивидуалистический  мотив  полностью  обособ-ляется  от
кооперативного, вырождается  в примитивное антиобщест-венное чувство и ведет
к появлению бродяги,  искателя  приключений, вечного  скитальца, или чистого
отшельника- который уходит от  мира не  по велению  ума или духа, но потому,
что общество, некогда  бывшее для него средством самовыражения, превратилось
в тюрьму и непосильное бремя, стало препятствовать его развитию и отказывает
ему  в жизненном  пространстве и месте под  солнцем. Но в наше время,  когда
вездесущие щупальца современного общества проникли повсюду, случаев ухода от
мира становится все меньше;  скоро  на земле  уже не  останется  убежищ  для
бродяги или отшельника - вероятно, даже в пустыне Сахаре или в далекой глуши
Гималайских  гор.  И,  возможно,  даже право на внутреннее  уединение  будет
отнято у  нас  коллективистским  обществом,  стремящимся  превратить  каждую
индивидуальную  "клетку"  социального  организма в  максимально  эффективную
прагматическую, экономическую и динамическую единицу.
     Ибо   эта  растущая  коллективистская,  или   кооперативная,  тенденция
воплощает собой второй  инстинкт витального, или практического,  существа  в
человеке.  Она обнаруживается  сначала  в  идеале  семейной  жизни, согласно
которому  индивид ставит себя  в подчиненное положение  и находит  витальное
удовлетворение  и  практическое  осуществление  не   в   собственной  своей,
преобладающей  над всем прочим,  индивидуальности, но в жизни более широкого
витального  эго.  Этот идеал играл  важную  роль  в старых аристократических
взглядах  на  жизнь;  он  присутствовал в  древней  индийской  идее  кула  и
куладхарма,  а  в  Индии  позднейших  времен  лежал  у  истоков общественной
системы,  основанной   на  большой  объединенной  семье  и  ставшей  прочным
экономическим базисом средневекового индуизма. Наиболее грубую  Вайшья-форму
он  принял  в  идеале  британского  обывателя-семьянина,  согласно  которому
предназначение отдельного человека,  рожденного на земле, заключается в том,
чтобы заниматься своим ремеслом или профессией, вступить в брак и произвести
потомство, зарабатывать средства  к существованию,  выйти на средний уровень
достатка, если не сколотить достаточный или избыточный капитал, наслаждаться
какое-то  время жизнью, а потом умереть, покончив  таким  образом  со  всеми
делами, ради свершения которых  он  пришел в это тело и  выполнял  все  свои
основные обязанности в этой жизни - ибо все это, очевидно, и было той целью,
для которой человек, со всеми  своими божественными возможностями,  появился
на свет!  Но какую бы  форму ни  принимал этот идеал,  каким  бы образом  ни
облагораживалась  или  ни  смягчалась  его  грубая примитивность,  какие  бы
этические или религиозные концепции ни накладывались на  него,  семья всегда
останется  по сути своей организмом практическим, витальным и экономическим.
Это просто более широкое витальное эго,  более  сложный  витальный организм,
который    поглощает   индивида    и   подчиняет   его   более   действенной
соревновательной  и  кооперативной  единице  жизни.  Семья,  как  и индивид,
принимает  и  использует  общество  в  качестве  поля своей  деятельности  и
средства своего продления, витального удовлетворения и благополучия, а также
усиления и  наслаждения. Но и эта единица жизни, это многосоставное эго, под
воздействием присущего  жизни кооперативного инстинкта может подчинить  свой
эгоизм  требованиям общества  и  даже научиться при необходимости  приносить
себя  в  жертву на  общественный алтарь. Ибо  общество есть лишь  еще  более
масштабное  соревновательное и  кооперативное эго,  более  сложный организм,
который поглощает и  индивида,  и семью, и  использует их для  коллективного
удовлетворения  своих  витальных  потребностей,  притязаний, интересов,  для
своего усиления,  благополучия,  наслаждения. Индивид и семья соглашаются на
эту  эксплуатацию по  той  же  самой  причине,  которая  побуждает  индивида
взваливать на  себя ярмо семейной жизни:  ибо они находят  возможность своей
реализации в этой более широкой витальной жизни и инстинктивно ощущают в ней
собственную возросшую значимость, безопасность  и удовлетворение. Общество -
в еще  большей степени,  чем  семья - является в сущности  экономическим  по
своим  целям  и  по самой  своей природе.  Этим объясняется  преимущественно
экономический и материалистический характер современных идей социализма: они
представляют  собой  буйное  рационалистическое   цветение  этого  инстинкта
коллективной   жизни.   Но   поскольку  общество  представляет   собой  одну
соревновательную   единицу  среди  множества  себе   подобных   и  поскольку
изначально  его  отношения  с  другими  обществами  всегда  являются  скрыто
враждебными и даже в лучшем случае соревновательными, а не кооперативными, и
должны   строиться   с   учетом  этого   обстоятельства,  социальная   жизнь
дополнительно  приобретает неизбежно политический характер, который какое-то
время даже  преобладает  над экономическим, в результате  чего  мы  получаем
нацию,  или  Государство.  Если  мы  должным  образом  оценим  эти  основные
особенности   и  мотивы   коллективного   существования,  то  найдем  вполне
естественным,  что  коллективная  и  кооперативная идея общества на  пределе
своего  развития  должна  была  вылиться  в   сильную,  зачастую  чудовищную
гипертрофию виталистического,  экономического  и политического идеала жизни,
общества и цивилизации.
     Как  же  относятся  к  этому  витальному инстинкту  и  его  грандиозной
современной деятельности высшие  части человеческой природы, те более тонкие
силы в человеке, которые  более явно направлены на развитие его божественной
природы?  Очевидно,  первым  их  побуждением  должно  быть  обуздание  этого
инстинкта, подчинение  его  себе и стремление преобразовать всю  эту  грубую
жизнь  по сво