ьству. Во всяком  случае ответ унтер-офицера был сдержанным,
но  в конце  моего  прошения командир  приписал несколько  строк:
"Подчиненный обязан выполнять приказы  своего начальства. О вас я
сам  доложу императору".  Я  ответил мосье  Мера: "Как  только он
решит  написать  обо мне  императору,  пусть  пошлет письмо  мне.
Обещаю тотчас же вручить, потому что я денно и нощно нахожусь при
императоре". И  опять я  не получил ответа.  Через несколько дней
господин Мера рано утром  в гражданской одежде лично явился к нам
домой  (было  едва  девять  часов), сел  рядом  со  мной и  начал
задушевный разговор:

-  Я ваше письмо  получил, но  тон, честно говоря,  показался мне
чересчур грубым.

Я не стал отрицать:

- Вполне  возможно, я был очень сердит, ведь  я обращался к вам в
четвертый  раз.  Если бы  вы  соизволили ответить  на третье  мое
заявление,  четвертое не  было  бы таким  резким. Только  дня два
назад  я  получил  от вас  долгожданный  ответ,  где рукой  мосье
Делатра[17] было  написано: "Подчиненный обязан выполнять приказы
начальства".  Вы  думаете, подобные  угрозы  напугают меня?  Нет,
пусть он выкинет это  из головы. И потом, какое мне до него дело,
мой господин  - это император,  и я больше никого  не хочу знать.
Если я  получу еще одно  такое письмо, я доложу  Наполеону, что я
думаю о  мосье Делатре и о  вас, милейший Мера. Три  года я жду -
почему вы мне не платите?

- Потому  что я получил  офицерский чин и вынужден  был купить на
эти деньги коня.

- Дело  ведь не только в деньгах.  Вы даже не соизволили ответить
на мои письма.

Жена  моя  была  рядом,  она хотела  переменить  тему  разговора,
всячески старалась  предотвратить ссору.  Я сказал, чтобы  она не
вмешивалась в  дела, ее не  касающиеся. Когда она ушла  к себе, я
продолжил:

- Вы  не имеете права не платить мне, да  еще так долго. Имейте в
виду, пока не заплатите, отсюда не выйдете, иначе я скажу часовым
гвардии, и они арестуют  вас. А о вашей растрате я сообщу маршалу
Бессьеру (он служил непосредственно Бонапарту).

Унтер-офицер уступил:

- Сейчас  при мне только триста  франков, пожалуйста, возьмите, а
остальные отдам позже.

Я решительно отказался:

-  Ни в  коем случае.  Я возьму,  если вы  дадите мне  расписку о
долге, заверенную  начальником гвардейской службы, где обязуетесь
впредь до полного погашения долга платить в месяц сто франков мне
или мадам Рустам.

Так  я полностью  получил  всю причитающуюся  мне сумму  и только
тогда  представил  маршалу  Бессьеру  прошение об  отставке.  Он,
конечно,  дал согласие,  после чего приказ  подписали полковники,
генералы и даже маршалы гвардейской службы. Жена была очень рада,
мне  в  самом  деле  нечего  было делать  в  эскадроне  мамлюков.

В  тот  год алжирский  бей  прислал Бонапарту  много коней,  пару
отличных  пистолетов  и украшенные  кораллами  карабины. Все  это
находилось  в  приемной  Наполеона, я  хотел  зайти  в кабинет  и
разложить их по порядку,  но господин Гебер, первый дворецкий, не
посоветовал:

-  Без  разрешения  императора   не  стоит  заходить  в  кабинет.

Вечером, когда  я провожал  Наполеона в кабинет,  в приемной, где
находилось оружие, я спросил:

- Ваше  величество согласны, чтоб я это  оружие отнес в кабинет и
разместил там?

Он остановился:

- А ну-ка покажи, что это за оружие?

Тщательно обследовав ружье, он сказал:

- Бери его, дарю, и пистолеты тоже забери, они все похожи друг на
друга. Унеси все в свою комнату.

Жена моя была на  седьмом месяце, когда я отправился в прусский и
польский  походы, которые,  как известно,  продлились одиннадцать
месяцев.  Первое крупное  сражение  произошло при  Йене, где  вся
прусская  армия была  в  кратчайший срок  разбита в  пух  и прах.
Накануне  сражения, ночью,  Наполеон  решил в  сопровождении двух
маршалов,  принца Боргези,  маршала Дюрока  и меня (я  никогда не
покидал его) побывать на передовой. Он посетил левый фланг, а для
проверки правого  обошел часовых. Мы уже  почти дошли до палатки,
как вдруг наши часовые  открыли по нас огонь, приняв за врага. Мы
тут же со всех сторон окружили Бонапарта, чтобы случайная пуля не
задела его, и закричали:

- Прекратите стрельбу, мы французы!

Огонь  прекратился, и  мы, целые  и невредимые, вернулись  в свой
бивуак.

Император лег  спать на поляне. Его  ночной колпак! и плащ всегда
были при  мне, я приготовил в палатке  постель из соломы, и когда
он лег спать, укрыл его плащом.

Сражение  началось  в  семь  часов  утра. День  был  пасмурный  и
мглистый,  ничего  не  было   видно,  но  часам  к  десяти  туман
рассеялся,    и    установилась    прекрасная    ясная    погода.

Ночь после  сражения Наполеон провел в Йене.  А на другое утро он
отпустит на свободу всех пленных, сказав:

-  Я воюю  не с  саксонцами (пруссаков  он велел сослать  в глубь
Франции).

Спустя несколько дней в сопровождении гвардейцев Бонапарт вошел в
Берлин,  переночевал  в  королевском  дворце,  после  чего  через
Познань  направился в  Варшаву. Некоторое  время мы  оставались в
этом польском городе, затем вошли в Пултуск, где дали бой русским
и, победив их, взяли много пленных и пушек.

Зима была  жестокая, солдаты  жаловались, хотя это  были не такие
морозы,   как  в   России.  Здесь   я  получил  письмо   от  моей
тещи-матушки, где  она писала, что жена  моя разрешилась и родила
мне сына. Я плакал  от радости, стать отцом для меня было большим
счастьем, чем стать королем.

Понятно, что  я сразу  же известил об этом  Бонапарта. Он сказал:

-  Чудесно, одним  мамлюком у  меня стало  больше. Я  полагаю, он
будет твоим достойным продолжателем.

Далее  мы  выступили  в  Пруссию, в  Эйлау,  где  имели еще  одно
победное сражение.  В общей сложности мы  захватили двадцать пять
пушек,  но  пленных было  немного,  гораздо больше  насчитывалось
убитых.  Раненых  так  засыпало  снегом, что  видны  были  только
головы.  В сражение  я брал  с собой  все необходимое.  В полевой
сумке у  меня была  бутылка водки, я  собственноручно раздавал ее
нашим раненым,  чтобы они не замерзли под  снегом. Но в битве при
Эйлау  я и  сам чуть не  замерз. Меня  спас господин Бонгар [18],
адъютант  князя   Невшательского.  Уже  несколько   дней  мне  не
удавалось сомкнуть  глаз. Крепко  схватившись за поводья  коня, я
свесил голову, чтобы хоть немного отдохнуть. И незаметно для себя
уснул  под грохот  пушек и  вместе с  конем наполовину  зарылся в
снег. Господин  Бонгар заметил  это и, подбежав  ко мне, крикнул:

- Несчастный,  что вы делаете?! Немедленно  проснитесь, иначе тут
же замерзнете!

В  это время  Наполеон садился  на коня,  я последовал за  ним, а
господин Турнор [19], дворецкий императора - o  за мной. Но он не
рискнул слишком далеко заходить - снаряды градом сыпались со всех
сторон.  И тогда  Турнор  нарочно раздразнил  своего коня,  и тот
сбросил  его на  снег.  Он лег  на снег  как  на мягкую  перину и
крикнул мне:

-  Господин  Рустам,  я   больше  не  в  силах  сидеть  на  коне,
возвращаюсь  в  штаб! Прошу  сообщить  императору, что  я упал  с
лошади и не могу следовать за ним.

Все громко расхохотались, но так как Бонапарт не поинтересовался,
где он, я ничего не сказал.

После  сражения мы  уехали  в Остродо,  расквартировали войско  и
довольно  долго  оставались  там.  Однажды вечером  Наполеон  сел
играть  в  карты  с  князем  Невшательским,  маршалом  Дюроком  и
другими.  Он выиграл  не очень  большую сумму,  но вызвал  меня и
великодушно подарил пятьсот франков.

- Бери, это твоя доля.

После этого  штаб перевелся  в Финкенштейн, где мы  и отдыхали до
весны.  За это  время  я с  Наполеоном  не раз  ездил в  Гданьск,
Мариенвердер и Мариенбург.

Все чаще стали поговаривать  о мире. Это, конечно, очень радовало
меня, ведь  я спешил домой, чтобы  насладиться семейным счастьем.
Уже десятый месяц я  не видел жены, хотя по императорской почте я
почти каждый день получал  весточку от нее. Как бы это ни утешало
меня, все  же десять месяцев находиться  вдали от домашнего очага
было очень тяжело.

Но  вот  однажды!  явился адъютант  маршала  Нея  и сообщил,  что
русские  с сорокатысячной  армией напали  на наши  позиции. Наши,
правда, не потеряли ни  одного солдата или пушки, но отступили на
пятнадцать миль.

Всего  за  два  дня Бонапарт  подготовил  армию  к наступлению  и
поспешил   на  передовые   позиции,  чтобы,  как   всегда,  лично
руководить  боем. Он  вошел  в штаб  маршала Нея,  хотя  было уже
одиннадцать ночи, и смеясь спросил:

-  Почтеннейший господин  маршал,  как это  вы позволили  русским
разгромить нас?

Ней приложил руку к груди:

-  Клянусь честью, сир,  это не  моя вина! Они  напали совершенно
неожиданно   и   у    меня   было   несравнимо   меньше   солдат.

От моего взора не укрылось, что по лицу маршала текут слезы, его,
конечно,  мучила совесть,  что  он отдал  приказ об  отступлении.

Но за ужином Наполеон успокоил его:

-   Ничего   ужасного    не   Произошло,   мы   все   наверстаем.

На следующий  день наши войсковые части  со всех сторон атаковали
врага и, пройдя через Эйлау, где мы зимой имели крупное сражение,
прогнали  его  во  Фридланд.  Командовал драгунами  князь  Мюрат,
который уже  носил титул  наместника императора. Во  Фридланде мы
столкнулись  лицом к  лицу  с русскими,  которые, укрепившись  на
берегу реки, готовились к контрнаступлению.

Наутро  Бонапарт  приказал наши  главные  силы укрыть  в лесу,  а
пехоте - тотчас же атаковать неприятеля. Для того чтобы прощупать
противника и завладеть  важными стратегическими позициями, с семи
утра  и  до  трех  часов дня  наши  вели  непрерывный обстрел  их
позиций. Но когда  Наполеон почувствовал, что противник оказывает
серьезное сопротивление; велел укрепить опорные пункты, а маршалу
Нею  -  атаковать  дивизией  мост, находившийся  в  другом  конце
города.  Обе  дивизии должны  были  усилить  нападение с  правого
фланга.

Маршал Ней поклонился Бонапарту:

- Слушаюсь, сир, мы  тотчас же выполним приказ Вашего величества.
Постараемся не разочаровать вас.

Верхом на  коне Ней повел свою дивизию  через весь город и, очень
быстро  дойдя  до  моста,   приказал  сжечь  его.  Армия  русских
оказалась расколотой  на две части, и  маршал Ней почти полностью
разгромил правый  фланг. Когда конная дивизия  подходила к мосту,
две другие штурмовали  остальные позиции противника. Враг пытался
отступить по мосту, но он уже горел. Тогда русские решили перейти
реку вплавь Три четверти  войска утонуло, и большая часть пушек и
боеприпасов стала нашим трофеем.

Это была полная победа.  Наполеон вызвал Нея, поцеловал и сказал:

-  Все  было  отлично, господин  маршал,  я  очень доволен  вами.
Сражение выиграли вы.

Ней ответил:

-   Сир,   мы   французы  и   всегда   должны   побеждать [20]  .

Вечером Бонапарт  велел перевести  свой штаб в  город Фридланд. А
наутро  посетил поле  боя, затем  поспешил на  передовые позиции,
находившиеся на  расстоянии двух миль от  Тильзита, чтобы узнать,
что  делается у  князя  Мюрата. Император  переночевал тут  же, в
хижине на передовой. А наутро князь Мюрат доложил, что враг очень
близко,  все время  атакует, причем  тысяч пять-шесть  калмыков и
татар пускают стрелы Наполеон успокоил его:

- Не имеет ровно никакого значения.

Он  приказал   целой  дивизии  надеть  кольчугу,   а  сверху  для
маскировки плащи, так что  никакие стрелы не могли поразить наших
воинов.  И только  после  этого дивизия  князя Мюрата  кинулась в
атаку. Наши  со всех  сторон теснили врага и  преследовали его по
пятам  до самого  Тильзита, причем  мост через Неман  был заранее
сожжен. Пришлось  восстановить его,  после чего с  предложением о
заключении  мира  на  наши  позиции явился  один  русский  князь.
Бонапарт очень  любезно принял его, но  долго беседовать с ним не
стал, сказав:

-   Я   буду   вести   переговоры   только   с   русским   царем.

Князь  вернулся,  мы   переночевали  в  предместье  Тильзита.  На
следующий   день  в   городе  приготовили  для   Наполеона  новую
резиденцию.

Французскую и русскую армии отделяла река Неман.

На фронте царило  спокойствие. Наполеон велел украсить гирляндами
цветов большой  речной корабль,  на котором он  собирался принять
русского  царя. Когда  оба  императора с  противоположных берегов
поплыли на  лодках к кораблю, поднялись на  борт и подошли друг к
Другу, все войска в один голос закричали:

- Да здравствует император Наполеон!

Русский  царь  тоже остановился  в  Тильзите,  ему отвели  особую
резиденцию.  Специально для  Александра Бонапарт послал  на берег
Немана  прекрасного арабского  скакуна.  Когда подошло  время, мы
тоже  сели на  коней  и поехали  ему навстречу.  Наши гвардейские
войска, пехота и кавалерия стали в почетном карауле на улице, где
должны были жить императоры.

Русский  царь  подъехал  на  коне  со стороны  Немана,  вместе  с
Наполеоном  принял  почетный  караул  и  остался  очень  доволен.
Император по очереди представлял всех:

-   Это  мои   гренадеры,  это   стрелки,  а  это   -  драгуны...

Одним  словом,  он  все  показал царю.  Под  конец  мы подошли  к
отведенному   Александру    дому   и   Бонапарт   указал   рукой:

- Вот резиденция Вашего величества.

Александр, однако, войти не захотел:

- Сир, разрешите прежде дойти до конца улицы, полюбоваться вашими
гвардейцами, которыми не устаю восхищаться...

Оба   императора  осмотрели   гвардейские  войска,   вернулись  в
резиденцию Наполеона и сели обедать.

Через два дня в Тильзит прибыли также прусский король и королева.
Они  устроились в доме  мельника и  каждый день вместе  с русским
царем ходили к Наполеону в гости и обедали там.

Однажды   за    обедом   Бонапарт    сказал   прусскому   королю:

- Я  полагаю, Ваше  величество теперь уже ненавидит  войну, ибо у
него нет оснований быть довольным ее исходом.

Король ответил, склонив голову:

-  Безусловно.  Ваше  величество  весьма  точно  это  заметили...

Королева  Пруссии  очень часто  навещала  Бонапарта. Однажды  она
сделала  прическу  на   греческий  манер,  и  император  заметил:

- Ваше величество сделали турецкую прическу...

-  Простите,   сир,  но   я  сделала  прическу   как  у  Рустама.

И  так как  я был  рядом, оба  повернулись и посмотрели  на меня.

Королева Пруссии представилась  Наполеону, как только мы вступили
в Тильзит.  Бонапарт принял  ее в маленьком  салоне. Визит длился
около  часу. Королева,  видимо, много  плакала, когда  она вышла,
лицо ее  было еще мокрое, глаза  опухли. Тут императору доложили,
что  ужин подан.  Войдя  в столовую,  он сказал  князю Невшателю:

-  Послушай,  Бертье, королева  Пруссии  весьма привлекательна  и
красиво плачет. Но неужели  ей кажется, что я явился сюда ради ее
прекрасных глаз?

На  другой день  царь  Александр, прусский  король с  королевой и
великий  князь  Константин   снова  явились  на  обед.  Наполеона
обслуживал я  и все  время был рядом  с ним. Прусская  королева и
русский  царь  так  пристально  меня разглядывали,  что  Бонапарт
наконец сказал Александру:

- Сир, Рустам был вашим подданным.

Царь удивился:

- Как это?

- Да,  он родился  в Грузии, и  поскольку нынче Грузия  под вашим
владычеством, значит, он ваш подданный.

С  этого   дня,  глядя   на  меня,  Александр   всегда  улыбался.

В  Тильзите  торжества и  увеселения  следовали  одно за  другим.
Императоры Франции  и России  каждый день устраивали  смотр нашим
войскам, даже гвардейским, хотя  общее число войск составляло сто
сорок тысяч, причем все  старые, опытные вояки. Помимо этого, оба
императора каждый вечер без телохранителей прогуливались под руку
по улицам Тильзита.

А однажды  французские гвардейцы пригласили на  обед под открытым
небом  русских  гвардейцев.   Из  Варшавы,  Гданьска  и  Эльбинка
привезли разные закуски и много вина. Столы были накрыты прямо на
городском бульваре. В самом начале обеда выпили за здоровье царя,
а когда  подносили горячие блюда,  пушки отсалютовали шестьюстами
залпами.   Французские  и   русские  солдаты  были   навеселе,  а
большинство пьяны.  Многие обменялись мундирами  и картузами, все
плясали  на улицах,  потом французы  и русские вместе  прошли под
окнами резиденции Наполеона, крича:

- Да здравствуют императоры!

Один   русский  артиллерист   слишком  много  выпил,   все  время
спотыкался  и  падал. Француз-гренадер  поставил  его  на ноги  и
приструнил:

-  Ох, чтоб  тебя,  не можешь,  что  ли, ходить  прямо, как  все!

Он пнул его ногой в зад, все захохотали и с удовольствием слушали
пьяный разговор двух гренадеров.

Однажды, когда Бонапарт совершал свой утренний туалет, я заметил,
что  орден Почетного  Легиона прикреплен  к его мундиру  слабо. Я
хотел поправить, но он не позволил:

- Я нарочно это сделал, - сказал он.

Сели на коней, поехали  с визитом к царю. Когда мы уже уходили из
отведенных  Александру  покоев, Наполеон  подошел к  столпившимся
возле дверей русским гренадерам и сказал:

- Позвольте, сир, вручить  этот орден Почетного Легиона одному из
лучших ваших артиллеристов.

Представили самого  пожилого воина. Император снял  с груди слабо
прикрепленный  Крест  и протянул  русскому  воину, который  очень
расчувствовался [21] . Он  поцеловал  Бонапарту  руку, подол  его
мундира, и все вместе воскликнули:

- Да здравствует великий Наполеон!

На следующее  утро мы покинули Тильзит,  прошли Познань, Глогау и
добрались  до Дрездена.  Саксонский  король вышел  нам навстречу,
чтобы приветствовать императора Франции. В Дрездене мы оставались
пять дней,  проводя время в сплошных  празднествах. И все эти дни
дворцовые служащие готовились  к отъезду - сопровождать Наполеона
в  Париж,  причем  каждый старался  уточнить  свое  место в  этом
кортеже.  Только  я  один  знал  свое место,  потому  что  обычно
находился  на коне рядом  с Наполеоном.  Когда я спросил  об этом
Коленкура[22], он сказал:

- Император  желает, чтобы вы были  при нем. (Специально для меня
приготовили кабриолет). Впереди буду ехать я, если он пожелает, я
могу устроить вас в свой дилижанс.

Я обратился к Наполеону. Он сказал:

-  Поедешь   со  мной   в  двухколесном  прицепе   моей  коляски.

Я вынужден был попросить:

- Сир,  я чересчур устал, во время походов  я не сходил с лошади.
Дорога  в  Париж  долгая, боюсь,  не  выдержу  все время  верхом.

Бонапарт удивился:

- Что  ты хочешь  этим сказать? Твое  место всегда было  рядом со
мной,  ты  меня никогда  не  покидал. Не  беспокойся, если  очень
устанешь,  устроишься в  почтовой карете,  на станциях  их всегда
можно найти.

Правда, на  следующий же день мы  выступили, но ведь мне хотелось
минутой раньше быть дома,  увидеть жену, я не видел ее почти год,
и сына, которому исполнилось уже семь месяцев.

Мы  ехали день  и ночь  и за  пять дней  добрались из  Дрездена в
Сен-Клу. На пятый день  в семь утра, когда мы уже проезжали через
Булонский лес, Бонапарт окликнул меня:

-  Рустам,   смотри,  твоя   жена  встречает  тебя!   Что  ты  не
удивляешься, разве не видишь ее?

Я,  конечно,  знал,  что император  шутит,  но  на всякий  случай
поглядел по сторонам и сказал:

- Извините, сир, моя  жена со своим новорожденным богатырем еще в
постели.

В  честь   возвращения  Наполеона  на   мосту  Сен-Клу  соорудили
триумфальную  арку, но  так  как император  проехал быстро  и без
сопровождающей его  охраны, не успели даже  откинуть шлагбаум. Мы
просто объехали  его, пройдя  рядом с аркой и  наконец прибыли во
дворец.

Все  спали. Наполеон  бросился  из кареты  и, перепрыгивая  через
четыре   ступени,  поспешил   к  императрице.   Естественно,  мне
оставалось лишь последовать его примеру. Дома жена встретила меня
нежностью  и лаской,  которых  я был  лишен одиннадцать  месяцев.

Утром  рано  я  хотел   поехать  в  местечко  Месни  департа