ми
воинами их не назовешь. Потом рассказал он нам, сколько раз водил кроу в
бой и скольких пикуни убил. Не очень-то приятно было нам это слушать, но я
обрадовался, заметив, что его рассказ рассердил отца. Это был добрый знак:
хотя отец и бранил пикуни, но по-прежнему чувствовал себя одним из них.

Проходили дни, а кроу не появлялись. По берегам обеих рек водились бобры, и
каждый вечер ставил я западни. Днем я охотился и привозил мясо в наш вигвам
и в торговый форт.

Отец ничего не делал, был молчалив и хмур. Говорил он только о своих
талисманах и лошадях и мечтал вновь отправиться в страну ассинибуанов.

Прошло около месяца. Однажды после полудня в долине показались кроу. Ехали
они к низовьям реки и гнали тысячные табуны и много вьючных лошадей. Вождь,
старшины кланов и старые воины далеко опередили процессию. Приблизившись к
форту, они начали стрелять из ружей, приветствуя белых. Одеты они были в
боевые костюмы, и я никогда еще не видел таких красивых нарядов. Их одежда,
щиты и украшенные перьями головные уборы были не хуже, чем у пикуни.

Мы стояли у входа в вигвам и смотрели на подъезжавших кроу. Отец не вышел
из вигвама. Кажется, он не знал, что ему делать. Не было у него ни лошадей,
ни подарков для старшин, и он стыдился пойти к вождю и сказать: "Я бедняк.
Сжалься надо мной".

Воины сошли с коней неподалеку от нашего вигвама, с любопытством на нас
посмотрели и, поздоровавшись с белыми торговцами, вошли в форт. Остальные
начали раскидывать вигвамы на опушке леса и снимать с лошадей вьюки.

Как только вигвамы были раскинуты, мать достала подарки, которые
Са-куи-а-ки поручила передать женщинам из племени арикари. Крикнув сестру и
меня, она отправилась в лагерь кроу. О, как смотрели они на нас, когда мы
проходили по лагерю, спрашивая знаками, где находится вигвам Пятнистой
Антилопы! Одни ничего нам не отвечали, другие посылали в дальний конец
лагеря. И никто не улыбнулся нам, никто не спросил, кто мы такие.
Впоследствии я сообразил, что им незачем было спрашивать: по узорам на
наших мокасинах они узнали в нас пикуни. Наконец обошли мы весь лагерь, и
какая-то старуха указала нам вигвам Пятнистой Антилопы. Войдя, мы увидели
молодую женщину, которая с удивлением на нас посмотрела, улыбнулась и
предложила сесть.

Мы уселись, и мать знаками спросила ее:

- Ты из племени арикари?

- Да, - ответила женщина.

- Нет ли у тебя подруги из племени мандан, которую взял в жены белый
торговец?

- Да, да, - быстро ответила она. - Где моя подруга? Ты ее видела?

Мать передала ей мешок с подарками, сказав, что их посылает ей подруга.
Встретили мы ее на Большой реке, где ее муж строит торговый форт.

Красивой женщиной была эта арикари и, пожалуй, не старше, чем я. Когда она
вынула из мешка одеяло, материю и бусы, лицо ее осветилось улыбкой.

Тогда мать сказала ей:

- Твоя подруга - также и моя подруга, и я прошу тебя - сжалься над нами. Мы
покинули наших соплеменников, потому что муж мой рассердился на них.
Неприятельские отряды угнали наш табун, завладели талисманами моего мужа и
всем нашим имуществом. Муж говорит, что мы должны жить с кроу. Но мы бедны,
нет у нас подарков для старшин. Пожалей нас: поговори со своим мужем. Пусть
он заступится за нас перед старшинами.

- Я тебе друг, не бойся, - ответила Женщина-Кроу. - Мой муж - старшина, и
другие старшины прислушиваются к его словам.

Она достала из своего парфлеша новое красное одеяло и пояс, расшитый иглами
дикобраза. Одеяло она подарила моей матери, а пояс - сестре. И тогда, сын
мой, я подружился с Женщиной-Кроу, и дружба эта не прерывалась и по сей
день. Но встретившись впервые в лагере кроу, мы и не предполагали, что на
старости лет суждено будет нам жить здесь, вместе с Са-куи-а-ки, в лагере
моего народа[15].

Придя домой, мы увидели, что отец по-прежнему сидит понурившись, в своем
вигваме. Старшины вернулись из форта и разошлись по вигвамам, но никто не
заглянул к отцу, никто не прислал ему приглашения выкурить вместе трубку.
Это был дурной знак: если племя не захочет нас принять, если старшины нас
прогонят, близок наш конец. Воины - те, что потеряли друзей и родных в
битвах с нашими соплеменниками пикуни, - выследят нас и убьют. Мать
рассказала отцу о своем свидании с Женщиной-Кроу и упомянула о ее обещании
нам помочь. Он усмехнулся и ответил, что в таких делах женщины плохие
помощницы.

Медленно тянулось время. Настал вечер, и когда мы уже потеряли надежду
завязать добрые отношения с кроу, в вигвам вошла Женщина-Кроу, а следом за
ней ее муж, высокий грузный воин с веселым добродушным лицом. Нам он
понравился с первого взгляда.

Присев на ложе из шкур, он знаками сказал отцу:

- Жена моя говорит, что вы хотите жить с нами.

- Да, - ответил отец, - мы хотим жить с кроу. Мы ушли от пикуни. В сердце
моем злоба против них.

- Хорошо, я тебе помогу, а ты мне расскажи, почему ты покинул свой народ и
давно ли это случилось.

Отцу стыдно было рассказывать о том, как воины его отхлестали, поэтому он
сказал только, что поссорился со старшинами, которые запретили ему
охотиться на бизонов, а он нарушил этот запрет. Рассказал он также о наших
злоключениях - о потере талисманов и двух табунов и о том, как пришлось нам
бросить наши пожитки. Когда он закончил рассказ, пришел вестник от вождя
кроу, которого звали Горб Бизона. Вождь звал отца в свой вигвам.

- Я уже говорил с ним о тебе и просил за тобой послать, - сказал Пятнистая
Антилопа. -Пойдем к нему.

Они ушли, и мы долго их ждали. Женщпна-Кроу осталась с нами и развлекала
нас рассказами о своей жизни с кроу и о Са-куи-а-ки. Вернулся отец с
Пятнистой Антилопой, и Женщина-Кроу ушла с мужем домой. Тогда отец
рассказал нам о том, что произошло в вигваме вождя.

- Собрались там все старшины племени. Меня они заставили рассказать, почему
я хочу жить с кроу и почему ушел от пикуни. Потом они долго совещались.
Конечно, слов я не понимал, но догадывался, что трое отказываются меня
принять, а Пятнистая Антилопа и Горб Бизона меня защищают, и остальные с
ними соглашаются. Наконец трое недовольных должны были уступить, и вождь
сказал мне знаками - хорошо объясняется он знаками: "Я и дети мои, здесь
собравшиеся, говорим тебе; мы не любим пикуни, мы ведем с ними войну, тебя
мы не знаем. Быть может, сердце у тебя доброе и язык твой говорит правду.
Скоро мы узнаем, так ли это. Можешь раскинуть вигвам в нашем лагере и
охотиться вместе с нами, а мы будем за тобой следить. Если мы увидим, что
ты хороший человек, мы тебя примем в свою среду, и ты станешь кроу".

- Вспомни, как радушно приняли нас большебрюхие; кроу на них не похожи, -
сказала мать. - Слушай, муж мой, и не сердись на меня за то, что я тебе
скажу: если ты любишь своих детей и меня, будь осторожен. Держи язык за
зубами, не давай воли гневу, когда эти люди будут тебя раздражать. Если ты
вспылишь, все мы погибли.

Нитаки и я удивились, услышав, как откровенно разговаривает она с нашим
вспыльчивым отцом.

- Да, я буду осторожен. Я постараюсь задушить гнев, - спокойно ответил отец.

Так началась для нас новая жизнь в лагере кроу. Кое-кто из них относился к
нам дружелюбно, но большинство не обращало на нас внимания, словно мы были
собаками. Когда мы проходили мимо, они притворялись, будто нас не замечают.
Отца редко приглашали на празднества и на собрания старшин, и один только
Пятнистая Антилопа звал его в свой вигвам. Отец был обижен. Когда жили мы с
пикуни, место его было среди старшин, так как все признавали его великим
воином.

Через десять дней кроу покинули форт белых. Так же как пикуни, большебрюхие
и другие племена, думали они только о том, чтобы купить товары белых
торговцев. За эти товары они платили мехами и шкурами бизонов. Охота на
бизонов привела мало-помалу к полному истреблению этих животных, которые
доставляли нам пищу и кров, и когда мы стали бедняками, белые завладели
нашей страной. Сын мой, если бы знали мы, какая ждет нас судьба, мы не
позволили бы ни одному белому вторгнуться в нашу страну.

Шкурки пойманных мною бобров я обменял на трех лошадей; еще трех подарила
нам Женщина-Кроу и ее муж, и теперь было у нас восемь лошадей. Я радовался,
что не придется нам идти пешком, когда кроу снимутся с лагеря. Как-то
вечером пришла в наш вигвам Женщина-Кроу и сказала, что старшины решили
перебраться к реке Ракушке и там ставить западни на бобров. К реке Ракушке!
Но ведь протекала она по стране нашего родного племени, и неподалеку от нее
раскинули лагерь пикуни!

- Кроу не смеют идти туда! - воскликнул отец. - Это не их земля! Она
принадлежит пикуни!

- Ну так что же? Ведь ты теперь не пикуни, - напомнила ему мать.

И отец опустил голову, не прибавив больше ни слова. Но позднее он завел об
этом речь с Пятнистой Антилопой, сказал, что пикуни охотятся в долине
Желтой реки, цепью гор отделенной от Ракушки, и посоветовал кроу не ходить
в те края. Пятнистая Антилопа тотчас же уведомил об этом других старшин, и
они собрались на совет.

От Женщины-Кроу узнали мы, чем кончилось совещание: старшины решили идти к
реке Ракушке.

- Когда-то эта страна принадлежала нам, - сказали они, - пикуни ею
завладели, потому что у них было много ружей, купленных на севере, у
Красных Курток. Ну, что ж! Теперь и у нас, кроу, ружей много, и мы не
боимся пикуни.

- Посмотрим, чем кончится дело, - сказал мой отец. - Кроу забывают о том,
что пикуни соединятся с тремя другими племенами прерий, если начнется война.

Вместе с племенем кроу тронулись мы в путь; ехали мы той самой тропой, по
которой пришли к форту. Счастье нам улыбнулось. Слушай, сын мой: в роще на
берегу реки Ракушки мы нашли оставленные нами седла, постели и другие вещи.
Но четыре наши вьючные лошади не могли тащить столько вьюков, и часть вещей
мы отдали Женщине-Кроу.

Племя раскинуло лагерь у поворота реки, и мужчины занялись ловлей бобров.
Теперь я был таким же искусным ловцом, как и мой отец, но каждое утро ходил
он со мной осматривать западни. Он говорил, что боится отпускать меня
одного, так как не доверяет кроу. Боялся он также оставить нас одних в
лагере, чтобы самому сделать еще одну попытку отнять у ассинибуанов трубку
и лошадей.

Я знал, что отец прав. Почти все кроу нас не любили. Но матери и сестре я
не сказал об этом ни слова: видел я, что они и без того боятся кроу. Наш
вигвам был раскинут рядом с вигвамом Пятнистой Антилопы, которого мы
считали своим защитником, за хворостом и за водой мать всегда ходила вместе
с Женщиной-Кроу. В лагере у меня не было друзей. Когда я встречался с
подростками и юношами, они переглядывались и смеялись надо мной. Их языка я
не понимал и рад был, что не понимаю. Вряд ли мог бы я терпеливо
выслушивать ругательства, которыми они меня встречали. Я знал, что они
смеются над моей бедной одеждой. Ну, что ж! Я был беден. Я носил простые
кожаные штаны и кожаное летнее одеяло, а они щеголяли в матерчатых одеялах,
носили красивые серьги, браслеты и зеркальца, привешенные к запястью. И
работать им приходилось мало; они выгоняли лошадей на пастбище и больше
ничего не делали, а я работал с утра до вечера. Нам нужны были лошади, и мы
с отцом ловили бобров. Часто ходили мы на охоту и приносили мясо не только
в наш вигвам, но и в вигвам Пятнистой Антилопы.

Ловля бобров шла удачно. Было у нас три западни. Утром мы вставали раньше
всех и уходили подальше от лагеря, чтобы не встречаться с другими ловцами.
Старательно ставили мы наши западни и часто шли по пояс в воде вдоль
берега, чтобы не оставить на земле запаха, который мог отпугнуть зверьков.
Вот почему набралось у нас бобровых шкурок больше, чем у других ловцов.

Но не могли мы состязаться с "черным белым человеком", жившим в лагере
кроу. У него было тридцать западней, и он раздавал их ловцам - по две, по
три на человека, требуя за это половину добычи. Сам он ничего не делал;
нарядившись в лучшее платье, он садился у входа в вигвам, курил и
рассказывал о стычках своих с врагами.

Отец его не любил и частенько говорил нам:

- Хотелось бы мне встретить этого хвастуна подальше от лагеря. Здесь он
окружен друзьями и помощниками, но если мы сойдемся один на один,
неизвестно, кто из нас окажется сильнее.

Около месяца прожили мы у поворота реки. Когда переловлены были почти все
бобры, старшины собрались на совет. Одни хотели подняться к верховьям реки,
другие - спуститься к низовьям и раскинуть лагерь неподалеку от устья реки
Между Ивами.

После долгих споров решено было послать разведчиков к верховьям и к
низовьям; им поручили узнать, где больше водится бобров. Из лагеря они
выехали утром. В тот день мы с отцом запоздали, так как я долго отыскивал
наших лошадей. Когда отправились мы смотреть наши ловушки, отряд
разведчиков, направлявшихся к низовьям, уже покинул лагерь.

В нашем вигваме истощились запасы мяса. Завидев стадо антилоп, спускавшихся
на водопой к реке, мы подкрались к нему и убили двух самцов. Содрав с них
шкуру и вырезав лучшие куски мяса, мы продолжали путь. Первая западня
оказалась нетронутой, во второй западне мы нашли бобра, вытащили его из
воды и содрали с него шкурку, третья западня исчезла, но на берегу, у края
откоса, мы увидели свежие отпечатки мокасинов. Широкая и еще сырая борозда
осталась там, где тащили по откосу бобра и западню. Дальше земля была
взрыта копытами трех лошадей. Три разведчика посланы были к низовьям, они
опередили нас и украли нашего бобра и западню. О, как были мы возмущены и
как беспомощны!

У кроу не было ни законов, ни правил, касающихся охоты. Мы не могли
потребовать, чтобы воры были наказаны, и не могли наказать их сами. Взяв
оставшиеся две западни и мясо убитых антилоп, мы печально поехали домой.

Войдя в вигвам, отец рассказал о потерь западни и назвал кроу ворами, не
признающими никаких законов. Но мать его перебила.

- Не понимаю, почему ты жалуешься, - сказала она. - Ты ушел от пикуни,
потому что тебе не по вкусу пришлись их законы. Я думала - теперь ты
доволен. Ты живешь с людьми, у которых нет никаких законов.

Жестокие это были слова, жестокие и правдивые. Как ты думаешь, сын мой, что
ответил отец? Ничего! Не знал он, какой дать ответ, и промолчал.

Когда стемнело, в лагере поднялась суматоха. Воины бегали из вигвама в
вигвам, перекликались, пели военные песни, громко о чем-то говорили. Очень
хотелось нам знать, что случилось.

В вигвам заглянула Женщина-Кроу и объяснила знаками:

- Разведчики наткнулись на маленький лагерь пикуни в низовьях реки. Утром
все наши воины спустятся к низовьям и нападут на лагерь. Я боюсь за вас.
Когда они вернутся, вам несдобровать. Я хочу, чтобы завтра вы четверо
переселились в наш вигвам.

- Сколько вигвамов насчитали разведчики? - спросил отец.

- Они говорят, что в лагере восемьдесят вигвамов.

Она направилась к выходу, потом оглянулась и сказала знаками:

- Не бойтесь. Я скоро вернусь,

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

- Ха! Восемьдесят вигвамов! Это клан Короткие Шкуры, - сказал отец.

- Короткие Шкуры! - шепотом повторили мы трое. Это был наш родной клан. В
него входили все наши родственники по отцу.

- Да, конечно, Короткие Шкуры, - продолжал отец. - Ни один клан никогда не
разбивает лагеря отдельно. Какие они безумцы, что подошли так близко к
стране кроу! Жена, дети, наше место с ними. Ночью мы должны пробраться к
ним, предупредить о наступлении кроу и принять участие в битве. Восемьдесят
вигвамов! Сто пятьдесят воинов против всего племени кроу! Мало надежды на
победу.

- Как же мы проберемся к ним? - спросила мать.

- Ночью, когда в лагере все заснут, мы потихоньку выйдем из вигвама,
поймаем четырех лошадей и поедем к низовьям реки.

- А все наши вещи придется здесь оставить, - сказала мать. - Перед уходом я
их отдам Женщине-Кроу.

- Нет, этого ты не сделаешь, - возразил отец.- Я не хочу, чтобы из-за нас
она попала в беду. Ее обвинят в том, что она нас предостерегла.

- Верно! Об этом я не подумала, - согласилась мать. - И она и ее муж были
нашими защитниками и друзьями.

В это время снова заглянула к нам Женщина-Кроу.

- Я боюсь, как бы меня здесь не увидели, - сказала она. - Завтра я вам
помогу.

Она ушла. Мы снова встретились с ней лишь через много зим.

Мать и сестра вынули из парфлешей все свои вещи и пересмотрели их. Они
хотели надеть лучшие платья, хотя бы в этих платьях пришлось им умереть.
Отобрав кое-какие мелочи, а также шила, иголки, нитки, они решили взять с
собой два узелка. Остальные вещи они, вздыхая, уложили снова в парфлеши и
старательно завязали ремешки. Я не понимал, зачем они это делают, если все
наши пожитки приходится оставить в вигваме.

- Прикройте угли золой, - приказал им отец.

Долго сидели мы в темноте и ждали, когда лагерь погрузится в сон. Тревожные
мысли мелькали у меня в голове. Успеем ли мы предупредить пикуни? Будет ли
завтра бой? Где встретим мы следующую ночь? Быть может, в стране Песчаных
Холмов![16]

Казалось нам, крики и песни не смолкнут до утра. Наконец кроу улеглись
спать, и погасли костры в вигвамах. Взяв наши ружья и четыре веревки, мы с
отцом выползли из вигвама и, припав к земле, стали прислушиваться. Ничто не
нарушало тишины. Луны не было, но при свете звезд мы видели, что никого
поблизости нет. Мы осторожно встали и, обойдя вокруг вигвама, убедились,
что за нами не следят. Из соседнего вигвама донесся голос Пятнистой
Антилопы: он разговаривал во сне.

Отец вернулся за матерью и сестрой, и вчетвером мы покинули лагерь и вошли
в рощу. За рощей начиналось пастбище, где паслись табуны. Мы поймали
четырех лошадей, конечно, это были ленивые, старые вьючные лошади. Быстрые,
горячие кони не подпустили бы нас к себе.

Седел у нас не было, уздечки мы заменили веревками. Так как река в этом
месте делала поворот, то мы, желая сократить расстояние, выехали на
равнину. Лошадей мы хлестали концами веревок, били их пятками, заставляя
перейти в галоп. Тяжело было матери и Ни-таки скакать без седла на этих
старых лошадях, но они не жаловались.

Рассвело, а мы еще не спустились к низовьям реки.

- Быстрее! Быстрее! - кричал отец. - Сейчас кроу ловят своих коней.

- Мать и Нитаки устали погонять ленивых кляч, и мы с отцом подхлестывали не
только своих, но и их лошадей. Вдали показался дым костров.

Взошло солнце, когда мы увидели вигвамы. Лагерь был раскинут неподалеку от
того места, где впадает в реку Ракушку речонка Между Ивами. Кроу не
ошиблись: мы насчитали восемьдесят вигвамов. Подъехав ближе, мы разглядели
священные рисунки на них, - это были вигвамы клана Короткие Шкуры.

"Сто пятьдесят воинов против всего племени кроу! - подумал я. - Нет надежды
выиграть битву".

Кто-то увидел нас издали, поднял тревогу, и все население лагеря высыпало
нам навстречу.

- Берите ружья! - кричал отец. - Приведите лошадей! Приближаются кроу.

Забыты были все обиды. Глаза отца сверкали. Пикуни встретили его так,
словно он никогда их не покидал.

Когда он спрыгнул с лошади, Белый Волк обнял его, улыбнулся нам и спросил:

- Кроу! Где они? Когда придут сюда? Сколько их?

- Сюда идет все племя! - ответил отец. - Нам остается только бежать. Нас
слишком мало, чтобы драться с ними. Скорее! На коней!

- Брат! Или рассудок твой помутился? - удивился Белый Волк. - Виданное ли
это дело, чтобы пикуни бежали от кроу! Сколько раз мы с ними сражались - и
всегда побеждали!

- Да, но теперь нас мало. Одни Короткие Шкуры не могут...

- Но мы не одни, здесь все наше племя, - перебил его Белый Волк. -
Остальные кланы раскинули вигвамы за поворотом реки, а мы поднялись выше,
потому что здесь хорошие пастбища.

О, как я обрадовался! А отец, размахивая ружьем, воскликнул:

- Зовите же их! Скорее! Пусть кто-нибудь их предупредит. Повеселимся мы
сегодня!

Один из подростков вскочил на лошадь и поскакал в главный лагерь. Воины
разошлись по своим вигвамам и надевали боевые уборы, а мальчики пригнали
лошадей. Мы четверо вошли в вигвам Белого Волка. У моего отца не было
боевого наряда, и Белый Волк дал ему св