ветил  Микки,  -  ты  меня   недооцениваешь.
Во-первых, я стрелял  не  в  спины.  Я  подъехал  спереди,  улыбаясь,  и
прикончил их так, чтобы казалось, будто они попали в расставленную  вами
ловушку. К тому же  ружье,  из  которого  я  стрелял  -  винчестер  того
чирикауа, застреленного нами у колодца. Я подобрал его, когда поехал вас
выслеживать. Двое солдат убито - никому и в голову не придет подозревать
что-либо, помимо засады. Мое исчезновение, конечно, на  некоторое  время
всех озадачит, но, вернувшись, я объясню, что  в  засаде  меня  взяли  в
плен. На том месте ваши лошади здорово натоптали. Никто  не  заподозрит,
что именно произошло на самом деле, и никто из нас ничего не  расскажет,
ведь правда?
   Он замолчал, пристально наблюдая за Пелоном.
   Не видя иного выхода из данной ситуации, Маккенна двинулся  вперед  и
стал спокойно вынимать кляп изо рта Фрэнчи Стэнтон.
   -  Не  трогай  ее!  -  прошипел  Микки.  -  Пока  мы   с   Лысым   не
договорились...
   - Можешь отваливать ко всем  чертям,  -  ледяным  тоном  по-английски
сказал Глен Маккенна. Потом ослабил завязку и вытащил кляп. -  Пошли,  -
обратился он к Фрэнчи. - Судя по твоему виду, тебе  сейчас  не  помешает
кружка маль-и-паевской  отравы.  Мамаша,  налей-ка  девушке  кофейку,  -
добавил он, снова переходя на  испанский.  -  Как  видишь,  Бог  к  тебе
милостив. Забрав одну дочь, он тут же посылает другую.
   Старуха зыркнула на  шотландца,  пробормотала  что-то  на  только  ей
понятном языке, затем грубо схватила Фрэнчи за  руку  и  потащила  ее  к
огню. Маккенна перевел дух.
   - А теперь, - обратился он к Микки,  -  послушаем  твои  предложения.
Только давай покороче. У нас и так дел по горло.
   Парень взглянул на него. Маккенна вежливо промолчал,  признавая,  что
юный Микки Тиббс не  так  уродлив,  как  Пелон.  Но  в  нем  была  некая
основательность,  заставляющая   забыть   о   самодовольной   жестокости
мексиканского бандита. Пелон был подл, как может быть подлым злой мерин,
кастрированный бычок или медведь. А мальчишка был напрочь испорчен.  Его
выдавала мягкая линия рта, из которого, словно волчий клык,  высовывался
единственный зуб, оттопыривающий верхнюю губу, а также бегающие  глазки,
которые никак не могли сфокусироваться на одном предмете, так как,  судя
по всему, хозяин не умел с ними как следует управляться. Они  перебегали
с одного лица на другое и усилие, которым Микки старался удержать их  на
месте, придавало  его  черепообразному  личику  настолько  отсутствующее
выражение, что физиономия его становилась просто пугающей.
   - Ну, что же, вижу, - прошипело это дитя тьмы, потому  что  нормально
произносить слова ему мешал волчий клык, - ты смелый парень, не так ли?
   - Да  нет,  не  очень,  -  ответил  рыжебородый  старатель.  -  Лучше
порасспросить об этом Пелона.
   - Спроси Пелона... - задумчиво повторил паренек. -  Именно  это  я  и
собирался сделать. И если ты еще раз вмешаешься в наш разговор, - можешь
считать себя таким же покойником, как те двое черномазых, лежащие по  ту
сторону каменной гряды.
   - Не прими за пустую похвальбу, - осторожно сказал Маккенна, -  но  я
не  просто  скромный  труженик  нашей  экспедиции.  Не  просто   наемный
проводник. А как и ты, своего рода разведчик у людей, которые...
   - Умный и по-умному говоришь,  а  я  как  раз  ненавижу  умных  белых
ублюдков. Вот таких, как ты! - прорычал парень.  -  Лучше  тебе,  Пелон,
объяснить ему, кто я такой!
   - Маккенна прекрасно осведомлен о тебе, Микки. И, как ты  слышал,  не
такой уж он храбрец. Это точно, как и то, что я его взял для того, чтобы
отвести нас в кое-какое  местечко.  Просто  деловое  соглашение,  ничего
больше. Так что не обращай внимания.
   Лицо молодого разведчика насмешливо исказилось.
   - Ага, - сказал он, -  конечно.  Значит  просто  деловое  соглашение?
Хорошо. Я тоже ради этого пришел. А девку  привел  с  собой  только  для
того, чтобы вы не пристрелили меня прежде, чем выслушаете.
   - Блефуешь. Что тебе известно?
   - Все.
   - Каким же образом тебе удалось это узнать?
   - А мне все  рассказала  жирюга-пима,  которую  вы  бросили  в  нашем
лагере.  Я  знавал  ее  еще  в  те  дни,  когда  она  была  пленницей  у
мескалерцев. Эта баба меня припомнила и так обрадовалась знакомому лицу,
что затараторила, что твоя школьная учительница.
   - Врешь! У нее мозгов нет. Из нее бы ты ничего не выжал.
   - Мозгов, может, и нет. Зато есть  глаза,  чтобы  смотреть,  и  язык,
чтобы говорить. Если не веришь, могу рассказать о старике Эне,  которого
укокошил этот ублюдочный Маккенна, об убитом Манки,  о  Вахеле,  которых
похоронили в "Нежданном Привале". И о Бене Колле. Ну, что, рассказать?
   Пелон посмотрел на Маккенну. Старатель пожал плечами.  Что  тут  было
говорить? Ясно, что этот гнусняк каким-то образом "раскрутил" Люпе.  Это
было слабое звено в Пелоновском плане, и оно-то их и подвело. Теперь  же
все они оказались в большой куче дерьма.
   - Не знаю, что и сказать, - честно признался бандит. - Ты отдавил мне
любимую мозоль, да так, что я и пискнуть не могу.
   - Тут все очень просто, - сказал Микки. - Золота на всех хватит. -  И
он указал на северо-восток. - Во всех историях, что я слыхал, говорилось
о том, что Эдамс со своими дружками за первые десять - всего  десять!  -
дней нагребли на четверть миллиона  слитками  и  песком.  А  кто  знает,
сколько всего дней они добывали золотишко? Кто  знает,  может,  там  нас
ждет два, а то и три миллиона? Я хочу только пойти с вами и  участвовать
в дележе. А цена будет такой: я не стану убивать белую  девку  на  ваших
глазах.
   И снова Маккенна обменялся взглядами с Пелоном. Но тут к Маккенниному
ужасу Хачита зарычал и двинулся вперед.
   - Не надо! - крикнул  старатель  апачу.  -  Вспомни,  что  твой  друг
приказал меня слушаться!
   Хачита беспокойно затоптался на месте, не в силах переварить  столько
информации сразу. Наконец, он кивнул и опустил винтовку.
   - Вот и славно, - выдохнул  Пелон  облегченно.  -  Не  такой  уж  ты,
Хачита, меткач, чтобы так рисковать.
   Маккенна кивнул на юного Микки Тиббса и обратился к Пелону:
   - Скажи ему, что мы согласны. В конце концов, что  мы  теряем,  кроме
доли золота?
   - Знаешь, Маккенна, для меня оно значит до черта больше, чем эта твоя
костлявая девчонка! Но я тоже как  бы  деловой.  И  понимаю,  что  Микки
поедет с нашей маленькой компанией.
   Глен тряхнул косматой рыжей головой.
   - Хотелось бы мне, как и тебе, видеть все в радужном свете, -  сказал
он Пелону. - Правда, сейчас ты так темнишь, что мне не уследить за твоей
мыслью.
   Бандит тоже  тряхнул  своей  лысиной,  но  при  этом  довольно  хитро
ухмыльнулся.
   - Да ну, амиго, ведь все проще пареной репы. Если попытаешься хохмить
или что-то замышлять, я тебя просто пристрелю. Тебя или  твою  девчонку,
мне без разницы. Если Микки попытается сделать  то  же  самое  -  Хачита
быстренько утопит свой топорик в его  башке,  потому  что  именно  Микки
пристрелил Бе... - тут он осекся и поправился:
   - Его приятеля. Идем дальше: если  начну  выкаблучиваться  я  -  меня
пристрелит Микки, а ты поможешь. С другой стороны, если  Хачита  поймет,
что я угрожаю тебе, то  придет  по  мою  душу,  потому  что  его  дружок
строго-настрого приказал ему тебя слушаться. Ну, а если он меня  кокнет,
моя пресвятая мамаша его быстренько пристрелит -  и  так  далее  и  тому
подобное, в общем ты сам все прекрасно понимаешь.
   Маккенна снова тряхнул головой, на сей раз несколько энергичнее.
   - Тебе виднее, хефе, - признал он мрачно.
   - Лады! - крикнул бандит Микки Тиббсу.  -  Поставь  свое  ружьецо  на
предохранитель и иди пить кофе.
   Парень медленно кивнул.
   - Только сначала, - сказал он, - вынь правую  руку  из-под  серапе  и
положи револьвер на камень возле костра.
   - Хесус Мария! - усмехнулся Пелон, обнажая иссеченной  верхней  губой
крепкие зубы. - Эта чертовка Люпе тебе все действительно рассказала.
   - Бабы вообще любят поговорить, - сказал Микки, - особенно,  если  их
разложить на одеяле. Клади оружие на камень.
   Пелон выполнил требование. Все  направились  к  костру  и  Маль-и-пай
налила кофе в жестяные кружки. Фрэнчи Стэнтон села  рядом  с  Маккенной,
крепко держа его под руку. Шотландец чувствовал, как ее трясет.
   - Есть еще одна деталь, о которой нелишне напомнить, - сказал  Микки.
- Так как теперь мы компаньоны, я должен сделать маленькое сообщение.  О
том, чего вы пока не знаете, и о чем даже не подозреваете.
   - Валяй, - буркнул Пелон. - Всегда приятно послушать свежие новости.
   - Мои будут не из приятных. После всех ваших  убийств  народ  в  этой
части страны очень резко настроился против апачей,  которые  скрываются,
как койоты. Все  кланы  оповещены,  что  ваша  компания  направляется  в
Сно-та-эй и что индейцев преследуют по вашей вине. И  теперь  не  меньше
дюжины индейских отрядов  вас  выслеживают,  с  тем  чтобы  отрезать  от
каньона Дель Оро. Таким образом,  они  хотят  показать,  что  лояльны  к
нынешнему правительству и что им твой безволосый скальп нужен не меньше,
чем белым. Но мне кажется, их мыслишки вертятся там же, где наши.
   - Что ты хочешь сказать? - спросил Пелон.
   - Они считают, что обнаружив тебя, они обнаружат и  Сно-та-эй.  Апачи
сильно изменились, они стали  думать  так  же,  как  белые  ублюдки.  Не
отыщется ни одного мужчины до сорока лет, который бы из-за этого  золота
не перерезал глотку  собственной  матери.  Они  больше  не  желают  быть
козлами отпущения, и проливать пот и кровь за мишуру и  зеркальца.  Цена
золоту теперь одна - жизнь.
   - Бог ты мой, какая ужасная мысль!
   - Не такая уж ужасная. Потому что оставляет  одну  дорогу  -  вперед.
Назад уже не вернуться.
   - И он прав, хефе, - поддакнул Маккенна. -  Нам  придется  все  время
убегать.
   Бандит не обратил внимания на последнее замечание.
   Он выплеснул из кружки остатки кофе, почистил  ее  песком  и  передал
Маль-и-пай.
   - Убери это к остальным сокровищам, что едут в твоем мешке, маманька,
- сказал он. - Пора в Сно-та-эй.
   Пока старуха с Фрэнчи сворачивали лагерь, мужчины похоронили Салли  в
глубоком  гроте,  возле  озера.  Тело,  укутанное  в  одеяло,   завалили
булыжником, чтобы ни зверь, ни птица не смели тревожить ее сон. Никто не
плакал, но и не шутил во  время  погребения.  Пока  свершалась  скорбная
работа, Маккенна непрестанно размышлял над  тем  положением,  в  котором
оказался.
   Когда же он сделал главную ошибку. Какой поворот тропы пропустил? Где
позволил себе увлечься игрой не на жизнь,  а  на  смерть?  Откуда  имело
смысл отступить? Маккенне казалось, что шансов на все это  у  него  было
предостаточно. Но, размышляя трезво, он понимал,  что  каждый  из  таких
"шансов" мог окончиться для девушки трагически или, что еще хуже, -  для
него, потому что  в  таком  случае  она  осталась  бы  один  на  один  с
бандитами. Нет, настоящей возможности бежать пока не выпадало. Шотландец
решил при первом же удобном случае поговорить с Фрэнчи  и  объяснить  ей
свое поведение в прошлом, чтобы показать, как она должна  вести  себя  в
будущем. Пока им следовало двигаться вместе с компанией Пелона, чтобы  в
конце концов отыскать ту широкую улицу, которая ведет к  спасению.  Путь
до  каньона  Дель  Оро  неблизкий.  Наверняка,  между  могилой  Салли  и
Сно-та-эй отыщется участок,  где  они  с  вконец  издерганной  девчушкой
смогут сделать рывок и попробовать улизнуть.
   Пока  же  во  всем   приходилось   подыгрывать   Лопесу,   изображать
единомышленника, чтобы не загасить тот слабый огонек симпатии, возникший
между ними, и искать,  все  время  искать  слабину  в  жестоком  убийце,
которая - Маккенна знал - жила в душе бандита  и,  воспользовавшись  ею,
перехитрить и победить грозного соперника.
   А вот присоединение к банде юного убийцы - Микки Тиббса - уже само по
себе чрезвычайно затрудняло  будущий  побег.  Маккенна  чувствовал,  что
кавалерийский  разведчик,  так  же,  как  и  Пелон,   имеет   врожденные
преступные наклонности и способен убивать, не  задумываясь,  не  обладая
при этом изысканностью и "внутренней искрой", отличавшей действия вожака
бандитов. За Микки придется следить на всех стоянках, у всех колодцев  и
во  время  всех  переездов.  Принимая  во  внимание  постоянную  угрозу,
исходящую от Пелона с Хачитой, можно  было  не  сомневаться,  что  жизнь
обоих белых пленников находится в постоянной опасности.
   Маккенна  отметил  также,  что  следовало  отыскать  какой-то  способ
справиться с умственной отсталостью Хачиты, потому что в сочетании с его
дикой сущностью она могла стать чрезвычайно  опасной.  Индеец  вроде  бы
принял сторону шотландца, но хмурый лоб  и  косые  взгляды,  которые  он
постоянно бросал на белого, словно не мог вспомнить  что-то  чрезвычайно
важное, указывали на  то,  что  это  "что-то"  должно  быть  не  слишком
веселого  свойства.  Постоянное  внимание  со  стороны  дикаря   сделало
бородача крайне впечатлительным. От подобной тени за спиной  кто  угодно
сойдет с ума. И все-таки по сравнению с Микки и Пелоном молодой  великан
казался вполне сносным компаньоном.
   Индеец на всем  протяжении  скорбной  работы  и  позже,  когда  отряд
разобрал лошадей и вскочил  в  седла,  чтобы  покинуть  луг  смерти,  не
отставал от Маккенны ни на шаг и все время пристально за ним наблюдал.
   Отметив это, Пелон приказал Хачите перейти в голову колонны и ехать с
ним рядом. На это апач ответил  отказом.  Его  погибший  друг  советовал
доверять белому с рыжими волосами. Значит, с ним он и  поедет.  Маккенна
быстренько заверил Пелона, что это его нисколько не стеснит. То же самое
он объявил и хмурому Хачите.
   - Счико, - сказал он мимбреньо на его родном языке и положил руку  на
напрягшийся бицепс.
   Это слово означало "друг"  и  по  прошествии  одной  сердитой  минуты
складчатое лицо индейца  разгладилось,  он  улыбнулся  и,  положив  свою
огромную лапищу на руку Маккенны, пророкотал:
   - Счикобе, - что было еще лучше, так  как  переводилось  как  "старый
друг".
   Достигнутое  согласие  несколько  успокоило  Пелона.  Ему  вовсе   не
хотелось конфликтовать и ссориться с апачем по пустякам.
   - Скорее, - поторапливал он компаньонов, - пора ехать.
   Наконец, все собрались  и  двинулись  вперед:  Пелон  впереди,  затем
Микки, между лопатками которого удобно устроилось дуло старой винтовки и
Маль-и-пай, за индианкой - Фрэнчи Стэнтон, потом Маккенна и Хачита.
   Когда последние  двое  оказались  позади  всех,  апач,  замешкавшись,
повернулся назад, всматриваясь  в  нижний  предел  каньона,  за  которым
лежала тропа, ведущая к безмолвным скалам рокового колодца Скаллз.
   - Хотелось бы мне, - печально сообщил он Маккенне, - вспомнить то, от
чего меня предостерегал мой товарищ, лежащий теперь там, на  тропе.  Это
касалось того, почему мы поехали с этими собаками; почему  появились  на
ранчерии  старого  Эна  и  Маль-и-пай.  Жаль,  что  я  такой  глупый   и
несообразительный. Моему товарищу было бы стыдно, если  бы  он  узнал  о
том, что я забыл самое главное, о чем должен был постоянно помнить.
   -  Ты  все  вспомнишь,  -  заверил  его  Маккенна.  -  Старайся,   не
переставая, и в один прекрасный момент воспоминание возникнет у  тебя  в
мозгу столь отчетливо, словно оно никуда не исчезало. Вот увидишь. Едем;
твой друг в тебя верит; он знает, что ты все вспомнишь.
   Огромный апач удовлетворенно кивнул.
   - Спасибо, белый друг, - улыбнулся он. - Мой друг  говорил,  чтобы  я
тебе верил, вот я и верю. Едем - пора нагонять остальных.
   Он сжал коленями бока своего пони, и они  с  Маккенной  двинулись  по
узкому каньону вслед за отрядом.
   Маккенна тоже улыбался. Он все еще был жив, к нему вернулась  Фрэнчи,
появился новый друг - хороший, правда несколько с приветом, апач - и все
за один час! День стоял прекрасный, Аризона дышала жизнью - чего еще мог
желать мужчина!
   Особенно приятным было то,  что  простым  похлопыванием  по  плечу  и
заверениями, что в один прекрасный день индеец вспомнит все, о  чем  ему
говорил Беш, он смог успокоить бедного Хачиту.
   Если бы Глен Маккенна мог хотя  бы  заподозрить,  что  именно  сказал
своему приятелю  Беш,  то  горячее  чувство  удовлетворения  моментально
сменилось бы ледяным страхом. Но, как бы то ни было,  сейчас  его  глаза
сверкали еще сильнее, чем после первого пожатия руки Фрэнчи в "Нежданном
Привале" возле Яки-Спринг, а сердце билось судорожно, как у  самого  что
ни на есть воробушка, а не сурового тридцатилетнего мужчины.
   - Ух! - обратился он к мрачному апачу. - Что за день! Сказка! Если бы
я умел петь, - то немедленно огласил бы этот каньон звуками!
   Хачита удивленно воззрился на него.
   - Чего это ты такой счастливый? - спросил он.
   Великолепный вопрос, подумал Маккенна. Вот если бы у  него  отыскался
такой же великолепный ответ...

"САХАРНЫЕ ГОЛОВЫ"

   Они миновали Яки-Хиллс  и  пересекли  Солт-Ривер  в  верхнем  рукаве.
Следуя по правому берегу за потоком, отряд проскользнул мимо Сан-Карлоса
и Сомилл, оставил с восточной стороны резервацию Форта Апач  и  прямиком
попал в Ситгривские пустоши, на западе от Сент-Джонса,  Аризона.  Здесь,
на шестую ночь путешествия они разбили лагерь  в  седловине  между  двух
безымянных гор. С этого места они могли видеть: на север  -  гору  Грина
десяти тысяч футов, на юг - гору Болди одиннадцати  тысяч  футов.  И  на
север и на юг панораму  блокировали  отроги  седловины.  Стоять  лагерем
оказалось не слишком удобно - место продувалось ветрами, воды и хвороста
не было. Но никто  не  жаловался:  путь  был  проделан  большой,  лошади
находились в прекрасном состоянии, никто  не  пострадал.  У  Маккенны  с
Фрэнчи на освобождение не выпало ни одного шанса.  Но  компаньоны  стали
относиться к рыжебородому проводнику и его девушке с меньшей жестокостью
и уже не так тщательно следили за ними, как до засады в Скаллз. Во время
продвижения через иссохшее плато Натана и сквозь земли индейцев  Кинишба
между  путешественниками  установился  некий  дух  товарищества,  а  при
приближении к Ситгривзким пустошам, а затем к апачским холмам чуть ли не
дружба. Своей любовью к  этим  местам  Маккенна  заразил  и  Фрэнчи.  На
протяжении двух последних переездов девушка тоже начала "нюхать рассвет"
и "слушать, как растет трава", как это обычно делают апачи.  Она  сильно
привязалась к старой скво, и Маль-и-пай после не слишком долгого периода
грубоватых  одергиваний  наконец-то  сдалась  и,  показав  четыре  зуба,
признала, что они с "тощим цыпленочком" - симпатико.
   И теперь,  разбив  шестой  по  счету  лагерь,  когда  до  Нью-Мексико
осталось не больше сорока  миль,  позади  не  было  никаких  намеков  на
погоню, а впереди - на блокаду, отряд -  за  исключением  Микки  Тиббса,
обычно сидевшего со взведенным ружьем чуть в стороне от остальных - стал
напоминать выехавшую на пикник  компанию,  которой  внезапно  захотелось
испробовать на собственной шкуре все "тяготы и неудобства" дикой жизни.
   Крошечный,  аккуратный  костерок,  который  Маль-и-пай  разожгла   из
щепочек, вытащенных из правой сумки  своего  вьюка,  сиял  как  алмаз  в
темноте. Даже на расстоянии чувствовалось тепло  от  его  пламени.  Ужин
состоял из жареной дичи, апачского хлеба - ячменных лепешек-тортиллий  -
и черного кофе. Пелон рассказывал какие-то  леденящие  душу  истории  из
своей жизни, Хачита  показывал  танец  заклинания  дождя,  а  Маль-и-пай
распевала песенку, в которой уверяла Маккенну, что с  сегодняшнего  дня,
если захочет, он сможет спать с белой девушкой.  В  ней  также  давались
практические советы Фрэнчи, что и как  следует  делать  в  первую  ночь.
Маль-и-пай гарантировала, что осечки не будет.
   Маккенна почему-то не потрудился  перевести  Фрэнчи  это  потрясающее
сочинение. Но, подумал он, неплохо бы на такой ноте объявить об  отдыхе.
Предстоял жаркий денек, так что сейчас всем следовало