Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
будет способствовать не кто иной, как
сам Фа-радей, его открытия.
А пока Фарадей вместе с сэром Гемфри и его молодой женой путешествуют по
Франции, Италии, Германии, Бельгии. "Это утро - начало новой эпохи в моей
жизни. До сих пор, насколько мне помнится, я не отъезжал от Лондона на
расстояние больше двенадцати миль".
В Париже - знакомство с Ампером, Гей-Люссаком, Гумбольдтом. На глазах
Фарадея Дэви делает в Париже одно из своих блестящих открытий - он признает
в неизвестном веществе, переданном ему Ампером, новый химический элемент -
йод.
Химик Дюма писал, что "Фарадей оставил о себе самые приятные, никогда не
увядающие воспоминания, которых не мог бы вызвать его шеф. Мы восхищались
Дэви, мы любили Фарадея".
В Генуе - опыты с электрическим скатом, Фарадей помогает Дэви. Задача
опытов - выяснить, не вызывает ли электрический разряд ската разложения
воды.
Во Флоренции - сжигание алмаза в атмосфере кислорода и окончательное
доказательство единой природы алмаза и графита.
Здесь Дэви воспользовался уникальной по величине линзой, принадлежавшей
великому герцогу Тосканскому. С ее помощью Дэви вместе с Фарадеем направляют
лучи южного солнца на алмаз, лежащий в платиновой чашечке под стеклянным
колоколом, заполненным кислородом. Фарадей вспоминает: "Сегодня мы выполнили
великий эксперимент, заставив гореть алмаз, и, несомненно, то, что мы
наблюдали, было исключительно интересным и красивым... Сэр Г. Дэви заметил
внезапно, что алмаз явно горит. Когда алмаз убрали из фокуса линзы, он
продолжал быстро сгорать. Сверкающий алмаз светился багровым светом,
переходящим в пурпурный, и помещенный в темноту, горел еще около четырех
минут".
В Академии Чименто Фарадей и Дэви с восхищением осматривают уникальные
экспонаты - бумажный телескоп самого Галилея и магнитный камень, поднимающий
150 фунтов.
В Риме они наблюдают, но без особого доверия, за опытами Моричини,
пытающегося намагнитить стальные иголки с помощью солнечных лучей и
считающего, что это ему блестяще удается.
В Милане - следующая запись: "Пятница 17 июня 1814 г. Милан. Видел
Вольта, который пришел к сэру Г. Дэви: он бодрый старик, на груди - красная
ленточка, очень легок в разговоре"
В Женеве - знакомство с членом правительства республики, врачом и физиком
Шарлем де-ля Ривом и его сыном Огюстом, которому было в то время всего
тринадцать лет (через шесть лет Огюст, девятнадцатилетний профессор, покажет
Араго, Марсе (мужу мадам Марсе), Пикте и другим известным лицам опыты
Эрстеда, что повлечет за собой цепь великих событий).
Фарадей начинает бегло говорить по-французски и по-немецки.
Наконец, самое главное - во время путешествия Фарадей невольно вдыхает
аромат несостоявшихся пока, но буквально реющих в воздухе великих открытий в
электротехнике.
Трудно себе представить более великолепную школу для Фарадея, глубоко
преданного науке, но все же пока еще дилетанта.
Принимая это во внимание, несколько удивляют сетования некоторых
биографов Фарадея, подчеркивающих "несчастную судьбу" Майкла Фарадея,
отправившегося "не по своей воле" в Европу в качестве "слуги" сэра Гэмфри,
особо упирая на то, что Фарадей, мол, жестоко страдал, мучимый своенравной
супругой Дэви. Тут надо твердо оговорить, что если и были конфликты между
Фа-радеем и леди Джейн, то не последняя в них обычно одерживала верх.
"...Леди Дэви... любит показать свою власть, и я с самого начала
обнаружил с ее стороны серьезные намерения подавить меня. Случайные ссоры
между нами, в каждой из которых я оказывался победителем, происходили так
часто, что я перестал обращать на них внимание. Ее авторитет ослабевал, и
после каждой ссоры она вела себя мягче", - писал впоследствии Фарадей.
Кроме того, "растирание красок для великого художника" является, пожалуй,
обязательной и лучшей школой для ученого, тем более, что для Фарадея это
"растирание красок" вылилось в совместные исследования со всемирно известным
ученым и знакомство с наиболее заметными проблемами и людьми науки того
времени.
Обращать на этом фоне внимание на некоторые неудобства положения Фарадея
как "слуги" Дэви не более, чем ханжество. Такие жалобы напоминают часто
слышимые нами по телевизору жалобы наших кинозвезд, снимавшихся, скажем, в
фильме из заводской жизни:
"Это было очень волнительно и немыслимо, невероятно тяжело... Пришлось,
верите ли, научиться работать на станке, сходило с нас семь потов,
приходилось вставать вместе с рабочими в шесть утра и обедать в рабочей
столовке... Каждую сцену пришлось повторять по нескольку раз...".
А как же иначе, друзья?
Фарадей, видимо, прекрасно понимал это, поскольку писал в одном из своих
писем из-за границы:
"Я мог бы высказать тысячу жалоб, но, размышляя обо всем трезво и
объективно, я думаю, что мне вообще нет никакой нужды жаловаться на кого бы
то ни было".
Фарадей вернулся из путешествия зрелым, самостоятельно мыслящим ученым.
Как-то из Флоренции пришла посылка с образцами тосканского известняка -
герцогиня, во время поездки познакомившаяся с Дэви, просила сделать анализ
минерала, видимо, на предмет оценки принадлежащих ей природных богатств.
Дэви, занятый в то время отработкой конструкции знаменитой безопасной
шахтерской лампы, предложил выполнить достаточно тривиальную работу Фарадею.
Тот скоро окончил анализы, передал результаты Дэви и был несказанно
удивлен, когда последний отдал материал в научный журнал в качестве
оригинальной статьи. Первой научной статьи Майкла Фарадея.
До сих пор он, если так можно выразиться, "издал" только одно
произведение. Десять лет назад восемнадцатилетний Фарадей взял пустую
тетрадь и вывел на обложке:
"Философский сборник
разных статей, заметок, событий, приключений и т. д., относящихся до наук
и искусств и собранных из газет, обозрений, журналов и других сочинений с
целью содействовать развлечению, самообучению, а также подтверждению или
разрушению теорий, распространенных в ученом мире. Составил Майкл Фарадей в
1809 - 1810 годах".
Через десять лет - первая настоящая статья, быть может, со стороны и
менее интересная, но неизмеримо более глубокая. Уже в первой статье четко
прослеживаются основные черты Фарадея-исследователя: глубина, редкое
упорство в достижении цели, исчерпывающая полнота, спокойствие, свойственное
лишь великим умам. Мы уже говорили об убежденности Фарадея во всеобщей связи
явлений - убежденности, разделявшейся тогда далеко не всеми. Восхищает
любовь Фарадея к порядку и полной определенности - он не признавал
непроверенных фактов, а манера точно составлять отчеты неоднократно
приводила в восторг директоров института. Диапазон его работ в то время
довольно широк, но в основном это были исследования в области химии.
Перемена в тематике его занятий случилась в августе 1820 года - в это
время по Европе рассылался Эрстедом его знаменитый мемуар: "О воздействии
электрического конфликта на магнитную стрелку".
В августе Дэви получил по почте только что напечатанный в Англии мемуар -
три невесомые странички.
Через день Дэви и Фарадей повторили эксперимент Эрстеда и с восхищением
убедились, что Эрстед прав - протекание тока в проводе немедленно вызывало
отклонение размещенной поблизости магнитной стрелки.
И знаменитый Дэви, и еще неопытный Фарадей с внезапной ясностью ощутили,
как и все, видевшие опыт, что рушится стена между двумя дотоле никак,
казалось, не связанными друг с другом силами природы - электричеством и
магнетизмом. Стена начала рушиться, и обнаружились неведомые связи, повеяло
свежим воздухом новых открытий.
Был август. Потрясенный Араго уже интенсивно работает, развивая опыты
Эрстеда, показанные ему молодым де-ля Ривом; он замечает, что не только
стрелки компаса, но и железные опилки легко "чувствуют" наличие
электрического тока - они облепляют проволочку с током; при выключении тока
опилки опадают черными хлопьями...
Был август. Только в сентябре об опытах Эрстеда узнает Ампер, которому
суждено первому понять и истолковать их, хотя Дэви и Фарадей узнали обо всем
раньше него. Ампер, "этот докучливый умник Ампер", опередил их, развив свою
стройную теорию образования магнетизма за счет электричества и потратив
всего две недели (плюс, разумеется, всю предыдущую жизнь).
Фарадею и Дэви это не удалось. Все произошло слишком быстро. В августе
они узнали об опытах Эрстеда, а уже в сентябре Ампер предложил стройную
теорию, объясняющую непонятные опыты.
Нельзя сказать, что Дэви и Фарадей были в восторге от теории Ампера. Но
разрушить изящное безупречное здание было трудно: нужны были кропотливые
исследования. Шли месяцы, а Дэви и Фарадей не могли предложить ничего, что
могло бы заменить теорию Ампера.
Кончилась осень, прошла зима, наступила весна нового 1821 года. Дэви
постепенно отдалялся от задач, связанных с электричеством, Фарадей был
упорен, но тоже не мог ничего добиться.
Прошла весна, наступило лето, коллеги Фарадея разъехались кто куда. Дэви,
как и его друг Волластон, известный химик и физик (он открыл палладий и
родий, а также линии, которые впоследствии несправедливо назовут
фраунгоферовыми, а не волластоновыми), уехал на курорт, а Фарадей остался в
душном Лондоне и упорно работал над новыми проблемами связи электричества. и
магнетизма.
В то время произошло важное для Фарадея и его открытий событие. Редактор
научного журнала "Философские анналы" доктор Филиппс предложил Фарадею
написать обзорный очерк истории электромагнетизма. Предложение было весьма
почетным и в какой-то мере, по-видимому, объяснялось и тем, что Дэви и
Волластона в Лондоне в то время не было.
Фарадей с жаром принялся за дело. Будучи, как уже говорилось, человеком
пунктуальным, привыкшим все делать с исчерпывающей полнотой, привыкшим
проверять всех и вся - "люди склонны ошибаться" - он решает лично проделать
все опыты, которые привели к пониманию электромагнетизма. Он стал
возвращаться домой еще на два часа позже, чтобы суметь выполнить
многочисленные эксперименты. Под занавес (хочется говорить театральным
языком: история возвышения Фарадея пока еще напоминает жизнеописания великих
актеров и актрис, завоевавших сцену после того, как их случайно выпускали на
публику из-за того, что "кумир" заболел, потерял голос, напился "до
положения риз" и т. п. Сколько их было!) Фарадей решил осуществить опыт, о
котором как-то, пару месяцев назад, говорили в его присутствии Дэви и
Волластон. Идея опыта была, по-видимому, ими. еще недостаточно отработана -
речь шла о том, что проволока, через которую пропущен ток, как будто должна
под действием магнита вращаться вокруг своей оси.
В самом указании на возможность электромагнитного вращения нового ничего
не было - о нем говорил еще Ампер. Но идея эксперимента была новой, и
Фарадей решил осуществить его.
Установка была проста: посреди серебряной чаши со ртутью был поставлен на
торец брусковый магнит. В ртути плавала пробка, проткнутая медной
проволокой; другой конец проволоки был шарнирно укреплен над магнитом и
подсоединялся к полюсу вольтова столба. Другой полюс столба подсоединялся
непосредственно к серебряному сосуду.
Таким образом образовалась электрическая цепь:
"плюс" вольтова столба,
серебряная чаша,
ртуть,
проволочка,
"минус" вольтова столба,
"вольтов столб",
"плюс" вольтова столба.
Когда цепь была замкнута и по ней тек электрический ток, появлялась
возможность изучить взаимодействие тока с магнитным полем брускового
магнита.
Поскольку проволочка могла легко передвигаться, можно было надеяться, что
те "магнитные" силы, которые отклоняют магнитную стрелку в опытах Эрстеда,
заставят вращаться и проволочку.
Когда подготовка к опыту была окончена, к Фара-дею в лабораторию зашел
Джордж Бернар.
Его сестра Сара Бернар, двадцати одного года, недавно стала женой
Фарадея.
Свадьба Фарадея и дочки серебрянщика была скромной - даже ближайшие
друзья с удивлением узнали, что их не пригласили. Это было скромное начало
прекрасной и неизменной преданности, дружбы и любви Сары и Майкла, любви,
которую Майкл ценил выше, чем свои научные успехи. Брак был необыкновенно
счастливым, хотя и бездетным.
Именно Джорджу Бернару волей случая пришлось стать первым свидетелем
того, как при включении тока проволочка начала быстро вращаться вокруг
магнита. Поменяв "плюс" с "минусом" или переставив магнитик "с ног на
голову" (выставив из ртути наружу, скажем, северный полюс вместо южного)
можно было добиться, чтоб направление вращения изменялось.
Джордж Бернар рассказывал, что никогда еще не видел Майкла в столь
возбужденном состоянии, как в тот памятный вечер. Это и понятно. Впервые
человек увидел движение, причем не судорожное, а равномерное, постоянное,
непрерывное движение, созданное неощутимым взаимодействием великих сил
природы - электричества и магнетизма.
Думаем ли мы теперь, глядя на вращающиеся махины электродвигателей
прокатных станов, метро и электричек, что все они с их исполинской мощью
суть порождение несложного прибора Фарадея, в котором впервые в мире
взаимодействие поля и тока дало вращение легчайшей проволочке!
Рисунки из рабочих тетрадей Фарадея:
1 - повторение опыта Эрстеда; 2 - пояснение к электромагнитному вращению;
3 - рисунок первого в мире электродвигателя; 4 - кольцо, на котором была
открыта электромагнитная индукция; 5 - катушка, в которую быстро вдвигается
магнит! возникновение электричества за счет движения магнита; в - первый в
мире электрогенератор! диск, вращаемый между полюсами магнита.
Факсимильное изображение Фарадеем своего изобретения показано на рисунке.
С рисунка, напоминающего детский, ведет свою историю вся
электроэнергетика. Этот рисунок - и Братская ГЭС, и двигатели атомохода
"Ленин" в самом зародыше. С этого рисунка начинается история
электромашиностроения.
Итак, очерк по истории электромагнетизма, заказанный Фарадею, определенно
"вытанцовывался" да еще столь эффектным образом! Впрочем, была одна заминка;
как быть с тем, что Фарадей идею опыта фактически заимствовал из разговора,
при котором случайно присутствовал (хотя, как выяснилось впоследствии,
Фарадей понял основную идею опыта неправильно!).
Лучше всего было бы показать статью Дэви, но того не было в Лондоне,
Волластон тоже уехал к морю, а редактор срочно требовал статью. И Фарадей
сдал статью в номер.
Когда Дэви и Волластон вернулись из отпуска, их ожидал уже номер журнала
со статьей Фарадея, где ни словом не упоминалось о Волластоне или Дэви...
Статья была подписана одной буквой "М", а добавка, с описанием
электромагнитного вращения, - полным именем Фарадея.
Фарадей никогда не брал патентов на свои изобретения и совершенно не
предпринимал никаких попыток к доведению их до практического использования.
"Мне скорее хотелось бы отыскать новые факты и новые соотношения, связанные
с магнитоэлектрической индукцией, чем увеличивать мощность достигнутых
эффектов".
По Королевскому институту поползли слухи...
Под угрозу стал не только приоритет Фарадея в осуществлении
электромагнитного вращения, но и вся его научная карьера - что может быть
страшнее для ученого, чем обвинение в научной недобросовестности!
Фарадей решает поговорить с Волластоном начистоту. Он пишет ему
обстоятельное и откровенное послание и через некоторое время получает ответ:
"Сэр! Мне кажется, что Вы находитесь в заблуждении, преувеличивая силу
моих чувств по поводу тех обстоятельств, о которых Вы пишете.
Что касается мнения, которое другие лица могут иметь о Ваших поступках,
то это дело целиком Ваше и меня не касается, но если Вы считаете, что не
заслужили упрека в недобросовестном пользовании чужими мыслями, то Вам, как
мне кажется, не следует придавать большого значения всему этому
происшествию.
Однако, если Вы, тем не менее, не отказались от желания иметь беседу со
мной, и если Вам удобно зайти ко мне завтра утром, между десятью и 10,5
часами, то можете быть уверены, что застанете меня дома.
Ваш покорный слуга
У. X. Волластон".
Встреча состоялась, причем, по-видимому, Волластон принял во внимание
обстоятельства, из-за которых его имя не было упомянуто в статье, и с высоты
своих научных заслуг решил отказаться от каких-либо претензий к Фарадею,
молодому, симпатичному ему ученому, не числящему еще за собой каких-либо
серьезных научных заслуг. По-видимому, он так и не понял до конца
революционности опыта, считая прибор Фарадея малозначащей игрушкой. А это
был первый электродвигатель! Знай это Волластон, он, вероятно, не отказался
бы от претензий так легко.
Так или иначе, после встречи отношение Волластона к Фарадею стало очень
сердечным - он не упускал случая заглянуть в лабораторию молодого
исследователя, замолвить о нем доброе слово.
К сожалению, того же нельзя сказать о Дэви - его отношение к Фарадею
становилось все прохладнее. В его отношении - сложный букет чувств: и
бесспорное восхищение способностями Фарадея, и ревность по отношению к более
удачливому коллеге, гордость за своего ученика и обида за отрицательный
отзыв, написанный на одно из изобретений Дэви Фарадеем. Не разобрался Дэви
как следует и в случае с открытием электромагнитного вращения, да и леди
Дэви вряд ли поминала бывшего "слугу" добрыми словами...
Положение осложнилось тем, что Дэви был президентом Лондонского
королевского общества, и поэтому, когда ввиду больших научных заслуг Фарадея
встал вопрос об избрании его в Королевское общество (честь, эквивалентная
нашему избранию в академики), Дэви не поддержал предложение (кстати сказать,
первым подписал предложение Волластон). Потребовалось вмешательство друзей и
доброжелателей Фарадея, чтобы сломить сопротивление Дэви и выставить
кандидатуру Фарадея на голосование. Протокол общества от 1 мая 1823 года
сохраняет для нас заявление тех, кто предложил его кандидатуру:
"Сэр Майкл Фарадей, превосходно знающий основы химии, автор многих
сочинений, опубликованных в трудах Королевского общества, изъявляет желание
вступить в число членов этого общества, и мы, нижеподписавшиеся, рекомендуем
лично нам известного Фарадея, как лицо, безусловно достойное этой чести, и
полагаем, что он будет для нас полезным и ценным членом".
После голосования в урне оказался лишь один "черный шар". Многие
исследователи полагают, что его бросил Дэви. Трудно через полтора столетия
судить об этом с полной определенностью.
Избрание Фарадея состоялось в 1824 году, через одиннадцать лет после
назначения его лаборантом.
Звезда Дэви в те годы начала меркнуть. Уже несколько лет он не публиковал
научных статей, в 1826 году он в последний раз провел эксперимент в
лаборатории Королевского института. Можно предположить, что он ушел на
покой, устав от жизни в науке. Видимо, его созидательный гений уже иссяк, он
тяжело осознавал это и удалился... Ему было всего лишь сорок восемь лет.
Пятидесяти лет он, тяжело переживая свой творческий кризис, поехал
развеяться за границу, где вскоре скончался.
Он сделал много великих откр