, какой царил в России
в первой половине XVIII в после смерти Петра; ряд неудачных, бесталанных
правительств сменяли друг друга; дворцовые революции и интриги расшатывали
страну. Лишь благоприятная внешняя конъюнктура и глубокая творческая работа
шедшая в среде русского общества и народа, совершили вопреки всему дальнейший
рост и укрепление новой культуры в России. Это ясно видно и по результатам
Великой Сибирской экспедиции.
Малообразованные люди, стоявшие во главе правительства того времени, боялись
всего. Вернулись к старой практике московских приказов - из всего делать
"государеву тайну". В новых на вид коллегиальных учреждениях царила старая
рутина. В них [были] погребены научные открытия, достигнутые русскими людьми.
Результаты Великой Сибирской экспедиции считались государственной тайной.
Немногое отразилось на карте 1745 г., кое-что проникло в печать в научной
литературе. Имена Беринга, Чирикова были неизвестны. Были [неизвестны] и эти
экспедиции, и главные их результаты, достигнутые русскими людьми [48]. О первой
экспедиции Беринга не было ничего своевременно напечатано. По-видимому, в атлас
Кирилова (1737) и в Академический (1745) более правильные сведения о форме
северо-восточных окраин Азии проникли кружным путем, через карты Зиновьева
(1727), составленные по поручению графа Владиславича [49]. В научную литературу
первые точные указания проникли через Дюгальда в 1736 г.93 [50]. Дюгальд,
сохранивший нам в своем труде работу китайских миссионеров-иезуитов, дал и карту
путешествий Беринга, составленную знаменитым картографом д'Анвилем еще в 1732
г.94 Дюгальд указывает, что он получил свои сведения от польского короля, но,
по-видимому, их дал д'Анвилю Делиль В этом Делиль был обвинен перед Сенатом
Шумахером,95 и это явилось одной из причин его отъезда из России [51].
Вернувшись в Париж, Делиль в 1752 г. впервые сделал известными ученому миру
результаты второй экспедиции Беринга и Чирикова. Книга Делиля96 произвела
скандал, его обвиняли в разглашении государственной тайны, в нарушении принятого
им на себя обязательства. Однако ошибки и неполнота изложения вызвали наконец
нарушение тайны. Миллер по поручению президента Академии графа Разумовского в
анонимном, направленном лично против Делиля памфлете97 опубликовал в 1753 г.
новые научные данные, извлеченные из результатов сибирских путешествий. Академия
наук в 1754 г. издала на французском языке карту Сибири, где были опубликованы
результаты исследований Беринга и Чирикова и Великой Сибирской экспедиции.98
Через несколько лет, в 1758 г., Миллер в цельной картине восстановил всю
коллективную работу русских землепроходцев-исследователей XVII и XVIII вв.
В то самое время, когда русское правительство бросало в архивы результаты
экспедиции, уводило свои суда в тот момент, когда надо было взять результат
работы, - в это время дело продолжалось само собой, инициативой частных русских
людей - купцов и промышленников.99 Корабль Чирикова в 1741 г. вернулся с
огромной добычей: на диких, малолюдных островах и берегах Северной Америки он
открыл огромные нетронутые богатства пушных зверей. Кроме множества драгоценных
мехов, его корабль привез 900 бобровых шкур.
Известия, привезенные Чириковым, возбудили на местах страсть к наживе и
приключениям - океан не остановил движения русских предпринимателей на восток.
Уже летом 1743 г. на маленьком судне "Капитон" сержант Нижнекамчатской команды
Е. Басов на средства московского купца А. Серебренникова отплыл к Берингову
острову [52].
Экспедиция Басова была началом движения, которое продолжалось до конца XVIII
столетия и привело к созданию Российско-Американской компании и присоединению к
России Северных островов и Аляски, потерянных только в 1860-х годах благодаря
государственной ошибке Александра II и Пещурова [53]. В результате этого
движения экспедициями Е. Басова, Н. Трапезникова, Лебедева-Ласточкина, П.
Зайкова, И. Лапина, М. Неводчикова, Г. Шелехова, Г. Прибылова было сделано
множество географических открытий, материал которых наносился на карты Нагаевым
и другими и не пропал напрасно для науки...100
Вместе с тем эта экспедиция и государственные предприятия на берегах Тихого
океана возбудили промышленную и искательскую деятельность и в ближайшем
побережье, например на Шантарских островах101 и т. д. Эта деятельность русского
народа не была осознана лишь благодаря дезорганизации русской государственной
власти. Мы открываем ее вновь в архивах.
В этой работе принимали деятельное участие люди, непосредственно связанные с
Великой Сибирской экспедицией. С ней был связан и Басов. Другой добытчик этой
эпохи - М. Неводчиков,102 открывший Алеутские острова, - из купеческой семьи,
служил в Сибирской экспедиции, в 1742 г. был определен в должности
"геодезической", в 1745 г. впервые с купцом А. Чебаевским снарядил бот для
плаваний, а с 1752 по 1767 г. в качестве подштурмана плавал все время по берегам
северных частей Восточного океана. Влияние Сибирской экспедиции через таких
людей длилось долго после ее окончания.
4.3 История карты Российской империи. Атлас 1745 г. Ремезов. Брюс. Соймонов.
Кирилов. Делиль. Великая Сибирская экспедиция. Нагаев.
  Прежде сего осмаго на десять века о Российской империи географическое описание
  собственно на российском языке совершенную скудость имело, но только от единых
  чужестранцев зависело и зависит.
  . И. Кирилов. 1734 г.103
В связи с решением географического вопроса о границах Старого и Нового Света
Петру принадлежит заслуга, может быть, не меньшего значения - составление
научной географической карты новой Русской империи, прилежащих морей и
пограничных азиатских земель.
И здесь Петр явился инициатором - дал толчок, но закончена работа была даже в
первом приближении, вчерне, долгие годы спустя после его смерти, в
елисаветинское время.
Конец XVII - начало XVIII в. было началом систематической научной картографии. В
это время, однако, большая часть европейского цивилизованного мира не имела
точной, основанной на геодезических или астрономических приемах, нанесенной
геометрически правильно географической карты. Петр начал заботы о карте как раз
в то время или около того времени, когда ее создание явилось государственной
задачей и в других европейских странах. Однако там задача была проще и легче,
ибо в них существовало больше точных точек опоры, накопленных предыдущей
культурной работой, астрономически определенных пунктов, глазомерных съемок,
приведших к нашей современной карте. С другой стороны, и области, подлежащие
нанесению на карту в отдельных мелких европейских странах, не могли по своим
размерам сравниваться с той огромной частью земной поверхности, какая служила
местом работы русских астрономов и геодезистов.
По одному этому задача составления точной географической карты России в это
время была задачей, не имевшей прецедента в истории картографии. Ее исполнение
являлось с научной точки зрения делом исключительно важным, так как почти
удваивало область картографически в то время точно известного.
К концу XVII в. европейская картография была новым культурным приобретением.
Едва ли могла она насчитывать 100-150 лет. В первой половине XV в. работами
датчанина Н. Сварта и несколько позже, во второй половине века, работами
неизвестных ближе немецкого монаха Николая (Nicolaus Germanus) и Генриха
Мартеллуса впервые результаты вековой морской работы каботажных плаваний -
портуланы - были соединены в единое целое с картами Птолемея и Автодемона,
перешедшими из времен греко-римской цивилизации.104 В них внесены были
результаты чертежной работы в странах, мало известных Птолемею, - Испании,
Великобритании, Скандинавского Севера.
Работа Сварта и Николая, сделанная в Италии, почти совпала с новой эпохой
открытий. Великие морские путешествия сразу раздвинули рамки старого мира,
вызвали необходимость новых, вполне свободных от культурного горизонта
греко-римского мира карт. Такие карты были созданы работой отдельных ученых в
свободных городах прирейнских стран. Здесь, в Сен-Дио в Лотарингии, впервые в
1507 г. Вальдземюллер издал карту новых открытий, разорвавшую с традицией
Птолемея,105 в то же время в первой половине XVI в. Гемма Фризий,106 профессор в
Льеже, дал новые методы триангуляций, а его ученик Меркатор107 - новые способы
картографических проекций. К концу XVI столетия Эртель (Ортелий) издал первый
атлас, понемногу вбиравший все новые страны и новые чертежи, делавшиеся
известными странам культурной Европы.108 Меркатор и Эртель (конец XVI в.) - это
начало современной ученой картографии. Только с этого времени были окончательно
отодвинуты в сторону и понемногу сошли на нет те чертежи, которые строились
работой канцелярий или практиков, не имеющих ясного понятия о научных приемах
работы, о геодезии. Московская Русь отстала здесь на целое столетие - в ней в
конце XVII в. было еще живо то, что на Западе было смертельно поражено в конце
XVI столетия.
Однако в эпоху Петра и на Западе были еще живы и сильны создания Меркатора и
Эртеля, которые произвели этот переворот в европейской картографии. Они, все
время меняясь и исправляясь, господствовали в течение всего XVII столетия, и
новые течения стали на их место в первой половийе XVIII в., как раз в эпоху,
когда шло составление географической карты Российской империи.
Нельзя не отметить, что сама постановка создания правительственной карты России
была в это время делом новым. Как мы видели, картография в своих основных чертах
развивалась в это время усилиями частных лиц; она нашла себе прибежище в
свободных городах Голландии, Фландрии, Рейнских областей - вне прямой
зависимости от больших государств. Объяснением этого является то, что
правительства европейских стран противились изданию хороших географических
атласов, считая их опасными с военной точки зрения.109 Географические атласы
вследствие этого ушли в те города, которые были недосягаемы цензуре, служили
убежищем свободного типографского станка.
Едва ли будет ошибочным оценить и здесь свободный от предрассудков
государственный гений Петра: для Петра географическая карта имела не только
военное значение.
Территория тогдашней России на атласах и картах того времени была представлена
различным образом.110 Часть ее была уже к этому времени более или менее
захвачена новыми методами, выработанными наукой XVI-XVII столетий, другая
являлась в своей основе созданием далеких от точного знания приемов и навыков
московских чертежников.
Область более точно известная представляла берега Балтийского моря; значительная
часть Остзейских провинций была нанесена в это время на карты с той точностью,
какая была обычна для других европейских стран. Недурные карты этих мест были
уже в ходу в конце XVI столетия.
Точно так же кое-какие картографические основы существовали и для некоторых мест
Московского царства, отнятых в XVII столетии от Польши. Для всей западной
пограничной полосы - Витебская, Смоленская и т. д. - уже в XVI столетии были
даны недурные карты. Имелись они и в общих чертах в допетровское время для
Малороссии, по крайней мере в частях ее, прилегавших к Днепру. Везде здесь
картографическая работа была результатом культурной работы Польши. Судьба
картографии в Польше, как судьба всей ее научной работы, была очень неодинакова
в течение столетий. В эпоху Петра эта работа была в упадке, но не так было
раньше. Картографическая работа никогда не велась здесь государством в той мере,
как она велась в Московской Руси. Есть указания111 на старинные (начала XV в.)
чертежи Польского государства, исходившие из канцелярий, но они не сохранились.
Издавать чертежи стало делом и инициативой отдельных частных лиц. Одновременно с
созданием новой картографии в Европе и в пределах Речи Посполитой и Литвы в
кругу европейских образованных астрономов в начале XVI в. начались
географические работы, основанные на точной астрономической работе. Одним из
первых картографов был современник и знакомый Коперника, краковский профессор,
позже прелат Бернард Ваповский (ум. 1535),112 родом из Руси, может быть,
русского происхождения. По-видимому, Ваповскому113 еще в бытность его в Италии
принадлежит указание Польши и Руси на первой карте, изданной в Риме Марком де
Беневенто114 в 1507 г. - одновременно с работой Вальдземюллера. Позже Ваповский,
по-видимому, издал карты Польши, Литвы, Московии, Руси - карты, которые до нас
не дошли [54]. Работа Ваповского продолжалась другими в XVI в. Позже, в начале
XVII в., была издана карта Литвы и сопредельных стран, составленная многолетней
работой несвижского князя Н. Радзивилла-Сиротки, при участии гравера Маковского.
Карта Радзивилла, вышедшая в 1613 г., давала ряд относительно точных данных для
западных провинций Московского царства. В XVII столетии научная жизнь Польши
была в упадке, делавшемся все более и более глубоким с ходом времени; когда-то
бывшая самостоятельная научная работа в стране была совершенно забыта. О старых
польских картографических работах XVI и начала XVII в. - по немногим следам -
знаем мы в XX в. Их открыли в XIX в. и открывают теперь. Но о них не знали в
Польше в XVIII или в конце XVII в. В XVII в. иностранцем, французским инженером
Левассер де Бопланом была составлена новая карта Польши, основанная для Украины
на самостоятельных съемках более или менее глазомерного характера. В этой карте
были даны новые данные для картографии Малороссии. Карта Боплана была переведена
на русский язык и издана Петром в начале XVIII столетия в Москве. Научной,
точной географической карты Польши в это время не было. Надо было ждать
несколько поколений, 1760-х годов, когда по инициативе Станислава Августа
начались астрономические съемки Вильно (1766-1770), Литвы, Курляндии, Подляшья и
т. д.115 Но в это время географическая карта России стояла уже на более высоком
уровне.
Картографические данные польских и немецких ученых на новых территориях,
отошедших от Польши или отвоеванных от шведов, по своему качеству, очевидно, не
могли удовлетворить требований начала XVIII столетия, так как для большей части
территории в своих основах восходили к концу XVI, самое позднее к середине XVII
в. (Боплан работал в 1631-1648 гг.). И все же с ними не могла быть сравниваема
картография остальной России - от восточных пределов Псковской, Новгородской,
Смоленской земель, восточной Гетманщины вплоть до далеких пределов Сибири -
берегов Тихого и Ледовитого океанов, степных границ Азии. Здесь приходилось
пользоваться самодельной работой московских приказов. Очевидно, знание
пространства "государевых земель", учет государственного владения являлись
издавна предметом забот московского правительства, были для него совершенно
первостепенной государственной потребностью.
К сожалению, история чертежной работы Московского царства для нас до сих пор во
многом загадочна и совершенно не изучена. Несомненно, долгой работой, должно
быть поколений, в московских приказах установились приемы описаний и чертежей,
которые давали громоздкий, но практически довольно точный ответ на те вопросы,
которые ставила тогдашняя государственная жизнь.
Но как сложилась эта работа - мы точно не знаем. Несомненно, практика этих работ
идет далеко в глубь веков, должно быть, и в домосковскую Русь.
Может быть, следы этих работ мы находим в географических описаниях наших
летописей - едва ли можно было точно давать их без чертежей и без карт того или
иного характера. Здесь мы видим своеобразную работу географических
представлений, приуроченных к водным путям - и рекам и волокам. Но генезис этой
работы нам совершенно неясен. В пределах Западной Европы мы не видим ничего
аналогичного, кроме древних римских дорожников и прибрежных портуланов. Только
последние аналогичны по грандиозности поставленных задач чертежной работе
древней Руси.116
Совершенно неясно, как развилась в Московской Руси эта чертежная работа. На
Западе некоторую аналогию ей мы видим в чертежной работе северных стран -
Скандинавии, Дании, но здесь главный центр работы лежал в морских картах. Как
известно, и по отношению к этой работе - для XIII в. - задача их происхождения
является загадкой. Попытка видеть в ней влияние византийско-греческой работы,
как думал Норденшельд, является чрезвычайно сомнительной и совершенно
недоказанной.117 К тому же до сих пор история византийской картографии является
для нас совершенно темной областью, и, например, морских портуланов в Византии,
по-видимому, совсем не было.118
Не надо вместе с тем думать, что скандинавские чертежи представляли из себя
что-нибудь крупное и отличались в хорошую сторону от чертежей Московской Руси.
Для средних веков для Скандинавии мы не знаем собственных карт. Еще в конце XVI
в. карта Северной Швеции ничего не имела общего с современной, нередко с Россией
соединялась Гренландия.119
Конечно, при довольно живых сношениях древней Руси не только с Византией, но и
со Скандинавскими странами можно было бы считать возможным известные взаимные
влияния в этой области. Однако у нас нет никаких ясных указаний, кроме текста
летописных географических сведений, о картах домосковской Руси. У нас есть лишь
косвенные указания, которые как будто бы дают возможность думать, что в
Московскую Русь перешли навыки государственных русских организаций иного
характера, в данном случае Великого Новгорода. Надо думать, что его большие
сухопутные колониальные владения и предприятия требовали чертежных работ.
Странным образом и для Московской Руси главные и наиболее сохранные данные о
чертежной работе как раз касаются северных областей, где сохранились навыки и
влияние древнего Новгорода. Отсюда они перешли и в Сибирь. Первые сведения о
чертежных работах Московской Руси сохранены иностранцами для начала XVI в.
Очевидно, карты шли гораздо далее в глубь веков.
Можно даже до известной степени представить себе характер этой работы, так как
иностранцы не могли пользоваться подлинными чертежами приказов, они имели дело с
частными копиями, нередко с оригиналами тех чертежей, которые поступали затем в
приказы. Ибо, конечно, и эта вековая коллективная работа приказов делалась
личным творчеством. Мы встречаем всюду чертежи, сведенные и обработанные
определенными лицами. И для первых чертежей, до нас дошедших, XVI в., есть
указания на определенных лиц. Для этих чертежей новейшего времени необходимо
принять во внимание еще две возможности заимствований - восточные и западные. С
одной стороны, мы знаем, что аналогичная чертежная работа велась исстари на
Дальнем Востоке, в частности в Китае. Здесь сохранились карты из времен нашего
средневековья, с XII в., и есть несомненные указания на то, что карты
существовали за много столетий раньше.120 Китайские знания простирались за
пределы современного Китая, в области Азии, занятые ныне Россией, и ими
воспользовались в своих работах иезуитские миссионеры и ученые в Китае в начале
XVIII в., а через них работа китайцев проникла в Западную Европу. Нельзя
забывать, что роль Китая в истории московской цивилизации не выяснена. Из Китая
Русь в культурной жизни заимствовала многое. Надо помнить, что в эпоху первых
татарских владетелей в царство одного и того же лица входили и Русь и Китай и
сношения Руси с Китаем были просты и легкодоступны. Очень возможно здесь и более
позднее влияние на татар мусульманских навыков, хотя для восточных мусульманских
("арабских") стран у нас нет ясных указаний на чертежную работу, подобную
китайской. Карты арабов далеко не являются шагом вперед по сравнению с
древнегреческими.121 В них всегда есть сильные заимствования у Западной Европы;
даже все дошедшие до нас средневековые арабские морские карты являются копиями
итальянских.122
Для XVI и позднейших веков должно было гораздо резче сказаться новое
западноевропейское, в частности польское, влияние. Уже Ваповский (1526) готовил,
или, может быть, выпустил, карту Московии, до нас не дошедшую. В XVI в. Московия
всюду появилась на западных картах. Очень возможна здесь работа польских, может
быть, за