я перед Россией, с этой точки зрения была сформулирована Лейбницем
позже - в проекте письма к Петру Великому в 1712 г. - следующим образом:
"Кажется, что божиим намерением (Schickung) является, чтобы наука обошла земной
круг и чтобы теперь изошла из Скифии и что Ваше Величество избраны в этом случае
(dies-falls) за ея орудие, так как Вы, с одной стороны, из Европы, с другой - из
Китая можете взять лучшее и улучшить то, что обе (страны) сделали".15
3.3 Значение личности в истории науки
Сознание государственной пользы заставило Московскую Русь пойти на выучку в
Европу, но эта выучка была в это время теснейшим образом связана уже с научным
исканием. Едва ли будет ошибочным считать, что разница между культурой
Московской Руси в XV и XVI столетиях по сравнению с культурой Западной Европы в
те же столетия была меньше, чем в XVII в., если мы будем принимать во внимание
те стороны культуры, которые имеют значение для государственного благополучия.
То, что особенно отличало московскую и западную культуру, было теснейшим образом
связано с начавшимся влиянием точных наук и наук о природе на практическую
жизнь. Государственное самосохранение указывало на необходимость перехода в
новые формы, и великим счастьем для Московской Руси было то, что во главе
правительственной власти стоял в ней в то время такой человек, как Петр. Вступив
на новый путь и стремясь к государственному благу, столь ярко провозглашенному
Петром Великим, русские скоро увидели, что нельзя только учиться и брать готовым
добытое - надо было научиться добывать знание. Одним из первых увидел это Петр,
и из сознания государственной пользы этот человек, малых отвлеченных интересов,
но огромного ума и дела, не только изменил условия русской государственной и
общественной жизни, не только сделал выгодным перенимание того, что было
известно на Западе, - он ввел русское общество и русскую государственность в
творческую научную работу.
Петр Великий - это первое имя, которое мы встречаем в истории сознательной
научной работы русского народа.16 Как во многом другом, так и здесь мы до сих
пор чувствуем мощное движение, которое было наложено на жизнь нашей страны
гением этого человека...
Прежде чем идти дальше, я хочу остановиться в нескольких словах на одном споре,
который еще недавно горячо обсуждался в кругу русской интеллигенции и сейчас не
решен, хотя интерес к нему ослабел, - о влиянии личности на ход исторического
процесса. Было время, когда история состояла только из биографий лиц, имевших
влияние или значение в жизни, когда все события сосредоточивались вокруг
личностей правителей. Интерес к истории народа, к незаметным изменениям быта, к
истории безвестной толпы отсутствовал. Позже началась обратная крайность: стала
получаться история без лиц и без событий, связанная с изучением векового
процесса распадения или изменения общественного строя.
История науки не может идти по этому последнему пути. Несомненно, роль
безвестной толпы в истории науки огромна; творческие усилия безличных деятелей,
работающих коллективно, прикладывающих каждый свой штрих к сделанному другими,
играют в науке большую роль, чем это обычно думается. И здесь сильна
коллективная работа тех, кто только один момент своей жизни прикасались к
историческому событию, прикасались бессознательно, без желания и понимания
сделать то, что они сделали. Мы ознакомимся с такой коллективной работой русских
землепроходцев, мы увидим такую работу, введенную в научный обиход, в собранных
учеными-путешественниками наблюдениях охотников или деревенских обывателей. Но,
признавая значение этой работы толпы, историк науки не может считать ее основной
канвой исторического процесса. История науки не делается этой коллективной
работой. В ней выступают вперед отдельные личности, резко выделяющиеся среди
толпы или силой своего ума, или его ясностью, или широтой мысли, или энергией
воли, интуицией, творчеством, пониманием окружающего. Очень часто их открытая и
стремления не могут даже быть поняты современниками: так далеко вперед уходит
мысль отдельных лиц среди коллективной работы общества. По-видимому, даже
многократное открытие одной и той же истины, приближение к ней с разных сторон,
в разных местах, в разные времена, прежде чем она будет осознана, понята и
войдет в науку, является обычным явлением в истории науки. Все непонятые
исследователи не живут на необитаемом острове - они всегда находятся в общении с
окружающими, их затерянные мемуары - и даже рукописи - обычно попадают во много
рук и оказывают влияние, которое не может быть или с трудом может быть точно
констатировано историческими изысканиями, но которое тем не менее реально
существует, Так, например, более тщательные исследования указывают на прямое
влияние на научную работу идей, сохранившихся в рукописях Леонардо да Винчи,
столетия позже их написания. Ими пользовались исследователи. Благодаря
счастливым случайностям можно было открыть влияние Леонардо даже в
произведениях, где имя его умалчивалось. Можно было проследить влияние его
неопубликованных идей начала XVI столетия в работах XVII столетия, создавших
науку нашего времени, - в трудах Галилея или Паскаля.17 В истории идей мы
постоянно наталкиваемся на то же самое. Научная среда есть живая среда, где есть
свои традиции, где царят легенда и глубокие предания... И здесь, как везде,
сухая запись или документ, лежащие в основе исторического изыскания, дают лишь
отдаленное представление о реально шедшем процессе...
В научном творчестве всегда должны действовать отдельные личности, в своей жизни
или в данный момент возвышающиеся среди среднего уровня. И эти выдающиеся люди
не могут быть заменены в большинстве научных открытий коллективной работой
многих.
Несомненно, если бы Ньютон не опубликовал в 1687 г. свою натуральную философию,
законы всемирного тяготения были бы позже открыты кем-нибудь другим. Их форма,
связанная с языком, интересами дня и научными представлениями, была бы, может
быть, иная, но существо было бы то же самое. Однако в истории человечества
совершенно небезразлично, были ли они открыты десятками лет раньше или позже.
Ход научного движения был бы от этого совершенно иной. Мало того, что это
отразилось бы на всех наших знаниях в самых разнообразных областях человеческой
мысли и человеческой культуры, хронология открытия может иметь и другое
значение: наука и научная мысль входят в состав всей культурной жизни
человечества - мы лишь в своей абстракции отделяем их от нее. Их значение
зависит от состояния культуры: открытие, сделанное в одной исторической
обстановке, может оказать совершенно иное влияние, чем открытое в другой. Это
может зависеть от очень материальных, чисто "реальных" условий. Если, например,
данное общество дает достаточно материальных средств для научной работы в одном
фазисе своего развития и не дает его в другом - значение и влияние научного
открытия, сделанного в тот или другой момент истории, может быть совершенно
иным.
Но помимо такого чисто хронологического значения, отнюдь не безразлично влияние
данной личности в научном открытии и в другом смысле. Мы знаем из наблюдения
истории науки, что иногда научный исследователь узнает отдельные истины
столетиями раньше, чем они сделались общим достоянием, причем он может охватить
предмет исследования совершенно необычным образом. Наблюдались случаи, когда
долго спустя не повторялись благоприятные обстоятельства для открытия всего
того, что было доступно для данной личности. То, что было бы дано этим лицом в
данный момент, единовременно, - то при повторном открытии разносится на разные
десятилетия или даже столетия. Ясно, какое огромное влияние скрывается благодаря
этому в роли личности в истории научной мысли.
Мы имеем в истории науки любопытные примеры подобных предвидений. То, что было
одновременно известно Леонардо да Винчи, открывалось позже на протяжении трех
столетий разновременно - в XVII, XVIII, XIX столетиях. Одновременно известное
Ломоносову вновь было открываемо, частью в том же XVIII, частью в XIX в.
Французский математик XVII столетия Ферма дал ряд теорем, для которых он не
успел или не захотел дать доказательств. Это была очень странная, безалаберная и
очень капризная фигура - с великими ошибками и великими открытиями в науке. Эти
теоремы в течение трех веков служили темой для работ сотен, если не тысяч людей.
Кажется, сейчас осталось доказать только одну теорему. И каждый год на ней
изощряются все любители математического спорта. Оценка ошибок этих искателей
является одним из несчастий для учреждений, имеющих задачей суждение о научной
ценности открываемого. Как бы то ни было, теорема была найдена или угадана Ферма
в XVII в. - она верна, но до сих пор, несмотря на усилия тысяч людей, доказана
не была.18
Едва ли нужна более яркая черта для оценки значения личности в научном
творчестве.
Сколько бесконечных выводов - логически правильных - можем мы отсюда сделать,
если вдумаемся в это положение.
3.4 Введение научной работы в России Петром Великим как дела государственной
пользы.
В истории научной работы в России подымается при самом начале личность царя
Петра. Петр не сделал научных открытий. Выдающихся научных работников в области
точных наук никогда не было среди крупных государственных деятелей. Но Петр
принадлежит истории науки потому, что он положил прочное начало научной
творческой работе нашего общества.
Он действовал здесь как организатор и инициатор научных изысканий, не только
давая средства для работы, но и ставя для решения определенные задания. В то же
самое время он создавал в нашей стране своей политической деятельностью орудия и
возможность научного исследования.
Роль Петра Великого в истории культурной и государственной жизни нашей страны
давно оценена. Она возбуждала много споров, нередко переоценивалась - но и то,
что осталось в конце концов после исторических изысканий двух столетий,
совершенно достаточно для того, чтобы фигура этого человека в мировой истории
осталась колоссальной.
Уже всей своей жизнью, государственной и общественной деятельностью Петр оказал
могущественное влияние на научную мысль в России. Достаточно вспомнить создание
[твердой] границы с Западной Европой, открытие страны для иностранцев, изменение
состава и традиций русского общества введением в [него] и ассимиляцией
образованных иноземцев, создание новой, более удобной азбуки, - издание
переводной литературы, создание типографий, специальных (морских и медицинских)
школ, введение арабской цифири, посылку тысяч русских людей учиться в
заграничных высших школах и в практических технических центрах...
Но помимо этого косвенного влияния, история научной мысли в нашей стране
теснейшим образом связана с Петром Великим прямыми его созданиями, положившими
начало первым научным успехам русской нации.
Петр Великий не только хотел перенести формы западной жизни в нашу страну - он
хотел перенести тот ее дух, который создавал силу и государственное могущество.
Этот малообразованный в школьном смысле, но много знавший, начитанный самоучка19
понимал то, что не многие понимали в его время и что было скрыто от его
современников. Он понимал, что в страну надо перенести ту работу, которая
подымала неуклонно рост техники и естественнонаучных знаний. Он ясно сознавал
необходимость равного, а не подчиненного, ученического положения новой России на
Западе.
Этим объясняется стремление его привлечь в Россию иноземцев, самостоятельно
ведущих научную работу, техников, ищущих усовершенствования своей отрасли.
Этим объясняются и все его создания в смысле научного творчества. В этой работе
Петр исходил из идей государственной пользы и понял их так глубоко, что его
создания живы сейчас, а его идеи дали работу на многие десятилетия, и сейчас
даже мы реально сталкиваемся, как увидим, с некоторыми сторонами его
государственных помыслов.
Нельзя отрицать, что, хотя Петр исходил из идей государственной полезности, он в
то же время обладал поразительной любознательностью, заставлявшей его обращаться
к научным вопросам, тратить средства на [научные предприятия] и тогда, когда
прямая государственная полезность была неясна. Современники на Западе иногда
сравнивали порывистую любознательность Петра к научным новинкам с
любознательностью умного дикаря; несомненно, Петр был мало воспитанный человек,
далекий от аристократической светскости Запада и порвавший с аристократическим
хорошим воспитанием высшего московского общества того времени. Этим он шокировал
образованных, светских современников, но история показала, что в том, что он
вынес из наблюдения научных новинок, он видел гораздо глубже и больше того
общества, которое над ним смеялось.
Не раз проявлялись в словах и действиях Петра указания на яркую идейность,
которая им руководила в этой работе. Ярко проявилось это, как увидим, при
создании Академии наук. Но то же видим мы и в других случаях. В своих записках
X. Ф. Вебер передает речь Петра на пиру по случаю спуска корабля "Илья Пророк" в
1714 г. Петр говорил, между прочим: "Историки полагают колыбель всех знаний в
Греции, откуда (по превратности времени) они были изгнаны, перешли в Италию, а
потом распространились и по всем европейским землям, но невежеством наших
предков были приостановлены и не проникли далее Польши; а поляки, равно как и
немцы, пребывали в таком же непроходимом мраке невежества, в каком мы пребываем
доселе, и только непомерными трудами правителей своих открыли глаза и усвоили
себе прежние греческие искусства, науки и образ жизни. Теперь очередь приходит
до нас, если только вы поддержите меня в моих важных предприятиях, будете
слушаться без всяких отговорок и привыкнете свободно распознавать и изучать
добро и зло. Указанное выше передвижение наук я приравниваю к образованию крови
в человеческом теле, и сдается мне, что со временем они оставят теперешнее свое
местопребывание в Англии, Франции, Германии, продержатся несколько веков у нас и
затем возвратятся в свое исконное отечество - Грецию".20
Любопытно, что не только в понимании научных вопросов, но и в искусстве Петр был
выше среднего уровня "общества" своего времени.21
В научной творческой работе русского общества имя Петра должно быть связано: 1)
с попыткой решить определенные научные вопросы и 2) с созданием научных
организаций в нашей стране для научных исследований.
Любопытно, что определенные научные вопросы, поставленные Петром, определили на
долгие годы, на несколько поколений после него, научную работу русского
общества. Петр выдвинул вопросы географического характера, и главным образом
исследование крайних восточных пределов Русского царства. Исследование азиатской
России, в частности Сибири, получило такое значение, какое нам теперь кажется
странным и непонятным. На составление географической карты этих мест, познание
ее природы были истрачены средства и использованы силы, не имевшие ничего общего
с тем, что было сделано для этого в XIX столетии. Великая Сибирская экспедиция
1730-1740-х годов, как и [более ранняя] экспедиция Беринга [25], была
предприятием, финансирование которого должно было заставить призадуматься и
другие государства с более прочным бюджетом, чем Российская империя того
времени.
Для того чтобы понять смысл этой работы, мы должны отказаться на время от наших
теперешних мнений и перенестись к концу XVII и началу XVIII в. Мы видели уже,
что Китай представлялся тогда не тем, чем он оказался в исторической реальности,
затем, совершенно были неизвестны условия Северной Америки и неясны размеры
океана, отделявшего ее от Азии в северной части Тихого океана. Неясно было, где
кончались холодные, полярные страны. Сведения о Японии, которая тогда не была
известна даже в своем географическом положении, принимали фантастические
размеры; не знали, где кончается полярная суровая зима и где начинается
умеренный или теплый климат. Нельзя забывать, что климатические суровые условия
Азиатского материка отнюдь не отвечали представлениям европейцев, основанным на
условиях своей родины, и тому, что они вынесли из опыта западных берегов
Северной Америки.
Петр и ученые-географы начала XVIII в. всюду искали выхода к теплым морям и
богатым теплым странам. Еще в 1712 г. Лейбниц пытался выяснить и получить
известия о "людях, отправившихся из Сибири на Север так далеко, что они,
наконец, пришли в теплые страны"...22 Значительно позже - уже после не только
экспедиции Беринга, но и Великой Северной экспедиции, во второй половине XVIII
в. - ряд ученых (Бергман, Энгель и др.) считали, что около полюса находятся
теплые страны, что северо-восточный проход в Индию может быть найден и что
только политические соображения голландцев и русских скрывают действительность,
а академики Гмелин [26], Миллер и другие заведомо писали ложное23 [27].
Несомненно, действительность скоро окончательно разбила этот предрассудок, но
его возрождение во второй половине XVIII века ясно показывает заслугу, какую
имела работа русского общества в выявлении картины Земли.
Но и помимо этого, климат Сибири был суров по сравнению с областями Западной
Европы и даже России, лежащими между теми же широтами; причина этого была
неясна, и явление - совершенно неожиданное для ученых того времени. Понятия о
континентальном климате не было. Объясняли холод высотой места. Это последнее
объяснение было разбито много позже, во второй половине XVIII в..."
Петр выдвинул и поставил на первое место три задачи географического характера,
как мы увидим проникающие работу XVIII столетия: 1) составление географической
карты Российского государства, 2) определение границ Азии и ее отношения к
Америке, 3) выяснение географии и природных условий Сибири.
Вместе с тем он выдвинул к жизни и те первые формы научной работы, которые могли
привести к решению этих задач, но по основам своим они были гораздо более
глубокими и широкими. Ему принадлежит заслуга основания Академии наук, Публичной
библиотеки и естественноисторического музея - Кунсткамеры.
Весь XVIII век в значительной мере явился развитием этих заданий Петра [28].
Глава 4
Выяснение формы Азии и составление географической карты России
Глава 4. Выяснение формы Азии и составление карты России


1. Открытие морского пролива между Азией и Америкой в допетровской Руси
(Дежнев). - 2. Экспедиция Беринга. - 3. История карты Российской империи. Атлас
1745 г. Ремезов. Брюс. Соймонов. Кирилов. Делиль. Великая Сибирская экспедиция.
Нагаев.




4.1 Открытие морского пролива между Азией и Америкой в допетровской Руси
(Дежнев)
Решение вопроса о характере Азиатского континента экспедицией Беринга было
первой крупной научной работой русского общества. Это было первое великое
открытие, сделанное вошедшим в научное творчество государственным целым.
Географическая карта начала XVIII в., времен Петра, резко отличалась от
современной. Для Африки были нанесены на карту [общие] контуры, но ее
внутренность не была известна.
Эти контуры для Азии не были известны даже в такой степени, как их знали для
Африки. Весь северо-восток Азии был неизвестен; о положении Японии только
догадывались. Север Америки и ее западная часть, как побережье, так и
внутренность страны вплоть до Калифорнии, были почти совсем неизвестны. Где
кончалась Азия севернее Китая и как близко к ней приближалась Америка, было
неизвестно. Оставался невыясненным вопрос, не представляет ли
Европа-Азия-Африка-Америка единое целое, одну сушу, непосредственно
соединяющуюся перешейками. Мы знаем теперь из истории науки, что вопрос этот к
этому времени был в действительности уже вырешен определенным образом, но он не
был известен современной науке. Якутский казак С. Дежнев в 1648 г. объехал
северо-восток Азии и из Ледовитого океана вышел в океан Тихий. Донесения Дежнева
скрывались в приказах и канцеляриях Московского царства. На них не было обращено
внимание. Местные люди в Восточной Сибири, несомненно, знали о существовании
морского прохода из берегов Ледовитого океана в Анадырь и Камч