Владимир Иванович Вернадский.
   Очерки по истории естествознания в России в XVIII столетии


 Изд: "Наука"
 OCR, spellcheck: Сергей Мингалеев (smino@nonlin.bitp.kiev.ua)



Электронная версия подготовлена по изданию в книге:
В.И. Вернадский, Труды по истории науки в России (Москва, Наука, 1988).
Текст еще не полностью вычитан. Дата последней редакции 4 апреля 2000.



Содержание
1 Вводные замечания
1.1 От автора
1.2 Непрерывность научного творчества в России с начала XVIII столетия
1.3 Отсутствие преемственности и традиции
1.4 Научное творчество и научное образование
1.5 Научное творчество как часть национальной культуры
1.6 Единство процесса развития научной мысли
1.7 Общеобязательность научных результатов
2 Естествознание и математика перед началом научной работы в России
3 Петр великий как инициатор научной работы в России
3.1 Россия в научном познании европейцев в конце XVII века
3.2 Колебания России между Западом и Востоком
3.3 Значение личности в истории науки
3.4 Введение научной работы в России Петром Великим как дела государственной
пользы
4 Выяснение формы Азии и составление географической карты России
4.1 Открытие морского пролива между Азией и Америкой в допетровской Руси
(Дежнев)
4.2 Экспедиция Беринга
4.3 История карты Российской империи. Атлас 1745 г. Ремезов. Брюс. Соймонов.
Кирилов. Делиль. Великая Сибирская экспедиция. Нагаев

Вместо предисловия
Это самое крупное исследование В. И. Вернадского по истории русской науки.
Подлинник (типографский оттиск I главы с авторской правкой и рукопись III-VI
глав) хранится в Кабинете-музее В. И. Вернадского при Институте геохимии и
аналитической химии им. В. И. Вернадского АН СССР ( 1052-1053).
В апреле 1912 г. Вернадский читал в Петербургском университете необязательный
курс по истории естествознания XVIII в. в России. Было прочитано 6 лекций. В
письме к А. Е. Ферсману от 25 апреля 1912 г. он писал: "Совершенно завален
работой: начал лекции по истории естествознания в России XVIII в., а они у меня
не были написаны и материал не весь прочитан и собран. Читал и (написал) 4
лекции. В пятницу читаю две последние. Тема расширилась, и я доехал до Елизаветы
I" (Письма В. И. Вернадского к А. Е. Ферсману. М.: Наука, 1985, с. 45-46.
Подлинник письма см.: Архив АН СССР, ф. 518, on. 2, д. 6, л. 11, 11 об.)
Очевидно, Вернадский собирался летом этого года продолжить работу над лекциями и
несколько расширить объем всего курса. В цитированном письме к А. Е. Ферсману он
сообщал, в частности, о том, что хотел бы осенью прочитать подобный же курс в
Москве, в университете им. А. Л. Шанявского, причем на этот раз предполагал
включить в него не менее 8-10 лекций.
Судя по переписке 1912 г., Вернадский уже в мае начал доработку лекций и
переделку их в книгу. О своих планах, связанных с этой работой, он писал 4 мая
1912 г. Я. В. Самойлову: "...мои лекции кончились благополучно. Думаю, были
трудны. Я закончил их только 1740-ми годами, началом их. Много любопытного, и я
хочу их во всяком случае отделать и сейчас отделываю. Следующие главы, которые
обдумываю, - история математической работы в России и опытных наук - физики и
химии. Мне хочется взять в связи с попытками мысли в этом направлении в
допетровской Руси и работой в областях присоединенных и в то же время, в связи с
мировым движением в этих областях знания. Выйдет целая книга о XVIII в.
Намечаются рукописные вещи, которые, однако, я буду разыскивать уже позднее"
(Страницы автобиографии В. И. Вернадского. М.: Наука, 1981, с. 254. Подлинник
письма см.: ААН СССР, ф. 518, оп. 3, д. 1999, л. 27, 29.)
Первоначально работа называлась "Очерки по истории естественнонаучной мысли в
России в XVIII столетии". Она представляет собой переработку курса, прочитанного
в Петербургском университете. Подобно 6 лекциям этого курса, "Очерки" должны
были включать 6 глав, которые доводили изложение до 40-х годов XVIII в. Замысел
написать разделы, посвященные становлению и развитию математики, физики, химии и
других отраслей науки, остался неосуществленным.
Рукопись "Очерков" сохранилась не полностью. Первая (вводная) глава работы
опубликована в 1914 г. в 1 журнала "Русская мысль" под названием "Очерки по
истории естествознания в России в XVIII в.". В 1922 г. она была без изменений
перепечатана в сборнике статей В. И. Вернадского "Очерки и речи" (Пг., вып. II).
В настоящем издании эта глава воспроизводится по тексту журнальной публикации
1914 г. с учетом позднейших вставок и дополнений, сделанных автором в
принадлежавшем ему экземпляре оттиска.
Вторая глава до нас вообще не дошла. Она, как писал впоследствии В. И.
Вернадский, "должно быть, пропала среди бурных событий времени" (В. И.
Вернадский. Очерки и речи. Пг., 1922, вып. II, с. 40).
Сохранилась рукопись последних четырех глав. Они ранее не публиковались.
Рукопись представляет собой черновой вариант, над которым Вернадский, очевидно,
предполагал работать в дальнейшем. Об этом свидетельствуют существенные пробелы
в ссылочном аппарате, недописанные слова, редакционно не оформленные фразы, а
также заметки "для себя" в тексте и на полях - "уточнить", "проверить",
вопросительные знаки, взятые в скобки, и т. п.
В настоящем издании главы III-VI воспроизводятся по тексту рукописи. При
подготовке их к печати составители проверили те данные, которые, судя по
заметкам В. И. Вернадского, требовали уточнения (даты, имена и т. п.), и внесли
необходимые исправления. Кроме того, были уточнены и несколько дополнены
авторские ссылки.
Разумеется, за истекший более чем 60-летний период исторические сведения о
развитии естественных наук вообще, географических знаний в России в XVIII
столетии в особенности, пополнились новыми данными и фактами, нередко
фундаментального значения. Учесть все эти новые материалы при комментировании
столь обширного труда не представлялось возможным. Поэтому составители и
комментаторы отсылают читателей к соответствующей литературе, особенно вышедшей
в последние годы: История естествознания в России. М.: Изд-во АН СССР, 1957, т.
I; Развитие естествознания в России. М.: Наука, 1977 (Часть первая.
Естествознание в России в XVIII веке, с. 7-136); Вопросы географии петровского
времени. Л., 1975; Белов М. И. Арктическое мореплавание с древнейших времен до
середины XIX века. М.: 1956; Его же. Мангазея. Л., 1969; Его же. Подвиг Семена
Дежнева. М.: Мысль, 1973; Берг Л. С. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга,
1725-1742. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946; Гольденберг Л. А. Семен Ульянович
Ремезов - сибирский картограф и географ. М.: Наука, 1965; Его же. Федор Иванович
Соймонов (1692-1780). М.: Наука, 1966; Греков Б. И. Очерки из истории русских
географических исследований в 1725-1765 гг. М.: Изд-во АН СССР, 1960; Загорский
Ф. Н. Андрей Константинович Нартов (1693-1756). Л.: Наука, 1969; Лебедев Д. М.
География в России петровского времени. М.: Изд-во АН СССР, 1950; Леонов Н. И.
Александр Федорович Миддендорф (1815-1894). М.: Наука, 1967; Лукина Т. А. Иван
Иванович Лепехин (1740-1802). М.; Л.: Наука, 1965; Новлянская М. Г. Иван
Кирилович Кирилов - географ XVIII века. М.; Л.: Наука, 1964; Ее же. Филипп
Иоганн Страленберг. Его работы по исследованию Сибири (1676-1747). М.; Л.:
Наука, 1966; Ее же. Даниил Готлиб Мессершмидт и его работы по исследованию
Сибири (1685-1735). Л.: Наука, 1970; Раскин Н. М. Иван Петрович Кулибин
(1735-1818). М.; Л.: Наука, 1962, и др.
Глава 1
Вводные замечания


1. От автора. - 2. Непрерывность научного творчества в России с начала XVIII
столетия. - 3. Отсутствие преемственности и традиции. - 4. Научное творчество и
научное образование. - 5. Научное творчество как часть национальной культуры. -
6. Единство процесса развития научной мысли. - 7. Общеобязательность научных
результатов.




1.1 От автора
С большими сомнениями и с большими колебаниями приступаю я к этой работе.
Ясно и бесспорно вижу я всю трудность поставленной мною задачи. Ярко чувствую я
малую подготовленность натуралиста при переходе от лабораторной, полевой или
наблюдательной работы в область исторических изысканий. Ибо развитие научной
мысли находится в теснейшей и неразрывной связи с народным бытом и общественными
установлениями - ее развитие идет в сложной гуще исторической жизни, и лишь
долгим усилием научной работы и исторического творчества могут быть в хаосе
прошлого отысканы основания, которые поддерживают современные научные
построения, те корни, которые дадут ростки в будущем развитии научных исканий.
Работа их отыскания по методам исследования и по характеру подготовительных
знаний резко отличается от той, к какой привыкли мы в нашей области мертвой или
живой природы, столь далекой от сложных и капризных проявлений человеческой
личности, ее психической жизни или социальных отношений. Она требует таких
навыков, которые отсутствуют у натуралиста, жившего в другой области научного
мышления.
Эти обычные для историка науки трудности усилены сейчас тем, что историю
естественнонаучной и математической мысли в России приходится набрасывать,
кажется, в первый раз. Но как раз это последнее обстоятельство и заставляет меня
оставить в стороне свои колебания и выступить здесь со своим изложением. Ибо для
меня стоит вне сомнений необходимость понимания русским обществом значения в
истории человеческой мысли своей былой научной работы. Это необходимо не только
для правильного самоопределения русским обществом своего значения в истории
человечества, не только для выработки правильного национальное чувства, - это
необходимо прежде всего для дальнейшего роста и укрепления научной работы на
нашей родине... На каждом шагу мы чувствуем тот вред, какой наносится
дальнейшему научному развитию в нашей стране полным отсутствием исторического
понимания его прошлого, отсутствием в этой области исторической перспективы. Все
прошлое в области научной мысли представляется для широких кругов русского
общества tabula rasa.1 Лишь изредка мелькают в нем ничем не связанные отдельные
имена русских ученых.
Вследствие этого, не охраняемая и не оберегаемая национальным сознанием наука в
России находится в пренебрежении, и русским ученым приходится совершать свою
творческую работу в полном бессилии защитить элементарные условия научной
деятельности.
Принимая даже во внимание общие тяжелые условия жизни для человека XX в. в
обветшалых, несовершенных и во многом диких условиях нашего политического строя,
- даже в этих печальных рамках научная работа могла бы быть поставлена лучше,
если бы русское общество больше сознавало и понимало ее национальное значение.
Наука и научное творчество являются столь же далекими от политики, как и
искусство. Им нет дела до борьбы политических партий, они не связаны прямо с
государственным строем. В государственном быту, где правительственная власть или
поддерживающие ее общественные слои стоят на высоте своей задачи, науке нет дела
до политического строя [1]. Но у нас наука находится в полной власти
политических экспериментов, и, например, история нашей высшей школы вся написана
в этом смысле страдальческими письменами. Русское общество, без различия партий,
должно понять, что наука, как национальное благо, должна стоять выше партий. Оно
поняло и привыкло ценить русскую изящную литературу, русское искусство, русскую
музыку, Для него ясно их мировое значение, их тесная связь со всей сознательной
исторической жизнью народа. Но оно не сознает до сих пор, что совершенно наряду
с этими сторонами его культурной работы стоит и его творческая и
исследовательская научная работа в течение последних десяти поколений.
Отсутствие этого сознания и понимания представляет главную причину, почему в
борьбе за политические цели дня не охраняются у нас вечные интересы научной
мысли, почему, с другой стороны, так бедно, позорно бедно обставлена научная
деятельность в России и так жалки в этом отношении условия, в которых приходится
работать русским ученым. Умерший в 1912 г. выдающийся русский физик П. Н.
Лебедев создавал школу физиков в подвальном этаже физического кабинета
Московского университета, самого богатого в то время по научной обстановке
университета России. Он закончил свою полную научного творчества жизнь в
неналаженной обстановке городского университета Шанявского [2]. Единственная в
России императорская Академия наук в ряде своих учреждений обставлена была до
самого последнего времени, а отчасти и до сих пор, нищенски, и ее средства - до
новых штатов 1912 г. - были несравнимы с академиями маленьких государств Запада,
не говоря уже о научных созданиях великой англосаксонской расы, Штатов Северной
Америки [3].
1.2 Непрерывность научного творчества в России с начала XVIII столетия
Приступая к изложению истории в России одной из главнейших областей научной
мысли, я вынужден остановиться на характерных для нее общих условиях развития,
частью связанных с особенностями русской культуры, частью зависящих от
своеобразного положения научного творчества в мировой истории.
Изучая историю научной работы в России, прежде всего видишь, что творческая и
исследовательская работа русского общества идет все время без перерыва, каким-то
стихийным процессом, вопреки тем невозможным условиям, в какие она ставится
исторической обстановкой. Мы видим, что рост научной мысли и научной работы в
области естествознания и математики, вызванный превращением Московской Руси в
Российскую империю, начатый в Русском государстве и обществе инициативой Петра
Великого, не остановился и в те десятилетия разрухи и государственной или
правительственной анархии, какие были созданы в России неспособностью или
нравственной ничтожностью его преемников и низким уровнем организации
правительства.
Научная работа нации может совершаться под покровом волевого, сознательного
стремления правительственной власти и может идти силой волевых импульсов
отдельных лиц или общественных организаций при безразличии или даже
противодействии правительства. Однако она находится в прочном расцвете лишь при
сознательном единении этих обеих жизненных сил современного государства.
В России начало научной работе было положено правительством Петра, исходившего
из глубокого понимания государственной пользы. Но эта работа быстро нашла себе
почву в общественном сознании и не прерывалась в те долгие десятилетия, когда
иссякла государственная поддержка научного творчества.
В эти периоды научная работа находила себе другие пути и другую опору. В XVIII и
XIX вв. в России почвой, поддерживающей научную работу в изучаемых областях
знания, были: высшая школа, государственные предприятия, в связи с
завоевательной политикой многовековое стремление внутрь Азиатского материка,
развитие горного дела и медицины, искание военной мощи и морского могущества.
Мы видим здесь, в истории России, повторение того, что наблюдалось и в истории
других стран. И там - помимо сознательной поддержки государства - научная
творческая работа находила себе место в учреждениях, создаваемых государством с
другой целью, или в государственных предприятиях, казалось, далеких от всяких
научных интересов.
Однако напрасно было бы думать, что это неизбежно и что научная работа всегда
сопровождает эти проявления государственной жизни. Легко убедиться, что это не
так, что она находит себе там место лишь при наличности в стране, в обществе,
научной творческой мысли, людей, ею охваченных, с одной стороны, и благоприятных
внешних обстоятельств - с другой. В одной и той же стране она может в разное
время проявляться в одних предприятиях или организациях и отсутствовать в
других. В этом выражается конкретная историческая обстановка данного времени и
данного народа.
Так, например, мы напрасно стали бы искать научную творческую работу в области
естествознания и математики во французских университетах XVII и XVIII вв. (как и
в большинстве немецких университетов XVII столетия). Во Франции научная работа,
слабо поддерживаемая в это время государственной властью, находила себе место в
других областях - в государственных военных предприятиях, в свободных академиях
[4], в независимой от государства среде общества, среди богатых или обеспеченных
светских людей, среди врачей, аптекарей, горных деятелей, духовенства.
В истории отдельных народов и сильных государств, ведших энергичную политику,
бывали периоды, когда естественнонаучная творческая работа совсем отсутствовала.
Так, ее не было в XVII и XVIII вв. в Польской Речи Посполитой [5], хотя в ней
были и образованные, богатые слои общества, существовали высшие школы, велись
крупные государственные предприятия. Целыми поколениями отсутствовала она в
истории Испании, Португалии, Венгрии в разные времена их государственной жизни.
Само собою разумеется, ее не было в государствах, которые, как государство
Османов, вели даже мировую политику в XVI-XVII вв. и стояли в это время на
высоком уровне в области военной техники, творили в области искусства, но в
которых общество было совершенно оторвано от общения с культурным
человечеством.2
Для России чрезвычайно характерно, что вся научная творческая работа в течение
всего XVIII и почти вся в XIX в. была связана прямо или косвенно с
государственной организацией: она или вызывалась сознательно государственными
потребностями, или находила себе место, неожиданно для правительства и нередко
вопреки его желанию, в создаваемых им или поддерживаемых им для других целей
предприятиях, организациях, профессиях. Она создавалась при этом интеллигенцией
страны, представителями свободных профессий, деятельность которых так или иначе
признавалась государством ради приносимой ими конкретной пользы, - профессоров,
врачей, аптекарей, учителей, инженеров, - создавалась их личным усилием, по
личной инициативе или путем образуемых ими организаций. Эту работу вели
состоящие на государственной службе ученые, чиновники или офицеры, по своему
собственному почину творившие научную работу и в тех случаях, когда это не
вызывалось государственными потребностями дня.
Чрезвычайно характерно для русской жизни, что широкие, более обеспеченные массы
населения - православное духовенство и поместное дворянство - почти совершенно
не участвовали в этом национальном деле. В традиции православного духовенства
никогда не входило исполнение этой задачи; в этом оно резко отличалось от
духовенства католического или протестантского, среди которого никогда не
иссякала естественнонаучная творческая мысль и естественнонаучная работа.
История естествознания числит тысячи лиц, которые могли творить и совершать
научную работу вне всякой зависимости от государства, в недрах церкви. Нет
надобности углубляться в далекие века. Не говоря о служителях свободных
протестантских церквей, достаточно вспомнить для второй половины XIX столетия, в
гораздо более централизованной католической церкви, Менделя [6], ставившего свои
опыты над наследственностью в тиши моравского монастыря, или Секки [7],
работавшего в Риме в папской астрономической обсерватории. И сейчас сотни, если
не тысячи ученых-натуралистов являются служителями христианских церквей. Уровень
естественноисторического образования в западной духовной среде не ниже, а, может
быть, для протестантского духовенства выше уровня естественноисторического
образования родного ему общества. Но таких ученых-натуралистов православное
духовенство почти не имеет и почти не имело в своей среде.
В истории русской православной церкви известны даже попытки вызвать эту работу,
исходившие извне, например попытки Петра создать китайские миссии из
образованных духовных и в то же время врачей - правда, с целями
государственными, - попытки, кончившиеся полнейшей неудачей. В многовековой,
долгой истории русской церкви едва можно назвать несколько имен, сознательно
относившихся к окружающей их природе или углублявшихся в мир математики. Но
среди них нет ни одного выдающегося ученого3 [8].
Несомненно, эта характерная особенность русского духовенства не могла не
отразиться на истории естество