покойно возразила Грэнси.

    -  Да,  да,  я  понимаю, - пробормотала хозяйка реаглиссера. - Ну что ж,
    раз так...

    Я  спустился  внутрь  "Брами",  а  на моем месте появились Йоноо и Павел
    Береза.  С  немалым  трудом  удалось  закрепить канат за один из "Поясов
    плавучести".  Кто  бы  мог  предположить,  что  спиралеходу  потребуется
    буксировка!

    - Можно трогаться, - крикнул Йоноо. - Курс: норд-норд-вест!

    Между  "Брами" и суденышком легла пенная дорожка. Спиралеход качнулся и,
    словно   нехотя,   подчинился  посторонней  силе.  Через  минуту-полторы
    скорость  движения заметно возросла, а через четверть часа мы уже плыли,
    одолевая не менее десяти-одиннадцати миль в час.

    Грэнси  неспокойно  посматривала на экраны Наружного Обзора. Так же, как
    и   все   мы,   она   мечтала  сейчас  как  можно  скорее  выбраться  из
    "заколдованной"  зоны  сверхмагнетизма,  чтобы не встретиться более ни с
    кем из землян.

    Между  тем  Наталья  Ууль  выполняла  анализы воды и уже спустя три часа
    смогла обрадовать нас:

    -  Мощность  магнетизма  прогрессивно  снижается.  Сейчас она выше нормы
    только   в   шестьдесят   семь   раз...   Посмотрим,   что  будет  через
    тридцать-сорок миль.

    Ее  надежда  оправдывалась.  Спустя  еще  два  с половиной часа, приборы
    показали,  что  влияние  магнитного  потока  на  окружающую  среду - как
    водную, так и воздушную - становится близким к норме.

    -  Проверь  двигатели,  Йоноо, - попросила Грэнси. Йоноо тут же исполнил
    просьбу  и  доложил,  что ток на входных и выходных клеммах двигателей -
    есть, обмотка статора и ротора - под напряжением.

    - Включать? - спросил он нетерпеливо.

    - Нет, нет. Пока - нельзя!

    Грэнси  дала на реаглиссер сигнал о том, что в дальнейшей буксировке нет
    необходимости.   Пройдя   по   инерции  еще  с  четверть  мили,  "Брами"
    остановился. Реаглиссер подчалил к нему. Галия Джанму приветливо улыбалась:

    - Теперь мы оставляем вас, сотворцы. Надеюсь, что...

    Но Грэнси прервала ее и радушно сказала:

    -  Нет,  нет, мы не можем отпустить вас без того, чтобы вы и досточтимая
    Иранита  Джанму  не посетили нашу станцию! Сейчас мы вместе пообедаем, а
    затем уж простимся. Прошу вас!

    Галия  Джанму  нерешительно  заглянула в рубку и что-то спросила. Ответа
    слышно  не  было;  спустя  некоторое  время  вышла  пожилая, но такая же
    стройная,  как  Галия,  женщина с добродушным лицом. Ее черные с редкими
    прожилками  седины  волосы  украшала  повязанная по-старинному цветастая
    косынка.

    Она  подняла  руку,  приветствуя нас, и, переходя на "Брами", произнесла
    низким голосом:

    -  Пойдем,  пойдем,  доченька!  Раз  сотворцы  просят  -  как  мы  можем
    отказать!  Да заодно посмотрим, что за диковинная штука - эта станция. В
    жизни не встречала такой смешной лодки!

    Они   спустились   внутрь   спиралехода,   предварительно   выключив  на
    реаглиссере двигатели.

    -  Проходите,  проходите, прошу вас, - повторяла Грэнси, провожая гостей
    в  салон.  Не  только  радушие,  но  тревожное возбуждение уловил я в ее
    голосе.  В салоне они не задержались, пошли дальше - по отсекам корабля.
    Пока гости дивились тому, что представилось их взору, Грэнси шепнула Йоноо:

    -  Сейчас  же  отцепи  реаглиссер,  задраивай  люк и переводи "Брамм" на
    погружение!

    -  Но,  командир Грэнси... - попытался возразить Йоноо, пораженный таким
    коварством.

    -  Ни  слова!  -  по-прежнему  тихо  оборвала его Грэнси. - Мы вынуждены
    взять их с собой, иначе тайна перестанет быть тайной!

    Прошло  четверть  часа. Ознакомленные с "Брами", не устающие восхищаться
    увиденным  женщины  заняли  место  за  столом,  который  был  уже накрыт
    по-праздничному.

    На  этот  раз,  кроме  обычных блюд, было подано консервированное акулье
    мясо  в  пряностях,  замороженные  лепестки  шиповника  с медом, мидии в
    собственном  соку.  Когда  маленький пир закончился, Иранита Джанму и ее
    дочь поднялись с места.

    -  Нам  пора.  Благодарим  вас,  сотворцы, - сказала Иранита, но Грэнси,
    мягко коснувшись ее руки, попросила не спешить.

    -  Мы должны огорчить вас, сотворцы, - с искренним сожалением произнесла
    она.  -  Вы  не  сможете  покинуть нас. - Мы находимся сейчас на большой
    глубине... Если быть точными - на глубине четырехсот двадцати одного метра.

    Галия Джанму побледнела. Лицо ее стало растерянным.

    -  Что  это  значит?  -  спросила  она  сухо.  -  Это  -  шутка?  Или  -
    пиратство?.. Но пиратов в ОКЕАНе нет уже, по крайней мере, два поколения!

    -  Погоди,  доченька, не сердись, - сделала умиротворяющий жест Иранита.
    -  Сотворцы  не  могут  оказаться такими неблагодарными, чтобы задержать
    нас.  Они  нас  сейчас же отпустят, и мы отправимся дальше. Не так ли? -
    ласково обратилась она к Грэнси.

    Но  Грэнси  молчала.  Ей  не хотелось причинять боль этим славным людям,
    она  смутилась.  На  помощь пришел я. Теперь уже не было смысла скрывать
    от  наших  неожиданных  пленников,  кто  мы и куда и зачем направляемся.
    Можно сказать им обо всем.

    И я это сделал.

    Женщины слушали не прерывая, а когда я закончил, Галия сказала:

    -  Но  разве  не  могли вы предупредить нас о тайне и взять с нас слово,
    что мы не разгласим ее? Вы не верите нам?

    -  О-о,  верим,  верим,  дорогая  Галия,  конечно,  верим! - простодушно
    воскликнул  доктор  Орфус.  -  Но  случайности?  А дело - такое важное и
    серьезное!

    -  Мы  нарушили  ваши  личные  планы?  -  осторожно спросил Йоноо. Галия
    Джанму  задумчиво смотрела в пространство, была она где-то далеко, потом
    стряхнула с себя минутное оцепенение и со вздохом сказала:

    -  То,  о чем мы узнали сейчас, намного важней, чем наши личные планы...
    Стоит  ли  говорить  об  этом!  - Она сделала короткую паузу и принялась
    рассказывать  о  том, что реаглиссер "Плыви в Завтра!" - судно ее, Галии
    Джанму,   конструкции,   потому  что  она  инженер-кораблестроитель.  Ее
    кругосветный  рейс  -  испытательный.  А  маа  Ираниту она взяла с собой
    потому, что одной было бы скучно.

    -  Ах,  доченька,  -  прервала  ее  мать. - Я понимаю: истина - не самая
    мягкая  постель  для  того, кто привык спать на пуховой перине. Ты взяла
    меня  из-за  того,  что  боялась встретиться с этой страшной неизвестной
    болезнью  один  на  один.  -  И  мудро  заключила:  -  Но  все  равно мы
    встретимся  с  этим  злом.  Только  теперь мы будем не бежать от него, а
    бороться с ним!

    - Да, маа, - искренне согласилась Галия. - Только вот Петр...

    -  Он,  конечно,  будет  огорчен,  когда ему сообщат, что глиссер найден
    пустым, без пассажиров...

    - Огорчен? Он будет тяжко горевать, маа! Разве ты не знаешь?

    -  Знаю, доченька... - Старая женщина испытующе поглядела на дочь, потом
    на  Грэнси  и,  словно  размышляя  вслух, произнесла: - Конечно, если бы
    можно было хоть как-нибудь дать ему знать...

    Грэнси  пожала плечами: чем могла она помочь в этих обстоятельствах, что
    могла  сделать  для того, чтобы дорогой для Галии человек не оставался в
    неведении и не предполагал самое страшное?

    Но  Наталья Ууль думала по-иному; она встала, подошла к Галие, обняла ее
    и уверенно предложила:

    -  Как  только мы окажемся ближе к поверхности океана и сможем ненадолго
    всплыть,  выбросим в волны небольшой плавучий буй с радиосигналом. В буй
    мы  поместим  письмо-микропленку  с  указанием адреса и просьбой к тому,
    кто  его  найдет,  немедленно  связаться  с Петром и передать содержание
    текста. Это, конечно, уменьшит его беспокойство. Не так ли, Грэнси?

    -  Разумеется!  -  с  готовностью  подтвердила та. - Мне просто сразу не
    пришло  это  в  голову. Не разглашая общей тайны, вы сообщите о том, что
    живы, но не можете пока прибыть.

    Лицо Галии просияло.

    -  О-о,  вы  -  настоящие  друзья, дорогие сотворцы! - прошептала она. А
    громко спросила: - Но вы все работаете, а что буду среди вас делать я?

    - И я, доченька, и я?

    -  Ну-у,  Галия,  ты на корабле, и значит тебе, кораблестроителю, всегда
    найдется  дело, - рассеял ее сомнение Йоноо, не спускавший с нее глаз. -
    Отныне  ты наш незаменимый помощник. И в первую очередь, наверное, мой и
    Павла Березы. А ты, сотворец Иранита, кто по профессии?

    Иранита  тихо  рассмеялась,  обнажая  кораллово-розовые  зубы,  и не без
    юмора  сказала,  что  ее  специальность  не требует большой мудрости, но
    нуждается в одном - в желудках, любящих вкусную пищу.

    - Так ты - повар!- с подчеркнутой заинтересованностью спросил доктор Орфус.

    -  Не-ет,  -  с  гордостью  за  мать сказала Галия, - не просто повар, а
    известный кулинар-дегустатор, вот кто она!

    -  Но  это  же великолепно! - воскликнул доктор Орфус. - Вас послала нам
    сама  судьба, которая давно предана забвению! Дело в том, - пояснил он с
    некоторой  озабоченностью,  -  что наш повар Омар-Али почувствовал вчера
    недомогание,  сегодня  ему  стало  несколько  хуже.  Я  решил  на  время
    положить  его  в  палату при медицинском пункте, так что на кухне сейчас
    будет, увы, пусто.

    -  Пусто!  -  встрепенулась Иранмта. - Ну, тогда не о чем разговаривать!
    Показывайте ваше хозяйство. Я сейчас же займусь делом.

    Грэнси  и  доктор Орфус встали и направились в пищевой блок, пригласив с
    собой новоявленного повара, который на ходу бросил задорно:

    - Вы еще узнаете, как умеет кормить Иранита!

    Итак,  наш  небольшой  экипаж  неожиданно  пополнился еще двумя членами.
    Кулинарный  талант  Ираниты  получил общее признание очень скоро, хотя и
    при весьма невеселых обстоятельствах.

    Вырвавшись  из  магнитного  плена,  "Брами"  продвигался по сравнительно
    плоскому плато.

    -  Это  Галия  приносит  нам удачу, - пошутил Йоноо, хотя за этой шуткой
    скрывалось  и  кое-что  посерьезней. Еще в тот момент, когда Галия, едва
    появившись  на "Брами", с огорчением упомянула о каком-то Петре, который
    ожидает  ее  в  Австралии,  Йоноо,  неожиданно  для  себя, ощутил прилив
    ревности.  Человек  прямой, порывистый, очень непосредственный, он сразу
    привлек  меня  своей искренностью и чистотой; мы вскоре сдружились с ним
    и  делились  порой  самым  сокровенным.  Потому-то я и знал о том, какое
    значение имело для него появление среди нас Галии Джанму.

    В  сущности,  ему  не было никакого дела до этого Петра, - так он уверял
    себя,  -  до  самой  Галии  тоже.  Но  чем  чаще  приходилось  ему с нею
    общаться, разговаривать, тем больше он думал о ней.

    Что  в  ней  привлекло  Йоноо  - он бы и сам не сказал. Несомненным было
    лишь одно: он теперь думал о ней постоянно.

    -  Ну,  а  на  чей  же  счет тогда отнести неудачи? - с шутливым вызовом
    спросила  Кванта.  - На мой? На твой, Заургеу? Или - доктора Орфуса? Вон
    он какой сегодня серьезный и даже чем-то недоволен. Я не ошиблась, доктор?

    Мой  друг,  ставший  за  последние  дни  заметно  молчаливей, чем ранее,
    покачал головой и сказал:

    -  Я  бы очень хотел шутить. Кванта, но для этого нет причин... Скорее -
    наоборот.

    Это  было  сказано  так  серьезно,  что Грэнси внимательно посмотрела на
    него и спросила:

    - Что-нибудь случилось?

    Доктор  Орфус,  почувствовав,  что  на него смотрят все, кто находился в
    этот  момент  в  салоне,  отложил  в  сторону  книгу (я заметил, что это
    какое-то  медицинское  руководство),  закрыл ее, положил поверх нее очки
    и, помедлив, словно сомневался - говорить или нет, произнес:

    - Наш товарищ Омар-Али...

    -  Омар-Али?!  -  переспросила Грэнси, уловившая в голосе доктора Орфуса
    нечто  большее,  чем  простую  озабоченность. -Ты хочешь сказать, что он
    еще болен, но вскоре...

    Доктор Орфус откинулся к спинке дивана и с глубокой горечью сказал:

    -  Ему  крайне плохо! Вчера я еще сомневался, но сегодня... У него - все
    признаки "Блокании"!

    - И значит он... - начала Галия, в глазах которой блеснули слезы.

    -  И  значит  он  -  обречен, - закончил доктор Орфус, грустно покачивая
    головой.  -  По-видимому,  для течения болезни имеют значение условия, в
    которых она протекает. Здесь она развивается чудовищно быстро.

    -  Но  где  же  и  когда мог он заболеть! - поразилась Кванта. - Разве и
    сюда может проникнуть возбудитель?

    - Он уже был болен, когда прибыл на Викторию-Ньясса.

    Прозвучал   сигнал   на   ужин.  Все,  кто  здесь  сидели,  поднялись  и
    отправились  в  кают-компанию.  Но  за  столом  -  словно  все  утратили
    аппетит.  Иранита,  то  входившая, то выходившая, чтобы принести с кухни
    новое блюдо, заметила, что вся ее стряпня стоит нетронутой, и обиделась:

    -  Неужели  я забыла все, чему училась? Никто ничего не пробует, не ест!
    Галия, девочка, что случилось?

    Ей  объяснили.  Все  сидели подавленные одной общей мыслью: если заболел
    Омар-Али,   значит,   то  же  может  случиться  и  с  каждым  из  членов
    экспедиции. Что же тогда будет с тем главным, из-за чего мы здесь?

    Будто  улавливая  наши мысли, доктор Орфус промолвил не свойственным ему
    тягучим голосом:

    -  Я  не  могу предложить вам никакого противоядия, сотворцы. Ни вам, ни
    самому  себе...  Единственное,  на  что  я надеюсь, здесь, под чудовищно
    толстым  слоем  воды,  носитель "Блокании" недостаточно жизнеспособен. А
    Омар-Али... Я повторяю - он уже был болен, когда пришел сюда.

    -  Но  существуют  же  какие-то  сроки  скрытой болезни, - рассудительно
    заметила Грэнси. - Если они минуют, то-о...

    -  Совершенно  справедливо,  командир  Грэнси,  -  обрадовался ее словам
    доктор  Орфус.  -  Если  еще  через  двое суток никто не заболеет, можно
    считать, что опасность миновала для всех, кроме Омара-Али.

    Эти  его  слова  должны  были  вселить  в  нас  успокоение.  Но этого не
    произошло.   Слишком   тяжело   было  сознание,  что  на  борту  "Брами"
    поселилась смерть.

    Утихли смех и шутки.

    Мы  сидели,  молчаливо  поедая  паштет,  сдобренный  гарниром  из свежей
    хлореллы  (ее  выращивали  в  одном из отсеков корабля). Вот только один
    Иль   почему-то   не   ел,   а  беспрерывно  фыркал,  подавляя  смех.  Я
    переглянулся  с  Натальей  Ууль,  моей соседкой. Мне было непонятно, над
    чем  Иль  смеется.  Она  медленно  обвела взглядом стол, всех сидящих за
    ним,  и  -  тоже  заулыбалась.  Затем  тихонько  толкнула меня локтем. Я
    посмотрел и понял.

    Доктор  Орфус,  который  терпеть не мог этого блюда и никогда не ел его,
    требуя,  чтобы  ему взамен готовили пюре из вяленых тихоокеанских медуз,
    на  этот раз преспокойно ел то же, что и все, лицо его при этом выражало
    удовлетворение. Что же касается медуз - то их, морщась, глотал Иль.

    Тут  не  выдержал и я, засмеялся. Невероятная рассеянность и на этот раз
    сыграла  шутку  с  моим  другом.  Сидящий  рядом  с  ним  Иль  незаметно
    пододвинул  к  нему  свою тарелку, а взамен - взял его еду. Но уважаемый
    доктор  Орфус  ничего  не  заметил.  Он  так  глубоко  погрузился в свои
    размышления  о  живом  веществе, что даже не почувствовал, как с видимым
    удовольствием ест то, что до сих пор вызывало у него отвращение.

    -  Ну  и  как  понравилось  доктору  Орфусу  блюдо  из медузы? - ласково
    спросила  Иранита,  убежденная,  что  ее  кулинарные старания не пропали
    напрасно,  тем более что она питала к доктору Орфусу симпатию и всячески
    опекала его.

    -   О-о,   отлично,  любезнейшая  Иранита!  -  вытирая  губы  салфеткой,
    благодарно  произнес  доктор. - Я даже не представлял себе, что из такой
    примитивной  слякоти, как медуза, можно приготовить столь восхитительное
    блюдо!

    И тут уж Иль не выдержал, стал смеяться.

    Разумеется,   я   опять  сделал  Илю  серьезное  внушение,  но  за  него
    вступились  все присутствующие и в первую очередь - сам Орфус, сказавший
    не без удивления:

    -  А  между  прочим,  этот  крокодилий паштет - совсем не так уж плох...
    Впрочем, это уже заслуга не крокодила, а нашей несравненной Ираниты!

    Эпизоды,  подобные  описанному,  случались в нашей повседневной жизни не
    часто,  но  они скрашивали и смягчали то несколько подавленное состояние
    духа, которое вызывалось безнадежностью положения Омара-Али.

    Рельеф  подводной местности, по которой, между тем, продвигался "Брами",
    продолжал  оставаться  благоприятным,  и  Грэнси  жаждала  сейчас только
    одного - чтобы такая удача сопутствовала нам и дальше.

    Подводное  плато,  по  которому  мы продвигались, постепенно понижалось.
    Ничто  не  нарушало  нормального  течения жизни на борту "Брами". Каждый
    занимался  своим  делом,  и  поскольку  до  тех  широт,  которые принято
    считать  приполярными,  оставалось  еще немалое расстояние, мысль о том,
    что  произойдет, когда мы, наконец, приблизимся к Эль-Параисо, тревожила
    умы обитателей спиралехода.

    Наши   -   точнее,   мои   с   доктором  Орфусом  -  шахматные  сражения
    возобновились.  Я видел, что мой друг угнетен, ибо никакие его усилия не
    могли  излечить  Омара-Али  от  рокового заболевания, и старался отвлечь
    его  от  невеселых мыслей. Иногда я (каюсь в этом!) даже умышленно играл
    так,  чтобы  оказаться  в  проигрыше,  чем  вызывал  бурный протест Иля,
    наблюдавшего за изменениями на шахматной доске.

    Мы  знакомы  и  дружны  с доктором Орфусом много лет, и однако же не все
    еще  мне  в  нем  понятно. Поэтому, когда мы играем в шахматы и он сидит
    передо  мной  в  задумчивости, забыв обо всем, кроме комбинации, которую
    мысленно  разыгрывает,  - мне доставляет удовольствие размышлять о своем
    друге и стараться разгадать в нем то, что еще не разгадано.

    Вот  и сегодня... Я играю рассеянно и чаще думаю не о расстановке фигур,
    а  о  человеке,  сидящем напротив. У него высокий (как замечают иной раз
    шутники  -  двухэтажный)  лоб,  длинный  острый  нос,  о котором сам его
    обладатель   говорит,   что   им   можно  измерять  углы,  и  светящиеся
    неистощимой любовью к жизни глаза.

    Его  первое  и главное занятие - медицинская биология, наука, которую он
    сочетает  с  лечебной  практикой. И если говорить точно, то доктор Орфус
    является  Действительным  членом  Всепланетной Академии Коммунистической
    Цивилизации,  ученым магистром медицины Седьмого Круга и Высоким Адептом
    Геральдики.

    В  наше  время  (как-никак-XXII  век  на носу) люди не имеют фамилий. Не
    существует    календарей   или   справочников   имен,   так   называемых
    "именословов", согласно которым новорожденного нарекали тем или иным именем.

    -  Эт-то  -  неправильно!  -  уже  тысячу раз слышал я от доктора Орфуса
    категорическое  на  сей  счет суждение. - Человек должен знать свой род,
    его  прошлое,  должен  им гордиться, если есть за что, и стыдиться, если
    есть чего. Да, да, именно так!

    В моем лице он не встретил союзника.

    -  Помилуй,  -  возражал я ему. - Разве ты не находишь, что в отсутствии
    так  называемых фамилий и в том, что каждый имеет свое неповторимое имя,
    есть   что-то   как   глубоко   индивидуальное,   так   и  всепланетное,
    всеохватное...  Ну,  как  бы сказать - даже космическое: ты, я, мы все -
    разные  частицы  огромного  океана. Частицы разные, но одного океана. Ты
    меня понял?..

    Но  доктор  Орфус  не  соглашался. Он, например, посвяти