откуда, дорогое мое животное?
   - Да из комитета, - говорю. - Дипломчик на открытие тут мне вручили  по
твоей милости.
   - Это на какое? - слышу.
   - А у тебя что, не одно? - спрашиваю.
   - Санек, дорогой! Где это видано, где это слыхано, чтобы у нас с  тобой
открытия считали не на кучки, а на штучки? Заявочки четыре там лежат, часа
ждут. Да пять с твоей руки, итого девять. Не боись, Госкомизобр у  нас  не
соскучится! Не томи! Что прошло?
   - "Вязкая извратимость нейтрона", - говорю.
   - А! - слышу. - Как тебе? Во нрав?
   - Как сказать, - говорю. - Штука-то во! Да не слишком круто ли  ты  мне
ее поднес?
   В ответ хохот. Довольный. Мой.
   - Поднесено в балаевском стиле, - слышу. - Будет что  вспомнить!  Разве
не наш принцип?
   - Да я не про стиль. Я про существо вопроса.
   - Существо, Санек, только начинается.  Я  прикинул:  годовой  эффект  -
шестьсот миллионов  рублей.  Ты  только  представь,  как  будет  выглядеть
энергетика через десяток лет, если широко двинуть это дело...
   - И не про то я. Я об авторстве.
   - А что об авторстве? Не понимаю.
   - А то, что диплом на мое имя выписан.
   - А на чье же, Саня? Извини, не доходит.
   - Но я же, - кричу, - к этой вязкой извратимости никакого отношения  не
имею!
   Вперед помолчало, а потом слышу:
   -  Слушай,  свет  ты  мой  зеркальце,  ты  глубоко  вдохни,  поди  снов
пять-шесть посмотри, поостынь, а потом на свежую головку подумай и  брякни
мне - потолкуем. А тем временем, чтоб я  не  скучал,  скажи,  чем  у  тебя
кончилась та история с несимметричными тетралями? Сдыхаю  от  любопытства.
Имей в виду: я этого дня  ждал,  как  Ромео  Джульетту  под  балконом,  не
столько из-за нас с тобой, сколько из-за тетралей. Так что там?
   - Они макроквантованные оказались, -  говорю.  -  Во  вращающемся  поле
пси-квадрат.
   - Макроквантованные?! Во-он оно что! А ты по Джонсу-Кэрри  пощупать  не
пробовал?
   - Пробовал, - говорю. - Еще как пробовал. Плотности не хватает.
   - Ах, ты ж, золой по пеплу! - слышу. - А  если  толкнуться  в  ЦЕРН  на
"Хлопушку"?
   - Ты что несешь! - вопию. - "Хлопушка" на десять лет вперед по часам  с
минутами расписана. Кто нас туда пустит?
   - А вот это моя забота, - слышу. - Не печалься, ступай  себе  с  богом.
Чекмарев там у тебя?
   - Да. Здесь Чекмарев.
   -  Слушай,  Саня,  великая  к  тебе  просьба.  Вразуми  ты  его   нашей
вещественной дланью, да поувесистей. Век тебе обязан  буду.  Третий  месяц
ему талдычу - расширь мне континуум правей горизонта событий, а все как об
стенку горох. Без этого - бьюсь-бьюсь - не  справляюсь,  а  одна  моделька
наклевывается -  пальчики  оближешь.  Одно  из  двух:  или  пусть  он  мне
интерфейс реконструирует, или пусть готовится к товарищеским оргвыводам.
   - Что он сказал? Об что речь? - Чекмарев у меня над  пробором  страстно
шепчет.
   А на меня от этих слов таким родным повеяло,  таким  родным!  -  вы  не
поверите, чувствую - сейчас заплачу от нежности.
   - Цыть! - говорю. - Сейчас восчувствуешь, - говорю. - Санек, -  говорю,
- это я не тебе, это Чекмареву. Санек, - говорю, - как смотришь, если мы в
эти канелюры перестанем челом  тыкаться,  а  потолкуем  один  на  один,  в
минимальном  коллективе?  Скажем,  лебедь  и  щука,  а  рака  выдвинем   в
президиум, пусть там зимует.
   - Самое то! - слышу.  -  Только  я  ж  тебя,  попрыгунчика,  знаю,  как
облупленного. Наобещаешь, а сам  куда-нибудь  смоешься,  ищи  тебя  потом,
свищи.
   - Клянусь Галилеем! - говорю. - Завтра не выйдет, послезавтра  тоже,  а
ужо во вторничек после обеда звони - я вся твоя.
   - Сам звони, - слышу. - Но лучше  в  среду.  У  меня  тут  профилактика
намечается небольшая. Главное, чтобы ты понял: не  один  ты  на  свете,  а
имеет место тесное балаевское стадо повышенной проходимости. Сечешь?
   - Пока не очень, - отвечаю. - Не вмещаю. Уж ты прости.
   - За прощеньями ступай к митрополиту, - слышу. - Говорят, в Бамбуе  еще
один остался, и прощенья - это по его части. А нам с  тобой  приличней  бы
поупражняться во взаимопонимании на базе обоюдной выгоды и процветания той
самой экспериментальной физики, в любви к которой ты, ваша  светлость,  на
каждом столбе расписываешься.
   - Так и быть, - говорю. - Возьму пару уроков у Владиславовича,  который
Аркадий. Видно, без этого не обойтись, - говорю.
   -  Этот  Тарталья  тебя  научит!  -  слышу.  -  Ты  же  по  этой  части
безграмотней носорога! Скажи спасибо, что я тут за тебя  поднатаскался,  и
без моего посредничества в диспуты с ним не встревай.  Говорю  как  самому
близкому в мире  сапиенс  сапиенсу.  Кстати,  привет  ему  передавай,  он,
поди-ка, тоже там крутится. Общий поклон.
   Отключился.
   Я сижу, тупой-тупой, как синантроп, мамонта умявши, слова  выдавить  не
могу. А Пентина компашка плавает на верху блаженства.
   - Как посмотрите, дорогой Александр  Петрович,  если  мы  отредактируем
заключительное коммюнике следующим образом? - приступает  Владиславович  к
победному  обволакиванию  моей  оглоушенной  персоны.   -   Первоначальная
чувственная реакция прототипа носила резко отрицательный характер,  но  по
мере убедительного представления фактов смягчилась и склоняется в  сторону
образования взаимно приемлемой платформы для дальнейших переговоров.
   - Ой, мужики! - отвечаю. - Вы, по-моему, наглейшим образом  пользуетесь
моей слабостью к эксперименту - это раз. Примите живейшие поздравления  от
невинно  пострадавшего  -  это   два.   А   в-третьих,   дорогой   Аркадий
Владиславович, некая часть меня,  явно  лучше  вам  известная,  настойчиво
советует не беседовать с вами без ее участия. И  остальная  часть  склонна
признать совет весьма разумным. Вопрос об авторстве  на  открытие  "Вязкая
извратимость нейтрона" впредь до  выяснения  всех  обстоятельств,  считаю,
остается открытым. Вас устраивает?
   - Более чем, - отвечает мне Пентя. - Более чем, Санчо, дорогой ты  мой!
Я в тебе не ошибся. А представляешь, что было бы, если бы на  твоем  месте
оказался какой-нибудь дондук? Это же страшно подумать! Без чувства юмора!
   - Ну, насчет юмора, - говорю, - вы, по-моему, несколько пережали.
   - А мы тут ни при чем, - объясняет Бахметьев. - Понимаете, как бы мы  к
вам ни приставали, полного портрета для психоцифрового  двойника  получить
все равно не удается. А чем дыры латать прикажете? Собственными домыслами?
Вот тогда вы были бы правы, твердя, что имеете  дело  не  с  самим  собой.
Поэтому мы поступили по-другому. На основании снятой  с  вас  базы  данных
изготовили две матрицы: "Балаев-1" и "Балаев-2", и поручили  им  совместно
составить модификат "Балаев-3", восполняя недостачу собственными - то есть
вашими, а не нашими - представлениями о вас.  "Третий  модификат"  в  этом
смысле - при полном отсутствии нашего произвола -  это  некоторым  образом
тот Александр Петрович  Балаев,  каким  вы  хотели  бы  себя  видеть.  Это
существенная подробность. А потом, когда "Б-1" и "Б-2" выработали  драйвер
вашего  обреза,  мы  влили  их  в   образующийся   модификат.   Простейший
технологический прием, а как действует! Оцените.
   Ой,  а  который  час?  Уже  без  двадцати?  Я  же  в  совет  на  защиту
опаздываю!.. Доскажу, непременно  доскажу.  Или  лучше  вот  как  сделаем:
позвоните вот по этому номеру, мы там с Саней-3 Саню-4 намозговали  именно
на случай, когда у нас затык по времени. Если очень невтерпеж  -  звоните.
Так как? Запишете номерочек?

   1973-1985, Ленинград.