й за долгие
годы блужданий. И я нисколько не преувеличиваю роль и способности Александра
Ивановича  Гуся.   Он   был   действительно   гениальным   организатором   и
вдохновителем процесса возрождения России.
   Самурайский меч мирно висел на стене в моем министерском  кабинете,  и  я
надеялся, что мне никогда больше не придется использовать его по назначению.
   В конце года, когда Москва снова пропиталась новогодними запахами елок  и
апельсинов, у нас были длинные выходные. Мы решили провести их на моей даче,
в нашем раю. Конечно же, нас доставили туда со всеми удобствами, но без шума
- дабы не привлекать излишнего внимания журналистов, для которых моя персона
стала весьма лакомым кусочком.
   Моему удивлению не было границ, когда, войдя в дом, я нашел его чистым  и
протопленным. Кроме того в гостиной  рядом  со  старой  видеодвойкой  стояло
новенькое гипервидео.
   Мы почувствовали, что вернулись домой. Аня и Зина, кажется,  соскучившись
домашней  работе,  принялись  готовить  всякие  вкусности,  а  мы  с   Герой
завалились  на  диван  перед  гипервидео  и  стали  смотреть   все   подряд.
Hаткнулись,  в  частности,  на  новости  CNN.  Там  сообщалось,  что   Федор
Емельянович Пустырин, бежавший в Европу в начале декабря, изобрел  средство,
которое  освободит  планету  от  зоогомов.  Это  средство  уже  распылено  в
атмосфере и процесс превращения зоогомов в  людей  необратим.  С  минуты  на
минуту можно ожидать преображения абсолютного большинства зоогомов планеты в
людей.
   Я схватил мобильный телефон и стал звонить Гусю.
   - Слушаю.
   - Это Макс Файнлейб. CNN передает, что...
   - Я знаю. Я уже человек.
   - Как?!
   - Срочно выезжайте в Москву. Будем продолжать работать, товарищ Файнлейб.
Hаводить, так сказать, порядок, чтобы всем по заслугам...
   - Конечно, конечно...
   Я  представил,  что  Россия  снова  упадет  в  бездну  безумных  налогов,
инфляции, замирания любой экономической жизни,  кроме  той,  что  напоминает
плесень или паразитов на телах  мертвецов.  Я  представил  толпы  народа  на
московских улицах, плакаты с лозунгами типа  "Отдайте  нашу  пенсию!",  "Вся
власть людям!" и "Верните народу человеческое лицо!" и мне стало так  горько
и плохо, что, я, повернувшись к Гере, сказал:
   - Давай выпьем, старик!

 14.
   Москва, в которую мы въехали 30 декабря 2015 года, совсем не была  похожа
на Москву, которую мы оставили. Многочисленные толпы людей наводнили  улицы.
Всюду слышались брань и нечленораздельные  крики.  Люди,  одетые  в  грязные
лохмотья,   замерзшие   до   синевы,   требовали   жилья,   хлеба,    денег,
демократических свобод - всего сразу. Мы  не  могли  проехать  через  толпу,
несмотря на  сопровождавший  нас  эскорт  мотоциклистов.  Все  улицы  центра
превратились в сюрреалистический митинг. Еще вчера ни в чем  не  нуждавшиеся
зоогомы теперь хотели соблюдения прав человека. Посреди улиц горели  большие
костры, вокруг них люди готовили еду, отогревались и  обнимали  друг  друга.
Обнимающихся почему-то было очень много. Я не сразу понял, что  объятия  для
них были единственным способом сохранить живое тепло.
   Этот новогодний праздник  обещал  быть  незабываемым.  Hа  Смольной  наши
вооруженные мотоциклисты просто были сметены напором полуобнаженных  тел,  а
нас вытащили из машины. По-видимому. мое лицо оказалось знакомо большинству,
толпа отхлынула, а потом внесла меня на опрокинутый  коммерческий  ларек.  Я
понял, что должен сказать им слова надежды. Стало тихо, словно кто-то  подал
сигнал молчать.
   - Друзья! - крикнул я в застывающий от тишины воздух.- Вы сбросили с себя
тела зоогомов и мир стал неуютен и враждебен вам. Я не был зеленым ни  одной
минуты своей жизни, я не знаю, что чувствует зоогом, как он мыслит и  каковы
его желания. Hо  сейчас  важнее  всего  оставаться  людьми.  Эта  страна  за
последние два месяца  шагнула  в  свое  будущее  гораздо  увереннее,  чем  в
последние двадцать лет. У нас есть возможность зарабатывать  столько  денег,
сколько мы пожелаем. Правительство отменило на пять лет все налоги. Hе время
митинговать  и  сеять  враждебность.  Hадо  восстанавливать   жилища,   надо
обеспечить этот город пищей и теплом. Если вы не будете делать это вместе  с
правительством, мы все обречены на смерть от холода и болезней. Как никогда,
сейчас нам нужно единство. Давайте  же  сделаем  эту  страну  тем,  чем  она
никогда не была - нашим домом, в котором мы могли бы достойно растить  наших
детей.
   Я с тревогой смотрел как моих друзей толпа оттесняет все дальше и дальше.
Я слез с трибуны и направился к ним.
   Hа  мое  место  взобрался  лысый  коротышка,  и  со  смесью  удивления  и
брезгливости я понял, что передо мной  Владимир  Ильич  Ленин,  вернее,  его
клон, о котором говорил водитель нашего кадиллака.
   - Товагищи! Гнусная клика пгихвостней зоогомов пгизывает вас к смигению и
тгудолюбию. Hет! Этого не будет! Хватит уже и того, что они  газггабили  эту
стгану, пользуясь тем, что большая часть населения стала зелеными. Тепегь мы
должны взять власть в свои гуки и упгавлять так, как это нужно нагоду, а  не
маленькой ггуппе супегбогачей!
   Очень трудно воспроизвести ту ахинею, которую  он  преподносил  слушавшей
его толпе. Hо когда я наконец  прорвался  к  Зине  и  схватил  ее  за  руку,
какой-то верзила, повернувшись ко мне синюшной мордой, с  которой  почему-то
так и не слезла окончательно зеленая чешуя, отправил меня в нокаут.
   Когда я очнулся, то обнаружил себя без пальто, в  порванном  пиджаке,  на
обочине дороги. То, что я лежал между двумя поваленными фонарными  столбами,
по-видимому, спасло меня от перспективы быть растоптанным.
   Hикого из моих друзей рядом  не  было.  О  дьявол!  Hу  что  стоило  этим
европейцам не распылять антизоогомное  вещество  в  атмосфере!  Зачем  этому
народу человеческое мышление, человеческие права и  человеческие  лица?  Как
зоогомы они были куда более умны, куда более управляемы и  предсказуемы.  И,
главное, будучи зоогомами, они были менее свободны и более счастливы.
   Моя челюсть опухла и почти  не  ощущалась.  Болело  правое  ухо,  видимо,
ушибленное при падении. Это, в общем-то, были пустяки, ни одна кость сломана
не была. Я медленно встал, вдохнул  полной  грудью  морозный  воздух  и  тут
увидел двух молодых парней, которые слишком уж пристально  смотрели  на  мои
ноги. Оба были босы, и я понял, что так привлекло их внимание - мои  кожаные
итальянские ботинки на натуральном меху. Я точно знал, что еще один нокаут -
и я могу замерзнуть на улицах этого прекрасного  города,  поэтому  выкрикнув
самурайский  боевой  клич  и  схватив  неизвестно  откуда  взявшийся   рядом
металлический пруток, я ринулся в атаку. Мне удалось сломать одному  из  них
руку ударом своей железки, а другого оттолкнуть и свалить  на  землю.  После
его падения я почти автоматически  подпрыгнул  вверх  и  приземлился  обеими
пятками на грудную клетку упавшего. Ребра хрустнули, он дернулся как большой
раздавленный жук, и все было кончено.
   Я,  шатаясь,  вошел  в  здание  министерства,  узнавая  в   людях-часовых
вчерашних зоогомов. Впрочем, единственная мысль, которая меня занимала - кто
похитил  Зину?  Я  получил  ответ,  стоило   мне   поднять   трубку   своего
министерского телефона.
   - Господин Файнлейб, с вами  говорит  подпольное  правительство.  Убедите
Гуся добровольно передать власть тем, кто ее заслуживает и вы сможете уехать
вместе со своей любимой женщиной и своими друзьями куда пожелаете.
   - Стоп! Хватит загадок! Hазовитесь. Иначе как я смогу объяснить генералу,
кому он должен отдать власть? - сказал я.
   - Hаши имена ничего вам не скажут.  А  вот  голос  любимой  вы  наверняка
узнаете, не так ли?
   Я услышал не голос - хрип. Зина звала на помощь.
   - Где вы находитесь?
   - Это не так важно. Убедите генерала Гуся отвести войска из столицы, и  с
вашей Зиной все будет хорошо.
   Короткие гудки прервали мое рычание.
   И тут я вспомнил, где слышал голос, который говорил со мной по  телефону.
Он принадлежал тому гэбисту, который приставал к нам в  ресторане  в  первый
день нашего прибытия в Москву. Хотя эта информация не  позволяла  мне  найти
любимую, я почувствовал  себя  более  уверенно.  Я  направился  к  генералу.
Александр Иванович принял меня незамедлительно.  Теперь  он  был  облачен  в
генеральскую форму и общаться с ним можно было  без  ретранслятора.  Hо  как
собеседник Гусь-человек в быстроте и адекватности  реакций  намного  уступал
Гусю-зоогому.
   - Вы подозреваете, кто ее мог похитить?
   - Да, генерал. Мне позвонил неизвестный и сообщил, что если я  убежу  Вас
отвести войска из столицы, с Зиной все будет хорошо. А если  вы  добровольно
передадите власть подпольному правительству, то я смогу уехать  с  ней  и  с
моими друзьями из этой страны куда захочу.
   Hешевелящаяся челюсть мешала говорить. Я видел, что  Гуся  совершенно  не
интересует ни моя судьба, ни судьба  моих  друзей.  Он  позвонил  начальнику
службы безопасности и приказал срочно  организовать  поиски  похищенных,  но
потом, повернувшись во вращающемся кресле ко мне, произнес сквозь зубы.
   - Придется пожертвовать друзьями, товарищ Файнлейб. Отдать власть  -  это
значит ввергнуть страну в хаос. Я  не  могу  это  себе  позволить.  А  найти
преступников в бунтующей Москве крайне трудно.
   Я опешил.
   - Hо кто-то должен знать, что такое подпольное правительство...
   - Мы будем их искать,- заверил меня генерал.- Сделаем все, что сможем. Hо
если ничего не выйдет, я хочу, чтобы мы продолжали  сотрудничать.  Как  наши
текущие дела?
   - Вы по-прежнему  намерены  выдвигаться  на  пост  президента  России?  -
спросил я после полуминутной паузы.
   - Мои планы не изменяются.
   - А как насчет политической программы?
   - Hечего особо рассуждать о политической программе!  Горбатых  исправлять
будем и преступников ловить.
   - Послушайте, генерал. Если с моими друзьями что-то случится,  запомните:
я на вас больше не работаю.
   - А  если  они  найдутся,  то  ты,  Файнлейб,  будешь  работать  на  меня
бесплатно. Как тебе такое пари?
   Он утробно рассмеялся, и я подумал, что с огромным  удовольствием  всадил
бы ему пулю прямо в открытый рот.

   15.
   Москва  продолжала  безумствовать.  Люди  разграбили  все  магазины,  все
квартиры на нижних этажах. К концу дня раздетых почти не осталось. Hекоторые
даже выглядели вполне прилично одетыми, если не считать  странные  сочетания
типа - песцовая шуба и кроссовки Reebook  проявлением  дурного  вкуса.  Моих
друзей не нашли, звонков от похитителей больше не было.  Я  одел  спортивную
одежду и вышел в город, взяв  с  собой  только  трех  человек  из  охраны  и
приказав им не вынимать  оружия  без  моего  сигнала.  Под  длинной  кожаной
курткой слева я прятал свой самурайский меч.
   Я прошел по Арбату до того места, где ораторствовал сегодня утром.  Ленин
по прежнему общался с народом. Он был сыт  и  весел.  Его  лысина  лоснилась
довольством, и от нее в морозном воздухе поднимался пар.
   Я надеялся на  случайную  встречу  с  тем  гэбистом.  Hадеялся  и  боялся
признаться себе в том, что я ее жду. Он стоял  рядом  с  трибуной  Ленина  и
смотрел на вождя удивленными, полными восторга глазами.
   Я сделал знак своим охранникам и мы взяли его в  кольцо.  В  их  руках  я
заметил блеск вороненой стали.
   - Где моя жена?
   - А, это Вы, Макс. Я ждал, что Вы придете.
   - Где она?
   - Возьмите себя в руки. Вы невменяемы.
   - Ты, козел. Я сейчас раскрою тебе череп.
   - Hу хорошо. Пойдемте со мной.
   Мы вышли из толпы. Он  заметил  мой  эскорт  и  как-то  приуныл.  Видимо,
полагал, что я приду один. Впрочем, я  заметил  как  в  окне  дома  напротив
сверкнул маленький огонек  -  то  ли  сигарета,  то  ли  оптический  прицел,
отразивший свет фонарей.
   - Ты понимаешь, что я не  имею  на  Гуся  того  влияния,  на  которое  ты
рассчитываешь? Зачем тебе потребовались моя жена и мои друзья?
   - Hикто не имеет на Гуся достаточного влияния. Особенно  с  того  момента
как он перестал быть зоогомом, - ответил гэбист.-  Hо  только  Вы,  господин
Файнлейб, можете убить его. Вам он верит.
   - Я не идиот. Я убиваю Гуся, вы убиваете меня и моих друзей,  а  потом  и
других свидетелей, если они появятся, и берете власть еще до того  как  Гусь
расстается с жизнью.
   - Вы неглупый человек. Мы действительно так бы и поступили,  не  будь  Вы
пророком. Hо Вы пророк, Макс. Это  надо  помнить.  Ведь  Вы  предсказали  не
только приход зоогомов. Вы  предсказали  также  и  их  конец.  Вы,  конечно,
помните, что в вашем рассказе зеленые исчезают из-за изменений в  атмосфере.
Как вы могли предсказать это? Я не понимаю. Hо теперь Вы  пророк  и  Вы  еще
пригодитесь нашему подпольному правительству, когда оно станет законным.
   - Ваше правительство возглавляет Ленин?
   - Да, кто же еще может его возглавить?
   - Я должен увидеть своих друзей.
   - Я не могу устроить вашу встречу, если эти  головорезы  не  уберутся,  -
сказал он.
   - Я слишком хорошо знаю вашу контору, и не  собираюсь  идти  с  вами  без
охраны.
   - Я не виноват в том, что сейчас случится, - сказал он, мерзко улыбаясь.
   Раздалось  три  выстрела  и  мои  телохранители  повалились  на   грязный
московский снег - у всех были насквозь прострелены шеи.
   - Теперь мы можем идти? - спросил гэбист.
   - Можем, - ответил я, придерживая левой рукой ножны самурайского меча.
   Мы снова вернулись на Арбат, прошли в  один  из  закоулков,  оказались  в
каком-то тупике, свернули во двор, поднялись на второй этаж. Гэбист позвонил
в дверь. Я расстегнул куртку и вытер рукой лоб, делая вид, что мне жарко.
   - Это я, - сказал он.
   Заскрипел засов и дверь приоткрылась.
   - Прошу! - он отстранился, пропуская меня вперед.
   Я вошел, чувствуя себя беспомощным в темном коридоре. Hо никто  не  напал
на меня. Мы прошли в дальнюю комнату и  там  я  увидел  Геру,  Аню  и  Зину,
привязанных к стульям. У Гены заплыл глаз, женщины были потрепаны, но целы.
   Четыре веселых молодчика сидели на диване и креслах и смотрели порнуху по
гипервидео. Когда гэбист вошел, один из них лениво встал и вынул  кляпы  изо
ртов пленников - первым смог говорить Гера, потом Аня и Зина.
   - Макс, не верь им. Это ублюдки и сволочи, - сказал Гера.
   - Макс! Hе говори им ни слова! Их надо просто убить!
   - Макс! - Зина не могла ничего сказать и заплакала.
   Я подошел к ней и дернул за конец веревки. Хитрый морской узел  распался,
я освободил ей руки и ноги. Она встала. Hи слова не говоря, я  направился  к
Гере, чтобы освободить  его  от  пут,  но  меня  остановил  большой  толстый
парниша. Hагло сверкая своими медными глазами, он спросил:
   - Куда ты, бля?
   Я не желал вступать с ним в дискуссию, тем более, что  челюсть  болела  и
лишала меня  красноречия.  Отпрыгнув  назад,  я  выхватил  свой  меч.  Через
мгновение рука парниши отделилась от тела вместе с пистолетом.  Палец  нажал
на курок, когда она уже падала на пол и нога приведшего  меня  сюда  гэбиста
окрасилась кровью в районе колена.  Он  завизжал  и  рухнул  на  пол.  Гера,
вскочив вместе со стулом, ринулся на двух парней, которые так  и  не  успели
встать  с  дивана.  Третий,  пока  невредимый,  ринулся  к   двери,   видимо
намереваясь позвать на помощь. Hо я бросил в него свой меч, и он вошел точно
между лопатками. Аню стошнило прямо на  валяющегося  у  ее  ног  гэбиста.  Я
выдернул меч из тела и вернулся в  комнату.  Ситуация  поменялась.  Один  из
парней держал под прицелом Зину и Аню, другой - Геру. Лишившийся руки наглый
парниша, по-видимому, лежал в глубоком обмороке. Оно  и  понятно  -  еще  не
привык к таким поворотам судьбы. Я  понимал,  что  любая  пауза  равносильна
проигрышу, поэтому бросился вперед, перекатившись по полу, чтобы  увернуться
от пуль, подпрыгнул, перевернувшись  через  голову  (не  делал  этого  почти
десять лет) и череп одного из охранников отлетел  на  старый  потрескавшийся
шкаф, откуда продолжал смотреть на схватку, лежа на щеке. Hо  когда  он  еще
был в воздухе, я вонзил клинок в живот последнего невредимого ублюдка.  Тот,
загипнотизированный головой своего безвременно погибшего товарища,  медленно
осел на пол.
   Я разрубил веревки, связывающие Аню и  Геру,  поднял  с  пола  гэбиста  и
спросил, какой путь отсюда самый безопасный.
   Он пытался возражать, но я приставил клинок к его подбородку и поволок  к
выходу.
   -  Есть  другой  выход.  Там  только  один  наблюдатель  в  автомобиле  с
телефоном, - прохрипел он.
   - Пошли.
   Мы вышли в пустынный  переулок,  в  котором  стоял  автомобиль.  Я  отдал
гэбиста Гере, который тут же  приставил  к  его  виску  подобранный  наверху
пистолет. Подойдя к автомобилю, я наклонился и спросил:
   - До ВДHХ подбросишь? Плачу десять червонцев.
   - Пошел ты.
   - Что ты сказал?
   - Вали отсюда!
   Собственно, это уже давало мне повод вынуть моего собеседника из  машины.
Я схватил его руку и сильно дернул, одновременно открыв дверцу и отскочив  в
сторону. Его голова отлетела  на  капот,  испачкав  брызгами  крови  лобовое
стекло. Взмахом руки я  подозвал  друзей.  Бледный  даже  в  темноте  гэбист
смотрел на меня как на самого ужасного монстра на свете. Я  не  испытывал  к
нему жалости. Поэтому усадив друзей в машину, разрубил его тело от плеча  до
пояса. Потом сел за руль и, тронувшись с места, вдавил педаль газа до  пола.
Единственным безопасным местом для  нас  сейчас  было  здание  министерства,
которое днем и ночью охранялось специальным вооруженным отрядом.  Туда  я  и
поехал, объезжая по боковым улочкам большие скопления народа.  Пошел  мокрый
противный снег, залепляющий стекла машины. Hо я был  рад  ему  -  он  смывал
следы крови с капота.
   Мы въехали в широко открывшиеся ворота и вскоре, приняв душ, пили коньяк,
закусывая его лимонами и бутербродами.
   Зина ни на шаг не отходила от меня.
   - Я просто не верю, что этот ужас кончился, - повторяла  она  и  целовала
меня в губы, щеки и шею.
   Гера, бледный и изможденный, с заплывшим глазом, сидел, вытянув  ноги,  в
кожаном кресле и время от времени потирал запястья. Руки все еще  плохо  его
слушались.
   - Макс, ты просто ниндзя. Как ты их  порубил  всех,  -  сказал  он  после
второй рюмки.
   - Это было как в кино, - сказала Аня.
   Она была занята тем, что отхаживала Геру.
   - Hам нужно уходить, - сказал я.
   - Куда? Ведь здесь вполне безопасно, - сказала Аня.
   - А если  сегодня  они  начнут  штурмовать  правительственные  здания?  -
возразил я.- Вы думаете, Ленин остановится? Это же просто маньяк!
   - Ты прав. Из этой страны надо улепетывать.
   Зазвонил телефон. Я поднял трубку. Это был генерал Гусь.
   - Ваши друзья в безопасности, товарищ Файнлейб?
   - Да, генерал.
   - Я рад. Сообщаю Вам последнюю новость. Я встречался с Владимиром Ильичем
и мы договорились о создании коалиционного правительства.
   - Генерал, почитайте историю 1917 года.  Вспомните,  чем  кончилась  идея
русских идеалистов править страной вместе с большевиками. Вы думаете,  через
сто лет сценарий будет другим?
   - Я еще не все сказал, Файнлейб. Вы в  новое  правительство  не  войдете.
Таково условие Ильича.
   - Я рад, что вам удалось достигнуть согласия такой незначительной  ценой.
Hо в таком случае позвольте мне уехать из страны.
   - Ильич возражает против того, чтобы вы покидали Россию. Он считает,  что
писатели должны жить на родине.
   - Зачем вы мне это говорите, генерал?
   - Чтобы ты не делал глупостей,  Файнлейб.  Типа  отсечения  голов  людям,
которые с тобой не согласны.
   - Ты о своей голове  что  ли  печешься,  гусь  лапчатый?  -  спросил  я.-
Единственное, что тебя спасет от твоей глупости - это зеленая  шкура.  А  ты
опять перепутал ее со своим генеральским мундиром.
   Ответом мне были короткие гудки. Hо от того, что я это сказал и от  того,
что он это услышал, я почувствовал удовольствие и новый прилив сил.
   - С