своей судьбы!
     Оценив свое физическое состояние, Мирр обнаружил, что все  еще  может
передвигаться, хотя в дополнение к контуженной челюсти обзавелся  огромной
шишкой на затылке и при каждом вздохе испытывал резкую боль -  по  крайней
мере одно ребро оказалось сломанным. Ехать общественным транспортом, ввиду
состояния костюма, Мирр уже не мог, но денег должно  было  хватить,  чтобы
добраться до Портербурга на такси и пристроиться в приличный отель.  После
душа и хорошего ночного сна, сказал  себе  Мирр,  я  буду  как  новенький.
Главное - найти телефон, а там все пойдет само собой. Обернувшись покрепче
обрывками куртки, Мирр в  очередной  раз  выступил  на  поиски  ближайшего
поселения, которое - несмотря на близость географическую  -  казалось  ему
теперь таким же недостижимым, как Шангри-Ла.
     Через двадцать минут он прошел мимо вывески: "ХАРВИЛЛ, 347 жителей" и
захромал по единственной главной улице в поисках телефонной будки.
     Несмотря на довольно ранний еще час, улица была пустынна, и тот факт,
что найденная, наконец, будка была не только занята, но около нее топтался
еще один потенциальный абонент, вызвал сильное раздражение Мирра. Напомнив
себе, что к столь ничтожным  неудобствам  следует  относиться  философски,
Мирр занял очередь, надеясь, что его внешний вид не вызовет  комментариев.
Скоро он понял, что волноваться на этот счет нечего: рыжий верзила впереди
даже не глянул на него - он был полностью занят тем, что стучал кулаком  в
дверь  будки,  выкрикивая  оскорбления   по   адресу   звонившего.   Мирру
показалось, что рыжий ждет уже давно и, не обладая так  тяжко  доставшимся
самому Мирру стоицизмом, достиг  состояния,  близкого  к  апоплексическому
удару. Он метался от окна к  окну,  ожесточенно  жестикулируя,  но  смутно
различимый обитатель будки каждый раз  отражал  нападки,  поворачиваясь  к
нему спиной, как это делали люди в телефонных  будках  еще  до  всемирного
потопа.
     Мирр  наблюдал  эту  маленькую  драму  с  олимпийским   спокойствием,
размышляя о том, как мало надо  смертному,  чтобы  потерять  безмятежность
души.  Он  подумывал,  не  просветить  ли  рыжего,  поведав  ему  о  бедах
настоящих,  но  тот  выдал  невероятный  по  степени  богохульства   взрыв
ругательств, перебежал улицу и скрылся между домами. Почти тут же  человек
в будке закончил разговор, вышел, вежливо кивнул Мирру и скрылся  в  ночи,
оставив телефон в его безраздельном владении.
     "Главное - терпение!" - самодовольно подумал  Мирр,  входя  в  будку.
Однако не успел он отыскать номер вызова такси на светящемся дисплее,  как
дверь за его спиной рывком распахнулась.  Грубая  рука  выволокла  его  на
улицу,  развернула,  и  Мирр  обнаружил,  что  смотрит  прямо  в  каменную
физиономию гигантских размеров полисмена с холодными, как у рыбы  глазами.
В отдалении нервно подпрыгивал давешний рыжий.
     - Это он! - воскликнул рыжий мстительно. - Двадцать минут я проторчал
из-за него на морозе! Тащи его в участок, Сирил, тащи!
     - Сделай одолжение, Ройбен, - ответил полицейский, - не учи меня моим
обязанностям, ладно?
     - Но ведь двадцать минут! Сирил! Каждому известно,  что  по  уличному
телефону можно говорить только три минуты!
     - Это так? - Полицейский  уставился  на  Мирра  взглядом,  в  котором
враждебность быстро дополнялась возрастающей подозрительностью. - Где  это
вас так угораздило? И вообще, мистер, как ваше имя? Откуда вы взялись?
     -  Я?  -  переспросил   Мирр   со   спокойствием,   происходящим   от
беспредельного отчаяния. - А ниоткуда!
     Отыскав в себе резервы сил, о наличии которых  он  и  не  подозревал,
Мирр  толкнул   противника   в   грудь.   Застигнутый   врасплох   великан
поскользнулся и рухнул на спину, гремя упряжью и разнообразными предметами
полицейской экипировки, Мирр перепрыгнул через него и метнулся в  одну  из
аллей, всегда игравших важную роль в  его  похождениях.  Он  развил  такую
скорость, что почувствовал себя единым  целым  с  ночным  ветром,  и  едва
ощущал как его ноги касаются замерзшей земли.
     Колющая боль в боку и груди довольно быстро  заставила  его  прервать
эфирный бег и остановиться. В  окружающей  тьме  едва  различались  только
посеребренные луной деревья  и  верхушки  сугробов.  Стояла  почти  полная
тишина. В ожидании, когда же  его  тело  догонит  разум,  Мирр  уселся  на
ближайший пень. Хотя в  данную  минуту  он  и  находился  в  относительной
безопасности, Мирр не мог понять, как это за полчаса пребывания  на  Земле
он ухитрился переломать себе ребра, безнадежно испортить костюм и влипнуть
в новую неприятность с законом.
     "Несомненно, - добавил он свежую информацию к знаниям о самом себе, -
я предрасположен к несчастным случаям".
     Откровение  это  повергло  его  на  поспешную  корректировку  планов.
Отдышавшись, он пришел  к  твердому  убеждению,  что  единственный  способ
добраться к утру до Портербурга - не  прибегать  ни  к  чьей  помощи.  Это
значило, что идти придется всю  ночь.  Перспектива,  учитывая,  что  мороз
крепчал с каждой минутой, была не из приятных. Тем не менее выбора у  него
не было.
     Постанывая, Мирр, которого уже  начало  трясти  от  холода,  встал  и
пошатываясь отправился в унылое сорокакилометровое  путешествие,  которое,
как  он  надеялся,  должно  было  закончиться  на  перекрестке   прошлого,
настоящего и будущего.
     Жизненные принципы, которыми он руководствовался, стоя  у  телефонной
будки, уже не казались ему столь привлекательными, но все-таки  он  сделал
последнюю попытку найти по  крайней  мере  один  светлый  момент  в  своем
теперешнем положении, чтобы было чем поддержать духовные силы  предстоящей
ночью.  Поначалу  это  казалось  невозможным,  но  постепенно  мысли   его
сконцентрировались на единственном сверкающем достижении этого дня.
     - Слава Богу, - благоговейно сказал Мирр, ковыляя меж сугробов, - что
мне удалось отделаться от этих проклятых оскаров!



                                    10

     Месяц в Легионе приучил Мирра к трудностям и лишениям, но в сравнении
с дорогой до Портербурга месяц этот  показался  ему  безмятежным  периодом
товарищества, душевного тепла и смеха.
     В стальном полумраке рассвета  дюйм  за  дюймом  приближался  Мирр  к
городу, стараясь не привлекать к себе  внимания,  но  через  определенные,
причем весьма короткие, промежутки  времени  его  била  такая  дрожь,  что
обрывки одежды начинали трястись и  хлопать,  издавая  при  этом  странные
звуки. Это придавало ему сходство с надышавшимся  наркотических  испарений
гаитянским  шаманом.  Большинство  прохожих  стыдливо  отводило  глаза   в
сторону, но самые сердобольные подходили, предлагая деньги и помощь.  Мирр
быстро  отделывался  от  них  хриплыми  уверениями   в   своем   полнейшем
благополучии, но чтобы отпугнуть двоих  самых  настойчивых,  ему  пришлось
повторить шаманский танец с гораздо большей убедительностью.  Сделать  это
оказалось до смешного легко, и Мирр вынужден был признать,  что  подхватил
воспаление легких.
     Смерть начала казаться ему привлекательной альтернативой, но мысль  о
том, что смерть может случиться до завершения его миссии, наполнила  Мирра
тревогой. Уговаривая свои  конечности  двигаться  пошустрее,  он  в  конце
концов доковылял до квартала, в котором  располагались  штаб  и  призывной
пункт 203-го  полка  Космического  Легиона.  Свернув  в  грязный  и  узкий
переулок, Мирр увидел перед собой красное кирпичное, похожее на пивоварню,
здание, вывеска  на  котором  извещала,  что  это  Форт-Экклс.  Вид  этого
сооружения ни в коей мере не совпадал с представлениями Мирра о том, каким
должно быть учреждение Легиона, но он давно  уже  перестал  тревожиться  о
подобных пустяках. Изучая таблички на дверях, Мирр прошелся вдоль  здания.
Вот и призывной пункт.
     Несмотря на потерю почти всех сил,  сердце  Мирра  забилось  быстрее,
когда он понял, что именно здесь месяц назад он родился во  второй  раз  и
как близко решение великой загадки его жизни.
     Табличка  на   двери   информировала   посетителей,   что   заведение
открывается в 8.30 утра. У Мирра давно уже не было часов, но проходя  мимо
них на улице, он высчитал, что ждать еще около часа. Если он проведет  его
на улице, час этот станет последним  гвоздем  в  крышке  его  гроба.  Мирр
огляделся и с  облегчением  заметил  на  другой  стороне  улицы  оранжевую
светящуюся вывеску  бара,  заиндевевшие  окна  которого  обещали  тепло  и
подкрепление сил, а кроме того, из этих окон  Мирр  легко  мог  разглядеть
всех, приближающихся к двери призывного пункта. Вооруженный горьким опытом
того, что несчастья обычно подстерегают его именно  в  те  моменты,  когда
судьба вроде бы как готова повернуться к  лучшему,  он,  однако,  не  смог
подавить в себе предвкушения удобного кресла, теплого воздуха и  дымящихся
кружек с обжигающим кофе. Прижимая руки  к  отчаянно  болящим  ребрам,  он
перешел улицу и ввалился в почти пустой в этот час бар.
     Подозрительный взор  хозяина  мгновенно  потеплел,  как  только  Мирр
выложил на стойку полусотенную бумажку. Через пару минут, сжимая  в  руках
огромную кружку щедро сдобренного коньяком кофе, он уже сидел за столикому
окна. Он нетерпеливо отхлебывал напиток, жадно  впитывая  каждую  калорию.
Занятие это так поглотило  его,  что  только  когда  половина  содержимого
кружки перелилось в желудок Мирра, он смог  оторваться  от  созерцания  ее
ободка и разглядеть перед собой еще  одного  раннего  посетителя  -  чисто
выбритого молодого человека  с  кукольно-розовым  личиком,  широким  ртом,
голубыми глазами и светлыми, по модному выстриженными на темени  волосами.
Выражение лица скорчившегося на стуле юноши напоминало повешенную собаку и
сосуд мировой скорби одновременно... За последний месяц он ни капельки  не
изменился и выглядел в точности таким,  каким  Мирр  видел  его  на  стене
кабинета капитана Крякинга, подписывающим контракт.
     Приливная волна горячего кофе омыла кончик его носа, и Мирр  осознал,
что смотрит на самого себя. Он встал и прохромал к соседнему столику.
     - Не против, если я сяду здесь, Норман?
     - Садись, если хочешь...
     Второе "я" так и не оторвало взгляда от пустого стакана.
     Мирр сел.
     - Разве тебе не интересно, откуда я знаю твое имя?
     - Ничуть. - Юноша  поднял  голову  и  посмотрел  на  Мирра  скорбными
глазами, в которых не мелькнуло и тени удивления, потом перевел взгляд  на
грязные руки и  остатки  одежды  Мирра  и  достал  из  кармана  коричневой
курточки скомканную десятку. - Возьми. Купи себе поесть, но не спиртного.
     - Мне не нужны подачки! - Мирр оттолкнул  бумажку  и  решил  изменить
тактику. - Норман, что бы ты подумал, если бы я сказал, что мы с  тобой  -
один и тот же человек?
     - Я бы подумал, что тебе надо  на  некоторое  время  воздержаться  от
употребления ванильного экстракта.
     Свинцовое безразличие в голосе двойника  потрясло  Мирра,  но  он  не
собирался сдаваться.
     - Это правда, Норман! Посмотри на меня!
     Норман посмотрел и сказал:
     - Мы ни капли не похожи.
     Мирр открыл рот, но в это мгновение увидел свое отражение в настенном
зеркале: он выглядел лет на десять старше Нормана, зарос щетиной и грязью,
а распухшая челюсть заметно меняла очертания его лица. Один  глаз  у  него
почернел и заплыл - Мирр еще не  знал  этого  -  а  ночь,  проведенная  на
морозе, придала не затронутым побоями участкам кожи лица  багрово-синюшный
оттенок, присущий людям, взявшим за  правило  употреблять  не  менее  двух
литров дешевого красного вина в день. Мирр сглотнул слюну и  вынужден  был
признать, что Норман прав - они не похожи.
     - Ну и что? - спросил Мирр чересчур искренним голосом. - Меня  сильно
потрепало, но все равно это правда: мы с тобой - один и тот же человек.
     На розовой физиономии Нормана мелькнула тень интереса.
     - Действительно, жутковато, и жаль, что все впустую - денег-то я тебе
уже дал!
     - Да не нужны мне твои деньги! - нетерпеливо сказал Мирр. Неужели  он
был таким непрошибаемым? - Ты выслушаешь меня, Норман?
     Норман вздохнул и посмотрел на часы.
     - Ладно, это поможет  провести  время...  Загадки  вместо  коньяка...
Почему бы и нет? Ну-ка, посмотрим,  наверное,  это  что-то  вроде  старого
трюка, когда простаку доказывают, что его здесь нет... только  теперь  мне
придется угадывать, как ты и я можем быть одним человеком. Значит, если...
     - Не надо ничего угадывать, я расскажу тебе. - Скрывая смущение, Мирр
отхлебнул кофе. - Предположим, я  скажу,  что  заблудился  во  времени,  и
это...
     Мирр замолк, увидев, как Норман догматически трясет головой.
     - Я не поверю тебе. Двухступенчатые экстраверторы запрещены, особенно
на  Земле  с  ее  слишком   насыщенной   историей.   Тут   везде   шныряют
правительственные  машины  с  детекторами,   и   стоит   только   включить
экстравертор, считай, что его уже засекли. Я слышал, что  они  могут  даже
сказать, на какой год машина настроена.
     - В этом-то все и дело! - воскликнул Мирр и прикусил язык.  Он  хотел
уже было объяснить, что все это случилось с  ним  на  Аспатрии...  Он  так
стремился к этой встрече, что у него не осталось времени обдумать, что  он
скажет и что из этого последует. Норман уже бывал на  Аспатрии,  это  Мирр
знал, и если сейчас он убедит Нормана в своей правоте, а потом  перечислит
все ужасы последнего месяца, Норман может решить не вступать в Легион.
     А ведь его, Войнана Мирра, существование - прямое следствие того, что
Норман подписал контракт с Легионом на тридцать, сорок или пятьдесят лет!
     Погрузившись в эти парадоксы, Мирр принялся торопливо  хлебать  кофе.
Если  Норман  передумает,  не  перестанет  ли  существовать  Войнан  Мирр?
Почему-то исчезновение во временном катаклизме показалось Мирру куда более
ужасным, чем смерть - непосредственная и старомодная.  Человек,  умирающий
привычным способом, знает, что после него  обязательно  что-то  останется,
будь это хоть пачка неоплаченных счетов, но примириться с мыслью,  что  ты
вообще никогда не существовал...
     - Так в чем же дело? - спросил Норман. - Продолжай, мне интересно.
     - Именно в этом, - неубедительно ответил Мирр.  Мозг  его  работал  с
бешеной скоростью. - В том, что  заинтересовал  тебя.  Сначала  тебе  было
неинтересно, а теперь интересно.
     - Так, значит ты все-таки дуришь меня... -  В  глазах  Нормана  снова
появилось отрешенное выражение, он вытащил из кармана еще одну  десятку  и
положил рядом с первой. - Теперь у тебя двадцать, и давай считать, что  мы
квиты.
     Мирр приготовился было разгневанно отмахнуться от денег, но вспомнил,
что в таком случае им одна дорога - в карман капитана  Крякинга.  Он  взял
деньги, запихнул в карман и  попробовал  найти  окольные  пути  подхода  к
главной проблеме. Время стремительно уходило, а он так и не приблизился  к
разгадке постыдного секрета, толкавшего Нормана, в буквальном смысле этого
слова, к беспамятству.
     - Спасибо, - сказал он. - Конечно, это против кодекса  чести  старого
легионера, но времена теперь тяжелые...
     - Легионера? - Во взгляде Нормана снова появилось любопытство.  -  Но
как же тебе удалось...
     - Инвалид!
     Забыв о состоянии собственных  ребер,  Мирр  стукнул  себя  в  грудь,
вскрикнул и рухнул всем телом на стол, едва не угодив лицом в  пепельницу.
Норман взволнованно спросил:
     - С вами все в порядке?
     - Да так, кольнуло... - Мирр озабоченный главным образом  тем,  чтобы
бармен не прогнал его, выпрямился: - Это все от погоды. Сейчас  пройдет...
- и, скрывая замешательство, он вновь принялся за кофе.
     Норман крутил в пальцах свой стакан.
     - Зачем вы вступали в Легион?
     - Я... я хотел что-то забыть.
     - Что именно?
     - Откуда мне знать? - Мирр никак не мог  взять  в  толк,  почему  так
резко поменялись их роли в беседе. - Я ведь забыл это.
     - Конечно... простите... - Норман кивнул и нижняя губа его задрожала.
     Мирра мучила  какая-то  неопределенная  вина,  но  вместе  с  тем  он
чувствовал, что пора перехватывать инициативу.
     - Норман, - сказал он тихо, -  ты  сидишь  и  ждешь,  пока  откроется
призывной пункт?
     - Да! Да! Как долго тянутся минуты! Зачем заставлять нас ждать?
     - Всему свое время, - успокоил его Мирр, нервно оглядываясь при этом:
не побеспокоил ли взрыв эмоций кого-нибудь  из  посетителей.  -  Вот  что,
Норман, расскажи-ка мне о своих невзгодах.
     Ответом ему был печальный взгляд.
     - Я совершил нечто ужасное и не могу говорить об этом.
     - Можешь, Норман! - Мирр положил ему руку на плечо. -  Вырви  это  из
себя, скажи. И тебе станет легче.
     - Если бы это было правдой!
     - Это правда! Правда! Откройся мне, Норман!
     - Ты уверен, что хочешь выслушать меня?
     - Да, да.
     - Мое преступление состоит в том...
     - Ну, Норман, ну же...
     - Что я дезертировал из Легиона!
     С оглушительным грохотом Мирр уронил свою  кружку  на  каменный  пол.
Потеряв дар речи, он  глядел  на  макушку  склоненной  в  отчаянии  головы
Нормана, но тут бармен, выскочив из-за стойки, вцепился ему в воротник.
     - Вот что, вы, двое! Вон отсюда! Я следил за вами с тех пор,  как  вы
уселись рядышком, и такие мне в заведении не нужны!
     - Случайность, чистая случайность, - бормотал Мирр, чей разум все еще
раскручивал  нисходящую  спираль  недоверия,  засунул  две  полученные  от
Нормана десятки в карман рубашки бармена, чем убедил его вернуться на свой
пост.
     Бармен собрал осколки, выдал последнее предупреждение о держании друг
друга за руку и удалился, несколько раз гневно обернувшись.
     Мирр постучал по голове Нормана суставом указательного пальца.
     - Посмотри на меня, Норман,  -  прошептал  он.  -  Ты  же  не  будешь
обманывать старину Войнана...
     - Это святая правда...
     - Но послушай, Норман! Дезертирство из Легиона -  это  такой  пустяк,
что и  волноваться  нечего!  Каждый  рядовой  мечтает  об  этом!  Это  его
единственное желание!
     - Рядовые -  да,  от  них  ничего  другого  и  не  ждут...  -  Норман
наконец-то поднял глаза на Мирра. Лицо его было пунцовым от  стыда.  -  Но
я-то был офицером!
     - Офицером? - переспросил Мирр и замолчал,  пытаясь  найти  для  этой
новой информации  место  в  сложнейшей  головоломке  своей  жизни.  Однако
собеседник  его  уже  впал  в  исповедническое   настроение   и   не   мог
остановиться.
     -  ...и  не  просто  офицером.  Я  -   лейтенант   Норман   Голлубей,
единственный сын самого генерала Голлубея! Мои предки  безупречно  служили
Легиону два столетия... два столетия! Два века генералов и маршалов,  битв
и подвигов, медалей, славы и величия! Можешь ли ты представить, какой груз
- невыносимый груз - наложила на меня семейная традиция?
     Мирр отрицательно замотал головой, частью - потому что от него  этого
и ожидали, частью из-за ощущения, будто мозг ему выжигают каленым железом.
     - Почти с той самой минуты, как я родился, а уж с колыбели  -  точно,
меня готовили к службе в Легионе. Отец никогда не говорил  со  мной  ни  о
чем, кроме как о Легионе. Мать... - МАТЬ! - никогда не говорила со мной ни
о чем другом! Жизнь моя была посвящена Легиону, и самое ужасное... что мне
этого не хотелось. Я мечтал о другом.
     Норман замолк и, судя по всему, погрузился в размышления  о  сыновней
непочтительности.
     Мирр был рад этому, потому что жжение в его мозгу усилилось  и  перед
мысленным  взором  начали  одна  за  другой  возникать  картины:   дом   в
колониальном стиле с белыми колоннами; седовласый мужчина с суровым лицом,
в безупречной форме генерала Космического Легиона; прелестная женщина, чья
сдержанность была столь совершенна,  что  казалась  враждебностью,  и  чья
осанка ни в чем не уступала безукоризненной офицерской выправке  ее  мужа.
Это были картины его собственного  детства,  и