Боб ШОУ

                              ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ


                                          Крису Присту - советчику и другу




                                    1

     Дорога к Чайвенору была долгой и утомительной. Спина у Хэссона болела
все сильнее, а с болью ухудшалось и настроение. Сначала появились какие-то
тоскливые предчувствия, которые вполне естественно должны  были  появиться
от одного вида  этих  бесконечных  городков  и  деревень,  где  не  только
торговля, но, видимо, и вообще вся жизнь были побеждены  холодными  серыми
мартовскими  дождями.  Однако  к  тому  времени,  как   путники   достигли
Девонского побережья, у Хэссона началась нервная лихорадка. Но вот  машина
преодолела подъем, и их взорам открылось устье Тоу. Только в  этот  момент
Хэссон понял, что его угнетает сам факт предстоящего путешествия.
     "Неужели все это происходит на самом деле? Неужели  это  я  и  именно
меня ждет бесплатная  поездка  в  Канаду,  трехмесячный  отпуск  с  полной
оплатой, бесконечное время для отдыха и поправления здоровья?.."  -  думал
он.
     - Я всегда думал, что в идее летающей лодки  заключено  что-то  очень
правильное, - сказал Коулбрук, полицейский хирург. Он развалился на заднем
сиденьи рядом с Хэссоном. - Сама идея  летать  над  морем  на  кораблях  и
использовать четыре пятых всего земного шара как посадочную площадку!..  И
все-таки это вполне естественно... То есть,  я  хочу  сказать:  техника  и
природа идут рука об руку.
     - Вы только взгляните на  эти  штуки.  -  Могучей  мускулистой  рукой
Коулбрук показал на  голубовато-стальную  гладь  моря  и  на  беспорядочно
разбросанные по ней летающие лодки. - Серебряные  птицы,  как  сказали  бы
наши братья-полинезийцы. Вы знаете, почему они не окрашены?
     Хэссон покачал головой, искренне пытаясь  заинтересоваться  рассказом
хирурга.
     - Понятия не имею.
     - Процент нагрузки. Экономия. Вес краски был бы  равен  весу  лишнего
пассажира.
     - Правда?  -  Хэссон  безнадежно  улыбнулся  и  тут  же  увидел,  как
мальчишеский энтузиазм на лице Коулбрука сменяется чисто  профессиональной
озабоченностью. Он упрекнул себя за то, что не смог скрыть свои чувства.
     - Проблемы, Роб?  -  Коулбрук  повернулся  всем  телом,  чтобы  лучше
рассмотреть своего пациента. - Как себя чувствуете?
     - Немного устал, только и всего. Кое-где побаливает и  ноет.  Ничего,
не рассыплюсь.
     - Я не об этом спрашиваю. Вы сегодня принимали транквилл?
     - Ну... - Хэссон решил не вилять. - Я не люблю принимать лекарства...
     - Какое это имеет значение? - нетерпеливо перебил Коулбрук.  -  Я  не
люблю чистить зубы, но если я перестану это делать, то  результатом  будет
сильная боль и полный рот фарфора! Поэтому я чищу зубы.
     - Это совсем не одно и то же, - запротестовал Хэссон.
     - Это абсолютно то же самое, приятель. Ваша нервная система еще  пару
месяцев будет причинять вам адские муки - а может, и дольше,  но  то,  что
это естественно, отнюдь не значит, что вы  должны  с  этим  смириться.  За
такое медалей не дают, Роб. Не существует Ордена Подавленности или Диплома
за Депрессию...
     Хэссон поднял палец:
     - Это удачная мысль, док. Мне нравится.
     - Проглотите пару капсул, Роб. Не глупите.  -  Коулбрук  был  слишком
опытным  врачом,  чтобы  расстраиваться   из-за   непослушного   пациента.
Наклонившись вперед,  он  хлопнул  ладонью  по  плечу  капитана  воздушной
полиции Нанна. Приподнятое настроение вновь вернулось к нему. - Почему  бы
нам не поехать в Канаду, Вильбур? Нам всем не помешал бы отдых.
     Нанн вел машину почти всю дорогу от Ковентри и заметно устал.
     - Без кое-кого здесь просто никак нельзя обойтись,  -  отозвался  он,
явно не собираясь подыгрывать шутнику. - Да и вообще,  для  меня  это  еще
слишком рановато. Я лучше  подожду,  пока  расчистят  коридор  Исландия  -
Гренландия.
     - На это могут уйти месяцы.
     - Знаю, но повторяю, без некоторых из нас никак  нельзя  обойтись.  -
Нанн склонился над рулем,  давая  понять  таким  образом,  что  не  желает
продолжать  разговор.  Небо  впереди  слегка  расчистилось   и   приобрело
бледно-голубой оттенок, но асфальт оставался мокрым, и колеса машины то  и
дело надсадно визжали на резких поворотах спуска. Устье реки  скрылось  за
рядами мокрых елок.
     Неловко скорчившись на  заднем  сиденье,  Хэссон  смотрел  в  затылок
своему начальнику и  страдал  в  связи  с  тем,  что  капитан  упомянул  о
расчистке полетного коридора. Самолет должен был вылетать почти через час,
и ему меньше всего хотелось думать о  возможности  столкновения  с  телами
людей,  которые  могут  дрейфовать  в  низкой  облачности  и  тумане   над
Атлантикой.
     На Западе никто точно не знал, что происходит на  огромных  просторах
восточного полушария от Новой Земли до  Сибири.  Но  каждую  зиму  редкий,
медленный поток замерзших тел, удерживаемых в полете АГ-аппаратами, ставил
под угрозу воздушные перевозки между Британией и Северной Америкой.
     Принято было считать, что это трупы либо азиатских крестьян, так и не
понявших, сколь опасно в условиях континентальной зимы подниматься даже на
самую скромную высоту, либо  жертв  неожиданных  перемен  погоды.  Правда,
небольшая, но довольно шумная группа истеричек утверждала,  что  это  тела
политически  ненужных  личностей,  специально  выведенные  в   атмосферные
потоки, чтобы хоть немного напакостить Западу. Хэссон  всегда  считал  эту
мысль достойной внимания, и то, что она сейчас пришла ему в  голову,  было
еще одним показателем состояния его здоровья. Он  засунул  руку  в  карман
пиджака и сжал пузырек с капсулами транквилла, успокоив себя тем, что  они
у него есть.
     Через несколько минут машина была уже на аэродроме и  направлялась  к
причалам летающих лодок. Высокие серебристые хвосты аппаратов то  тут,  то
там возвышались над скоплением припортовых складов  и  переносных  контор.
Между причалом и стоящими в бухте на якорях лодками сновала  масса  людей.
На одежде у многих были вставки-катафоты. От мельтешения этих многоцветных
точек у Хэссона зарябило в глазах.
     Нанн припарковал машину на автостоянке  рядом  с  огражденным  сеткой
входом на посадку. На капитане, как  на  главе  участка,  лежали  основные
заботы по контрабандному вывозу Хэссона из страны. Именно  он  должен  был
отыскать место, где Роб мог бы неприметно и безопасно  прожить  в  течение
трех месяцев. Государство еще не отработало механизм, при помощи  которого
можно  было  бы  прятать  и  защищать  ключевых  свидетелей,   чья   жизнь
оказывалась под угрозой. Капитану Нанну пришлось немало потрудиться, чтобы
подобрать за границей подходящего  человека,  у  которого  Хэссон  мог  бы
погостить необходимое  время.  В  конце  концов  он  договорился  с  одним
канадским офицером-полицейским, который несколько лет тому назад  приезжал
по  обмену  в  Ковентри.  Нанна  выводило  из  себя  все,   что   нарушало
административную рутину, и теперь ему не терпелось поскорее сбыть  Хэссона
с рук.
     - Мы не пойдем с вами, Робб, - сказал он, выключая двигатель.  -  Чем
меньше нас будут видеть вместе, тем лучше. Нет смысла рисковать.
     - Рисковать! - фыркнул Хэссон, намеренно показывая свое недовольство.
- Какой риск? Салливен бандит, но он деловой человек  и  знает,  что  если
начнет убивать полицейских - ему конец.
     Нанн побарабанил пальцами по неровному ободу руля.
     - Мы не просто полицейские, Роб, мы - ВОЗДУШНЫЕ  ПОЛИЦЕЙСКИЕ.  И  нас
все время убивают. Сколько парней из  вашего  первого  отряда  осталось  в
живых?
     - Немного. - Хэссон отвернулся, чтобы скрыть  непроизвольную  нервную
дрожь губ.
     - Извините, мне не следовало этого говорить. - Слова Нанна прозвучали
скорее раздраженно, чем виновато.
     Вечно внимательный Коулбрук схватил Хэссона за руку чуть выше локтя и
крепко сжал.
     - Сию минуту примите две капсулы, Роб. Это приказ.
     Смущенный и пристыженный,  Хэссон  достал  из  кармана  пластмассовую
бутылочку, вытряхнул на ладонь две золотисто-зеленые капсулы  и  проглотил
их. Во рту они показались сухими и  невесомыми,  словно  выдутая  скорлупа
яичек крошечных птиц.
     Нанн прокашлялся.
     - Я хотел сказать, что  дело  Салливена  ушло  из  ведения  Воздушной
полиции, и мы должны делать то, что нам приказывают  главные  следственные
органы.  Если  они  считают,  что  ваши  показания  достойны  того,  чтобы
организация Салливена попыталась заставить  вас  замолчать  навсегда,  нам
приходится им верить.
     - Знаю, но все это настолько... -  Хэссон  огляделся.  -  То  есть...
поддельное имя, поддельный паспорт! Как я привыкну называться Холдейном?
     - Ну, это как раз пустяки, - отрывисто сказал Нанн,  сжимая  губы.  -
Постарайтесь относиться ко  всему  проще,  Роб.  Отправляйтесь  в  Канаду,
хорошенько отоспитесь, ешьте, пейте и радуйтесь отдыху,  пока  есть  такая
возможность. Мы пошлем за вами, когда надо будет давать показания.
     - Как медик подтверждаю, что это вполне разумно.  -  Коулбрук  открыл
дверцу, вышел и начал выгружать чемоданы Хэссона из багажника.
     - Я не буду выходить, - сказал Нанн, протягивая руку для  прощального
приветствия. - Берегите себя, Боб.
     - Спасибо.
     Хэссон пожал протянутую руку и вышел из машины. Небо уже расчистилось
и стало ярко-голубым.  С  Атлантики  задул  пронзительный  ветер.  Хэссона
передернуло при мысли о тысячах километров открытого моря, лежащего  между
ним и местом, куда он направляется. Дорога казалась  слишком  длинной  для
любого летательного  аппарата,  а  еще  более  невозможной  представлялась
мысль, что всего несколько месяцев  назад  он,  Роберт  Хэссон,  если  ему
понадобилось бы попасть в Канаду, даже  не  задумываясь  нацепил  бы  свое
антигравитационный ранец и полетел бы один, без  всякой  защиты,  если  не
считать шлема и обогревающего  костюма.  При  мысли  о  том,  чтобы  снова
оказаться в небе, откуда можно УПАСТЬ,  у  Хэссона  подогнулись  ноги.  Он
поспешно прислонился к машине и постарался сделать вид, что это  произошло
случайно.
     - Я пойду с вами до места посадки, -  сказал  Коулбрук.  -  Никто  не
обратит внимания на то, что с вами врач.
     - Спасибо, я лучше пойду один. Все в порядке.
     Коулбрук одобрительно улыбнулся.
     - Правильно. Только не забудьте, что говорил вам физиотерапевт о том,
как вам следует поднимать тяжести.
     Хэссон кивнул, попрощался с хирургом и пошел к зданию вокзала. Он нес
два чемодана - большой и маленький - и старался  держать  спину  прямо,  а
груз - уравновешенным. Боль  в  позвоночнике  и  восстановленном  коленном
суставе была изрядная, но Роб уже знал, что движение -  каким  бы  оно  ни
было  неприятным  -  это  его  союзник.  Настоящая  боль,  опустошающая  и
парализующая,  приходила  тогда,  когда  ему   доводилось   долгое   время
оставаться в неподвижности,  а  потом  выполнять  какое-нибудь  совершенно
простое действие - например, вставать с постели. Можно было подумать,  что
его  тело,  отрицающее  волшебство  хирургии,  мазохистски   стремится   к
инвалидности.
     Хэссон прошел в вокзал, где он сам и его багаж подверглись нескольким
достаточно небрежным досмотрам.  Кроме  него  летело  еще  около  двадцати
человек. Это означало, что места для пассажиров в  лодке  почти  полностью
заняты. По большей части это были супружеские пары средних лет. У всех был
обеспокоенный, взволнованный вид людей, не привыкших к  дальним  поездкам.
Хэссон  предположил,   что   они   отправляются   за   границу   навестить
родственников. Он стоял в стороне, потягивая кофе и удивляясь, почему  это
те, кто мог бы спокойно и безопасно  сидеть  дома,  вдруг  отправляются  в
путешествие через перезимовавший океан.
     - Прошу вашего внимания, -  обратилась  к  собравшимся  стюардесса  с
короткой мальчишеской стрижкой и резкими  чертами  лица.  -  Борт  162  по
расписанию улетает на Сент-Джон примерно через двадцать минут. По  причине
сильного ветра мы были вынуждены установить летательный аппарат  несколько
дальше обычного и наши катера вынуждены проходить лишний отрезок. Мы можем
избежать  задержки,  если  полетим  к  аппарату.  Кто  из   пассажиров   с
посадочными карточками на рейс 162  не  в  состоянии  совершить  одиночный
перелет в полкилометра?
     У Хэссона зашлось сердце. Он бросил вопросительный взгляд на группу и
увидел, что все остальные кивают, робко соглашаясь.
     -  Прекрасно,  -  сказала  стюардесса.  -   Стандартные   АГ-аппараты
находятся на стеллаже около...
     - Извините,  -  прервал  ее  Хэссон.  -  Мне  запрещено  пользоваться
аппаратом.
     Девушка быстро моргнула. Другие пассажиры  разочаровано  забормотали.
Несколько женщин смерили Хэссона любопытными и подозрительными  взглядами.
Он молча отвернулся и заново ощутил как мимо него с убийственной скоростью
проносится воздух и он бомбой падает в переполненные  людьми  пассажирские
уровни Бирмингема. Огни города раскрываются под  ним  гигантским  цветком,
усыпанным драгоценными камнями...
     -  В  таком  случае  лететь  бессмысленно,  -  произнесла  стюардесса
бесстрастным голосом. - Устраивайтесь, пожалуйста, поудобнее,  я  приглашу
вас, как только освободится катер. Мы сделаем все, чтобы свести задержку к
минимуму. Благодарю вас.
     Она подошла к переговорному устройству в углу зала ожидания и  что-то
зашептала в него.
     Хэссон поставил свою чашку и, почти физически ощущая на себе  взгляды
других пассажиров, прошел  в  туалет.  Он  заперся  в  кабинке,  мгновение
постоял, прислонившись к двери, потом вынул  свою  баночку  с  пилюлями  и
отправил в рот еще две. Предыдущие,  проглоченные  им  в  машине,  еще  не
начали действовать. Поэтому Хэссон замер в маленькой  замкнутой  Вселенной
перегородок и кафельной  плитки  и  молился,  чтобы  ему  было  ниспослано
спокойствие. Только сейчас до него дошло, насколько сильным оказалось  его
нервное расстройство. Ему доводилось и раньше видеть, как другие  ломаются
под  грузом  чрезмерной   работы,   во   время   слишком   долгих   ночных
патрулирований при неблагоприятных ветрах, когда опасность столкновения  с
диким летуном заставляла нервы гудеть, как  провода  в  шторм.  Но  Хэссон
всегда относился к этому с каким-то недоверием. За сочувствием и  разумным
отношением к заявлениям медиков у него всегда скрывалось легкое презрение,
убежденность  в  том,  что  обладай  бедняги  его  уравновешенностью,  эти
скуксившиеся полисмены - эти больные голубки - смогли  бы  отбросить  свои
горести и жить, как прежде. Самоуверенность Хэссона была столь велика, что
он так и не успел заметить тревожные  симптомы  в  собственном  организме:
чрезвычайно подавленное  настроение,  раздражительность,  быстро  растущий
пессимизм. Вот почему Роб оказался так уязвим. Именно в столь неустойчивом
состоянии души,  практически  полностью  лишенный  какой  бы  то  ни  было
самозащиты, он вышел против ухмыляющегося врага в черном плаще и  с  косой
за плечами...
     Неожиданный приступ  клаустрофобии  заставил  Хэссона  открыть  дверь
кабинки. Он подошел к  умывальнику,  налил  в  раковину  холодной  воды  и
несколько раз плеснул в лицо. И только тогда Хэссон заметил, что  рядом  с
ним кто-то стоит. Это был  один  из  пассажиров  его  рейса,  мужчина  лет
шестидесяти с красным лицом и набрякшими веками.
     - Стыдиться нечего, - сказал мужчина с северным выговором.
     - Что? - Хэссон вытер платком лицо.
     - Стыдиться нечего. Я им там  сказал  то  же  самое.  Некоторые  люди
просто не могут пользоваться аппаратом, только и всего.
     - Наверное, вы правы.
     Хэссон подавил желание сказать незнакомцу, что он очень много  летал,
но временно по рекомендации врачей вынужден этого не делать.  Однако  если
Хэссон начнет оправдываться перед каждым встречным, то ему придется делать
это до  конца  жизни.  К  тому  же  это  было  бы  заурядным  враньем.  Не
существовало никаких физических причин избегать полетов.
     - С другой стороны, - продолжил краснолицый, - некоторые  приходят  к
этому легко и естественно, как птицы. Мне было почти сорок, когда я  надел
АГ в первый раз, и уже через неделю я бегал по облакам не хуже других.
     - Прекрасно, - согласился Хэссон и попытался незаметно ретироваться.
     - Да! И я по-прежнему летаю  в  трудном  районе.  Брэдфорд!  Тамошние
парнишки считают вполне нормальным подкрасться к  вам  поближе  и  уронить
этак метров на двадцать-тридцать. - Незнакомец зашелся хохотом. -  Но  это
меня не трогает! Крепкий желудок!
     - Великолепно! - Хэссон поспешно пошел к двери, но тут ему  пришло  в
голову, что болтливый спутник - это, возможно, как раз то, что ему  нужно,
чтобы отключить мозги на время перелета через Атлантику. Он приостановился
и подождал краснолицего. - Но вы отправляетесь в Канаду легким путем.
     - Пришлось, - согласился мужчина, постучав себя по  груди.  -  Легкие
больше не выдерживают холода. Иначе я сэкономил бы на билете. Грабеж,  вот
что это такое!
     Хэссон кивнул, и они прошли в зал ожидания. Персональные полеты  были
и легкими, и дешевыми. С появлением личных  АГ-аппаратов  обычная  авиация
пришла в упадок. Сначала дело было только  в  соображениях  экономического
характера,  потом  небеса   оказались   слишком   переполненными   людьми:
миллионами освобожденных, подвижных, неоправданно рискующих, неуправляемых
людей. Самолеты просто не  могли  безопасно  летать  иначе,  кроме  как  в
специально  охраняемых  коридорах.  Прежде  весьма  доходные  пассажирские
перевозки  через  северную  часть  Атлантики  оказались  заменены  редкими
полетами транспортных самолетов. Заодно они  перевозили  жалкие  горсточки
пассажиров, и стоимость одного билета соответственно повысилась.
     Еще до объявления посадки Хэссон узнал, что немолодого мужчину  зовут
Доулиш и что он направляется в  Монреаль  навестить  больного  двоюродного
брата  -  возможно,  в  надежде  унаследовать  кое-какие  деньги.   Хэссон
поговорил с ним минут десять и за  это  время  почувствовал  себя  гораздо
лучше. Чувство покоя постепенно охватывало все его  существо:  это  начали
оказывать свое благотворное действие пилюли с транквиллом. Хотя  Хэссон  и
знал,  что  ощущение  покоя  вызвано  искусственно,  все  равно  это  было
великолепно,  и  к  тому  моменту,  когда  пришел  катер,  чтобы   отвезти
пассажиров на борт 162, он уже находился в состоянии тихой эйфории.
     Во время плавания по неспокойному морю к летающей лодке,  Хэссон  сел
ближе к  носу  и  предался  приятному  волнению,  вызванному  перспективой
провести   несколько   месяцев   за   границей.   Лодка   показалась   ему
доисторической - с решетками у воздухозаборников и бронированным покрытием
передних стенок, но почти сразу же у Хэссона  появилась  уверенность,  что
эта машина способна довезти его куда угодно. Он прошел  в  лодку,  вдохнул
всей грудью характерный запах машинного масла, пропитанных  морской  водой
канатов и горячей пищи, и устроился у окна  в  конце  салона.  Доулиш  сел
напротив него, спиной к съемной перегородке, которая позволяла увеличивать
или уменьшать по мере надобности грузовой отсек.
     - Хорошая машина, - сказал Доулиш  с  видом  знатока.  -  Конструкции
"Эмпайр" тридцатых годов. У них очень интересная история.
     Как и ожидал Хэссон, Доулиш начал  распространяться  о  романтичности
летающих лодок -  бессвязная  лекция,  в  которой  он  упомянул  и  об  их
исчезновении  из  авиации  в   пятидесятые   по   причине   трудностей   с
герметизацией корпуса для работы на больших высотах, столь необходимых для
реактивных двигателей, и их вторичное появление в XXI веке, когда  в  силу
необходимости,  всем  летательным  аппаратам  пришлось  перейти  на  малую
высоту.
     В другое время Хэссон  очень  скоро  почувствовал  бы  усталость  или
раздражение,  но  сегодня  Доулиш  выполнял  полезну