ты или жених -
                Бойся сплетниц, бойся сплетен,
                Хвост поджав, беги от них!

     - Звездолет уже прибыл,  -  молвил  Юрик,  взглянув  на  свои  ручные
часики. - Пора нам переходить на сгущенное время. - Он извлек  из  кармана
своего пальто пластмассовую коробочку и  выкатил  из  нее  на  ладонь  два
голубоватых шарика. Один шарик он проглотил сам, другой дал  мне.  Я  тоже
проглотил.  И  все  сразу  переменилось.  Голубь,  собиравшийся  сесть  на
телевизионную антенну, застыл в пространстве  с  распростертыми  крыльями;
собачий лай замер на  одной  ноте,  высоко  над  нами  возникло  очертание
чего-то огромного - не то корабля, не  то  дирижабля.  Через  мгновенье  в
брюхе звездолета обозначился темный прямоугольник;  откуда  к  нам  начало
спускаться нечто оранжевое, напоминающее своими очертаниями лодку. Вскоре.
эта небесная ладья приземлилась возле нас. Держалась она не на  канатах  и
не на тросах; от ее кормы и от носовой части  тянулись  к  звездолету  две
пружинки, свитые из зеленоватых лучей.
     - Давай  грузиться,  -  молвил  Юрик  и,  перешагнув  борт  воздушной
гондолы,  расселся  на  ее  поперечном  сиденье.  Вслед  за   ним   и   я,
предварительно водрузив на корму свой рюкзак, сел на свободное место  -  и
сразу осознал, что начался подъем. Крыша была уже  глубоко  внизу,  и  мне
стал виден наш двор,  а  потом  и  соседние  дворы,  и  Средний  проспект.
Трамваи, автомобили и прохожие были абсолютно неподвижны - и  в  этом  мне
почудилось чтото жуткое. Тут Юрик произнес:
     - Серафим, заявляю тебе как пассажиру-перворазнику,  что  по  земному
времени звездолет завис на одну тысячную часть секунды. Для  всех  землян,
кроме тебя, он невидим, незрим, ненаблюдаем,  незаметен...  Но  мы  уже  у
цели.
     Через  секунду  мы  очутились  в  просторном  трюме   звездолета   и,
сопровождаемые стройной неземной  стюардессой,  поднялись  до  внутреннему
трапу в пассажирский салон, где, к  моему  неудовольствию,  вовсю  звучала
музыка. Звездолеты уже  неоднократно  описаны  фантастами,  поэтому  скажу
только, что тот реальный небесный корабль, на  котором  я  очутился,  имел
команду из шести иномирян и мог принять на борт пятьдесят пассажиров. Пока
что половина мест пустовала, так что мы сразу нашли себе две койки,  после
чего направились в кабину управления, где Юрик представил меня астропилоту
и остальным членам экипажа. Мой друг довольно долго рассказывал им что-то,
и на лицах их я заметил удивление и грусть.
     - Что ты им набрехал обо мне? - спросил я Юрика, когда мы вернулись в
салон.
     - Я не брехал, не врал, не лгал, не морочил,  не  сочинял!  Я  просто
сообщил им, что ты  решился  жить,  обитать,  пребывать,  существовать  на
Фемиде, и они горько сочувствуют тебе.
     - Пусть сами себе сочувствуют, - ответил я. - Лучше бы навели порядок
в своем летном хозяйстве! Ишь музыка как гремит, будто в пивном баре!
     Тут Юрик стал втолковывать мне, что без музыки нельзя. Ведь  на  этом
звездолете возвращаются на Куму - кто на  побывку,  а  кто  и  навсегда  -
подкидыши с разных планет, они стосковались по  родным  мелодиям.  В  этот
момент к нам подошла стюардесса с подносом,  на  котором  красовались  два
бокала с какой-то розовой жидкостью.
     - Юрка, объясни этой красоточке, что я  непьющий,  -  обратился  я  к
другу, -

                Лучше встретиться с шакалами
                Иль с разгневанным быком,
                Чем вино хлестать бокалами,
                Упиваться коньяком!

     - Серафимушка, это не вино. Это есть микстура, дающая весомость. Если
ты не примешь ее в глубь себя, то стоит набрать звездолету скорость - и ты
возлетишь под потолок и будешь там парить и покачиваться.
     Пришлось  выпить.  Напиток  оказался  вполне  безалкогольным.  Вскоре
послышался резкий звонок.
     - Остановка скончалась, мы уже летим, - сообщил мне Юрик.


                           13. ЗЕМЛЯ, ДА НЕ ТА

     Весь пассажирский состав звездолета состоял  из  молодых  подкидышей.
Внешний вид они имели вполне человекообразный. Одеты были  по-разному:  на
некоторых - костюмы,  напоминающие  наши  земные,  на  других  -  какие-то
немыслимые хламиды; один паренек  щеголял  в  плаще  из  блестящей  рыбьей
чешуи. Говорили они все, разумеется, на  своем  куманианском  языке.  Юрик
много беседовал с ними и не раз пытался пересказать мне их  впечатления  о
чужих планетах. Но слушал я его без должного внимания,  мне  мешал  страх.
Обстановка, в которую я попал, была столь  необычной,  что  мне  казалось,
будто  вот-вот  произойдет  что-то  непредвиденное,  что-то   погибельное.
Впрочем, это не мешало мне питаться наравне со  всеми.  Пища  была  сугубо
вегетарианской, но вполне доброкачественной, и стул у меня был нормальный.
В носовой части салона,  возле  двери,  ведущей  в  кабину  управления,  в
переборку  был  вмонтирован  большущий  телеэкран  непрерывного  действия.
Каждый  пассажир  мог  наблюдать  планеты,  мимо  которых  пролегал   курс
звездолета. А стоило нажать на кнопку уточнителя - и мгновенно та  сторона
планеты, которая была ближе к, нам, представала  взору  в  увеличенном,  в
уточненном виде.  Можно  было  разглядеть  даже  города  и  прочие  реалии
цивилизации. Однако иномирян эти чудеса не шибко интересовали, видно, были
делом привычным. Их куда больше ихняя  музыка  привлекала.  И  число  этих
подкидышей, стосковавшихся по  родной  какофонии,  все  росло.  За  первые
десять суток полета мы раз пятнадцать зависали над неизвестными планетами,
чтобы принять на борт новых пассажиров. А на одиннадцатые  сутки  попал  я
прямо-таки в стрессовую ситуацию. Проснулся я  рано,  пока  все  иномиряне
спали еще, и направился тихой сапой  в  гальюн.  Потом  в  душевую  кабину
зашел, душ для бодрости принял,  обсушился  под  струей  теплого  воздуха,
оделся - и иду обратно на свое спальное место. И тут машинально  глянул  я
на телеэкран - и вижу:  какая-то  там  планета  маячит.  И  что-то  родное
почудилось мне в этом небесном теле. Вгляделся - а там,  как  на  школьном
глобусе:  Африка,  Европа;  и  даже  Италия  в  виде   известного   сапога
обозначается... У меня дыхание перехватило: да ведь это Земля! Я кинулся к
спящему Юрику, растормошил его.
     -  Юрка,  наш  небесный  ковчег  с  пути  сбился!  -   закричали.   -
Крутился-крутился по Космосу -  и  опять  к  Земле  вернулся!  Наверно,  у
астропилота ум за разум зашел?! Или приборы не в порядке?! Беги  скорее  в
кабину управления, скажи там, что поворачивать  надо,  а  то  мы  о  Землю
расшибемся!
     - Успокойся, Серафимушка, - -тихо ответил мне Юрик, - это  Земля,  да
не та. Это другая.
     - Что значит "другая"?! Не может быть другой Земли! Земля, - одна!
     - Нет, Фима, Земель много. Ты погляди внимательно на эту вот...
     Планета в этот миг повернулась к нам той стороной, где Скандинавия  и
Балтийское море. Я нажал кнопку уточнителя, вгляделся. Никаких городов  не
видать. И на месте Ленинграда - никакого Ленинграда,  всюду  темно-зеленое
лесное пространство.
     - Это фальсификация какая-то, - сказал я Юрику. - Какая же это Земля,
если на ней Питера нет?!
     - Его на ней еще нет, - спокойно уточнил Юрий. -  Эта  земля  еще  не
доросла до Питера, она еще девочка полудикая. По ней еще динозавры бегают.
Это - Земля No 274.
     - Юрик, сукин ты кот! - воскликнул я. - За все годы дружбы  нашей  не
сказал мне, что у моей Земли сестры есть! А ведь ты,  выходит,  давно  это
знаешь.
     - Фима, потому я и молчал про это, что друзья мы. Один наш мудрец так
высказался: "Взвалив на себя груз умолчания, убережешь  друга  от  горькой
правды". Ведь вы, земляне с Земли No 253, считаете себя единоличниками  во
Вселенной и очень гордитесь этим... Не хотел я пригибать твою гордость, не
хотел говорить тебе,  что  только  в  доступном  нам  космическом  регионе
имеется 278 Солнечных Систем и в каждой из них есть Земля. Все  эти  земли
астрономично, геологично, биологично,  экологично  и  исторично  абсолютно
идентичны до последней травинки
     - и только стадии их развития не совпадают,  ибо  зародились  они  не
единовременно, а с интервалами.
     - Ну, Юрка, оглоушил ты меня - хуже, чем гирей по черепу!..  Выходит,
мы, земляне, - не цари, а рядовые Вселенной...
     - Утешься, Фимушка! Мы на своей Куме No 17 в древности  тоже  думали,
что мы единственные.
     И когда выяснилось, что это не так,  очень  обижены  были.  Но  потом
привыкли, усмирились...


                       14. ПУТЕВЫЕ ПЕЧАЛИ И РАДОСТИ

     На следующую ночь я проснулся из-за какого-то скорбного  музыкального
воя. На телеэкране маячила неведомая планета. Ее материки тускло  желтели,
будто присыпанные грязным  песком.  Соскочившие  с  коек  подкидыши  молча
стояли лицом к экрану, и каждый положил свою правую руку на  левое  плечо.
Но вот планета эта исчезла из поля зрения,  репродуктор  умолк,  иномиряне
опять легли на свои спальные места. Я спросил Юрия, какой это такой  обряд
сейчас был выполнен.
     - Это  была  краткосрочная  траурная  панихида  в  память  о  планете
Мароторотана, -  пояснил  подкидыш.  -  Мы  всегда  так  поступаем,  когда
пролетаем мимо планет, которые скончались, сгинули, скапутились,  погибли,
пропали, умерли из-за атомных войн. Добавлю к сему, что на следующий  день
мне снова пришлось наблюдать этот печальный обряд. Всего же во время  того
полета я видел шесть таких планет. Веселого мало. Но в пути ожидало меня и
приятное событие. На  тринадцатые  сутки  полета  мы  зависли  над  ночной
стороной планеты, о которой Юрик сказал мне, что это Земля .э  252.  Салон
наш пополнился новым подкидышем, которого по-земному звали  Костя.  Парень
одет был со вкусом:  в  меру  длинный  пиджак,  брюки  нормальной  ширины,
удобные широконосые ботинки. Юрик  сразу  подскочил  к  нему.  Сперва  они
затараторили на своем языке, потом перешли на русский. Тут и  я  встрял  в
беседу.
     Выяснилось, что Костя этот - из Ленинграда  тамошнего,  он  туда  был
подкинут с целью изучения истории земной кулинарии.  Он  сообщил,  что  на
Земле No 252 сейчас идет XXII век. Косте известно, что  в  конце  XX  века
Земля  No  252  благополучно  преодолела  "атомный   пик";   люди   сумели
договориться о вечном мире. Из этого ясно, что ни одной Земле с предыдущей
и последующей нумерацией атомная гибель не угрожает. На  Земле  No  252  -
полное благополучие. Границы отменены,  строго  соблюдаются  экологические
законы. Люди ласково относятся к людям и  животным.  Исчез  страх,  о  нем
земляне  знают  лишь  по  книгам.  Повседневная  пища  людей   значительно
увкуснилась благодаря увеличению растительных ингредиентов.
     Происходит воскрешение некоторых древних вегетарианских блюд. Недавно
при расшифровке ассировавилонской клинописи выявлена рецептура  винегрета,
который...
     - Хватит о жратве толковать, - перебил Юрик своего однопланетника.  -
Скажи-ка лучше, какие ты знаешь земные отрицательные слова. Костя ответил,
что  земная  словесность  интересует  его  только  со  стороны  кулинарной
терминологии. Впрочем, ему известно одно очень осудительное слово. Однажды
некий глубоковозрастный повар сказал ему, что он,  Костя,  привередник.  -
Маловато, - победоносно усмехнулся Юрик. - Слушай дальше на ту  же  букву:
прохвост, полудурок, пьянчуга, перебежчик, паскуда, пройдоха, поджигатель,
поганец,  преступник,  побирушка,  психопат,  прогульщик,  плут,   плебей,
подхалим,   позер,   подонок,   подлец,   пошляк,   проныра,   перегибщик,
пустомеля... Тут Юрик  запнулся,  и  я  пришел  ему  на  помощь:  паникер,
потатчик,  прихлебатель,  потрошитель,  паразит,  плагиатор,   пасквилянт,
провокатор, паршивец, прощелыга,  похабник,  прохиндей,  параноик,  падло,
придурок.
     Я ожидал, что наш новый знакомый будет восхищен, удивлен этим парадом
слов, но ничего, кроме недоумения, не прочел на его лице. И тогда до  меня
дошло, что для него это - парад призраков; Костя просто не знает, что  эти
слова обозначают, ибо на Земле No 252 они  давно  выпали  из  человеческой
речи. Тогда я перевел разговор на более реальную тему - стал расспрашивать
про Ленинград.  И  тут  иномирянин  поведал,  что  Питер  разросся  аж  до
Сестрорецка, но центр города сохранен в полной  исторической  исправности.
Во  время  этой  беседы  я  заметил,  что  Костя   с   какой-то   странной
пристальностью вглядывается в мое лицо. И вдруг он  тихо,  с  почтительной
робостью, произнес:
     - Простите, милостивый друг, вы случайно не Серафим Пятизайцев?
     - Да. Но как вы догадались?
     - Не догадался, а узнал по лицу.  Это  лицо  на  Земле  No  252  всем
известно, оно и в учебнике истории есть. И на Северном кладбище  я  бывал,
где вы - то есть, извиняюсь, он - погребен.  Мы  туда  на  экскурсию  всем
классом ходили. Там на надгробье вы, то есть он, в профиль  изображены.  А
на Пятизайцевском бульваре  вам  -  то  есть  ему  -  памятник  стоит.  От
благодарного человечества.
     Я  не  стал  выведывать  у  юного  иномирянина,  за  что   благодарно
человечество моему тезке, ведь это было бы просто  неэтично,  это  был  бы
плагиат. Я, Серафим Пятизайцев с Земли No 253, должен своим умом  открыть,
изобрести нечто такое, за что мне  будут  благодарны  обитатели  Земли  No
253!!! И я, чтобы мой собеседник не  выболтал  мне  случайно,  чем  именно
прославился мой двойник, поспешно перевел  разговор  на  другие  рельсы  и
поинтересовался, какой характер был у моего покойного тезки. На это  Костя
ответил так:
     - Судя по произведениям писателей и поэтов, воспевших  его,  это  был
бесстрашный  человек  с  дружелюбно-ангельским   характером.   Один   поэт
сравнивает  его  с  древним  святым,  с  неким  Серафимом   Саровским,   и
утверждает, что отец гениального  изобретателя  в  ту  ночь,  когда  зачал
своего сына, видел вещий сон, из которого узнал, что  сыну  его  предстоит
славное будущее. Потому-то он и присвоил ему имя этого святого...  Есть  и
другие сведения... Уж не знаю...
     - Говори,  говори,  -  подначил  я  Костю.  -  Приятно  иметь  такого
двойника. Узнаю в нем себя!
     - По некоторым апокрифическим данным, Серафим не сверкал храбростью и
обладал  утяжеленным,  многоступенчатым  характером,   и   сослуживцы   не
испытывали к  нему  ласковых  чувств  и  коллективно  не  явились  на  его
похороны. Вы уж извините... - Это ты не передо мной, а перед тем  покойным
Серафимом извиняйся, - успокоил я Костю. - У него,  видать,  дрянной  нрав
был, в этом я ему не двойник. Только клеветники могут  утверждать,  что  у
меня характер плохой... А лично он никаких сочинений о себе не оставил?
     - Я слыхал, что есть  какая-то  книга,  где  Пятизайцев  сам  о  себе
рассказывает, - смущенно признался Костя. - Но я  ее  не  читал.  Меня  те
книги интересуют, где о кулинарии земной речь идет.


                          15. ПРИБЫТИЕ НА ФЕМИДУ

     За двое суток до моего прибытия на Фемиду подкатилась  ко  мне  новая
волна  страха.  Теперь  салон  звездолета  казался  мне   безопасно-уютным
местечком - век бы прожил здесь среди:  мирных  подкидышей  и  симпатичных
стюардесс. Все предстоящее впереди стало для меня темной  могильной  ямой,
куда меня  вскоре  столкнут  (о,  глупость  моя!)  по  моему  же  желанию.
Последнюю ночь своего пребывания в звездолете я провел без сна. Утром,  во
время завтрака, Юрик сказал мне:
     - Ты, Фима, сегодня имеешь бледный вид. Если бы я не знал, что  ты  -
отпетый герой, я бы подумал, что тебя напугал кто-то.
     - Меня сам черт не испугает! - соврал я. - У меня желудок побаливает,
я переел вчера.
     - То-то  у  тебя  и  аппетит  сегодня  в  отлучке...  Ну,  на  Фемиде
накушаешься заново!
     Я наводил справки - еды там запасено на  века.  Ты  будешь  последним
едоком в Храме Одиночества. Ведь наша охрана труда установила, что ни один
из  жителей  Кумы  не  должен  больше  бывать  на  Фемиде,  поскольку  это
потрясательно  для  психики.  Через  три  часа  после  этого  завтрака  на
телеэкране возникла Фемида. Издали  она  выглядела  эдаким  зеленым  раем:
сплошные леса, не поврежденные цивилизацией.  Там  ждала  меня  тишина,  о
которой я так мечтал на Земле, но теперь я  с  радостью  променял  бы  эту
будущую тишину на самую разнузданную земную музыку.
     - Фима, призадумайся в последний раз! - тихо произнес Юрий.  -  Лучше
бы тебе миновать эту планету и лететь со мной на Куму, а потом вертаиуться
на Землю твою. Ведь тот ученыйодиночествовед,  который  сейчас  на  Фемиде
жительствует, улетит с нашим звездолетом домой. Ты будешь там одинок,  как
перстень! Тебя поджидает там девятая степень одиночества! Предпоследняя!
     - А последняя какова?
     - Десятая степень - это когда субъект уже в могиле.
     - Не пужай меня, Юрик!

                Я еще живой покуда,
                Я еще в расцвете лет,
                А помру - и знать не буду,
                Что меня на свете нет.

     В этот момент звездолет снизился над  Фемидой.  Я  надел  плащ,  взял
рюкзак и вместе с Юрием и бортпроводницей направился к внутреннему  трапу,
ведущему в трюм небесного корабля. Все подкидыши встали со  своих  мест  и
склонили головы.
     - Они печально сочувствуют тебе, - пояснил Юрик.
     Сдерживая дрожь,  я  отвесил  иномирянам  бодрый  поклон  и  произнес
четверостишие:

                Не хороните раньше времени
                Того, чья воля не слаба,
                Кого булыжником по темени
                Еще не трахнула судьба!

     Через минуту мы  с  другом  разместились  в  ладье-лифте.  Стюардесса
нажала нужную кнопку, в днище корабля раскрылся люк, и  мы  начали  плавно
опускаться. Под нами находилось четырехугольное здание с  плоской  крышей.
Стоял ясный день, зеленоватое солнце светило не хуже  земного.  Из  густой
лесной чащи доносились завывания неведомых животных. Я  вынул  из  кармана
плаща берет и поскорее напялил его себе на голову, чтобы Юрик не  заметил,
что волосы у меня дыбом встают от  страха.  Но  вот  наша  небесная  ладья
плавно опустилась на плоскую, мощенную каменными брусками кровлю. Ближе  к
ее  левому  краю  находилась  надстройка  из   черного   гранита,   чем-то
напоминающая склеп. Мы вошли в  эту  надстройку.  Почти  весь  пол  в  ней
занимала массивная стальная плита. Возле нее торчали из пола  две  широкие
клавиши, на которых виднелись какие-то письмена. Юрик нажал ногой одну  из
них и пояснил мне, что  этим  он  подал  одиночествоведу  сигнал  о  нашем
прибытии. Затем нажал на другую, и стальная плита плавно встала на попа. Я
увидал каменную лестницу, уходящую в глубь здания.  По  ней,  перепрыгивая
через ступеньки, бежал к нам седой  иномирянин  с  портфелем  в  руке.  Он
подскочил к нам, нервически  дрожа,  прокудахтал  что-то  и  устремился  к
лифту-ладье. Там, кинув портфель к  ногам,  он  сел  на  скамейку,  обеими
руками вцепился в поручни и  с  каким-то  нелепо-обрадованным  видом  стал
вслушиваться в злобные  завывания  неведомых  зверей.  Юрик  направился  к
ученому и, указав на меня,  стал  ему  что-то  втолковывать.  Тот  отвечал
отрывисто и хрипло, лицо его судорожно подергивалось.
     -  Серафим,  -  обратился  ко  мне  Юрий,   -   этот   одиночествовед
катастрофически запрещает тебе отбывать срок здесь!  Он  здесь  обленился,
обмишулился,  обезволел,   обессилел,   оседовласился,   одурел,   опупел,
ополоумел, одичал от окаянного одиночества.
     - Юра, но ведь там безопаснее, чем в лесу. И  потом  этот  ученый  не
знает таких слов, это земные слова. Это ты, Юрик, от себя брешешь.
     - Ну и пусть от себя!  Один  наш  мудрец  так  сказал:  "Малая  ложь,
приплюсованная к большой правде, делает правду более убедительной..." Но я
вижу, что тебя, отважного, не уговоришь. Однако имей в виду: эта дверь,  -
он указал рукой  на  стоявшую  вертикально  плиту,  -  открывается  только
снаружи. Изнутри ты ее не открое