в
здешней библиотеке.
   - А как пополняется ваш СОСУД? - спросила Надя.
   Признаться, мне весьма польстило,  что  она  помнит  о  моей  работе  и
интересуется ею, и я поведал девушке, что СОСУД пока что  не  пополняется,
ибо в Сибири совсем вывелись Люди, умеющие ругаться,  и  что  я  в  данное
время занят "Антологией".
   - А сюда вы, видно, зашли как филателист? - поинтересовалась Надя.
   - И  как  отправитель  письма.  Только  что  я  отослал  письмо  Андрею
Светочеву - Человеку, благодаря которому мы с вами познакомились.
   - Неужели это был Светочев? - воскликнула Надя. - Вот бы уж не подумала
на него! Я ведь и не разглядела  тогда,  кто  был  моим  обидчиком.  Когда
будете писать ему в следующий раз, пожелайте  ему  удачи  и  передайте  от
меня, что я нисколько на него не сержусь.
   - Он уже наказан за свой поступок, - сказал я.  -  Ему  пришлось  убить
зайца.
   - Как? Его наказали охотой? - огорчилась Надя. - Это так неприятно.
   - Не волнуйтесь за него, - мягко сказал я. -  Он  обидел  вас,  он  был
послан в наказание на охоту, но благодаря сцеплению этих обстоятельств  он
встретил девушку, которую полюбил и которая полюбила его.
   - Но почему вы не радуетесь этому? - спросила Надя. -  В  вашем  голосе
мне послышалась грусть.
   - Я рад за него и рад за нее, - ответил я. - Но за себя я не рад.
   Надя ничего не  сказала,  не  стала  меня  утешать,  и  мне  это  очень
понравилось. Мы молча вышли из Почтамта и тихо пошли по улице.
   - Вам далеко? - спросил я. - Давайте я вас провожу пешком.
   - Буду рада, - ответила Надя. - Я очень люблю ходить пешком.  Я  хотела
бы быть девушкой-Почтальоном из одного  исторического  романа,  который  я
как-то прочла. Эта девушка-Почтальон не  любила  ездить  на  мотоцикле,  а
ходила от деревни до деревни пешком. Я хотела бы, как она, ходить в лаптях
от деревни до деревни по старинному асфальту, стучать клюкой  в  заборы  и
отдавать людям письма и радиограммы.
   - Только не в заборы, а в ворота, - поправил я.
   - Вы, наверно, очень хорошо знаете историю, - почтительно сказала Надя.
- Как приятно вести беседу с высокообразованным Гуманитарием.
   Не скрою, мне было приятно слышать  такой  отзыв  от  этой  симпатичной
девушки, которая, хоть была знакома со мной  совсем  недавно,  уже  сумела
оценить меня по достоинству. "Разве хоть раз отозвалась Нина обо мне столь
справедливо?" - шевельнулась у меня мысль. Тем не менее я скромно возразил
Наде, что хоть я и съел, как говорится, собаку на истории XX  века,  но  я
еще познал не все, что надо познать. Так,  например,  лингвистический  мой
багаж заставляет желать  лучшего.  Правда,  я  знаю  кроме  родного  языка
английский, немецкий и французский, а также  группу  славянских  языков  и
латынь, однако древнегреческого я еще, к сожалению, не знаю.
   - Нет, вы очень много всего знаете, - мягко возразила Надя.  -  Я  вот,
кроме английского и французского, никаких языков не знаю... Правда, я  еще
понимаю международный код.
   - Ну, это не язык, - возразил я. - Много еще воды  утечет,  прежде  чем
международный код станет языком. Пока  что  он  состоит  почти  сплошь  из
техницизмов.
   - А где вы остановились? - поинтересовалась вдруг Надя.
   - Так как я прилетел сюда на сравнительно долгий срок, то я остановился
в гостинице.
   - Переселяйтесь к  нам,  -  предложила  Надя.  -  Никто  вас  не  будет
беспокоить, и я в том числе. Квартира  у  нас  сейчас  почти  пустая,  все
разъехались на лето. Брат мой тоже мешать вам не будет, он тихий.
   - А кто он, ваш брат?
   - Памятник, - ответила Надя.
   - То есть как это памятник? - изумился я. - Очевидно,  вашу  речь  надо
понимать иносказательно: ваш брат был каким-либо известным Ученым, а затем
скончался и ему воздвигли памятник? Так? Но почему  я  не  слышу  в  вашем
голосе скорби по  усопшему?  При  вашей  привлекательной  внешности  такая
бесчувственность не делает вам чести.
   - Да живехонек мой брат, -  засмеялась  Надя.  -  Он  по  специальности
Памятник, он разрабатывает вопросы усиления памяти.
   - Век живи, век учись, - сказал я. - И преуспевает ваш брат-Памятник на
своем ученом поприще?
   - Да. Несколько лет назад он сконструировал прибор, усиливающий память.
Однако этот прибор нуждается в длительной проверке, и только  после  этого
его можно будет пустить в массовое производство.
   - Интересно было бы взглянуть на этот аппарат, - сказал я.
   - Вы его видите на мне, - ответила  Надя  и  коснулась  пальцами  своих
серег.
   - Как, эти маленькие сережки и есть упомянутый вами прибор?
   - Да. В них вмонтированы  два  микроагрегата,  которые  создают  вокруг
головы усилительное поле.
   - А как называется этот аппарат? - поинтересовался я.
   - Полное его название - Опытный Прибор Усиления  Памяти.  Сокращенно  -
ОПУП.
   - ОПУП! - воскликнул я. - Какое неблагозвучное название.  Такие  нелепо
звучащие сокращения нередко употреблялись в Двадцатом веке, но ныне, когда
существует Наименовательная Комиссия, состоящая из Поэтов-Добровольцев...
   - Я понимаю вас, - перебила меня Надя. - Но брат еще не зарегистрировал
свой прибор в Наименовательной Комиссии. А сам он не мог придумать  ничего
лучшего. Но, в конце концов, дело ведь не  в  названии.  Прибор  действует
хорошо.
   "Едва ли может  быть  удачным  аппарат  с  таким  неудачным  названием,
очевидно, по Сеньке и шапка", - подумал я, но ничего не сказал Наде,  дабы
не огорчать ее [характерно для Ковригина, что в дальнейшем он  восхищается
Надиной памятью, приписывая это свойство лично Наде и  как  бы  совсем  не
признавая, что девушка обязана этим изобретению своего  брата;  в  этом  -
весь Ковригин с его предвзятыми отношениями к технике, с его недоверием  к
новшествам].
   Мы простились с Надей у подъезда, а на следующий день я переехал  в  ее
квартиру и поселился в  тихой  угловой  комнате.  Брат  ее  -  Памятник  -
оказался человеком весьма молчаливым.  Если  я  из  вежливости  за  обедом
заводил с ним разговор о его работе, то он отвечал мне весьма  охотно,  но
речь его настолько была насыщена научными терминами, что я  ничего  в  ней
понять не мог. В Надином изложении  все  это  выглядело  гораздо  проще  и
понятнее.
   Теперь я работал на дому. Набрав  в  библиотеке  книг,  я  читал  их  и
выбирал  из  них  те  стихи,  которые,  на  мой  взгляд,   подходили   для
"Антологии". Затем я читал  их  вслух,  а  МУЗА  [Модуляционный  Ускоренно
Записывающий Агрегат - весьма несовершенный агрегат XXII века; нечто вроде
диктовально-пишущей машинки] их записывала. Однажды я  засиделся  за  этой
работой до поздней ночи, но не успел выполнить своей программы. Утром  мне
надо было сдать книги в библиотеку, как я обещал Библиотекарю, но  у  меня
осталось одиннадцать стихотворений  одного  автора,  которые  я  не  успел
задиктовать. За завтраком я обратился к Наде с просьбой - не продиктует ли
она МУЗе эти стихи в мое отсутствие, пока  я  пойду  в  библиотеку,  чтобы
отнести те книги, которые мне уже не нужны. А эту  книгу  я  отнесу  после
обеда.
   Надя охотно согласилась, но добавила, что я могу отнести  и  ту  книгу,
где  помещены  эти  одиннадцать  стихотворений.  Она  прочтет  их  сейчас,
запомнит и продиктует МУЗе.
   - Ну что вы говорите, Надя! - возразил я. - Разве может Человек  сразу,
с бухты-барахты, запомнить одиннадцать длинных стихотворений!
   - А вот увидите, - спокойно ответила девушка. Затем она быстро  и,  как
мне показалось, даже не очень внимательно прочла намеченные мной  стихи  и
вручила мне книгу. - Несите спокойно в библиотеку.
   Я понес книги в библиотеку, но ту книгу я все-таки не сдал, отсрочив ее
возвращение на день. Но каково же было мое удивление, когда, вернувшись, я
нашел на своем столе одиннадцать стихотворений, которые МУЗА  перепечатала
в трех экземплярах! Вынув из портфеля несданную книгу, я сверил  текст.  И
что же? Я не обнаружил ни единой ошибки! Надя за несколько минут запомнила
трудный старинный текст и безошибочно продиктовала.
   - Надя! Надя! - стал я ее звать и, не дозвавшись, выбежал из комнаты. Я
застал ее в кухне, где она программировала ДИВЭРа к обеду.
   - Надя! Я поражен вашей феноменальной памятью! - воскликнул я.
   - Да, благодаря прибору брата  память  у  меня  хорошая,  -  с  улыбкой
ответила девушка. - У  меня  градация  девяносто  девять  при  стобалльной
системе. Но мой брат говорит, что хвастать этим нечего: можно быть  глупым
Человеком и иметь отличную память. Когда я была  у  ОРФЕУСа,  он  дал  мне
только четыре балла.
   - Надя, у вас память не просто отличная, а сверхфеноменальная, - сказал
я. - Я завидую вашей памяти.
   - Это, пожалуй, единственное мое достоинство, - скромно ответила она. -
И если я могу быть иногда полезной вам в работе  над  "Антологией",  смело
прибегайте к моей помощи.
   И действительно, Надя с этого дня стала помогать мне в моей  работе,  и
помощь ее (конечно, чисто техническая) была весьма ощутимой.



ПРЯНИЧНЫЙ ДОМИК

   Однажды  Надя  предложила  мне  отправиться  вместе  с  ней  в  таежный
заповедник.
   - С экскурсией? - спросил я.
   - Нет, вдвоем. Массовые экскурсии туда не допускаются,  это  заповедник
группы "А". Я собиралась лететь туда на десять  дней  с  подругой,  но  та
почему-то раздумала. Путевка пропадает.
   - А что мы там будем делать целых десять дней? - поинтересовался я.
   - Бездельничать, - ответила Надя. - Вам это полезно, у вас усталый вид.
   - Согласен, - сказал я. - А где мы там будем жить?
   - В домике-контейнере. Нас в нем и сбросят в тайгу. Ведь дорог там нет.
   На следующее утро мы отправились на специальный аэродром. Дежурный  нам
объяснил, что Заповедник N_7 - один из самых больших в мире. Так  как  это
заповедник группы "А", то в нем  не  только  нельзя  возводить  какие-либо
сооружения, но даже радио пользоваться нельзя. Затем Дежурный дал нам мазь
от комаров и два пистолета.
   - Но  зачем  пистолеты?  -  удивился  я.  -  Мы  не  совершили  никаких
проступков, а вы хотите послать нас на охоту!
   - Не беспокойтесь, - ответил Дежурный, - убить из этого нельзя. Но если
на вас нападет медведь, вы выстрелите в него, и он  уснет  на  сорок  семь
минут. За это время вы успеете далеко уйти.
   Вскоре нас подвели к домику-контейнеру, и мы  с  Надей  вошли  в  него.
Домик  состоял  из  двух  комнат-отсеков,  разделенных  переборкой,  и  из
тамбура. В каждом отсеке был выдвижной диван, кресло и шкафчик с  одеждой.
В тамбуре имелся стол-ящик с тарелками, кастрюлями и прочей утварью.
   В крышу домика было вмонтировано металлическое кольцо. Вскоре  подлетел
вертоплан, из его брюха выдвинулась алюминиевая лапа, ухватилась за кольцо
- и мы полетели.  Тихоходный  вертоплан  летел  невысоко.  Домик-контейнер
слегка покачивало, но это, пожалуй, было даже приятно. Я глядел в окно,  и
все мне казалось розовым - и небо, и земля. Я догадался, что  это  зависит
от стекла, и спросил у Нади, почему здесь вставлено розовое стекло.
   - Оно из леденцовой массы, - объяснила мне Надя. И далее  она  поведала
мне,  что  такие  домики-контейнеры  предполагается  транспортировать   на
Венеру. Там их будут сбрасывать на парашютах  в  венерианские  джунгли.  В
этих   джунглях   Исследователи   часто   теряют   ориентировку,    и    в
домиках-контейнерах они смогут найти себе временный кров, отдых и пищу.
   - Но при чем же здесь леденцовые стекла? - спросил я.
   - Но ведь это съедобный домик, - сказала Надя. - Если у нашедшего приют
в этом домике выйдут все запасы еды, то он сможет питаться самим  домиком.
Весь домик-контейнер состоит из сильно спрессованных пищевых концентратов.
А снаружи он обтянут тончайшей влагонепроницаемой пленкой.
   Я вынул из кармана техническое описание, данное нам Дежурным, и прочел,
что стены сделаны из хлебного  концентрата,  потолок  -  из  прессованного
шоколада, кресло - из яичного порошка,  и  даже  одеяла  были  съедобными:
стоило отрезать квадратный дециметр и бросить его в кипяток - и  получался
стакан клюквенного киселя.
   - Конечно, голод не тетка, как в старину  говорилось,  а  нужда  научит
калачи есть, - но нам, надеюсь, не  придется  питаться  своим  жилищем?  -
пошутил я, обращаясь к Наде, и она улыбнулась в ответ.
   Наконец вертоплан снизился, бережно опустил наш домик на лесную полянку
возле ручья - и улетел. Я открыл дверь, мы вышли, и нас обступила высокая,
по пояс, трава.
   Весь день мы бродили по тайге, а когда свечерело,  разожгли  костер  на
берегу ручья и поужинали консервами. Потом мы пошли в  свои  отсеки,  и  я
мгновенно уснул. Проснулся я оттого, что Надя постучала в окно.
   - Вставайте, лентяй лентяевич, завтрак готов!
   После завтрака мы опять пошли ходить по тайге.  Когда  мы  вернулись  к
своему  пряничному  домику,  из  которого  ушли,  не  закрыв  дверей,   то
обнаружили, что в нем кто-то  побывал:  ножка  у  одного  из  кресел  была
обгрызена, угол стола-ящика в тамбуре тоже кто-то прогрыз.  А  карамельные
стекла в некоторых местах были проклеваны. Это маленькое  происшествие  не
отразилось на нашем отличном настроении, а скорее развеселило нас.
   Вечером, за ужином, я высказал Наде мысль,  что  зря,  пожалуй,  мы  не
взяли с собой никаких книг.
   - А что бы вы хотели прочесть? - спросила Надя.
   -  В  Ленинграде  я  начал  читать  новый  роман  Меридини,  перевод  с
итальянского, - сказал я. И далее я пояснил Наде, что роман этот интересен
для меня тем, что переводчик его обратился  ко  мне  за  консультацией.  В
романе, вернее в одной из его глав, автор употребляет слова, бытовавшие  в
старину среди уголовного мира, - и  переводчик  не  мог  их  перевести  на
русский язык. Узнав, что я работаю над СОСУДом, он  обратился  ко  мне  за
помощью, и я любезно дал  ему  возможность  ознакомиться  с  тем  разделом
СОСУДа, где собран уголовный фольклор. Но я  еще  не  успел  прочесть  эту
главу.
   - Вы,  очевидно,  имеете  в  виду  роман,  который  называется  "Второй
пришелец"? - спросила Надя. - До какого места вы дошли? Я  недавно  прочла
эту вещь.
   - Я дочитал до того  места,  где  Сантиано  пересекает  Тихий  океан  и
прибывает в Ламст... Только не рассказывайте мне, Надя, чем все кончилось,
а то читать потом будет неинтересно.
   - Но я же могу прочесть вам весь роман дословно, по памяти,  -  сказала
Надя. - Вы остановились на четвертой главе.
   - Я знаю, Надя, что память у вас феноменальная,  но  неужели  до  такой
степени? - изумился я.
   Вместо ответа Надя уселась поудобнее у костра и начала:
   "...Поговорим для начала о множественности миров, - рассуждал  Сантиано
сам с собой, сидя на  веранде.  -  Множественность  миров  предполагает  и
существование миров,  подобных  нашей  Земле.  Будучи  сама  безграничной,
Вселенная  не  ограничивает  их  количества.  Следовательно,  есть   миры,
тождественные нашей Земле. В силу своей множественности, какие-то  из  них
являются ее копиями. Впрочем, вряд ли копиями абсолютными. Так, на Земле-2
в этот момент на веранде сидит такой же Сантиано, как я, но  на  голове  у
него, скажем, не 998.761 волос, а  только  997.760.  А  на  Земле-347  мой
двойник абсолютен, но у какой-то девочки из Мелитополя на щеке -  капелька
варенья, в то время как у девочки из Мелитополя на нашей Земле варенья  на
щеке нет. А на Земле-6798654267 - все как у нас, но одной лягушкой больше.
   Мы, кажется, продираемся  к  истине,  -  сказал  себе  Сантиано.  -  Но
продолжим наш монолог. Помимо близкотождественных есть и  миры,  схожие  с
нашим, но более отдаленно. Одни из них  обогнали  нас  в  своем  развитии,
другие  отставали  от  нас.   На   первых,   вероятно,   преодолен   Закон
Недоступности, и пришельцы могут явиться к нам. Но это - добрые гости.  Из
миров  второго  типа  пришельцы  явиться  не  могут  в  силу   технической
отсталости. Следовательно, эти двое не явились с планеты, подобной  нашей.
Они из другой системы миров, и их человеческий облик  -  только  маска.  А
добрый гость маски не наденет.
   Сантиано  склонился  над  столом  и  стал  читать  старинный   "Спутник
следователя". Эта  профессия  давно  исчезла  на  Земле,  и  нашему  герою
приходилось учиться заново. Он долго читал,  повторяя  незнакомые  древние
слова. Иногда он прерывал чтение и бросался к полке со словарями.  Наконец
он сказал УЛИССу [УЛИСС (Универсальный Логический Исполнитель  Специальной
Службы) - весьма примитивный агрегат XXII века], стоящему возле стола:
   - Приведите арестованного.
   - Кого? - переспросил агрегат, не двигаясь с места.
   - Приведите обвиняемого, - сказал Сантиано.
   - Кого? - переспросил УЛИСС.
   - Приведите подсудимого.
   - Кого? - переспросил УЛИСС.
   - Приведите злоумышленника.
   - Кого? - переспросил УЛИСС.
   - Приведите преступника.
   - Кого?
   - Приведите существо, запертое в подвале. Понятно?
   - Теперь понятно, - ответил УЛИСС.
   Вскоре он привел Пришельца. Тот испуганно косился на УЛИССа.
   - Чего ты, кореш, на меня зверюгу такую  напустил?  -  обратился  он  к
Сантиано. - Этак из любого цикорий посыплется!
   - Садитесь! - сказал Сантиано Пришельцу.
   - Знаем  мы  вас!  "Садитесь,  садитесь",  а  потом  лет  пять  отсидки
припаяешь! Мы уж постоим.
   - Сколько вам лет? - спросил  Сантиано.  -  В  каком  году  по  земному
летоисчислению вы родились?
   Пришелец замялся.
   - Вот тут в  паспорте  все  есть,  -  сказал  он,  вынимая  из  кармана
книжечку. - Тут все без фальши  прописано.  Читай  сам.  Чистый  документ.
Никакой липы.
   Сантиано взял книжечку, раскрыл ее, посмотрел и положил на край стола.
   - Послушайте, - обратился он к Пришельцу, - вы даете мне документ, а на
Земле давно отменена документация. Она отменена за  много  лет  до  вашего
года рождения, указанного в этой книжечке.
   - Брось мне вкручивать, браток, - сказал Пришелец. - Чистый документ. И
под судом я не был, и приводов не имел, и в тюрьме не  сидел.  За  что  вы
меня, мальчишечку, замели?
   - Вы не могли бы пребывать в тюрьме, даже если  бы  захотели  этого,  -
возразил Сантиано. - Когда вы родились, на Земле давно уже не было  тюрем.
Если только вы родились на Земле...
   - А где мне еще было родиться! - воскликнул Пришелец. - Что я, с  Луны,
что ли, свалился! Давай, корешок, замнем это  дело  для  ясности.  Я  тебе
барашка в бумажке, а ты меня - на волю. - Пришелец вынул из кармана  пачку
денег и положил ее на край стола. - Заметано, а?
   - Где сейчас ваш сотрапезник? - спросил  Сантиано.  Затем,  взглянув  в
словарь, поправился: - Где ваш сообщник, соучастник?
   - А, вот до чего дело дошло! - крикнул Пришелец и выхватил  из  кармана
пистолет. Но УЛИСС мгновенно кинулся к нему и обезоружил.
   - Теперь для меня все  ясно,  -  сказал  Сантиано.  -  Вы  не  Человек.
Родились вы не на Земле и не на аналогичной Планете. Вы  явились  сюда  из
мира какой-то иной системы. Вы обладаете сильными средствами маскировки  и
проникновения, но беда ваша в том,  что  информация  ваша  о  Земле  очень
устарела. Вы явились не туда, куда направлялись. Ведь так?
   Пришелец ничего не  ответил.  Там,  где  он  стоял,  возникла  вспышка,
подобная беззвучному разряду шаровой молнии, - и его не стало.  Только  на
керамических плитках пола остались два оплавленных следа  от  его  подошв.
Пистолет в кобальтовой  руке  УЛИССа  тоже  вспыхнул  и  испарился.  И  от
документа  и  пачки  денег  остались  только  прямоугольные  подпалины  на
поверхности стола...
   ...Тем временем второй Пришелец  не  дремал.  В  Анкабусе  был  замечен
Человек, державший в руке нечто вроде старинного электрического  фонарика.
Луч фонарика он направлял на дома. Через четыре дня после  облучения  дома
распадались без взрыва. Они становились пылью. Был Пришелец  замечен  и  в
порту. Ни один из  восьми  кораблей,  вышедших  в  тот  день  в  море,  не
вернулся.  Они  исчезли  в  океане,  не   успев   даже   подать   сигналов
опасности..."
   - Вам не надоело слуша