о все обойдется благополучно?
   - Сказать по правде - не очень, - ответил я. - Андрей -  неудачник.  До
этого у него были неудачи маленькие, средние и большие. Теперь,  вероятно,
его ждет полное крушение. Но когда у друга беда, надо быть с ним рядом.
   - Да, ты прав, - сказала Надя сквозь  слезы.  -  Но  я  верю,  что  все
кончится хорошо.
   - Будем надеяться, - ответил я. - Если же со мной что-либо случится, то
постарайся, чтобы работу над СОСУДом  продолжил  достойный  преемник.  Что
касается корректуры "Антологии", то все надежды я возлагаю на  тебя  и  на
твою память.
   Вскоре  прибыл  легколет.  Надя  улетела  на  нем  одна.  Нина   лететь
отказалась, несмотря на то, что присутствие ее на острове моего имени было
теперь не только не обязательно, но и просто бессмысленно.
   Когда Надя села в кабину рядом с ЭОЛом, я шепнул ей:
   - Пожелай нам удачи.
   - Ни пуха ни пера, - громко сказала Надя.
   - Убирайся к черту! - ответил я.
   Нина с Андреем удивленно посмотрели на меня.
   - Это так полагается, -  пояснил  я  им.  -  В  данном  случае  это  не
ругательство, а нечто вроде заклинания.
   Вскоре мы с Андреем отправились в Главную  Лабораторию,  а  Нина  пошла
домой. Она решила прилечь. Выглядела она совсем неважно.


   Без десяти минут десять я сел за дубль-пульт.  Андрей  пошел  в  другой
конец огромного зала, чтобы занять место у главного пульта.
   В 10:00 я включил первую кнопку. Она  была  зеленого  цвета.  Весь  зал
наполнился глухим вибрирующим гуденьем. УЛИССы,  стоящие  у  приборов,  на
минуту подняли вверх  металлические  руки  -  в  знак  того,  что  системы
действуют нормально. ЭРОТ легко спланировал  откуда-то  из-под  стеклянной
крыши, где извивались бесчисленные трубопроводы  и  кабели,  и,  встав  на
мгновенье перед пультом, расправил крылья, которые  светились  зеленоватым
светом.
   - Неполадок в узлах нет, - доложил он и опять взвился вверх.
   Затем из круглого люка в полу выполз механизм, какого я  никогда  и  не
видывал. Он был облицован пластмассовой чешуей и полз, как змея. На хвосте
у него был крючок. Плавно извиваясь, подполз он к подножию пульта и поднял
голову; за металлической обрешеткой головы светился круглый зеленый глаз.
   - Подземное хозяйство в порядке, - отрапортовал агрегат-змея.  -  Вводы
силовых кабелей в порядке, контакты группы бета  в  порядке.  Распоряжений
нет?
   - Раз все в порядке,  то  какие  могут  быть  распоряжения,  -  резонно
ответил я. - Можете ползти обратно.
   Через восемь минут после включения первой кнопки  я,  согласно  лежащей
передо мной схеме, нажал вторую - белую. Гуденье в зале перешло  в  другую
тональность.  За  хрустальным   щитком   какого-то   огромного   агрегата,
вмонтированного в пол неподалеку от пульта, заметались синие молнии.
   В эту минуту я услыхал мыслесигнал Андрея.
   - Ну как? - поинтересовался Андрей.
   - Все в порядке, - ответил я. - В этой работе действительно нет  ничего
сложного. Я не против нее, но удивляюсь, почему ты  не  поручил  это  дело
какому-нибудь там ЭРОТу или УЛИССу.
   - Дело слишком  ответственное,  -  ответил  Андрей.  -  Человек  -  это
Человек, а агрегат - только агрегат.
   - Мне вообще не совсем понятен этот принцип дубляжа, - сказал я. - Ведь
у тебя точно такой же пульт и те же самые кнопки, что и у меня. Только  не
подумай, что я хочу уйти на  попятный  двор,  как  в  старину  говорилось.
Просто мне это странно. Или это  перестраховка?  Было  в  древности  такое
понятие.
   -  Не  перестраховка,  а  страховка,  -  ответил  Андрей.   -   Процесс
преобразования, как я тебе  говорил,  длится  сорок  пять  часов  тридцать
девять минут. За это время кто-то из  нас  может  устать,  сделать  ошибку
из-за невнимания. Но так как нас двое, то ошибка почти исключена.
   - Что ж, один ум хорошо, а два лучше, - согласился я. -  А  скажи,  как
называется агрегат-змея, который ко мне приползал?
   - ПИТОН [Подземный  Исследователь-Техник,  Обнаруживающий  Неполадки  -
старинный агрегат, давно снят с производства], - ответил Андрей. - Все?
   - Все. Мыслепередача окончена.
   В 10:27 я нажал третью - синюю - кнопку. В  10:49  -  желтую.  В  11:04
какую-то полосатую. Все шло как по маслу - по старинному выражению.  Между
нажатием некоторых кнопок интервалы были всего шесть -  восемь  минут,  но
были в сорок минут и в час десять. В  один  из  таких  перерывов  я  успел
сходить в душ, в другой - успел пообедать  с  Андреем.  Время  от  времени
прямо к пульту подходил САТИР  [Столовый  Автомат,  Терпеливо  Исполняющий
Работу - примитивный агрегат начала XXII века] и приносил  еду  и  горячий
чай. Изредка мы вели мыслепередачи с Андреем, подбадривая друг друга.  Так
прошел день, и так прошла ночь.
   - Сутки отдежурили, поздравляю! - сообщил мне Андрей в десять утра.
   - День да ночь - сутки прочь, - ответил я старинной поговоркой.  -  Как
ты себя чувствуешь?
   - Хорошо, - ответил Андрей. - А ты?
   - Тоже хорошо. А как Нина?
   - Сейчас говорил с ней и видел ее по видеофону. Лежит.  По-видимому,  у
нее не только сильный ушиб, но и простуда.
   - Отправь ее, пока не поздно, на материк, - дружески посоветовал я.
   - Да разве она послушается! - ответил Андрей. - Ты же знаешь ее... Все?
   - Все. Мыслепередача окончена.
   Прошел и этот день, наступила вторая ночь нашего  бдения.  Было  нажато
уже много кнопок самых различных цветов и оттенков. В 2 часа 5 минут  ночи
я нажал черную кнопку. Следующая была красная - та,  от  которой  зависело
многое. Ее надо было нажать через двадцать пять минут после черной.
   - Ну как? - спросил  меня  по  мыслепередаче  Андрей.  -  Как  ты  себя
чувствуешь? Не страшно?
   - Страшновато, - ответил я. - Но что ж поделаешь.
   - Мне тоже страшновато, - сказал Андрей. - Желаю счастья. Все?
   - Все. Мыслепередача окончена.
   Я не слышал, как к пульту  подошла  Нина.  Она  была  бледна,  но  даже
бледность ей шла. Удивительное дело - ей все шло.
   - Хочу посмотреть, как вы тут, - сказала она, легким движением  сбросив
на барьер пульта шубку.
   - Ты выбрала самое подходящее время, - не без иронии  заметил  я.  -  И
какое на тебе нарядное платье! Точно на бал.
   - Еле напялила его, так плечо болит, - улыбнулась Нина. - Но  как-никак
- торжественный случай. А у тебя тут все в порядке?
   - Все в норме.
   - И змей-горыныч приползал?
   - Ты имеешь в виду ПИТОНа? Приползал.
   - Он очень смешной. Раз я нацепила ему на хвост бумажку, он так с нею и
уполз в свое подземелье.
   - Нехорошо издеваться над механизмами, - сделал  я  замечание  Нине.  -
Механизмы служат Обществу.
   - А ты все такой же.
   - Уж какой есть, - ответил я.
   - Ну,  до  свиданья,  -  Нина  перегнулась  через  барьер  и  торопливо
поцеловала меня. - Вот так. Будь счастлив.
   Она пошла по голубоватым плиткам пола в другой  конец  зала  к  Андрею.
Легкой походкой, в ярком оранжевом  платье  проходила  она  мимо  УЛИССов,
настороженно стоящих у непонятных мне приборов,  мимо  этого  дьявольского
нагромождения техники, - мимо всего того, что через несколько минут  могло
нас убить.
   Но пришло время нажать  красную  кнопку.  Я  положил  на  нее  палец  и
подумал: что я сейчас  почувствую?  Наверно,  ничего  не  почувствую.  Все
произойдет мгновенно. В таких случаях напоследок  люди  всегда  вспоминают
что-то очень важное - так я читал в книгах. Что мне надо вспомнить - Надю,
"Антологию"?
   Я нажал красную кнопку и вспомнил в этот миг  Нину.  Вот  она  стоит  у
невысокого песчаного обрыва, отражаясь в тихой воде озера...



АКВАЛИД - ЕСТЬ!

   Кнопка была утоплена мною в гнезде до конца. Но  ничего  не  произошло.
Только гул в зале стал громче. Он шел волнами, то  замирая,  то  нарастая.
Казалось, все эти бесчисленные агрегаты с трудом, задыхаясь, лезут куда-то
в гору. УЛИССы, стоящие у приборов, подняли на минуту  свои  металлические
руки в знак того, что все в порядке. Из стеклянного поднебесья слетел ЭРОТ
и, расправив крылья, отрапортовал:
   - Узлы системы омикрон-два вступили в действие. Неполадок нет.
   Затем ЭРОТ улетел,  а  из  люка  выполз  змей-горыныч  и  сообщил,  что
подземное хозяйство в порядке.
   Я связался с Андреем по  мыслепередаче  и  поздравил  его  с  тем,  что
опасность миновала.
   - Да, теперь все ясно, - ответил он. - Аквалид будет. Ты очень устал?
   - Потерплю, - сказал я. - Ведь осталось всего четыре часа.
   Через некоторое время я, согласно графику, нажал  синюю  кнопку,  затем
голубую. И вот в 7:39  утра  была  нажата  последняя  -  белая  с  зеленым
восклицательным знаком.  После  этого  я  откинулся  на  спинку  кресла  и
задремал под негромкий  гул  агрегатов  -  этот  гул  был  теперь  ровным,
убаюкивающим. Потом, сквозь дрему, я различил какие-то новые звуки. Где-то
далеко, в  середине  зала,  что-то  падало  через  равномерные  промежутки
времени - падало с каким-то не то металлическим, не то стеклянным  звоном.
И вдруг я почувствовал, что кто-то коснулся моего плеча. Я  открыл  глаза.
Передо мной стояла Нина.
   - Вставай, соня, - сказала она. - Аквалид пошел!
   - Кто пошел? Куда пошел? - не понял я спросонок.
   - Ах, да идем же! Какой ты чудак!
   Я окончательно проснулся, поглядел на Нину и увидел слезы в ее глазах.
   - Что-нибудь опять неладно? - спросил я. - Ты плачешь.
   - Да нет же, все  чудесно.  Я  так  рада  за  Андрея!  Уж  и  поплакать
нельзя...
   - Ну, плакать надо было раньше, - резонно заметил я. - Часа так  четыре
назад. - И, встав с кресла, пошел следом за Ниной.
   Мы долго шли по залу, затем свернули в какой-то закоулок. Здесь у стены
стояли сменившиеся УЛИССы,  -  они  будто  спали  стоя.  Смежив  крылья  и
прислонившись к могучим УЛИССам, словно малые дети, спали ЭРОТы. У их  ног
с потухшими линзами, без движения лежали ПИТОНы.
   - Сонная семейка, - сказала Нина и походя дала щелчок ЭРОТу - прямо  по
лбу. Я хотел было сделать ей замечание и напомнить, что механизмы -  слуги
Общества и их надо уважать, но промолчал. Я знал, что она просто засмеется
в ответ. Такой уж был у нее характер.
   Мы шли по направлению к тем ритмичным звукам, к звонким ударам падения,
которые я слышал сквозь сон еще у пульта. Звуки эти все приближались.  Вот
мы свернули в коридор между какими-то машинами,  и  я  увидел  Андрея.  Он
осунулся, глаза ввалились. У  него  был  вид  безумного.  Он  стоял  перед
большим агрегатом, а из квадратной пасти этого  агрегата  в  металлический
ящик, стоящий на полу, со звоном падали  какие-то  кирпичики,  похожие  на
лед. Один такой брусок был у Андрея, и он его перебрасывал с руки на руку,
словно боясь отморозить пальцы.  У  меня  мелькнула  мысль,  что  все  это
сплошная ошибка, что вместо своего пресловутого  аквалида  Андрей  получил
самый обыкновенный лед. Боясь высказать эту мысль, я  нагнулся  и  схватил
брусок. Но, схватив, я тотчас же выронил его. Брусок обжег мне пальцы.  Он
тяжело, с глухим звоном упал на пол - и не разбился.
   - На, возьми мой, он уже остывает, - глухо сказал Андрей и сунул мне  в
руку свой кирпичик. Я взвесил его на руке - он  был  весьма  тяжел.  Потом
оглядел его со всех сторон. Это было похоже и на лед, и на  полупрозрачный
металл, и на стекло, а вообще-то говоря, - ни на что не похоже.
   - Значит, это и есть аквалид? - спросил я.
   -  Да.  Это  аквалид  градации  "А".  Можно  получить   всякие   другие
разновидности, с другими свойствами. Но пока будем испытывать этот. Сейчас
пойдем к КАИНу [КАИН (Катастрофический Агрегат Испытания Надежности, - был
весьма  нужным  для  своего  времени,  но  утратил  значение  с  открытием
аквалида; ныне экспонируется в мемориальном музее Светочева]. За ним будет
последнее слово.
   По крытому переходу мы направились в соседнее  здание.  Стены  перехода
были прозрачные. За ними лежали  сугробы.  На  них  ложился  зеленый  свет
вращающегося прожектора. Состояние опасности кончилось.
   Мы вошли в зал, посредине  которого  возвышался  огромный  агрегат.  Он
уходил далеко в глубь зала, нам видна была только его  лицевая  сторона  с
двумя круглыми большими циферблатами. Над ними белел  телеэкран,  а  внизу
чернело квадратное отверстие. Все это напоминало лицо какого-то  сердитого
великана.
   - Сейчас КАИН не пожалеет  силы,  -  сказал  Андрей  и  швырнул  брусок
аквалида в квадратную пасть агрегата. Тот глухо заурчал, потом взревел,  я
ощутил, как пол дрожит у меня под ногами. Два циферблата зажглись  красным
огнем. На телеэкране стало видно, что происходит с бруском в чреве КАИНа.
   На  брусок  спускались  стальные  молоты,  в  него  пытались  вонзиться
алмазные сверла, его схватывали клещи из  сверхтвердых  сплавов.  КАИН  то
раскалял брусок, то  бросал  его  в  жидкие  газы,  охлажденные  почти  до
абсолютного нуля. Он погружал его в кислоты и  щелочи,  вталкивал  его  во
взрывную  камеру,  подвергал  губительным  излучениям.   Стрелка   правого
циферблата, показывающая силу испытания,  все  время  дрожала  на  красной
черте. Но стрелка циферблата, показывающего степень разрушения  материала,
по-прежнему стояла на белой черте, не подвигаясь ни на микрон.
   Испытание длилось долго. Наконец КАИН взревел, словно в злобе  на  свое
бессилие, и умолк. Из его пасти на пол упал  брусок.  Андрей  поднял  его.
Аквалид был точно такой же, как до испытания. На нем  не  было  ни  единой
царапины.
   - Вот теперь можно сообщить на материк,  что  аквалид  есть,  -  сказал
Андрей.
   После этого мы пошли в столовую, расположенную в центре  острова  моего
имени. Втроем сели мы за столик в огромном пустом зале. Здесь  было  очень
тихо, и  от  усталости,  от  необычности  всего  происходящего  мне  вдруг
показалось, что я просто сплю и вижу сон. Мне  захотелось  ущипнуть  себя,
чтобы проснуться и очутиться в своем кабинете, где на столе лежат рукописи
и записи для СОСУДа, где на полках стоят привычные ряды книг...
   Но вот к столику подошел САТИР и остановился ожидая распоряжений,  и  я
убедился, что все это явь.
   - А не выпить ли нам шампанского? - сказал Андрей. - Что-что, а бутылку
шампанского мы заслужили.
   - Сейчас доложу САВАОФу, - произнес САТИР.
   Он ушел, а я намекнул Андрею, что этак и  Чепьювином  стать  недолго  -
один раз шампанское, другой раз шампанское, а там и кое-что покрепче.
   - Другого такого раза не будет,  -  ответил  Андрей.  -  Аквалид  есть,
больше мне открывать нечего... -  В  его  голосе  мне  послышалась  тайная
грусть, будто ему стало жаль, что все уже сделано.
   К столику вернулся САТИР, неся бокалы и фрукты. Следом  за  ним  грузно
шел сам САВАОФ, торжественно неся бутылку. Он лично раскупорил ее и  налил
вино в наши бокалы. Мы сдвинули бокалы и слегка ударили их  друг  о  друга
("чокнулись", как в старину говорилось) и только потом выпили.
   Когда мы покинули столовую, я попрощался с Ниной  и  Андреем  и  вызвал
легколет. Я знал, что здесь мне  больше  делать  нечего,  сейчас  нахлынут
Журналисты, Корреспонденты, Ученые. Объясняться с ними - дело Андрея.
   Было уже совсем светло, и, когда я летел к Ленинграду, я видел, что вся
дорога  на  остров   теперь   забита   элмобилями.   Масса   людей,   неся
приветственные плакаты, шла к  Матвеевскому  острову,  увязая  в  глубоком
снегу, но упорно продвигаясь вперед. Такого множества людей я  никогда  не
видел.
   Вернувшись домой, я завалился спать и проспал четырнадцать часов.



КОРАБЛЬ ПРИСПУСКАЕТ ФЛАГ

   Все последующие месяцы, вплоть до июля, я усиленно  работал  над  новым
своим  литературно-исследовательским  трудом  "Фантасты  XX   века".   Мои
Читатели, впоследствии ознакомившиеся с этой значительной (смею  думать  -
не только по объему) книгой, едва ли поверили бы, что  это  монументальное
исследование я создал за столь короткий срок.
   Всецело поглощенный работой, я за  все  эти  месяцы  не  разу  не  смог
побывать у Андрея на острове моего имени. Впрочем,  я  отлично  знал,  что
друг мой жив и здоров. Стоило включить телевизор или развернуть газету - и
сразу можно было наткнуться на его имя. Эпоха аквалида  уже  началась.  Во
всем мире строились заводы по производству  единого  материала,  и  Андрей
работал над упрощением и усовершенствованием технологического процесса.
   Однажды, совершая прогулку, мы с Надей остановились у памятника  творцу
Закона Недоступности - Нилсу Индестрому. Памятник  высился  все  такой  же
мрачный, но медная доска с формулой Закона была с  пьедестала  снята,  ибо
Закон этот был опровергнут Светочевым.  В  таком  виде  памятник  стоит  и
поныне.
   В школах  и  институтах  вводился  курс  аквалидоведения.  Свертывалась
металлургическая   промышленность.   Открывались   массовые    курсы    по
переквалификации    Металлистов,    Керамиков,    Химиков,     Строителей,
Деревообделочников и многих других специалистов. К счастью,  мне  не  надо
было менять своей профессии.
   В конце июня вышла из печати  моя  "Антология".  С  прискорбием  должен
сказать, что она не встретила достойного отклика. Многие  журналы  сделали
вид, что не заметили ее, в других же появились небольшие статейки, которые
никак нельзя было назвать объективными и доброжелательными.  Их  авторы  с
энергией, достойной лучшего применения, обвиняли меня в узости взглядов, в
одностороннем подборе материалов, в том, что якобы  я  обедняю  поэзию  XX
века. Но так или иначе "Антология" вышла в свет, и я  был  весьма  доволен
этим крупным событием, оставив на совести Критиков их недостойные  нападки
на мой капитальный труд.
   Накануне того достопамятного и печального дня, о котором пойдет речь  в
этой главе, Андрей связался со мной по мыслепередаче и пригласил  меня  на
следующий день к себе, на  остров  моего  имени.  Он  сообщил,  что  будут
производиться испытания подводного тоннелепрокладчика. Не  желая  огорчать
друга своим отсутствием, я согласился, хоть мне был дорог каждый час.
   Встав на следующее утро, я не пожалел, что принял  приглашение  Андрея.
Погода была прекрасная, на небе - ни облачка. Простившись с Надей  (она  в
этот день не могла сопровождать меня) и взяв портфель, где лежал экземпляр
"Антологии" с дарственной надписью Нине  и  Андрею,  я  вышел  из  дому  и
направился к берегу, до которого от  моего  жилища  рукой  подать.  Здесь,
спустившись на бон лодочной станции, я выбрал себе голубую  электромоторку
и стал отвязывать ее от причала.
   В этот миг ко  мне  подошел  дежурный  САМСОН  [Самодвижущийся  Агрегат
Метеорологической Службы Общественного  Назначения  -  старинный  агрегат,
считавшийся несовершенным уже в  дни  молодости  Автора].  Предостерегающе
прогудев, он поднял правую руку, и  на  металлической  ее  ладони  зажегся
красный огонек. Это был знак запрета. Другой рукой САМСОН  указал  мне  на
берег, точнее - на  кабинку,  где  находилась  электронная  метеокарта.  Я
поглядел на небо, на горизонт. Нигде не было ни единого облачка. Приходя к
выводу, что САМСОН ошибся, я отвязал конец и сел в лодку.
   Уважаемый Читатель! Никто никогда не мог обвинить меня  в  невыполнении
каких-либо правил, и ко всем  механизмам  я  всегда  относился  с  должным
уважением, памятуя, что они слуги Общества. Но с  этим  САМСОНом  N_871  у
меня были личные счеты. Еще в дни моего безмятежного детства  этот  САМСОН
N_871 не раз портил мне настроение, запрещая садиться в лодку при малейшем
волнении на море. Уже и тогда этот агрегат был стар и бестолков,  а  даром
речи он вообще снабжен не был. Теперь же он стал еще и подслеповат и часто
принимал взрослых за детей. Поэтому я решил пренебречь  его  сигналами  и,
включив двигатель, отчалил от берега.
   Увидев, что я его не послушался, САМСОН забегал по бону, тревожно  гудя
и все время поднимая руку с красным огоньком,  а  другой  тыча  в  сторону
будки с метеокартой. Но я  вовсе  не  желал,  чтобы  мой  свободный  день,
единственный  за  несколько  месяцев,  был   испорчен   из-за   старческой
строптивости, а возможно, и личной непри