вать за ребенком, решил остаться дома и предоставить охоту  искусству
юного Финна.
     - Я учил этого мальчика, но теперь он может поучить меня, - говаривал
Джошуа соседям, - он может сосчитать перья у сокола, а мы и не увидим  его
в вышине. Он слышит, как мышь дышит в норке,  выследит  бобра  под  водой.
Ничего подобного я не видел.
     Соседи кивали и улыбались, но мельком бросали взгляды друг на друга -
не потому, что не верили Джошуа, они знали, что тот говорит чистую правду,
а потому, что было нечто такое в Финне Феррале, что беспокоило их.
     А старый Джошуа посмеивался про себя и говорил:
     - Отличный он парень, хотел бы я, чтобы он всегда  был  со  мной,  но
когда он дома, я чувствую себя в чем-то виноватым. Все равно, что  держать
дикого орла в клетке. Он должен быть на свободе.
     Тогда соседи снова обменивались взглядами и расходились в тревоге - в
их  мире  не  многие  позволяли  себе  пользоваться  такими  словами,  как
"свобода".
     Но Джош  был  себе  на  уме,  говорил  он  все,  что  вздумается,  не
отворачиваясь от туманных страхов, которые таились за границей  монотонной
деревенской жизни. У  него  даже  было  несколько  книг,  сохранившихся  с
Забытого Времени, истрепанных и разрозненных, но их хватило, чтобы научить
Финна немного читать и писать. Из этих книг и  того,  что  знал  Джошуа  -
информация поколениями передавалась из уст  в  уста.  Финн  пополнил  свое
образование знаниями о прошлом.
     Большинство из того, что он узнал, было  разрозненным,  полупонятным,
переполненным загадками и тайнами. Но все же он знал гораздо  больше,  чем
многие из живущих о Забытом Времени и том ужасе, что пришел после него.
     По-видимому, в Забытое Время -  давным-давно,  возможно,  лет  триста
назад, а может  быть,  и  больше,  мир  был  переполнен  людьми.  Их  были
миллиарды. Они строили огромные города из металла и камня, прокладывали на
земле каменные дороги, жили, работали, путешествовали, всегда  огражденные
от окружающего каменным или металлическим барьером. Они жаждали  богатства
и власти, те люди. Это их  страстное  желание  отравляло  землю  и  воздух
преграждало реки и океаны, вырубало леса и уничтожало диких животных.
     И в конце концов те люди уничтожили сами себя.
     Каким-то образом они предали огню весь свой мир. Потом,  когда  огонь
угас, большинство  огромных  городов  превратились  в  руины,  и  из  всех
миллиардов остались лишь несколько миллионов человек.
     Выжившие скрывались в руинах и мечтали заново отстроить  старый  мир.
Они даже, возможно, и приступили к  этому,  но  такой  возможности  им  не
предоставилось.
     Никто не знает точно, сколько это продолжалось - несколько  поколений
после разрушения, может быть, столетия. Но однажды, без предупреждения,  с
ужасающей   внезапностью   в   небесах   появились   огромные,   угловатые
металлические тела. Они сотнями медленно опускались на опустошенную землю.
     О_н_и_ пришли - и то был первый день теперешнего мира.
     О_н_и_ расползлись по миру с холодным чуждым безразличием.  Они  были
гуманоидами, но не людьми - тонкорукие и тонконогие, с  раздутыми,  как  у
насекомых, телами, их безволосые головы были совершенно гладкими, если  не
считать разреза рта и прямоугольных  желтых  фасеточных  глаз.  И  остатки
человеческой расы разбежались и попрятались, завывая от ужаса.
     Но не все. Некоторые смельчаки попытались изучить  чужаков,  войти  с
ними в контакт. Но не преуспели в этом. Стало ясно, что  человек,  который
подойдет слишком близко к чужакам, пусть даже и случайно - это уже мертвый
человек. У чужаков были полые металлические палки, из которых  извергались
малиновые лучи огромной энергии. Они направляли свое оружие на  людей  так
же небрежно, как люди мимоходом убивали мух.
     Каким-то образом остатки человеческой  расы  собрали  свое  мужество,
раздобыли немного оружия из остатков своей цивилизации и  восстали  против
чужаков. Их мятеж продолжался лишь несколько дней.  При  первых  признаках
сопротивления корабли чужаков поднялись в воздух. Человеческое оружие было
бессильно против их металлических корпусов, а на кораблях оказались  более
мощные  источники  энергетических   лучей.   Холодно,   методично   чужаки
уничтожали человечество.
     Ни одно человеческое поселение не убереглось от  убийственных  лучей.
Даже  выжженные  руины  старых  городов  были  сожжены  вновь,   бесследно
расплавлены.  И  во  второй  раз  мир  оказался  опутанным   пламенем,   и
человечество сгорело в нем.
     Чужаки высылали свои странные создания с крыльями  летучих  мышей  на
разведку - те  вынюхивали,  где  скрываются  мятежники,  чтобы  продолжить
бойню. И в  конце  концов  уцелели  лишь  немногие  -  может  быть,  всего
несколько тысяч во всем мире - скрывшись  в  те  районы,  где  девственная
природа, которой они некогда избегали, теперь предлагала им убежище.
     Там они и остались, так как чужаки после своей  тотальной  победы  не
стали преследовать нескольких выживших. Таким образом, перед  лицом  столь
подавляющего превосходства  чужаков,  их  холодной  кровожадности,  что-то
исчезло из души человечества.
     Немногие все еще в тайне лелеяли в душе ненависть, но то была пустая,
бессильная  ненависть,  порожденная  ужасом  и  безнадежностью.  Гордость,
мужество, дух мятежа, надежда - все это исчезло из сердца человечества. Не
осталось ничего, кроме слепого животного инстинкта самосохранения.
     И все же они выжили, прожили годы и поколения. Они жили  в  неуютном,
примитивном существовании с дикой  природой,  вернувшись  к  образу  жизни
своих диких  предков.  А  девственная  природа  восстановила  себя,  вновь
привольно раскинувшись по лику земли, укрыв  и  похоронив  страшные  шрамы
двух опустошений.
     Пока природа восстанавливала свой мир и укрывала  прячущиеся  остатки
человечества,  чужаки  занимались  своими   непостижимыми,   холодными   и
безразличными  делами.  Они  в  нескольких  местах   построили   странные,
замысловатые   строения,   испещрили   землю   там   и   тут   запутанными
приспособлениями, присвоив Землю и остатки ее богатств.
     Никто так и не знал:  зачем.  Никаких  отношений  между  землянами  и
новыми хозяевами Земли не было. Словом, как сказал однажды  Джошуа  Феррал
Финну: "Люди тоже не больно-то разговаривают с мышами в стогу сена".
     Несомненно, так оно и было.
     Род  людской  жил  сам  по  себе  в  маленьких,   грубо   построенных
деревеньках, в глуши простиравшихся во все стороны  лесов.  Они  расчищали
маленькие поля и возделывали  их  примитивными  инструментами.  О  чужаках
говорили редко, словно этим можно было помочь.  Но  осознание  присутствия
чужаков не покидало людей.
     В первые годы после  мятежа  человечество  осознало,  что  существуют
некие  границы,  которые  запрещается   преступать.   Они   усвоили,   что
запрещается строить слишком большие деревни, что нельзя их строить слишком
близко  друг  от  друга  и  что  запрещается  пользоваться  даже   смутным
воспоминанием о науке, индустрии и технологии. Не  должно  быть  прогресса
никакого рода, никакого стремления к чему-либо подобному той  цивилизации,
о которой большинство из них едва помнили.
     Они усвоили эти  уроки  жестоким  методом  проб  и  ошибок.  Крылатые
шпионы, как называли люди крылатые  создания,  могли  посетить  деревню  в
любое время - парили над  крышами,  прицеплялись  снаружи  к  окнам.  Если
деревня слишком  вырастала  или  кто-либо  изобретал  какое-либо  полезное
устройство или процесс, крылатые  шпионы  сразу  обнаруживали  это.  Тогда
появлялись чужаки. И не в одном из своих огромных кораблей, а  в  странных
яйцевидных  машинах,  которые  легко   парили   над   землей.   Вспыхивали
энергетические лучи, и все запретное стиралось  с  лица  земли.  Вместе  с
людьми.
     Были и другие, еще более безжалостные уроки. Время от времени  чужаки
появлялись беспричинно, без предупреждения,  и  забирали  с  собой  людей.
Выбирали людей, казалось, случайным образом, и никто не знал, для чего,  и
что с ними происходило там, куда их увозили.
     Это было  окончательным  утверждением  новой  роли  человека  на  его
собственной   планете.   Угнетенные,   деградировавшие,    невежественные,
перепуганные люди стали не более, чем зверьками  для  своих  правителей  -
чужаков. "Мыши в стоге сена" - их не замечали и держали под контролем,  их
мучали и погодя убивали.
     И все-таки человечество каким-то образом продолжало  существовать.  А
поскольку нельзя вечно находиться в страхе, иначе можно погубить рассудок,
люди научились гнать от себя прочь мысли  о  таких  вещах.  Они  научились
позволять ежедневной  отупляющей  работе  завладевать  телами  и  мыслями,
находя слабое удовлетворение  в  том,  что  просто  продолжают  жить.  Они
отвернули мысли и сердца от туманных мечтаний о свободе, мире,  счастье  и
редко говорили о таких понятиях.
     Если это можно было избежать, люди  старались  не  произносить  вслух
мысли, имена, которые их предки дали своим жестоким хозяевам.
     Они называли их рабовладельцами.
     Финн Феррал с трудом отбросил от себя холодный туман  воспоминаний  и
огляделся. Все вещи, которые когда-то составляли понятие "дом" -  радушные
и привычные - теперь, когда Джошуа и  Джена  исчезли,  потеряли  для  него
всякое значение... Снова слезы угрожающе  подступили  к  глазам,  в  горле
застрял комок.
     Но где-то глубоко внутри у него росло другое чувство. Нечто  прочное,
как железо, острое, как кремень, твердое и непоколебимое. Решимость, может
быть, решение, смешанное с диким гневом.
     Если дом перестал быть домом, то он  покинет  его.  Он  часто  мечтал
покинуть деревню и отыскать ответ на загадку своего происхождения.  Но  он
так ничего и не предпринимал: ему необходимо было заботиться  о  Джошуа  и
Джене; и в любом случае у него не было ни малейшей идеи,  откуда  начинать
поиски и что искать.
     Джошуа и Уайра сначала думали, что ключом к отгадке  может  послужить
тот странный рисунок из черных точек, что был на левом  плече  Финна.  Но,
как они ни пытались, они не смогли увидеть  смысла  в  этом  рисунке  и  в
конечном счете заключили, что это просто необычное родимое пятно.
     Пальцы Финна бессознательно поглаживали отметину,  пока  он  еще  раз
осматривал хижину. Затем он встряхнулся, как собака, и повернулся к двери.
Дом будет оставлен таким, какой есть, ему ничего отсюда не нужно.  И  было
бы отлично, если бы все осталось на своих местах, когда они вернутся. Ведь
он не планировал путешествовать бесцельно. Если он вернется,  то  вернется
не один.
     Там, снаружи, толпа разбрелась по своим домам, вместе со всеми ушел и
Хакер. Но высокий мужчина стоял перед дверью Финна и спокойно  смотрел  на
него из-под кустистых бровей.
     - Финн?
     Финн кивнул.
     - Устер Коллис.
     - Ты не должен обижаться на  Хакера,  -  сказал  Коллис.  -  То,  что
случилось, слегка повредило его рассудок. Он переборет себя.
     Финн безразлично пожал плечами.
     - Каким путем они улетели?
     Коллис моргнул, а потом понял.
     - На северо-запад, - сказал он, и его длинный подбородок дернулся.  -
Зачем? Ты решил пойти за ними?
     Коллис снова моргнул, в его глазах появился страх.
     - Тебя убьют.
     Финн, как и прежде, пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.
     - Право же, ты ошибаешься,  мальчик,  -  сказал  Коллис.  -  Ни  один
человек не выживет, сделав то, что собираешься сделать ты. Они убьют  тебя
наверняка. Ты не сможешь даже приблизиться к ним.
     Финн повернулся, дикий огонь вспыхнул в его глазах.
     - А когда в последний раз кто-то пытался?
     - А как же деревня? - сказал Коллис. - Кто будет нашим охотником?
     -  Пусть  Хакер  и  другие  научатся,  -  ответил  Финн,  безрадостно
улыбаясь. - Лес не даст вам голодать. Некоторое время я буду охотиться сам
по себе.
     Потом он окончательно отвернулся от Коллиса и двинулся через  деревню
на северо-запад.



                                3. ПОГОНЯ

     Финн окунулся в лес, не оглядываясь на деревню, и как  только  зелень
сомкнулась  вокруг  него,  поселение  исчезло  из  вида.  Он  передвигался
полусогнувшись, его путь был зигзагообразным и он изучал неровную почву.
     Хотя он раньше никогда не  видел  ни  одного  из  летающих  аппаратов
Рабовладельцев - "вихревые сани", как люди называли их, - он кое-что  знал
о них из рассказов старого Джошуа.  "Как  большие  металлические  яйца,  -
описывал их Джошуа, - только сверху у них стекло, или что-то вроде  этого,
а снизу они слегка плоские. И  снизу  все  крутится,  трудно  рассмотреть.
Вроде это крутящееся вещество поддерживает их в воздухе,  и  они  скользят
над всем гладко-гладко".
     Финн  и  представления  не  имел,  что  же  поддерживает  летательные
аппараты подвешенными в воздухе,  и  оставляет  ли  машина,  плывущая  над
землей, какие-нибудь следы на своем пути. Но он не хотел и думать, что  за
вихревыми санями  невозможно  проследить.  Если  какая-то  сила  поднимает
вихревые сани, то эта сила должна оставлять отметины... где-то и как-то.
     Он упрямо продолжал прочесывание, продвигаясь все глубже  в  лес,  на
северо-запад.
     Скоро он нашел то, что искал. Он  увидел  следы  такого  рода:  пучок
длинной травы изогнулся и лежал непараллельно своим коротким соседям; пыль
на клочке земли лежала странным завитком; веточки  то  тут,  то  там  были
погнуты или сломаны, как будто какое-то тяжелое тело двигалось в метре  от
земли.
     Такие следы большинство глаз и не увидело бы, но для  него  они  были
как яркие флаги.  Они  указывали  ему,  что  искать,  дали  направление  и
являлись достаточно часто, чтобы двигаться по следу бегом.
     И он побежал - расслабленной рысцой, как мог  бежать  час  за  часом.
След шел прямо, лишь изредка отклоняясь, чтобы обогнуть большое дерево или
слишком густую чащобу. Однако он не прекращал изучать почву под  ногами  и
то, что было над головой. Он не мог рисковать  потерять  след,  если  сани
свернут на другой курс. Кроме того, огромная концентрация усилий позволяла
ему держать в узде некоторые мысли и ощущения,  которые  жалили  его,  как
осы.
     Основным  среди  этих   ощущений   был   чистейший   злобный   страх,
усугубляющийся, отчасти, и его неведением.  Он  почти  ничего  не  знал  о
Рабовладельцах. У него были лишь самые общие представления, как и у любого
другого человека, страшные рассказы, которые иногда можно было услышать  в
деревне. Конечно, он не имел представления, что делают рабовладельцы после
посещения деревень, куда  направляются,  как  живут,  какого  рода  жилища
делают.
     Потому он сознавал (если бы  позволил  себе  думать  об  этом),  что,
скорее всего, бежит  прямо  навстречу  своей  смерти  или  неволе.  Он  не
останавливался, чтобы  спросить  себя,  что  он  собирается  делать,  если
нагонит вихревые сани. У него не было даже  туманного  плана,  как  отбить
Джошуа и Джену у чужаков.
     Он просто шел по следу и говорил себе, что подумает  обо  всем  этом,
когда побольше узнает о том, в какой ситуации оказались его родные.
     Он знал лишь  одно  -  что  оба  они,  и  особенно  маленькая  Джена,
оказались во власти гораздо большего ужаса, чем он мог  себе  представить.
Когда  он  думал  об  этом,  в  его  мозгу  проносились   вспышки   гнева,
подавляющего его собственный страх, он должен был подавлять в себе желание
броситься бежать с дикой, выматывающей скоростью.
     Время от времени, не прекращая своего неумолимого движения вперед, он
приостанавливался, чтобы набрать горсть воды  из  горного  ручья,  набрать
пригоршню диких плодов и  пожевать  их.  Но  больше  ни  для  чего  он  не
останавливался и даже не сбивался со своей походки, пока длился  день.  Он
просто продолжал бежать. Это все, говорил он себе, что оставалось делать.
     Ближе  к  вечеру  девственная  природа  вокруг  него   стала   слегка
изменяться. Из довольно густого леса с  плотным  подлеском  он  перешел  в
широкий пояс вечнозеленых растений. Их стволы, взметнувшиеся  вверх,  были
лишены ветвей до самых вершин, а там  они  взрывались  зелеными  иглами  и
образовывали плотный зеленый полог.
     Легкий ветерок промчался по вершинам с прозрачным свистящим  вздохом,
но его не беспокоил ни этот жуткий  звук,  ни  полумрак,  сгущающийся  под
пологом леса. Солнечные лучи не могли пробиться сквозь крону вечнозеленых,
и земля была почти голой, если не считать  кустиков  легких  папоротников,
низких цветковых растений и толстого ковра сухих иголок.
     Путь вихревых саней был отмечен перемещенными иголками и  образовывал
- как раньше пыль на земле - странные спиральные завитки. По такому  следу
мог легко идти любой человек, и Финну он казался просто мощеной дорогой.
     Однако он не ускорил  своего  легкого  волчьего  бега.  В  ногах  его
скопилась усталость, а тенистый полумрак стал еще плотнее - день  подходил
к концу. Скоро в полной  темноте  он  вынужден  будет  остановиться:  след
больше не будет виден.
     Он старайся не думать, как далеко от  него  могут  быть  чужаки,  или
какое расстояние они смогут покрыть, если не остановиться на ночь.
     Хотя, в крайнем случае, ему будет не трудно найти след с утра. Так он
полагал, пока не добежал до полянки.
     Это было пятнышко голой земли среди стволов могучих пихт, но  иглы  и
пыль  на  полянке  поведали  ему  нечто   такое,   что   переполнило   его
безнадежностью.
     След, по которому он шел, переплелся с двумя  другими,  точно  такими
же, пришедшими на поляну с двух других сторон.
     Глаза Финна автоматически отобрали все значащее  из  хаоса  следов  и
отметок, сейчас едва видимых в сгущающейся тьме. Как он только ни  пытался
найти ответ, хоть какой-нибудь, его не было.
     Трое вихревых саней появились на  полянке,  сблизились,  остановились
ненадолго, а затем разлетелись своими дорогами  -  одни  на  северо-запад,
другие на север, а третьи - прямо на запад.
     Не было ни малейшего признака, по которому он мог бы отличить один от
других или узнать, на которых из трех Джошуа или Джена.
     Что было еще хуже, по некоторым признакам  можно  было  предположить,
что несколько людей - или Рабовладельцев - на короткое время покидали сани
во время этой встречи. Он так и не мог установить, зачем они  это  делали.
Существовала и такая возможность: они могли обменяться пленниками.
     Финн стоял неподвижно, уставившись  в  землю,  уже  почти  ничего  не
различая из-за сгустившейся тьмы, да и из-за  влаги,  набухшей  в  глазах.
Наконец, он повернулся, и пошел, медленно и устало, словно  все  пережитое
им напряжение дня  навалилось  на  него  сразу.  Не  обращая  внимания  на
терзавший  его  голод,  он  нашел  углубление  под  вывороченными  корнями
ближайшего дерева и свернулся в нем, обхватив  себя  руками,  спасаясь  от
надвигающегося холода. Закрыв глаза, он лежал неподвижно. Но сон пришел  к
нему не сразу.
     Финн  открыл  глаза,  когда  первые  серые  лучи  рассвета  с  трудом
пробились сквозь полог деревьев и даже не разбудили еще птиц... Он  встал,
потянулся как кошка, прогоняя остатки ночной прохлады  и  вновь  вышел  на
поляну. Долго-долго он стоял  неподвижно,  вглядываясь  в  землю,  надеясь
усмотреть какой-то другой смысл во встревоженных иголках.
     Но его не было. Наконец, он поднял голову, глаза его выражали мрачную
решимость. Он должен был выбрать один шанс из трех. И выбор был  очевиден.
Вихревые сани, которые он преследовал, двигались точно по  прямой,  строго
на северо-запад. С большей вероятностью именно они продолжали двигаться  в
том же направлении.
     Остались ли на них Джошуа и Джена - это другой вопрос.  Он  последует
за ними и узнает, это все, говорил он себе, что осталось сделать.
     Он снова побежал ровной, пожирающей расстояние рысцой, не сбиваясь  с
нее и не останавливаясь. Поздним утром он выбежал  из  пояса