ричал он. - Позаботься о Руги! Слышишь? Позаботься о Руги!
   А затем лишь лысина его была видна в толпе  фуражек.  Его  затолкали  в
машину, стоявшую у правого угла здания. Ли все еще вертелся вокруг, щелкая
вспышкой.
   Фурлоу судорожно вздохнул. Ему казалось, словно воздух сгустился вокруг
него. Когда машины отъезжали, запах толпы смешался с выхлопными газами.  С
опозданием он вспомнил о цилиндре у окна и, подняв глаза, увидел,  что  он
стал подниматься вверх, исчезая в темноте ночного неба.
   Все это: видение, шум, громкие приказы - вдруг показалось ему  каким-то
ночным кошмаром.
   Один помощник шерифа, остановившись рядом с Фурлоу, сказал:
   -  Клинт  просил  передать  вам  спасибо.  Он  сказал,  что  вы  можете
поговорить с Джо через пару часов - после того, как его допросит прокурор,
или же утром - как вы захотите.
   Фурлоу облизнул губы. Он ощутил металлический привкус во рту.
   - Я... - начал он. - Наверное, утром.  Зайду  в  следственный  отдел  и
попрошу свидания с ним.
   - Похоже, это будет не  такое  уж  простое  дело,  -  заметил  помощник
шерифа. - Я передам Клинту ваши слова. - Он забрался  в  машину,  стоявшую
рядом с Фурлоу.
   Подошел Ли с наброшенным на шею фотоаппаратом. В левой руке  он  держал
записную книжку, а в правой - огрызок карандаша.
   - Эй, док, - начал он, - верно ли то,  что  сказал  Моссман?  Мерфи  не
хотел выйти, пока вы не приехали сюда?
   Фурлоу кивнул и отскочил в  сторону,  когда  патрульная  машина  начала
разворачиваться. Этот вопрос казался совершенно  бессмысленным,  наверное,
рожденный тем же безумием, из-за которого он оставался  стоять  здесь,  на
улице, после того, как полицейские машины на полной скорости  скрылись  за
углом. Запах вытекшего бензина с резкой болью бил в ноздри.
   Ли что-то черкнул в записной книжке.
   - А ведь когда-то дочь Мерфи была вашей подружкой,  правда?  -  спросил
Ли.
   - Мы были друзьями, - ответил Фурлоу. Казалось, что эти  слова  говорил
не он, а некто другой.
   - Ты видел тело? - спросил Ли.
   Фурлоу покачал головой.
   - Просто какое-то грязное кровавое месиво, - заметил Ли.
   Фурлоу хотелось бросить ему: "Это ты грязная жаждущая крови свинья!"  -
но голос не повиновался ему. Адель Мерфи... мертва!  Тела  людей,  умерших
насильственной смертью, одинаково  безобразны:  неуклюжая  поза,  кровавые
лужи,  черные  раны...  полицейские   с   профессиональной   отрешенностью
записывают, делают замеры, задают вопросы... Сейчас Фурлоу чувствовал, как
его  собственная  профессиональная  отрешенность  покидает  его.  Тело,  о
котором Ли говорил с таким  жадным  интересом,  это  тело  было  человека,
которого знал Фурлоу - матерью женщины, которую  он  любил...  и  все  еще
любит.
   Фурлоу  признался  себе  в  этом  сейчас,  вспоминая  Адель  Мерфи,  ее
удивительно  спокойное  выражение  глаз,  так  похожие  на  глаза   Рут...
оценивающие взгляды, которые она бросала на него, прикидывая, подойдет  ли
ее дочери такой, как он, муж. Но и это тоже давно кончилось.  И  кончилось
первым.
   - Док, что это вам показалось,  что  вы  увидели  возле  того  окна?  -
спросил Ли.
   Фурлоу  посмотрел  на  толстяка-коротышку,   на   его   толстые   губы,
проницательные умные глазки и подумал, какой же будет его  реакция,  когда
он опишет фотографу ту штуковину, висевшую за окном  Мерфи.  Непроизвольно
Фурлоу взглянул в сторону окна. Теперь там  ничего  не  было.  Ночь  вдруг
показалась ему холодной. Фурлоу поежился.
   - Может, Мерфи выглядывал наружу? - спросил Ли.
   Гнусавый голос репортера действовал Фурлоу на нервы.
   - Нет, - ответил Фурлоу. -  Я...  Полагаю,  я  просто  увидел  какой-то
отблеск.
   - Не знаю, что можно вообще рассмотреть сквозь ваши очки, - заметил Ли.
   - Вы правы, - согласился Фурлоу. - Конечно, это все из-за  моих  очков,
вот мои глаза и увидели... какое-то отражение.
   - У меня есть еще куча вопросов, док, - сказал Ли. - Может, заскочим  в
"Ночную Индейку", где мы можем спокойно поговорить. Давайте  сядем  в  мою
машину, и я отвезу вас...
   - Нет, - перебил его Фурлоу и покачал головой, чувствуя,  как  проходит
его растерянность. - Нет. Может быть, завтра.
   - Черт побери, док, но уже завтра наступило.
   Однако Фурлоу уже отвернулся и побежал к своей  машине.  В  его  голове
стучала лишь одна мысль, слова, брошенные Мерфи: "Позаботься о Руги".
   Фурлоу знал, что должен найти Рут, предложить ей всю свою  помощь.  Она
вышла замуж за кого-то, но это не уничтожило того, что было между ними.



        6


   Аудитория шевелилась - единый организм в безымянной темноте  амфитеатра
корабля историй.
   Келексел, сидевший почти по центру этого огромного помещения,  внезапно
почувствовал странную угрозу в этом шевелении в темноте. Рядом с ним  были
съемочные  группы  наблюдения   и   свободный   от   дежурства   персонал,
интересовавшийся новым творением Фраффина.  Две  бобины  уже  неоднократно
прокручивались без перерыва, во время редактирования, и теперь  они  ждали
повтора первой  сцены.  Но  Келексела  по-прежнему  не  покидало  ощущение
какой-то  надвигающейся  опасности,  направленной  непосредственно  против
него; что-то связанное с этой историей, однако он не мог определить связь.
   Сейчас в воздухе  ощущался  слабый  запах  озона  от  перекрещивающихся
невидимых полей Тиггивоф, связывавших аудиторию с трехмерным  изображением
фильма.  Кресло,  на  котором  он  сидел,  было  непривычным  для  него  -
специально   приспособленное   для   редакторской   работы   с    твердыми
подлокотниками, по кромке которых  располагались  рычажки  переключателей.
Только огромный куполообразный потолок, опутанный паутиной силовых  нитей,
тянувшихся вниз, к сцене (как и сама  сцена)  были  привычными,  напоминая
обычный амфитеатр.
   И звуки  -  щелканье  переключателей  редактирования,  профессиональные
реплики: "Сократите вступление  и  переходите  к  основному  действию...",
"Ослабить влияние бриза...", "Усилить эмоциональность жертвы и  немедленно
повторить предыдущий кадр..."
   Во всем этом не было никакой гармонии.
   Келексел уже  два  дня  пробыл  здесь,  пользуясь  предоставленной  его
высоким  положением  возможностью  понаблюдать  за  работой  по   созданию
истории. Но раньше, когда  он  оказывался  в  амфитеатре,  он  был  просто
зрителем.
   Где-то издалека из темноты слева от него раздался голос:
   - Запускайте.
   Силовые линии исчезли. Зал погрузился в полную темноту.
   Кто-то прочистил горло - свидетельство  нервозности,  которая  охватила
весь темный зал.
   В центре сцены вспыхнул свет. Келексел принял более удобное  положение.
"Всегда одно и тоже странное начало", - подумал  он.  Заброшенный  огонек,
бесформенный, медленно превращающийся в свет уличного фонаря. Стала  видна
часть лужайки, поворот дороги и  на  заднем  плане  призрачно-серая  стена
какого-то дома. Темные окна из простого стекла блестели,  точно  невидящие
глаза.
   Откуда-то из глубины сцены доносилось чье-то  тяжелое  дыхание,  что-то
стучало в бешеном ритме.
   Застрекотало какое-то насекомое.
   Келексел вдруг понял, что цепи репродьюсера воспроизводили все шумы  со
всеми оттенками оригинального  звучания.  Сидеть  здесь,  в  этой  паутине
силовых полей, связанным с проектирующими устройствами сенсоров, было  все
равно что видеть настоящую живую картину с какой-то точки сверху, находясь
непосредственно рядом с местом событий. В некотором роде это  было  похоже
на единение Чемов. Холодный ветерок пощекотал его лицо.
   Откуда-то из темной глубины сцены на Келексела внезапно нахлынула волна
леденящего страха,  продвигавшаяся  сквозь  сеть  проецирующих  устройств.
Келекселу пришлось напомнить себе,  что  это  просто  мастерски  созданный
сюжет, что он нереален... для  него.  Он  лишь  испытывает  страх  другого
существа, пойманный и сохраненный при помощи  чувствительных  записывающих
устройств.
   В центре сцены появилась бегущая женщина-туземка,  одетая  в  свободный
зеленый халат, края  которого  вздымались  вокруг  ее  бедер.  Она  тяжело
дышала. Ее обнаженные ноги гулко прошлепали по газону и затем по  покрытию
шоссе. Ее преследовал  приземистый  мужчина,  мертвенно-бледный  в  лунном
свете. В руках у него был меч. Его лезвие сверкнуло в  свете  фонаря,  как
серебристое жало змеи.
   Женщина застыла в ужасе. Потом выдохнула:
   - Нет! Пожалуйста, Господи, нет!
   У  Келексела  перехватило  дыхание.  Когда  бы   он   не   смотрел   на
совершающийся акт насилия, всякий раз это поражало его. Он уже догадывался
о последующих действиях. Вот меч приподнимается высоко над головой...
   - Перерыв!
   Паутина  вверху  потускнела.  Возбуждение  схлынуло,  словно  аудиторию
окатили ледяной водой. Сцена погрузилась в темноту.
   До Келексела вдруг дошло, что  это  был  голос  Фраффина.  Он  раздался
откуда-то  справа.  На  мгновение  Келексела  охватил  гнев  на  Фраффина,
прервавшего  сюжет.  Следователю  потребовалось  несколько  секунд,  чтобы
прийти в себя, но все равно он чувствовал себя разочарованным.
   Вспыхнул свет, и он увидел ряды сидений, клином расходящихся  от  диска
сцены.  Келексел  заморгал,  а  потом  стал  оглядывать  персонал  корабля
историй. "Какая же опасность может здесь  таиться?"  -  спросил  он  себя.
Келексел доверял своим инстинктам - в этой комнате  скрывалась  опасность.
Но что же это за опасность?
   Вокруг него расположился персонал: в  задних  рядах  сидели  стажеры  и
свободные от дежурства  члены  съемочных  групп  наблюдения,  в  центре  -
кандидаты в члены экипажа и наблюдатели, а рядом  со  сценой  -  съемочная
группа. С виду самые обычные Чемы, но Келексел все еще ощущал  угрозу  для
себя, уверенность, что они способны причинить ему вред. Он чувствовал  это
в возбужденности Чемов, в  той  образовавшейся  цепочке,  которая  связала
воедино их жизни.
   Сейчас в зале наступила странная  тишина.  Они  чего-то  ждали.  Далеко
внизу  у  сцены  склонились  друг  к  другу  люди,   о   чем-то   неслышно
переговариваясь.
   "Может, мне все это только мерещится? - подумал  Келексел.  -  Но  ведь
несомненно они  подозревают  меня.  Но  почему  тогда  они  разрешили  мне
присутствовать здесь и наблюдать за их работой?"
   Их работа - насильственная смерть.
   И снова  Келексел  почувствовал  разочарование  от  того,  что  Фраффин
остановил работу над этим эпизодом. Уже то, что он видел, шло в  разрез  с
его опытом, хотя он знал, как будет развиваться сюжет  дальше...  Келексел
покачал головой. Он был в замешательстве, взволнован. Еще  раз  он  окинул
взглядом аудиторию. Его окружало разноцветье униформ, указывающих  на  род
занятий:  красные  принадлежали  пилотам  флиттеров,   оранжево-черные   -
съемочным группам наблюдателей, зеленые  -  сценарным  группам,  желтые  -
обслуживающему персоналу и ремонтникам, фиолетовые -  актерам  и  белые  -
гардеробщикам, и то тут то там встречались черные отметины  Манипуляторов,
помощников Режиссера, входивших в ближайшее окружение Фраффина.
   Группа у сцены разделилась. Фраффин забрался на сцену и прошел в  самый
центр, куда было направлено внимание присутствующих. Он умышленно совершил
это движение, чтобы отождествить себя с  тем,  что  происходило  на  сцене
всего несколько минут назад.
   Наклонившись  вперед,  Келексел  внимательно   оглядел   Режиссера.   У
Фраффина, человека небольшого роста,  укутавшегося  в  черный  плащ,  была
худощавая фигура, копна черных волос над серебристым овалом  лица,  прямая
щель рта  с  выступающей  верхней  губой.  Он  вдруг  показался  Келекселу
призраком из какого-то далекого и ужасного королевства, которого никто  из
Чемов еще не видел. В нем была видна недопустимая индивидуальность.
   Фраффин поднял свои глубоко посаженные глаза и поискал Келексела.
   И тогда мурашки пробежались по коже Следователя. Он откинулся на спинку
кресла, почувствовав тревогу. Казалось, словно Фраффин обращался  к  нему:
"Вот он, этот дурак Следователь. Я заловил его в свою ловушку! Ему  теперь
не выбраться из нее! Никогда!"
   Мертвая тишина охватила зал - словно у всех присутствующих  перехватило
дыхание. Все не отрывали глаз от центра сцены.
   - Повторяю: наша цель - в утонченности, - тихо сказал Фраффин.
   И снова посмотрел на Келексела.
   "Да, теперь он точно испытывает  страх,  -  подумал  Фраффин.  -  Страх
усиливает сексуальное влечение. А он видел дочь жертвы, женщину, способную
завлечь в  ловушку  любого  Чема  -  экзотичную,  но  не  слишком  грубую,
миловидную, с глазами, подобными зеленым  драгоценным  камням.  А  как  же
любят Чемы все зеленое. Она привлекательна, и он  должен  почувствовать  к
ней физическое влечение. Ха!  Келексел!  Ты  вскоре  попросишь  разрешения
поближе познакомиться с туземцами... и мы разрешим тебе это".
   - Вы недостаточно уделяете внимания зрительному  восприятию,  -  сказал
Фраффин. Его голос внезапно стал холодным.
   Легкая дрожь пробежала по амфитеатру.
   - Нам не нужно, чтобы наш  зритель  оказывался  слишком  погруженным  в
страх,  -  продолжал  Фраффин.  -  Зритель   должен   лишь   почувствовать
присутствие страха. Не нужно заставлять его  переживать  это  чувство.  Он
должен наслаждаться этим - забавное насилие, занятная смерть.  Зритель  не
должен понимать, что им манипулируют. В каждой  сцене  должно  содержаться
нечто большее, чем простая интрижка для нашего развлечения.
   Келексел почувствовал, что в сказанном Фраффином  есть  более  глубокий
смысл. Да, определенно, здесь скрывается какая-то  угроза.  Вокруг  велась
какая-то игра, но он до сих пор не понимал, в чем она заключается.
   "Я должен заполучить одно из этих существ, чтобы узнать  их  поближе  и
заодно поразвлечься, - подумал Келексел. - Наверное ключ к  разгадке  этой
тайны могут дать только туземцы".
   Эта мысль как бы открыла запертую  дверь  искушению  -  Келексел  вдруг
понял, что его разум заполнили мысли о той женщине из сюжета  Фраффина.  У
нее еще такое экзотическое имя - Рут. Рыжеволосая Рут. В ней  было  что-то
от Суби-существ, а Суби были известны  благодаря  тому  морю  эротического
удовольствия, которое они доставляли Чемам. Келексел припомнил одну  Суби,
которой некогда он обладал. Хотя, кажется,  она  очень  скоро  увяла.  Так
всегда происходит со смертными, их срок жизни  несоизмерим  с  бесконечной
жизнью Чемов.
   "Возможно, я смогу объяснить это  Рут,  -  подумал  Келексел.  -  Людям
Фраффина проще простого будет доставить ее сюда ко мне".
   - Утонченность, -  повторил  Фраффин.  -  Аудитория  не  должна  терять
ощущение некоторой отчужденности от происходящего. Думайте о нашей истории
как о каком-то танце, это не настоящая жизнь, какой мы живем,  а  лишь  ее
отражение, вроде волшебной сказки Чемов. И теперь вы все должны  понимать,
в чем заключается цель нашей истории. Сознавать, что  добиться  этой  цели
можно только при помощи должной утонченности.
   Фраффин  поплотнее  запахнул  черный  плащ,  чувствуя   удовлетворение,
которое   должен   был   испытывать   хозяин   балагана   после   удачного
представления. Потом он спустился со сцены.
   "У нас хороший экипаж, - напомнил себе Фраффин. - Они  будут  выполнять
свои функции с вышколенной аккуратностью.  А  этот  занимательный  сюжетец
нужно сохранить и ввести в банк  историй.  Может  быть  его  даже  удастся
использовать в качестве вступительной части  перед  другими  сюжетами  как
образец художественного искусства. Но в любом  случае,  он  выполнил  свою
задачу, если заставил двигаться Келексела в  нужном  направлении  -  здесь
страхом, там похотью, и всякий его шаг теперь будет фиксироваться группами
наблюдения. Всякий шаг".
   "Им так же легко манипулировать, как и туземцами", - подумал Фраффин.
   Он прошел по служебному туннелю,  ведущему  от  задней  части  сцены  к
голубому  холлу,  из  которого  извилистым  коридором,  где  располагались
склады, можно было попасть в  его  личные  апартаменты.  Фраффин  позволил
силовому  полю-капсуле  опуститься  и  обхватить  его,  и  затем   капсула
устремилась вперед со скоростью, при которой люки, расположенные в  стенах
коридора, сливались в одно расплывчатое пятно.
   "Мне почти что жаль этого Келексела,  -  подумал  он.  -  Этот  человек
очевидно почувствовал отвращение при первой  мысли  о  персонифицированном
насилии, но он точно погибнет в конфликте, который ведут туземцы.
   С какой же легкостью мы определяем совершение отдельными  индивидуумами
актов насилия, - продолжал свою мысль Фраффин. - Можно  даже  подозревать,
что  в  нашем  далеком  прошлом  существовало  в  действительности   нечто
похожее".
   Он почувствовал, как тут же затрещала броня, которой являлась его кожа,
под внезапным наплывом этих беспокойных воспоминаний. Фраффин  сглотнул  и
остановил капсулу перед люком, закрывающим вход в его апартаменты.
   Бесконечность его собственной персонифицированной истории вдруг привела
его в ужас. Он внезапно почувствовал себя на пороге ужасающего открытия  и
испугался чудовищных откровений, которые могут  вынырнуть  на  поверхность
сознания из глубин памяти, его далекого и давно  похороненного  в  пучинах
вечности прошлого.
   И тогда на помощь Фраффину пришла  спасительная  ярость.  Ему  хотелось
схватиться с этой вечностью, заставить умолкнуть голоса,  шепчущие  внутри
него. Он замер весь  от  приступа  страха  и  подумал:  "Чтобы  оставаться
бессмертным, необходимо иногда принимать дозы моральной анестезии".
   Именно эта мысль развеяла его страх. Фраффин вошел в серебряную теплоту
своего салона удивляясь, откуда у него могли появиться подобные мысли.



        7


   Облокотившись на руль  своей  припаркованной  машины,  Фурлоу  сидел  и
покуривал трубку. Рядом с ним на сиденьи лежали его  поляризованные  очки,
он  смотрел  в  темнеющее  небо  сквозь  ветровое  стекло,   по   которому
скатывались капли дождя. Его глаза  слезились,  и  эти  дождевые  капельки
казались ему слезами, стекающими  по  лицу  человека.  Этому  двухместному
автомобилю было уже пять лет, и он знал, что пора бы приобрести новый,  но
он никак не мог расстаться с привычкой экономить деньги на  покупку  дома.
Ее он приобрел еще тогда, когда он подумывал о женитьбе на Рут. Сейчас ему
было нелегко избавиться от этой привычки, хотя он понимал,  что  цепляется
за нее главным образом из-за еще не исчезнувшей у  него  надежды,  что  им
удастся забыть о прошедших годах.
   "Почему она хочет увидеться со мной? - подумал он. -  И  почему  именно
здесь, где мы когда-то встречались? К чему такая секретность?"
   Прошло два дня после убийства, и он вдруг понял, что все еще  не  может
свести в единую логическую цепочку происшедшие события. Когда он  видел  в
газетах заметки  о  себе,  то  словно  читал  о  ком-то  другом,  каком-то
незнакомце... Смысл этих статей ускользал  от  него,  расплывался  подобно
дождевым каплям, стекавшим сейчас по ветровому стеклу  перед  ним.  Фурлоу
вдруг показалось, что весь мир охвачен психозом, который свел с ума Мерфи,
и ответными насильственными действиями окружающих.
   Шоком явилось для Фурлоу понимание  того,  что  общество  хочет  смерти
Мерфи.  Реакция  общественности  была  столь  же  жестокой,  что  и  буря,
неожиданно налетающая на побережье и опустошающая его.
   "Жестокий шторм, - подумал он. - Буря жестокости".
   Фурлоу посмотрел на деревья слева от себя, ему было интересно,  сколько
же времени  он  уже  пробыл  здесь.  Его  часы  остановились.  Однако  Рут
опаздывала. Как всегда. Это было в ее привычках.
   Недавно вовсю бушевала гроза. Низко нависали дождевые облака,  закрывая
свинцово-серое  небо.  Некоторое  время   испуганно   щебетали   птицы   в
эвкалиптовой рощице  неподалеку.  Раздавался  скрип  раскачиваемых  ветром
сучков, и с деревьев падали большие капли.
   Солнце выглянуло на западе, низко  нависая,  над  горизонтом  и  бросая
оранжевый отсвет на верхушки деревьев. Капли дождя с