гия,  которая  подскажет,  что  они   не
заблуждаются в использовании и языка, и орудий? Разве им не нужны  этические
представления?
   Улыбнувшись, Холмъярд долго не отводил взгляда от Кэрмоди. Тот  покраснел
и замялся.
   - Хорошо,-наконец сказал он.-Готов со всей убежденностью  возразить  вам.
Нет необходимости перечислять историю возникновений всех  религий  Земли.  Я
убежден, что любое  общество  нуждается  в  действенном  этическом  кодексе,
который даже без участия божественной силы будет карать нарушителей, обрекая
их на вечные или временные страдания.
   Кроме того, религиозные воззрения могут развиваться и совершенствоваться.
Христианство двадцатого столетия заметно отличалось от взглядов двенадцатого
столетия, и религиозный дух нашего времени во многих аспектах отличается  от
убеждений того же двенадцатого века. Кроме того,  я  не  собираюсь  обращать
горовицев в свою веру. Моя Церковь запрещает мне подобные действия.  Я  могу
лишь внушить им мысль о существовании Творца.
   - Даже если они ее не понимают,-засмеялся Холмъярд.-Они  слышат  о  Боге,
как о "Нем", но относятся к Нему как к женщине.
   - Пол не имеет значения. Главное, что я в таком положении, когда не  могу
разуверять их в существовании бессмертия.
   Холмъярд пожал плечами, давая понять, что не замечает разницы. Но сказал:
   - Видя вас в таком расстроенном состоянии,  я  искренне  сочувствую  вам,
потому что оно доставляет вам боль и страдания.  Тем  не  менее  помочь  вам
ничем не могу. И, кстати, ваша Церковь тоже.
   - Я дал слово Туту,-сказал Кэрмоди,-и  не  хочу  нарушать  его.  В  таком
случае она потеряет веру.
   - Вы думаете, она считает вас Богом?
   - Боже сохрани! Но должен  признать,  меня  беспокоит,  что  такое  может
случиться. Правда, пока они никак не давали  мне  понять,  что  воспринимают
меня в подобном качестве.
   - Ну, а когда вы покинете их?-спросил Холмъярд.
   Кэрмоди так и не смог забыть прощальную реплику зоолога. В ту ночь  уснул
он сразу, как провалился, и в первый раз за все  время  жизни  с  горовицами
позволил себе спать допоздна.
   Когда он проснулся, солнце было уже на полпути к зениту. Он увидел, что в
наполовину достроенном селении  царит  сумятица,  которая  не  имела  ничего
общего с хаосом и представляла  собой  какие-то  целенаправленные  действия.
Взрослые как-то растерянно озирались, а молодежь  была  очень  занята.  Сидя
верхом, они остриями копий гнали перед собой  группу  незнакомых  горовицев,
среди которых  было  несколько  взрослых,  но  большей  частью  подростки  в
возрасте от семи до двенадцати лет.
   - Что вы тут устроили?-возмущенно спросил Кэрмоди у Туту.
   Лицевые мыщцы вокруг клюва растянулись в улыбке, и она рассмеялась.
   - Тебя не было прошлая  ночь,  мы  не  смогли  рассказать,  что  задумать
делать. А все равно, отличный сюрприз, да? Мы решать гонять диких горовицев,
что живут рядом здесь. Мы застать их во сне. Прогнать взрослых. Часть  убить
пришлось, это плохо.
   - Почему вы это сделали?-с трудом сдерживаясь, спросил Кэрмоди.
   - Ты не понимать? Мы думать, ты все понимать.
   - Я не Господь Бог,-сказал Кэрмоди.-О чем я тебе часто говорил.
   - Я иногда забывать,-перестав улыбаться, сказала Туту.-Ты сердиться?
   - Я не сержусь, пока ты не рассказала мне, зачем вы все это сделали.
   - Зачем? Так наше племя станет больше. Мы научить малышей, как  говорить.
Если они не уметь, то вырастут взрослыми. А взрослые не уметь говорить.  Они
станут как животные. Ты же не хочешь так, конечно?
   - Нет. Но вы убивали?
   Туту пожала плечами.
   - А что еще делать? Их взрослые хотеть убить нас; вместо  того  мы  убить
их. Немного. Больше убежать. Кроме того, ты сказать: о'кей, убивать животное
можно. А взрослые как животные, потому что они  не  уметь  говорить.  Мы  не
убивать  детей,  потому   что   они   учиться   говорить.   Мы...   как   ты
говорить?-принимать... да, мы принимать их. Они стать наши братья и  сестры.
Ты говорить мне, что каждый горовиц мне брат или сестра, пусть я  не  видеть
их.-Она снова улыбнулась и,  склонившись  к  Кэрмоди,  серьезно  сказала:-Мы
иметь хорошую мысль во время набега. Вместо того чтобы  есть  яйца...  когда
нет взрослого принять их, матери разбивать яйца...  почему  не  давать  яйца
детям, лошадям и другим животным тоже? И племя будет расти  быстрее.  Скорее
станет большим.
   Так оно и получилось. Не  прошло  и  месяца,  как  у  каждого  достаточно
взрослого горовица, у всех лошадей на груди покачивались яйца.
   Кэрмоди сообщил об этом Холмъярду.
   - Теперь я вижу все преимущества внематочного развития плода.  Если  даже
зародыш  и  не  защищен  от  механических  повреждений,  это  не  влияет  на
увеличение количества новорожденных.
   - А кто будет заботиться об  этих  младенцах?-осведомился  Холмъярд.-Ведь
потомство у горовицев беспомощно как цыплята, и они их выхаживают, как  люди
своих новорожденных.
   - Да они вовсе не плодятся, как дикие свиньи. Количество будущих рождений
строго регулируется. Туту четко просчитала, какое количество младенцев может
выходить каждая мать. Если она не может  отрыгивать  достаточное  количество
полупереваренной пищи, они будут готовить цыплятам кашки из фруктов и  мяса.
Матерям не придется проводить добрую  долю  времени  в  поисках  пропитания;
теперь эта обязанность будет лежать на самцах.
   - Это ваше сообщество развивается отнюдь не  в  соответствии  с  каменным
веком Земли,-сказал Холмъярд.-Я вижу, что в будущем в нем могут  возобладать
коммунистические тенденции. Дети будут производиться en masse, воспитывать и
учить их станут в коллективе. На этом этапе, когда они стараются  обеспечить
стабильный рост племени, с  их  стороны  довольно  рационально  организовать
что-то вроде конвейера. Но тут есть одна деталь, на которую вы  не  обратили
внимания или сознательно умолчали о ней. Вы сказали, что взращивание  яиц  и
соответственно количество будущих рождений строго регулируется. Означает  ли
это, что яйца, для которых не хватит пропитания,  будут  поедаться?  В  виде
метода контроля за рождаемостью?
   Помолчав, Кэрмоди ответил:
   - Да.
   - Ну и?
   - Что "ну и"? Я готов признать, что идея мне не нравится. Но  я  не  могу
найти оснований, чтобы возражать горовицам. Вы же знаете, что у этой публики
нет никаких библейских запретов. Во всяком случае, пока нет.  В  дальнейшем,
при развитии этой системы, они появятся как средство выживания.
   - Каннибализм и контроль рождаемости,-сказал Холмъярд.-Мне  кажется,  что
вы будете рады избавиться от всего этого, Джон.
   - Так кто теперь грешит антропоцентризмом?-возразил Кэрмоди.
   Тем не менее он был обеспокоен. Он не мог объяснить горовицам, что нельзя
есть яйца, потому что его просто не  поняли  бы.  Добывать  пропитание  было
трудно, и они не могли отказаться от его источника. И Кэрмоди не мог внушить
им, что  они  совершают  убийство.  Убийство-это  незаконное  лишение  жизни
существа, обладающего душой. Обладали  ли  таковой  горовицы?  Он  не  знал.
Земные законы утверждали, что противоправное лишение жизни любого  существа,
владеющего речью и способного к абстрактному мышлению,  является  убийством.
Но сама Церковь, хотя и побуждала  своих  членов  повиноваться  законам  под
угрозой кары со стороны светского правительства, сомневалась, имеется ли под
этим  определением  солидный  теологический  базис.  Она  все  еще  пыталась
сформулировать правила, которые помогали  бы  выяснить,  какие  инопланетные
существа обладают душой. И в то  же  время  не  исключала  возможность,  что
разумные создания с других планет не только  не  обладают  душой,  но  и  не
испытывают в ней  необходимости.  Может,  Создатель  каким-то  иным  образом
обеспечил им бессмертие-если о нем можно вести речь.
   "Хорошо им сидеть за столом и обсуждать свои теории,-подумал Кэрмоди.-А я
на месте действия; все законы приходится придумывать на глазок. И да поможет
мне Господь, если глазок у меня косит!"
   В течение следующего месяца он был по  горло  занят  чисто  практическими
делами. Он попросил Холмъярда послать корабль в  долину,  откуда  к  окраине
деревни было доставлено несколько тонн железной руды.
   На следующее утро он повел детишек к этой груде.  Те  не  могли  сдержать
восторженных воплей, которые усилились, когда  он  рассказал  им,  для  чего
предназначается руда.
   - А откуда она появиться?-спросила Туту.
   - Люди доставили ее из долины.
   - На лошадях?
   - Нет. Погрузили  на  корабль,  который  прилетел  со  звезд.  Тот  самый
корабль, на котором со звезд прибыл и я.
   - Мы увидеть его когда-нибудь?
   - Нет. Вам запрещено. Не стоит вам смотреть на него.
   Туту разочарованно наморщила брови и щелкнула клювом. Но говорить на  эту
тему больше не стала. Вместо этого она вместе  с  другими  подростками  и  с
помощью Кэрмоди, к которому присоединились несколько взрослых, стала строить
печь для выплавки руды. Затем  соорудили  горн  для  обжига  кокса,  который
добавлялся к железу, и у  горовицев  появилось  оружие  из  стали,  удила  и
упряжь, надежные инструменты. Потом они стали ладить металлические части для
повозок:  Кэрмоди  решил,  что  пришла  пора  познакомить  их   с   колесным
транспортом.
   - Просто здорово,-сказала Туту.-Но что нам делать, когда руда кончится, а
железо проржавеет и рассыплется?
   - В долине много руды,-ответил Кэрмоди.-И нам придется перебираться туда.
Звездный корабль не будет больше доставлять ее нам.
   Туту вскинула голову и рассмеялась.
   - Ты умный человек, Джон.  Ты  знаешь,  как  заставить  нас  двинуться  в
долину.
   - В таком случае нам  придется  поторопиться,-сказал  Кэрмоди.-Мы  должны
прийти туда до наступления зимы и снегопадов.
   - Нам трудно понять, что такое зима,-сказала она.-Ты говорить о том,  что
мы не можем представлять.
   Туту понимала, о чем зайдет речь. И когда Кэрмоди созвал очередной  совет
и сообщил, что пора перебираться в долину, то  наткнулся  на  сопротивление.
Большинство не хотело никуда идти; им нравилось тут. И Кэрмоди убедился, что
даже у молодых горовицев преобладали консервативные взгляды. Только  Туту  и
еще  несколько  других   поддержали   монаха,   но   они   были   пионерами,
первопроходцами, радикалами.
   Кэрмоди не пытался диктовать  им  свою  волю.  Он  знал,  что  пользуется
огромным уважением. Фактически его воспринимали едва ли не как бога. Но даже
богам могут возражать, когда те покушаются на покой и уют,  и  он  не  хотел
подвергать свой  авторитет  такому  испытанию.  Если  он  потеряет  его,  то
погибнет все. Кроме того, он  понимал,  что,  если  станет  диктатором,  это
сообщество  никогда  не  усвоит  основы  демократии.  А  ему  казалось,  что
демократия, несмотря на все ошибки и пороки, была  лучшей  формой  светского
правительства. Мягкое убеждение было самым сильным оружием, которое  он  мог
пустить в ход.
   Во всяком случае, он так считал. Но когда в  тщетных  попытках  заставить
упрямцев сняться с места прошел еще месяц, он впал в  отчаяние.  Теперь  ему
пришлось выслушивать другие аргументы.  Под  руководством  Кэрмоди  горовицы
вырастили из семян, по  его  же  просьбе  доставленных  кораблем,  огородные
растения и злаки. Если  они  сейчас  уйдут,  то  не  смогут  воспользоваться
плодами нелегкого труда. Все  старания  уйдут  впустую.  Так  зачем  Кэрмоди
заставлял их гнуть спины, возделывая почву, высаживая ростки и пропалывая, а
потом поливая их, если теперь он хочет сорвать их с места?
   - Потому что я хотел показать вам, как выращивать пищу  из  земли,-сказал
он.-Я не собираюсь вечно жить с вами. Когда мы придем  в  долину,  я  покину
вас.
   - Не оставляй нас, возлюбленный Джон!-завопили они.-Ты нам  нужен.  Кроме
того, вот и еще одна причина не идти в долину. Если  мы  не  пойдем,  ты  не
оставишь нас.
   Джон не смог не улыбнуться, услышав этот детский довод, но тут  же  вновь
посерьезнел.
   - Пойдете вы или нет, но как только из этого яйца  вылупится  детеныш,  я
расстанусь с вами. Да мне и в любом случае надо уходить. Если вы не пойдете,
я оставлю вас. И взываю ко всем, кто хочет следовать за мной.
   Вокруг него собрались Туту, одиннадцать других подростков и пять взрослых
самок с двадцатью детишками-плюс их лошади, повозки, оружие  и  инструменты,
запасы пищи. Он надеялся, что вид сборов заставит остальных  изменить  точку
зрения. Но хотя те плакали и молили не  уходить,  больше  к  нему  никто  не
присоединился.
   Вот тогда-то он потерял самообладание и заорал:
   - Очень  хорошо!  Я  знаю,  что  для  вас  лучше  всего!  И  если  вы  не
подчиняетесь мне, я уничтожу деревню! И тогда вам придется  пойти  со  мной,
потому что вам некуда будет деваться!
   - Что ты имеешь в виду?-заволновались горовицы.
   - Я имею в виду, что сегодня вечером явится чудовище со  звезд  и  сожжет
деревню. Вот увидите!
   Он тут же переговорил с Холмъярдом.
   - Вы слышали меня, док! Я вдруг понял, что обязан надавить  на  них!  Это
единственный способ, чтобы они стали шевелить задницами!
   - Вам стоило бы сделать это давным-давно,- ответил Холмъярд.-Даже если вы
будете двигаться без остановок, считайте, вам повезет, коли до зимы  успеете
добраться до долины.
   Той же ночью, когда Кэрмоди и его  спутники  расположились  на  холме  за
оградой деревни, в тусклом свете  двух  лун  внезапно  появился  космический
корабль. Все  обитатели  селения,  должно  быть,  ждали  появления  грозного
чудища, ибо из сотен глоток вырвался общий вопль. Все в  панике  кинулись  к
узким воротам, и многие пострадали в давке. Не успели все  дети  и  взрослые
покинуть пределы деревни, как чудовище огненным языком  лизнуло  бревенчатую
ограду. Та занялась с южной стороны, и пламя быстро распространилось.
   Кэрмоди сбежал с холма и навел порядок среди растерявшихся  горовицев.  И
только под угрозой смерти в случае неповиновения  заставил  их  вернуться  в
ограду и вывести оттуда повозки  с  лошадьми  и  вытащить  продовольствие  и
оружие. Горовицы припали к ногам Кэрмоди, моля о  прощении  и  заверяя,  что
впредь никогда не пойдут против его воли.
   Несмотря на то что Кэрмоди  чувствовал  угрызения  совести  за  пережитый
горовицами страх и был расстроен из-за гибели в панике нескольких из них, он
постарался сохранить строгость. Он простил их, но напомнил, что  мудрости  у
него больше, чем у всех прочих, и ему лучше знать, что пойдет им на пользу.
   Отныне  младшее  поколение  вело  себя   безукоризненно,   беспрекословно
подчиняясь ему. Но из их отношений ушла теплота и  доверительность,  даже  у
Туту. Они относились к нему с уважением, но в  его  присутствии  чувствовали
скованность.  Ушли  в  прошлое  шутки  и  улыбки,  которыми  они  все  время
обменивались.
   - Вы внушили им страх Божий,-сказал Холмъярд.
   - Бросьте, док,-ответил Кэрмоди.-Вы же не считаете, что они  воспринимают
меня как Бога. И если бы я убедился в этом, то постарался бы разуверить их.
   - Да, но они считают, что вы Его представитель. Может  быть,  полубог.  И
пока вы не изложите им с начала до конца всю последовательность событий, они
и дальше будут так считать. Да и  не  думаю,  что  ваши  объяснения  чему-то
помогут. Вам придется во всех подробностях описать наше общество, для чего у
вас нет ни времени, ни способностей. И что бы вы ни излагали, они все  равно
поймут вас неправильно.
   Кэрмоди попытался  восстановить  прежние  сердечные  взаимоотношения,  но
понял,  что  это  невозможно.  Поэтому  он  всецело   посвятил   себя   лишь
преподаванию того, что знал сам. Все свободное время он или  записывал,  или
диктовал Туту и другим сведения о научных дисциплинах. Хотя в тех местах, по
которым шли переселенцы, не было и следов залежей серы  и  селитры,  Кэрмоди
знал, что они есть  в  долине.  Он  написал  инструкцию,  как  распознавать,
разрабатывать и очищать ископаемые, а также как делать порох. Кроме того, он
во всех подробностях изложил,  как  мастерить  ружья,  пистолеты  и  ртутные
капсюли, как искать свинцовую руду и выплавлять из нее металл.
   Это было лишь частью всех технологических процессов, о которых он оставил
сведения. В дополнение он письменно изложил основные данные о химии, физике,
биологии  и  электричестве.  Более  того-он  начертил  принципиальную  схему
электромобиля и машины с двигателем на водородном горючем. Затем последовало
детальное  объяснение  процесса  получения  водорода  в  результате  реакции
сжатого перегретого пара в присутствии цинковых или железных  катализаторов.
Что, в свою очередь, потребовало рассказа о том,  как  искать  и  опознавать
медную руду, как извлекать из нее металл  и  тянуть  из  него  провода,  как
сделать магнето и пользоваться математическими формулами для ротора.
   В процессе занятий он часто обращался за помощью к Холмъярду. Как-то  тот
ему сказал:
   - Вы зашли слишком далеко, Джон. Вы доработались  до  того,  что  от  вас
осталась  одна  тень,  вы  вгоните  себя  в  гроб.  Вы   пытаетесь   сделать
невозможное, втиснуть сто тысяч  лет  технического  прогресса  в  один  год.
Человечеству  потребовались  для   развития   тысячелетия   усилий,   а   вы
преподносите горовицам их результаты на серебряном блюдечке. Перестаньте! Вы
уже и так достаточно сделали для них, принеся  им  речь  вместе  с  техникой
обработки кремня и возделывания земли. Предоставьте  им  дальше  идти  своим
путем. Кроме того, последующие экспедиции  скорее  всего  установят  с  ними
контакты и дополнят всю ту информацию, что вы пытаетесь впихнуть в них.
   - Вероятно, вы правы,-простонал Кэрмоди.-Но  несмотря  на  все  старания,
больше всего меня беспокоит, что я  учил  их  общению  лишь  с  материальным
миром. И почти ничего не сделал, дабы внушить им хотя бы начатки этики.  Вот
это и не может меня не волновать сильнее всего.
   - Дайте им самим разработать ее.
   - Мне бы этого не  хотелось.  Подумайте  только  о  многочисленных  путях
порока и зла, которыми они могут пойти.
   - В любом случае им этого не избежать.
   - Да, но при желании они смогут выбрать и правильный путь.
   - Так ради Бога, дайте им его!-вскричал  Холмъярд.-Перестаньте  терзаться
до желудочных колик! Сделайте что-нибудь или перестаньте болтать!
   - Скорее всего вы правы,-мрачно сказал Кэрмоди.-Во всяком случае  времени
у меня осталось немного. Через месяц мне следует прибыть на  Вайлденвули.  И
решить эту проблему я не успею.
   В  следующем  месяце  караван  покинул  теплые  долины  и   двинулся   по
плоскогорьям и ущельям меж вершинами. Воздух стал холоднее, а растительность
на удивление походила на траву и кустарник  земных  высокогорий.  Ночи  были
холодные, и горовицы теснились поближе к пламени костров. Кэрмоди научил  их
дубить шкуры и сметывать себе одеяния, но не позволил им  тратить  время  на
охоту за животными, мех которых мог бы согревать их.
   - Успеете заняться этим, когда мы придем в долину,-сказал он.
   За две недели до выхода к перевалу, за  которым  лежала  долина,  Кэрмоди
как-то проснулся ночью. Он уловил постукивание в скорлупу яйца  на  груди  и
понял, что острый клювик цыпленка пытается пробиться сквозь двойную кожистую
оболочку. К утру в скорлупе появилось отверстие. Кэрмоди  поступил  так  же,
как все прочие матери, за которыми ему довелось наблюдать. Придержав яйцо  с
тыла, он ободрал с него оболочку. Яйцо так долго было частью его самого, что
ему казалось, будто он сдирает кожу с самого себя.
   Появился прекрасный здоровенький цыпленок, мальчик,  покрытый  золотистым
пушком,  и  уставился  на  мир  большими  голубыми  глазами,  которые   пока
разъезжались в разные стороны.
   Туту пришла в восторг:
   - У всех нас карие глаза!  А  он  первый  горовиц  с  голубыми!  Хотя  мы
слышали, что у диких горовицев в этих местах бывают голубые глаза. Но у него
глаза точно, как у тебя. Ты сделал ему голубые глаза, чтобы все мы  знали-он
твой сын, да?
   - Ничего я не делал,-сказал Кэрмоди.
   Он