времен   свободно
кристаллизуются минералы. Беспорядочное  нагромождение  крупных  темных  и
светлых кристаллов. Сбоку в эту массу врезывается конец огромного сверла и
останавливается. Сверло отходит назад, и в пещеру влезают  двое  юношей  и
девушка в блестящих белых одеждах в обтяжку, с лампочками на лбу.
   Первый молодой человек. Мы здесь в десяти милях от поверхности земли. И
никаких расплавленных пород, вместо них эта Алладинова пещера!
   Девушка. И драгоценные камни! Чего бы не отдала за них моя прабабушка!
   Второй молодой человек. Любопытно бы знать, что делается наверху!
   На  груди  у  него,  на  месте  кармана,  маленький  телевизор,  и   он
поворачивает его, чтобы посмотреть. Остальные заглядывают через его плечо.
Телевизор показывает Теотокопулоса, который  кланяется  и  отворачивается.
Звуковой эффект: гром аплодисментов.
   Девушка. Это Теотокопулос.  Он  кончил.  Но  мы  знаем,  что  он  хотел
сказать. Мы это уже слышали. Нет ли чего-нибудь еще?
   Первый молодой человек. Этот Теотокопулос - старый дурак.
   Второй молодой человек. Милым деткам не надо больше никогда  рисковать!
Только играть картиночками и петь песенки!
   Первый  молодой  человек.  И  придумывать  новые,   особенные   способы
целоваться-миловаться.
   Второй молодой человек. Но заметьте  себе,  что  эта  чушь  взбудоражит
немало  лентяев  в  городах.  Они  ненавидят  эти  бесконечные  искания  и
экспериментирование. Какое им до этого дело? У них это просто зависть. Это
задевает их самолюбие. Сами они не хотят этим заниматься, но  не  выносят,
когда кто-нибудь другой принимается за это...
   На сцене толпа, собравшаяся  перед  огромным  центральным  экраном,  за
которым говорил Теотокопулос. Толпа расходится, и  мы  видим  теперь  лица
людей.
   Один мужчина другому. Он прав. Межпланетное орудие -  оскорбление  всех
человеческих инстинктов!
   Женщина. Будь я этим Пасуорти, я бы убила Кэбэла!
   Другой мужчина. Прямо тоска берет по  доброму  старому  времени,  когда
была честная война и  простая  преданность  чести  и  знамени.  Подумаешь,
Межпланетное орудие! Куда идет мир?
   Женщина. Жаль, что я не жила в старое доброе время, до того,  как  нами
завладела эта ужасная наука!
   Три глубоких старца сидят в уютной, увитой виноградом беседке,  пьют  и
беседуют. Они свежи и крепки. Их можно принять за худощавых  благообразных
джентльменов лет под шестьдесят. Как и у всех людей нового века, их густые
волосы аккуратно причесаны, но искусственно посеребрены.
   Первый старик. Нынче день моего рождения.
   Второй старик. И сколько же вам?
   Первый старик. Сто два.
   Второй старик. А мне только девяносто восемь!
   Третий старик. А мне сто девять!
   Первый старик. Где бы мы находились сто лет тому назад?
   Второй старик. В земле.
   Первый старик. Или хуже того.
   Третий старик (запевает). "Поднимем стаканов веселое  бремя  за  старое
доброе время!"
   Хор. "За рот без зубов, ревматизм и подагру".
   Соло. "Навеки избыли мы,  слава  Творцу,  потемки,  и  спешку,  и  быта
грязцу. Гнилую горячку, нефрит, диабет; слепых и глухих у нас больше нет!"
   Хор. "За рот без зубов, ревматизм и подагру".
   Третий старик. "То старцев обычный удел в старину!" (Чокаются и пьют.)
   Первый старик (после многозначительной паузы). А это за Теотокопулоса!
   Детский сад 2055 года. Дети  лепят  из  пластилина,  рисуют  на  листах
бумаги, строят из кубиков или гоняются друг за дружкой. В  игре  принимают
участие сиамский или белый персидский котенок, или ручные рыжие белки.
   Две женщины на переднем плане беседуют.
   Первая женщина. В 1900 году из каждых шести детей один умирал на первом
году жизни. Теперь смерть ребенка - редчайшее событие.
   Вторая женщина. Неужели один из шести?
   Первая женщина. Это была самая низкая смертность в мире. В Англии. А из
каждой сотни рожавших  женщин  три  были  обречены  на  смерть.  Подумайте
только: каждый год умирали тысячи рожениц! А  теперь  смерть  от  родов  -
неслыханное дело. Но тогда это было естественно.
   Огромная  научно-исследовательская  лаборатория  2055  года.  Ярус  над
ярусом, видны сотни работников, мужчин и женщин, большей  частью  в  белых
комбинезонах. Научная работа стала достоянием несчетного количества людей.
Работают у микроскопов и за столами.  То  тут,  то  там  вспыхивают  снопы
света. На переднем плане двое мужчин наблюдают  какие-то  ярко  освещенные
шары и водоемы, в которых  движутся  неясные  фигуры  мелких  рыбообразных
созданий.
   Внимание их отвлекает что-то, находящееся вне  кадра,  входит  женщина,
несущая маленькую собачку с очень умной мордочкой.
   Первый Научный Работник. Хэлло! Что это у вас?
   Женщина. Это последнее слово генетики собаки. Эту работу начал в России
Павлов лет сто двадцать назад. Посмотрите на эту милую крошку. Она  только
что не говорит. Она никогда не будет хворать!  Она  проживет  до  тридцати
лет, здоровая и крепкая! И  бегает  она,  как  вихрь.  Повиляй  хвостиком,
милая, и поблагодари Тетю Науку за ее благодеяния?
   Кто-то  кричит  другим   работникам:   "Собака   наших   дней!   Идите,
посмотрите!"
   Работники с разных ярусов встают из-за  столов  и  спускаются  смотреть
собаку. Другие заняты своим делом и не  обращают  внимания.  Около  нового
образчика собирается небольшая толпа.
   Второй Научный Работник. Надо научить ее кусать Теотокопулоса!
   Третий Научный Работник (с негодованием). О! Теотокопулос!
   Женщина,  Милый  старый  мир!  Мы  с  вами  работали  бы,  вероятно,  в
какой-нибудь трущобе за четыре пенса в час. Вместо того, чтобы  дружить  с
лучшей в мире собачкой! (Ласкает ее.) Верно? Верно?
   Группа вокруг собачки.
   Первый Научный Работник. Многие из нас только-только умели бы читать, и
мы были бы какими-нибудь счетоводами или землекопами.
   Второй Научный Работник. Или безработными.
   Женщина. А  теперь  всегда  есть  что-нибудь  новое  и  интересное.  О!
Избавьте меня от этой естественной жизни человека!
   Первый Научный Работник. А что это такое - естественная жизнь человека?
   Второй Научный Работник. Вши и блохи. Бесконечные  инфекции.  В  начале
жизни круп,  в  конце  -  рак.  Гнилые  зубы  к  сорока  годам.  Злость  и
раздражительность...  А  эти  дураки  слушают  Теотокопулоса.   Им   нужна
Романтика! Им нужны  прежние  знамена.  Война  и  все  милые  человеческие
гадости. Они воображают, что мы роботы,  а  муштрованные  солдаты  старого
времени не были ими. Им нужен Милый  Старый  Мир  и  чтобы  кончилась  эта
гадкая Наука!..



14. БОРЬБА ЗА МЕЖПЛАНЕТНОЕ ОРУДИЕ

   Сцена представляет собой холл перед столовой-альковом, в которой должны
обедать Кэбэл, Пасуорти, Кэтрин и Морис. Они обедают в половине пятого или
в пять, ибо обед перенесен на те часы, когда обедали в семнадцатом веке, а
второй завтрак исчез. Люди завтракают, обедают и ужинают, и притом в самые
разнообразные часы, потому что теперь нет больше смены  света  и  темноты,
определяющей сутки.
   Альков представляет собой нечто вроде застекленного балкона, выходящего
на одну из больших Городских Дорог.  Когда  стеклянные  окна  закрываются,
становится совершенно тихо. Когда их открывают, снизу доносятся звуки.  На
диване сидят рядышком Морис и Кэтрин, очень  довольные  друг  другом.  Они
поглядывают вверх, точно видят что-то  сквозь  прозрачный  потолок;  затем
встают, когда в небольшой двери показывается Пасуорти.
   Пасуорти. Итак, три дня, которые мы дали себе на  размышление,  прошли.
Вы не передумали?
   Морис. Мы не могли передумать, отец. Не создавай нам трудностей!
   Пасуорти (обращаясь к Кэтрин). Где ваш отец?
   Кэтрин. Он шел сюда со мной, но его вызвали от Мордена Митани, которому
нужно было сообщить ему что-то срочное.
   Пасуорти. Морден Митани?
   Кэтрин. Контролер Движения и Порядка. Отец остался подождать его, чтобы
поговорить.
   У Кэбэла. Кэбэл приветствует Мордена  Митани  -  энергичного  красивого
мужчину в темном костюме.
   Кэбэл. Я как раз шел обедать в Купол. Я уже опаздываю!
   Морден Митани. В таком случае я не стану вас задерживать разговором.  Я
пройдусь с вами по Городским Дорогам к Куполу. Так будет  лучше.  Я  хочу,
чтобы вы кое-что увидели и узнали.
   Одна из Городских  Дорог.  Морден  Митани  и  Кэбэл  входят  в  кадр  и
останавливаются на удобном месте, на  высоком  мосту,  с  которого  далеко
внизу видна огромная арена.
   Митани. Вот что я хотел показать вам!
   Далеко  внизу  небольшая  кучка  людей  собирается,  образуя   какую-то
процессию. Аппарат снимает их сверху. Они поют какую-то мятежную песню.
   Кэбэл. Что они делают? Это процессия? Довольно нестройная.
   Митани. Это, как они это называют? Демонстрация. Беспорядки.
   Кэбэл. Но в чем же дело?
   Митани тянет его  назад,  за  пилястру.  На  мост  входят  люди,  чтобы
посмотреть толпу внизу. Они не замечают Кэбэла и Митани.
   Кэбэл и Митани крупным планом в конфиденциальной беседе.
   Митани (вполголоса). Это результат речей Теотокопулоса. Ему нельзя было
позволить говорить в зеркалах!
   Кэбэл. Мир должен пользоваться свободой слова. От этого  мы  не  сможем
отступить. Люди должны мыслить самостоятельно.
   Митани. Тогда миру придется опять завести  полицию.  Только  для  того,
чтобы удерживать людей от  слишком  опрометчивых  действий  по  случайному
внушению.
   Кэбэл. А что он может сделать?
   Митани. Его принимают очень всерьез. Очень всерьез! Они хотят силой  не
допустить выстрела из Межпланетного орудия. Они  толкуют  -  как  это  они
выражаются? - о спасении жертв.
   Кэбэл. Как же это так? Ведь жертвы летят добровольно.
   Митани. Они все-таки возражают!
   Кэбэл. Так что, если возражают?
   Митани. Они  вмешиваются.  Они  организуют  -  как  это  называлось?  -
восстание. То, что происходит внизу, - это восстание!
   Кэбэл. Против кого?
   Митани. Против Совета.
   Кэбэл. Восстание! Этого я не могу себе представить.  В  прошлом  бывали
восстания угнетенных классов, а  теперь  у  нас  нет  угнетенных  классов.
Каждый выполняет свою долю работы, и каждый получает свою  долю  изобилия.
Может ли человечество восстать против самого себя? Нет. То, что происходит
внизу,  -  просто  маленькое  волнение.   Чего   может   достигнуть   этим
Теотокопулос?
   Митани. Он собирает большие толпы.  По  всему  городу  творится  то  же
самое.  У  нас  теперь  нет  ни  полиции,  ни  войск,  ни  оружия,   чтобы
предотвращать общественные беспорядки. Мы думали,  что  с  этим  покончено
навсегда. "Спасти жертвы от Кэбэла", - говорит  он.  Он  выступает  против
вас: "Спасите жертвы от Кэбэла!"
   Кэбэл. Разве одна из них не  моя  собственная  дочь?  Моя  единственная
дочь!
   Митани. Он говорит, что это только свидетельствует о вашем  бессердечии
- показывает,  в  какое  чудовище  наука  может  превратить  человека.  Он
сравнивает вас с древними греками, отправлявшими своих детей к Минотавру.
   Кэбэл. А если бы я отправил чужих детей, а свое дитя спас?
   Митани. Ему бы вы все равно не угодили.
   Кэбэл. В конце концов что он может сделать?
   Митани. Межпланетное орудие стоит на берегу моря. Охраны при нем  почти
никакой. Уже пятьдесят лет как на нашей планете ничего не охраняют.
   Кэбэл. Тогда вам придется организовать  какую-нибудь  охрану.  В  конце
концов у вас есть путевые  рабочие  и  самолеты  инспекции.  Этого  должно
хватить.  А  если  возникнут   крупные   волнения,   разве   у   нас   нет
Умиротворяющего Газа?
   Митани. Газа нет.
   Кэбэл. Действительно нет?
   Митани. По крайней мере, официально. В нем не было надобности. Мир  был
спокоен, потому что был доволен, а доволен он был потому,  что  у  каждого
было какое-нибудь занятие. Не было оснований  хранить  этот  газ.  Он  уже
семьдесят лет как не применялся. Но теперь я хочу собрать Совет и получить
санкцию  на  немедленное  изготовление  его  и  использование   в   случае
надобности.
   Кэбэл. Созовите Совет, но не задержит ли это вас?
   Митани. Ну, я кое-что предвидел. Я заказал некоторое его количество.
   Кэбэл. Правильно. Мы это утвердим.
   Митани. Через несколько часов его будет  произведено  по  меньшей  мере
десять тонн, и наши самолеты будут готовы действовать. Но все-таки на  это
нужно некоторое время. Быть может, несколько часов.
   Кэбэл. О, этот старый Умиротворяющий Газ! Как не хочется вновь  пускать
его в ход! Но раз люди не хотят дать нам свободу  распоряжаться  космосом,
нам придется применить его.
   Митани. Стало быть, вы поддержите меня в моих действиях?
   Кэбэл. Целиком! Но все это кажется мне невероятным.  Восстание!  Против
исследований! Человечество ополчается на науку и  предприимчивость!  Хочет
требовать остановки! Это каприз, Митани.
   Митани. Это опасный каприз.
   Кэбэл. Это нервный припадок - при мысли о  том,  чтобы  сойти  с  нашей
планеты и прыгнуть в космос. Но прежде всего нужно спасти орудие.
   Митани. Это прежде всего!
   Митани уходит, а Кэбэл приближается к аппарату.
   Кэбэл (говорит сам с  собой).  Неужели  наши  темпы  оказались  слишком
трудными  для  Человечества?  Человечество!  А  что  такое   Человечество?
Теотокопулос? Или милейший старик Пасуорти? Или Роуэна? Или я?
   Альков-столовая. Далеко внизу  видны  улицы.  Обед  подходит  к  концу.
Кэбэл, Пасуорти, Кэтрин и Морис. Морис нажимает кнопку,  и  на  стеклянном
конвейере появляется блюдо с фруктами. Морис ставит блюдо на  стол.  Он  и
Кэтрин начинают есть. Пасуорти  не  ест.  Он  смотрит  на  молодых  людей.
Наконец он говорит.
   Пасуорти. Разве жизнь недостаточно  хороша  для  вас  здесь?  Здесь  вы
находитесь в надежном и прекрасном мире. Молодые  влюбленные.  Только  что
начавшие жить. И вы хотите уйти в этот ужас! Пусть это делает  кто-нибудь,
кому жизнь надоела.
   Кэтрин. Нам нужны молодые люди, здоровые, быстрые и  находчивые.  И  мы
подходящие  молодые  люди.  Мы  умеем  наблюдать,  мы  можем  вернуться  и
рассказать обо всем.
   Пасуорти. Кэбэл! Я хочу  задать  вам  один  простой  вопрос.  Зачем  вы
позволяете вашей дочери мечтать об этом безумном полете на Луну?
   Кэбэл (Он сидел  молча,  в  задумчивости.  Теперь  смотрит  на  дочь  и
отвечает неторопливо). Потому что я люблю ее. Потому что я хочу, чтобы она
жила как можно лучше. Тянуть жизнь до последней секунды - не  значит  жить
как можно лучше. Чем ближе к кости, тем мясо вкуснее.
   Кэтрин протягивает ему руку. Кэбэл берет руку Кэтрин.
   Пасуорти. Я сломленный человек. Я не знаю, где честь, где бесчестье.
   Кэбэл (к дочери). Дорогая моя, я люблю тебя - и у меня нет сомнений.
   Морис. Сто лет назад все достойные  называться  людьми,  не  колеблясь,
отдавали свою жизнь на войне. Когда я читаю об этих окопах...
   Кэбэл. Нет! Лишь очень немногие отдавали  свою  жизнь  на  войне.  Этих
немногих побуждала какая-нибудь трагическая благородная необходимость. Что
же касается прочих, то они рисковали  своей  жизнью,  -  и  это  все,  что
предстоит вам обоим. Вам нужно  сделать  все  возможное,  чтобы  вернуться
целыми и невредимыми. И не вы одни подвергаетесь риску. Разве  у  нас  нет
людей,  исследующих  морские  глубины,  воспитывающих  опасных  зверей   и
дружащих  с  ними  и  со  всевозможными  другими   опасностями,   играющих
гигантскими силами природы, балансирующих на краю озер  из  расплавленного
металла?..
   Пасуорти. Но все  это  для  того,  чтобы  сделать  мир  безопасным  для
человека, надежным для счастья.
   Кэбэл. Нет. Мир никогда не будет  безопасен  для  человека  -  и  не  в
безопасности счастье. У вас неправильный взгляд на  вещи,  Пасуорти.  Наши
отцы и деды упразднили старый порядок, потому что он убивал детей,  потому
что он губил людей, потому что он зря мучил людей, потому что он оскорблял
человеческую гордость и достоинство, потому что он являл  собой  уродливую
картину пустой растраты сил. Но это было только начало.  В  страдании  нет
ничего дурного, если человек страдает ради какой-то цели.  Наша  резолюция
не упразднила смерти или опасности. Она просто показала, ради  чего  стоит
умирать и подвергаться опасности.
   Неожиданно  входит  Морден   Митани.   Он   в   состоянии   величайшего
возбуждения. Кэбэл порывисто встает и с тревогой смотрит на него.
   Митани. Кэбэл! Орудию грозит непосредственная опасность! Если мы  хотим
спасти  его,  нельзя  терять  ни  минуты.  События   развиваются   слишком
стремительно. Теотокопулос уже двинулся с толпой народа. Он направляется к
Межпланетному орудию. Они хотят  уничтожить  его.  Они  говорят,  что  оно
символ вашей тирании.
   Кэбэл. У них есть оружие?
   Митани. Металлические брусья. Они могут порвать электрические  провода.
Они могут наделать непоправимых бед!
   Кэбэл. Разве у нас нет никакого оружия? Нельзя ли  из  вашего  Контроля
Движения выделить отряд полиции?
   Митани. Людей очень мало... У нас  нет  ничего,  кроме  Умиротворяющего
Газа. А он не готов. Понадобится еще несколько  часов.  Мы  можем  созвать
кой-каких молодых людей. В течение некоторого времени мы должны сдерживать
эту толпу - чего бы это ни стоило, - пока не  будет  готов  Умиротворяющий
Газ.
   Пасуорти. (У окна). Смотрите!
   Кэбэл и остальные подходят к окну. Пасуорти указывает вниз,  на  улицы.
Внезапный звуковой эффект. Аппарат снимает от Пасуорти вниз.  Толпа  идет,
распевая мятежную песню. Кэбэл и все, кто с ним, смотрят вниз.
   Вбегает технический помощник и подходит к Митани. Он что-то говорит, но
его не слышно. Кэбэл жестом указывает на окно, которое  Митани  закрывает.
Шум мгновенно прекращается.
   Помощник. Это бунт! Это - возвращение варварства!
   Кэбэл. Кто вы?
   Помощник показывает опознавательный диск на своей  рукавице.  На  диске
надпись: "Уильям Джинз. Астрономическая служба - Межпланетное орудие".
   Митани. Им придется идти пешком. Мы закрыли все воздушные пути.  У  них
это отнимет час или больше. Даже у тех, кто уже выступил. И тогда еще  они
не сразу решатся.
   Помощник. Нельзя дать разрушить орудие. Это огромное сооружение.  Какая
жалость, если они разобьют его! Когда проделаны все испытания!  Когда  все
готово!
   Морис. Когда все готово!
   Его осеняет какая-то мысль; он смотрит на Кэтрин. Кэтрин поняла его.
   Пасуорти. А если они разнесут это проклятое орудие,  честь  спасена,  и
вам не надо лететь.
   Морис. Отец! Отец?
   Кэбэл. Они не разнесут это орудие.
   Морис (Волнуясь, помощнику). А что,  если  выстрелить  сейчас?  Цилиндр
попадет на Луну?
   Помощник (поглядев на свои часы). Сейчас  он  не  попадет  и  улетит  в
мировое пространство. Но...  сейчас  пять  часов.  Если  выстрелить  около
семи...
   Кэтрин. И... это возможно?
   Помощник. Да.
   Морис и Кэтрин смотрят друг на друга. Они понимают друг друга.
   Кэтрин. В таком случае...
   Морис. Мы летим сегодня.
   Кэбэл. Почему бы и нет?
   Помощник. Это вполне возможно.
   Пасуорти (кричит). Я  протестую!..  О,  я  не  знаю,  что  сказать.  Не
улетайте! Не улетайте!
   Морис. Если мы не полетим сейчас, мы, может быть, никогда не полетим. И
всю жизнь будем чувствовать, что уклонились от долга, что жили напрасно...
Ведь для этого главным образом мы существуем! Отец, мы должны лететь!
   Туннель, выводящий из города. Картина: толпа идет к орудию.
   Картина: толпа выходит из туннеля.
   Группы людей выходят из города разными путями, собираются в одну  толпу
и движутся к орудию. (Эта толпа так же хорошо одета, как все в  фильме.  У
нее нарядный и опрятный вид, присущий всем в  новом  мире.  Мы  становимся
свидетелями отнюдь не социального конфликта. Это не Неимущие  нападают  на
Имущих; это Люди Действия подвергаются нападению Бездельников.)



15. МЕЖПЛАНЕТНОЕ ОРУДИЕ СТРЕЛЯЕТ

   В самолете. Кэбэл, Пасуорти,  Кэтрин  и  Морис.  Они  летят  к  орудию.
Смотрят в окна. Вдали виднеется орудие, притаившееся  между  холмами,  как
огромный металлический зверь.
   Затем мы видим через  окна,  что  самолет  приземляется  вертикально  у
самого Межпланетного орудия. Сперва