великого Джона Кэбэла  своими  глазами,  когда  был
маленьким мальчиком. Худощавый смуглый старик с такими же белыми волосами,
как у меня.
   На экране на мгновение появляется Джон Кэбэл, каким мы  его  видели  на
совете в Басре.
   Старик (добавляет). Он был дедушкой нашего Освальда Кэбэла,  президента
нашего Совета.
   Девочка. Так же, как ты мой прадедушка?
   Старик гладит девочку по голове.
   На эту сцену наплывает следующий кадр, показывающий руку на  столе.  На
руке легкая рукавица, а на рукавице нечто вроде диска -  круглого  жетона,
на котором читаем: "Освальд Кэбэл, Председатель Совета Руководства".
   Такие  диски  на  запястьях   или   повыше   локтя   являются   обычной
принадлежностью костюмов этой эпохи.



12. НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ

   Эта рука задерживается с минуту  на  экране.  Пальцы  ее  барабанят  по
столу,  напоминая  манеру  Джона  Кэбэла  в  первой  части   фильма.   Это
наследственная привычка. Затем аппарат  отступает,  и  мы  видим  Освальда
Кэбэла в его кабинете в Управлении города Эвритауна.
   Комната такого же стиля и архитектуры, как в предыдущей сцене.  Нет  ни
окон, ни углов, но по какому-то одушевленному фризу, по полосе  стены  над
головой  Кэбэла,  проносятся  призрачные  облака  и  волны,   колеблющиеся
деревья, гроздья цветов и т.п. Непрерывная беззвучная  смена  декоративных
эффектов. На письменном  столе  перед  Кэбэлом  большой  диск  телевизора,
телефон и Другие аппараты.
   Освальд Кэбэл -  более  спокойное  и  более  моложавое  издание  своего
предка. Он темноволос, и волосы его, как  у  всех  в  новом  мире,  изящно
причесаны. Костюм его сделан из белого шелкового материала с чуть заметной
и простой вышивкой. Изящество и белизна его,  и  в  особенности  ширина  в
плечах, резко контрастируют с  плотно  облегавшим  Джона  Кэбэла  костюмом
летчика.
   Кэбэл  (говорит,  обращаясь  к  невидимому  собеседнику).  Стало  быть.
Межпланетное  орудие  прошло  все  предварительные  испытания,  и   теперь
остается лишь отобрать желающих лететь!
   Аппарат отступает, и мы видим, что Кэбэл не один. Он совещается с двумя
инженерами. На них темные и простые костюмы, широкие  в  плечах,  по  моде
того времени, - не кожаные рабочие костюмы и не что-нибудь другое  в  этом
роде. В век технического совершенства нет надобности в  комбинезонах  и  в
платье, не пропускающем жира. Один сидит на  стуле  новейшей  формы.  (Вся
мебель металлическая.) Другой непринужденно опирается на стол.
   Первый инженер. Тут-то и начнутся неприятности!
   Второй инженер. Обращаются тысячи молодых людей - юношей и девушек. Я и
не представлял себе, что луна так заманчива!
   Первый инженер. В сущности, орудие уже готово. Есть риск, но в пределах
допустимого. И положение луны в ближайшие  три-четыре  месяца  гарантирует
наилучшие условия для полета. Теперь надо только выбрать двоих.
   Кэбэл. Ну?
   Второй инженер. Будут затруднения. Этот Теотокопулос трезвонит об  этом
по радио.
   Кэбэл. Он фантастический субъект.
   Второй инженер. Да, но он будоражит  публику.  Нелегко  будет  отобрать
этих молодых людей.
   Первый инженер. Мы просмотрели тысячи предложений.  Мы  отвергли  всех,
кто не абсолютно здоров. И всех, у кого есть друзья, противящиеся  полету.
И теперь, сэр... Мы хотели бы, чтобы  вы  переговорили  с  двумя.  Один  -
Раймонд Пасуорти с Генеральных заводов. Вы его знаете?
   Кэбэл. Очень хорошо знаю. Его прадедушка знал моего.
   Первый инженер. И его сын...
   Второй инженер. Мы хотим, чтобы вы повидали его  сына,  сэр,  -  Мориса
Пасуорти.
   Кэбэл. Зачем?
   Первый инженер. Он желает лететь.
   Кэбэл. С кем?
   Второй инженер. Мы думаем, что лучше всего было бы вам повидать его. Он
здесь дожидается.
   Кэбэл задумывается, затем приподнимает свою рукавицу  и  прикасается  к
одной точке ее. Раздается слабый музыкальный звук. Он говорит:
   - Морис Пасуорти здесь?.. Да... Пришлите его ко мне.
   Почти тотчас  же  в  стене  открывается  филенка,  и  входит  стройный,
довольно легко одетый красивый молодой человек.
   Кэбэл (встает и смотрит на него). Вы хотите поговорить со мной?
   Оба инженера откланиваются и уходят.
   Морис Пасуорти. Простите, сэр. Я пошел прямо к вам.
   Кэбэл. Вы просите об одолжении?
   Морис Пасуорти. Об очень большом одолжении. Я хочу быть одним  из  двух
первых людей, которые увидят другую сторону луны.
   Кэбэл. Это  сопряжено  с  опасностью.  Во  всяком  случае,  с  большими
трудностями. Говорят,  пятьдесят  шансов  из  ста,  что  можно  совсем  не
вернуться. И еще больше шансов вернуться калекой.
   Морис Пасуорти. Поверьте, что я не боюсь этого, сэр.
   Кэбэл. Очень многие молодые люди не боятся этого. Но почему  вам  нужно
дать эту привилегию?
   Морис  Пасуорти.  Понимаете,  сэр,  я  сын  вашего  друга.  Как   будто
считают... что вам не следует посылать двух незнакомых людей...  -  Он  не
доканчивает фразы.
   Кэбэл. Продолжайте.
   Морис Пасуорти. Мы много раз говорили об этом.
   Кэбэл. Мы?
   Морис Пасуорти. Вы пользуетесь таким влиянием в Новом Мире,  в  Великом
Мире наших дней!
   Кэбэл опирается на стол и задумывается. Он бросает на молодого человека
проницательный взгляд. - Мы? - повторяет он.
   Морис Пасуорти. Мы, двое. Это даже в большей степени ее идея, чем моя.
   Кэбэл уже понял, что он сейчас услышит.
   - Ее идея? Кто это она?
   Морис Пасуорти. Человек, гораздо более близкий вам, чем я, сэр.
   Кэбэл (спокойно). Говорите.
   Морис Пасуорти. Мы уже три года вместе учимся, сэр.
   Кэбэл (нетерпеливо). Да, но говорите.
   Морис Пасуорти. Это ваша дочь, сэр, Кэтрин. Она говорит, что вы  можете
послать только свое собственное дитя.
   Кэбэл (после паузы). Мне бы надо было это знать.
   Морис Пасуорти. Видите ли, сэр...
   Кэбэл. Вижу. Моя дочь... Забавно, что  я  всегда  представлял  ее  себе
только маленькой девочкой. И считал, что она в стороне от  всего  этого...
Моя Кэтрин!
   Морис Пасуорти. Ей восемнадцать лет.
   Кэбэл. Зрелый возраст... Я немножко... захвачен врасплох. И  вы  вдвоем
все это обдумали?
   Морис Пасуорти. Это так просто, сэр!
   Кэбэл. Да, это просто. Это правильно. Так и должно  быть.  Именно  так!
Всем этим прочим тысячам придется подождать  своей  очереди...  Присядьте.
Расскажите мне: как вы познакомились с моей Кэтрин?
   Морис Пасуорти. Как только начали работать вместе. Это  казалось  таким
естественным, сэр. Она такая прямая и бесхитростная...
   Кэбэл и Морис Пасуорти вступают в беседу, и картина бледнеет. Кэбэл еще
не освоился с тем, что услышал.
   Кэбэл крупным планом. Прошло полчаса. Он уже не в  своем  кабинете.  Он
стоит в  темной  нише  у  изящно  разрисованной  узорами  стены.  Слышится
негромкий чистый звук,  и  он  смотрит  на  телефонный  диск,  у  себя  на
рукавице. - Да... Кто это?.. Раймонд Пасуорти... Конечно...
   Он ждет полсекунды. - Это Раймонд Пасуорти? Да. Я  в  течение  получаса
беседовал с вашим сыном. Да. Прекрасный юноша... Вы хотите переговорить со
мной?.. К вашим услугам... Я повидаю свою  дочь  в  Спортивном  клубе.  Он
должен с ней там встретиться. Он сейчас только пошел к ней. Не  пройдетесь
ли вы со мной по Городским Дорогам и в погоду?.. Мы встретимся...
   Сцена меняется - показана одна из  воздушных  Городских  Дорог  в  ярко
освещенном пещерном Эвритауне 2055 года.
   Здесь мы впервые видим вблизи рядовых людей 2055 года, их  костюмы,  их
манеры. Оборванных нет, и только один  человек  в  чем-то  вроде  рабочего
костюма. Это  садовник,  он  поливает  какие-то  цветы.  Общим  характером
костюмы напоминают  эпоху  Тюдоров,  широко  варьируя  между  простотой  и
нарядностью (см. Меморандум в начале  книги).  Некоторые  молодые  женщины
одеты очень легко и просто, но другие более  сознательно  "костюмированы".
Вид-на также  очень  смелая  и  пышная  архитектура  этого  полуподземного
города, способы использования текучей воды, новые декоративные растения  и
кусты в цветах. В постоянном  ярком  свете  и  кондиционированном  воздухе
нового Эвритауна и в руках искусных садоводов растительность обрела  новую
мощь и  прелесть.  Проходят  люди.  Они  собираются  кучками  и  созерцают
огромные просторы внизу.
   По переднему плану этой сцены проходят Кэбэл  и  Пасуорти.  Пасуорти  -
более изящное, складное, худощавое, нарядное  и  опрятное  издание  своего
предка - Пасуорти первых сцен. Разговаривая с Кэбэлом, он делает несколько
шагов на фоне  движущейся  панорамы  города,  затем  оба  останавливаются,
опираются на парапет, за которым раскинулся город, и вступают в  серьезный
разговор.
   Пасуорти. Я признаю  реальность  прогресса,  достигнутого  миром  после
того, как им стали управлять Летчики. Это был век чудес. Но не слишком  ли
у нас много прогресса? Я согласен, что мир, в котором мы живем, прекрасный
мир. Немножко искусственный, но - наконец-то!  -  превосходный.  Торжество
человеческой изобретательности  и  человеческой  воли!  Комфорт,  красота,
обеспеченность! Наш свет ярче солнечного, и никогда  еще  человечество  не
дышало таким дивным воздухом. Мы перехитрили природу.  Зачем  же  нам  так
настойчиво стремиться дальше?
   Кэбэл. Потому  что  стремление  вперед  -  в  природе  человека.  Самое
неестественное в жизни - это удовлетворенность.
   Пасуорти. Удовлетворенность! Удовлетворенность - это рай!
   Кэбэл. А мы не в раю.
   Пасуорти. Да. В самом деле. Раз сыновья восстают на своих отцов...
   Кэбэл. А отцы слушаются своих дочерей. Мы оба отцы мятежных  детей,  а?
Старая проблема, Пасуорти! Дитя, которое не бунтует, - пустое  повторение.
Что нам делать с нашими сыновьями и дочерьми?  Отцы,  вроде  нас  с  вами,
задавали себе этот вопрос еще в каменном веке.
   Пасуорти. Но швырять их на луну!..
   Кэбэл. Они сами туда хотят прыгнуть.
   Пасуорти. Отчаянная молодежь! Зачем им это?
   Кэбэл.  Человечество  -  тугой  материал.  Если  бы  не  молодые  с  их
дерзостью, оно не далеко бы ушло.
   Пасуорти. Каждый, пускающийся в такую экспедицию, должен погибнуть.  Вы
это знаете. Исчезнуть навсегда в этом замерзшем мире.
   Кэбэл. Они летят не на луну; они летят вокруг луны.
   Пасуорти. Это софистика.
   Кэбэл. Они возвратятся.
   Пасуорти. Если бы я мог в это поверить!
   Кэбэл. Для нас обоих самое лучшее - верить в это.
   Пасуорти. Почему нужно было выбрать для этого именно наших детей?
   Кэбэл. Наука требует лучших.
   Пасуорти. Но мой мальчик! Всегда он был своевольным  чертенком.  Вас  я
еще понимаю, Кэбэл. Вы правнук Джона  Кэбэла,  воздушного  героя,  который
изменил лик мира. Эксперименты у вас в крови. Вы - и ваша дочь!..  Я...  я
нормальнее. Я не верю, чтобы мой мальчик  когда-нибудь  сам  додумался  до
этого. Но они сговорились. Они хотят лететь вместе.
   Кэбэл. Они вернутся  вместе.  В  этот  раз  не  будет  сделано  попытки
высадиться на луне.
   Пасуорти. И когда же этот... этот великий эксперимент начнется? Сколько
они еще пробудут с нами?
   Кэбэл (не совсем искренно). Не знаю.
   Пасуорти. Когда же?
   Кэбэл. Когда Межпланетное орудие будет опять готово.
   Пасуорти. Вы хотите сказать, что в этом году?
   Кэбэл. Скоро.
   Пасуорти. В старину бывало иначе. В ту пору отцы  имели  власть.  Я  бы
сказал "нет", и это решило бы дело!
   Кэбэл. Отцы говорили "нет" начиная с каменного века.
   Пасуорти. И ничем нельзя спасти наших детей от этого безумия?
   Кэбэл. А значило ли бы это спасти наших детей?
   Пасуорти. Да, значило бы.
   Кэбэл. Для чего?
   Пасуорти (его прорвало).  Дети  рождаются  для  счастья!  Молодые  люди
должны легко принимать жизнь! Есть что-то отвратительное в этом заклании -
именно заклании! Вы вспомните, сколько им лет!
   Кэбэл. Неужели вы думаете, что у меня не такие же чувства, как  у  вас?
Что я не люблю свою дочь?.. Сегодня урываю  час  только  для  того,  чтобы
повидать ее, посмотреть на нее, пока можно. И тем не менее  я  позволю  ей
лететь... когда настанет время.
   Пасуорти. Где они сейчас?
   Кэбэл. Она в Спортивном клубе в горах: тренируется. Ваш сын  тоже  там.
Пойдемте со мной, и вы увидите их. Лицом к лицу с  ними  мы,  может  быть,
почувствуем себя иначе, чем здесь. Во всяком случае, хорошо  бы  побыть  с
ними немного... На воздухе отлично.  Хотите...  вы  не  возражаете  против
того, чтобы вместе со мною выйти в погоду?
   Пасуорти. Возражать? Я создан для открытого воздуха! Может  быть,  этот
кондиционированный воздух с добавочным кислородом и  прочим  полезнее  для
нас, и свет здесь более постоянный и яркий - но мне дайте старинное  небо,
и ветер в степи, и снег, и дождь, быстрые перемены погоды, и сумерки! Я не
люблю по-настоящему этот человечий муравейник, в котором мы живем!
   Кэбэл. Мы пойдем, поговорим с молодыми людьми.
   Следующая сцена введена главным образом для того,  чтобы  дать  внешний
вид нового Эвритауна. На заднем плане старые, знакомые контуры  холмов,  и
их легко узнать, но старый город под открытым небом исчез,  уступив  место
нескольким  террасам  и  наземным  строениям.   Перед   нами   непривычные
архитектурные формы, травянистые скаты и чрезмерно правильные деревья. Все
очень спокойно и красиво, это апофеоз Эвритауна. По небу  летит  несколько
самолетов  новой  конструкции.  Кэбэл  и  Пасуорти  переоделись  в   более
подходящие для открытого воздуха  костюмы  из  ткани  типа  сукна;  они  в
плащах-крылатках. Небо покрыто тучами, то и дело  начинается  дождь,  и  в
отличие от ровной атмосферы города солнечный  свет  пятнами  пробегает  по
экрану.  По  широкому  шоссе  льется  почти  бесшумный  поток   обтекаемых
автомобилей, появляющихся и  скрывающихся  в  огромном  входе,  освещенном
неизмеримо ярче, чем внешний мир.
   Пасуорти (симулируя беззаботность). Вот мы  и  в  погоде.  Вернулись  к
природе. Ну, не лучше ли вам здесь?
   Кэбэл. Если  бы  мне  было  здесь  лучше,  я  поднял  бы  шум  в  нашем
департаменте вентиляции! Но готов признаться, что время от времени я люблю
переменчивость ветра и игру облаков.
   Пасуорти. Каких только перемен не насмотрелись эти холмы  за  последние
два столетия! Процветание. Война. Нужда. Эпидемия. Этот Новый Изумительный
Мир. Вы только взгляните на него!
   Кэбэл. И перемены, которые они видели, - пустяк по  сравнению  с  теми,
которые им еще предстоит увидеть.
   Пасуорти. Эти древние холмы. Единственное, что узнали бы наши  прадеды.
Наверно, и они, в свой черед, будут сметены прочь.
   Кэбэл. Все сметается прочь в свое время! За это браните природу,  а  не
человека.
   Пасуорти. Вон люди, живущие под открытым небом, играют в старинную игру
- в гольф. Хорошая игра. Я сам немножко увлекаюсь. А вы не играете?
   Кэбэл. Нет. Зачем это мне?
   Пасуорти. Когда играешь, можно не думать.
   Кэбэл поднимает брови.
   Пасуорти. Впрочем, сегодня и гольф не отвлек бы меня от моих дум. О!  Я
не могу забыть об этом! Наши дети! У меня сердце болит. Я это чувствую вот
здесь... Мне неуютно в этом современном мире со  всем  его  прогрессом!  Я
полагаю, что наш город чудесен и нужен, а деревня нарядней и  милее,  если
хотите, чем в дни конкуренции и раздоров. На всем земном шаре не осталось,
вероятно, ни одного куста терновника, ни одного болота, ни одной чащи. Так
почему бы нам не остановиться на этом? Зачем нам идти вперед  -  и  притом
энергичнее, чем когда бы то ни было?
   Кэбэл. Вы хотели бы навсегда прекратить всякое мышление и труд?
   Пасуорти. Ну, не совсем так.
   Кэбэл. Чего же вы хотите в таком случае? Немножко мышления, но не более
того? Немножко работы, но не серьезной?
   Пасуорти. Ну, умеренности. Идите вперед, если хотите, но полегоньку.
   Кэбэл. Вы думаете, что я погоняю? Что люди моего склада погоняют?
   Пасуорти. Если вам непременно надо знать правду, так да: вы  погоняете,
чертовски погоняете.
   Кэбэл. Нет.  Погоняет  Природа.  Она  подгоняет  и  убивает.  Она  мать
человеку и вместе с тем его неукротимый враг. Всех своих детей она рождает
в борьбе и злобе. Прикрываясь пеленой изобилия и обеспеченности,  она  все
еще строит козни. Сто лет тому назад она  всячески  старалась  при  помощи
того, что находила в нас, направлять наши руки и сердца против ближнего  и
заставляла нас истреблять друг друга в войнах.  Это  она  дополнила  войну
своим собственным посильным вкладом  -  эпидемией.  Ну,  мы  выиграли  это
сражение. Люди уже забывают, с каким  трудом  далась  победа.  Теперь  она
хочет обратить против нас самые наши успехи, склонить нас  к  беспечности,
сделать нас фантазерами, бездельниками  и  сибаритами  -  предать  нас  на
другой манер. Сто лет тому назад люди вроде вас говорили, что война -  это
"не существенно", людям моего склада пришлось положить ей конец. А  теперь
вы говорите, что прогресс - это "не  существенно".  Жизнь  не  может  быть
лучше, чем она есть. Пусть  новое  поколение  играет  -  расходует  жизнь,
данную  ему...  Целая   планета   гуляк,   мчащаяся   к   гибели.   Просто
заключительный фестиваль перед мрачной бездной!
   Зал  Спортивного  клуба.  Это  застекленная  галерея,  наполовину   под
открытым небом, и огромные окна ее сделаны из эластичного стекла.  Снаружи
видны  крутые  водяные  горы,  по   которым   спортсмены   и   спортсменки
устремляются вниз с огромной скоростью. Не совсем ясно,  что  они  делают.
Кажется, будто они скользят на лыжах вниз  по  водопаду.  Получается  лишь
смутное впечатление мелькающих людей, пенистой воды и каменного  порога  с
водопадом. В  галерее  стоят  несколько  зрителей,  молодые  спортсмены  и
посетители приходят и уходят. Входят Кэбэл и Пасуорти. Они приближаются  к
одному из огромных окон. Там уже стоит какой-то зритель.  Он  взволнованно
следит за тем, что делается снаружи. Он прильнул к стеклу.  Гибкое  стекло
поддается нажиму и дает искаженное изображение скалистого ландшафта. Когда
зритель отдергивает руку, стекло выпрямляется.
   Пасуорти. Здесь тоже каждый день  кто-нибудь  бывает  убит  или  ранен.
Зачем гибнуть кому бы то ни было?
   Кэбэл. Все делается для того, чтобы вовремя устранить неловких.
   Пасуорти. Господи боже! Посмотрите вон на этого юношу...
   Несколько зрителей подбегают к окнам.
   Кэбэл. Ничего с ним не случилось.
   Пасуорти. А вот и они!
   Он обращает внимание Кабала на  входную  дверь.  В  двери  показываются
Кэтрин Кэбэл и Морис Пасуорти, они приближаются к Кэбэлу и Пасуорти.
   Оба теперь в  спортивных  костюмах,  очень  легких,  обрисовывающих  их
стройные молодые тела. Кэтрин Кэбэл немного ниже и тоньше  Мориса,  у  нее
хорошенькое,  но  решительное  личико.  Они  не   без   робости   подходят
поздороваться с  родителями.  Морис  останавливается.  Кэтрин  подходит  к
своему  отцу,  на  мгновение  заглядывает   ему   в   глаза   и,   видимо,
удовлетворенная тем, что она прочла в них, целует его. Он прижимает  ее  к
себе и затем отпускает. Никто не проронил ни слова.
   Пасуорти (стараясь легко смотреть на вещи). Ну, молодые  люди,  что  вы
делали?
   Морис. Поупражнялись на стремнинах. Для другого времени не осталось.
   Пасуорти. Сколько нынче убитых?
   Морис. Ни одного. Один парень поскользнулся и сломал себе бедро,  но  о
нем позаботились. Через недельку он будет здоров. Я  чуть  не  налетел  на
него, когда он падал. А то и я бы растянулся!
   Пасуорти. Неужели в жизни и без того недостаточно опасностей?
   Морис. Дорогой мой отец, это нисколько не опасно для любого нормального
существа. С той поры, как начался мир, жизнь всегда висит на волоске.  Так
уж оно устроено, и к этому все привыкли, и так оно обстоит и с нами.
   Пасуорти. Это ваша философия, Кэбэл! Мой мальчик твердо заучил урок.
   Кэбэл. Отнюдь не моя философия. Это философия нового мира.
   Пауза.
   Кэтрин не может дольше выносить состояние  неизвестности:  -  Папа,  мы
полетим?
   Кэбэл. Да, вы полетите.
   Кэтрин. Это объявлено?
   Кэбэл. Да.
   Пасуорти (в ужасе). Это объявлено?
   Кэбэл. Отчего бы нет?
   Пасуорти. Но... мой сын!..
   Кэбэл. Он совершеннолетний. Он пошел добров