Герберт Уэллс.
    Облик грядущего (сценарий)

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - С.Займовский. "Собрание сочинений в 15-ти томах. Том 13".
   М., "Правда", 1964 (Б-ка "Огонек").
   OCR & spellcheck by HarryFan, 12 June 2001
   -----------------------------------------------------------------------



ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

   Это прежде всего зрелищный фильм. Он показывает, как современная  война
разрушает мир, как разрывается ткань общества, как  мир  опустошает  новая
моровая язва, "бродячая болезнь", главный ужас которой заключается в  том,
что  заболевший  ею,  подобно  овце,  пораженной  вертячкой,   беспрерывно
движется, пока  смерть  не  заставит  его  остановиться.  Эта  новая  чума
завершает  собою  процесс  социальной  дезорганизации,  начатый   войнами.
Болезнь, однако, не  до  конца  истребила  человечество;  многие  спаслись
благодаря естественному иммунитету, и среди них есть немало таких, которые
помнят порядок и  науку  дней  своей  молодости.  Современная  цивилизация
погибла  удивительно  быстро  -  на  протяжении  всего   лишь   нескольких
десятилетий;  еще  не  забыта  пора  расцвета  -   многообещающее   начало
двадцатого века; и вот после промежутка, в  течение  которого  большинство
областей  земного  шара  находилось  под   варварской   властью   главарей
воинственных разбойничьих шаек, люди науки и техники, в частности авиаторы
и инженеры транспорта, объединяются, воскрешают старые механизмы и  строят
новую цивилизацию на разумных началах. На этот раз они создают Мир во всем
мире, ибо политические границы и стеснения нынешней  нашей  эпохи  сметены
сорока годами сумятицы. Это научный общественный строй; ибо какой же  иной
выход из вечного конфликта может обещать грядущее?
   Книга, по которой построен этот сценарий,  -  "Облик  грядущего"  [речь
идет о книге Уэллса "Облик грядущего", написанной за два года до сценария,
в  1933  году],  по   сути   своей   является   дискуссией   на   тему   о
социально-политических силах и возможностях, а в фильме  споры  неуместны.
Поэтому выводы этой книги  в  фильме  подразумеваются,  и  для  показа  их
измышлена новая фабула - вначале  повесть  жизни  некоего  авиатора  Джона
Кэбэла, который остался невредим, пройдя через горнило войны и эпидемии, и
сделался седовласым вождем и вдохновителем летчиков, а  затем,  во  второй
части, повествование о его внуке Освальде Кэбэле, главе  Мирового  Совета.
Освальд - живое воплощение духа человеческой предприимчивости, вступающего
в новый конфликт с консерваторами  и  ретроградами,  еще  довольно  сильно
представленными в человеческом обществе.
   Фильм начинается короткими, быстро  сменяющими  одна  другую  картинами
войны, разрушений и все более беспросветной нищеты, развертываясь затем  в
грандиозное зрелище реконструированного мира. Сделав огромное моральное  и
интеллектуальное усилие, человечество разрешило основные  экономические  и
социальные проблемы, удручающие нас в настоящее  время,  и  живет  либо  в
здоровых и прекрасных местностях, либо в  больших  полуподземных  городах,
расположенных среди гор и залитых искусственным  светом;  в  них  чисто  и
красиво, воздух отлично кондиционирован. Избыток энергии  люди  направляют
на  конструктивное  и  творческое  искусство  и  науку.  Суть  науки  -  в
неустанном исследовании, и некоторым из молодых и смелых  умов  захотелось
непременно достичь луны. Вокруг этого завязывается конфликт заключительной
части. Дочь Кэбэла и ее возлюбленный,  Морис  Пасуорти,  пожелали  первыми
покинуть землю и отправиться на луну;  их  кандидатуры  приняты,  так  как
физическое состояние их идеально,  и  Кэбэл  разрывается  между  чувствами
отцовской привязанности и героического увлечения. У  эстетски  настроенной
части  общества  экспедиция  вызывает  ожесточенный  протест;  эти  эстеты
возмущены суровостью режима, введенного учеными,  и  тем,  что  молодым  и
красивым людям грозят бессмысленные (по их мнению)  опасности,  лишения  и
смерть. Главарем этого бунта  становится  красноречивый  поэт  и  художник
Теотокопулос. Он требует возврата к  тому,  что  он  называет  "простой  и
естественной   жизнью".   И   фильм    показывает    столкновение    между
консервативными инстинктами человека и его мужеством и предприимчивостью -
столкновение, поводом к которому служит гигантское Межпланетное орудие - и
кончается вопросительным знаком среди звезд.



К ЧИТАТЕЛЮ

   Этот сценарий первый, который автор писал специально для экрана,  и  он
дался  ему  с  гораздо  большим  трудом,  чем  какой  бы  то  ни  было  из
последующих. На нем он выучился этому ремеслу. Его  первый  опыт  в  жанре
киносценария, немой фильм "Король по праву", был не более чем любительским
опытом, и он  так  и  не  попал  на  экран.  Читателю  здесь  предлагается
последний  из  нескольких  вариантов.  Первый  из   них   был   подвергнут
обсуждению,  над  ним  немного  поработали  и  отклонили  его.  Это   была
ученическая  попытка,  и  автор  считает  себя  в  большом   долгу   перед
Александром Корда, Лайошем Биро и Камероном  Мензисом,  которые  во  время
этой  работы  предоставили  в  его  распоряжение  весь  свой  опыт.  Общая
концепция сценария их очень заинтересовала, но они  нашли  его  совершенно
непригодным для постановки. Тогда был написан второй вариант. Произведя  в
нем некоторые изменения, его превратили в  сценарий  обычного  типа.  Этот
сценарий также был отвергнут ради еще одного варианта, который  опять-таки
был пересмотрен и вылился в форму, ныне  предлагаемую  читателю.  Корда  и
автор договорились о новой для кино системе работы - о  полном  отказе  от
детально разработанного режиссерского сценария и о постановке фильма прямо
на основе описательного варианта,  приведенного  здесь.  На  практике  это
оказалось вполне  осуществимым  -  при  наличии  компетентного  режиссера.
Однако  к  этому  времени  автор,  уже  почти   прошедший   трудный   путь
ученичества, устал и  как-то  охладел  к  измененному,  пересмотренному  и
перестроенному тексту; и хотя он  добросовестно  старался  писать  сносной
кинопрозой, у него осталось неприятное ощущение,  что  многие  странные  и
неуклюжие выражения, вкравшиеся в сценарий, настолько  примелькались  ему,
что он их не заметил и потому не мог устранить.



МУЗЫКА

   Музыка входит в этот фильм как его неотъемлемая  часть,  и  композитора
Артура Блисса следует считать его соавтором.  В  этом,  как  и  во  многих
других отношениях, настоящий фильм - по замыслу по крайней мере - является
смелым  эксперименте.  Звуковые  и  зрительные  образы  нужно  было  тесно
переплести между собой. Музыка Блисса не должна рассматриваться как  некое
необязательное приложение. Она необходимая составная часть замысла. Музыка
вступления быстрая и  беспокойная,  все  больше  нарастает  угроза.  Потом
грохот и сумятица современной войны. Во второй части  скорбные  мелодии  и
жуткие  паузы  периода  эпидемии.  В  третьей  -  в   военную   музыку   и
патриотические гимны врывается стук моторов - возвращение  летчиков.  Этот
стук  переходит  в  машинное  крещендо   периода   реконструкции.   Музыка
убыстряется, становится все благозвучнее и нежнее  по  мере  того,  как  с
повышением производительности исчезает напряженная  трескотня,  отличавшая
зарю машинной цивилизации начала девятнадцатого века. В музыке нового мира
звучит широта и веселье. Ей противопоставлен  мотив  реакционного  мятежа,
оканчивающегося бурной победой новых идей в тот момент, когда Межпланетное
орудие стреляет  и  лунный  цилиндр  отправляется  в  свое  знаменательное
странствие. В заключительных фразах слышно предчувствие торжества человека
- героический финал среди звезд.
   Нельзя утверждать, что в фильме удалось так тесно переплести зрительный
образ с музыкой, как мы с Блиссом надеялись. Внедрение оригинальной музыки
в фильм  во  многих  отношениях  еще  остается  нерешенной  проблемой.  Но
превосходная музыка Блисса исполнялась  и  самостоятельно  и  записана  на
граммофонные пластинки, доступные всем желающим.



МЕМОРАНДУМ,

   розданный во время работы над фильмом всем имеющим отношение
   к моделированию и выполнению костюмов, декораций и пр. для
   заключительной фазы "Облика грядущего" (2055-й год нашей эры).

   В нашей работе мы должны руководствоваться некоторыми принципами,  пока
еще, к сожалению, до конца не усвоенными. Поэтому я не  стану  извиняться,
повторяя здесь эти принципиальные установки возможно отчетливее.
   Во-первых,  в  финальных  сценах  мы  показываем  более  высокую   фазу
цивилизации по сравнению с  нынешней  -  она  богаче,  более  упорядочена,
производительность выше. В этом лучше организованном мире не будет заметно
спешки, будет  меньше  скученности,  больше  досуга,  больше  достоинства.
Суета, давка и напряжение современной жизни, обусловленные  бесконтрольной
властью машин, не должны возводиться в п-ую степень, напротив, о них  надо
забыть. Вообще говоря, вещи, здания будут огромны,  это  так,  но  они  не
будут чудовищны. Люди не будут рабами, не будут  все  на  одно  лицо,  они
станут свободными и разнообразными. Галиматью, вроде той, что мы находим в
таком  фильме,  как  "Метрополис"  Фрица  Ланге   с   его   "роботами"   -
механическими рабочими, сверхнебоскребами и  пр.  и  пр.  -  нужно  раз  и
навсегда выбросить из головы перед тем, как приступить к работе над данным
фильмом. Как общее правило вы должны усвоить  себе,  что  то,  что  сделал
Ланге в "Метрополисе", прямо  противоположно  тому,  чего  добиваемся  мы.
Воины фаланги, или зулусских отрядов, или пехоты восемнадцатого века, рабы
на галерах, рабочие  первых  фабрик,  крестьяне  -  вообще  "простолюдины"
прошлого были бесконечно однообразнее и "механичнее" каких бы то  ни  было
людей будущего. Машины раскрепостили людей, и те перестали  быть  похожими
на машины. Это надо твердо помнить. Рабочие, которых вы должны показать, -
это индивидуализированные рабочие, дружно  и  с  чувством  ответственности
исполняющие общее дело.
   Таковы же будут и рабочие костюмы. Специальность не будет  бросаться  в
глаза. Вы не увидите суетливых людей  в  чудовищных  нарядах,  не  увидите
огромных очков, ватных комбинезонов и других  атрибутов  первых  летчиков.
Люди не будут сплошь  обложены  всякими  вещами,  словно  они  только  что
ограбили  известный  лондонский  универсальный   магазин   Гэмеджа.   Люди
грядущего будут, конечно, носить с собой эквиваленты кошелька,  бумажника,
вечного пера, часов и т.д. и  т.п.,  но  эти  вещи  будут  незаметны,  они
подчинятся стройному декоративному плану. При обсуждении музыки для  этого
фильма мы решили, что в первой  фазе  Реконструктивной  части  она  должна
передавать людские усилия и стук машин, но затем, с увеличением  плавности
хода машин, эти звуки растворятся в гармонии и плавном,  почти  беззвучном
движении; собственно, и костюмы не должны быть  шумными,  кричащими.  Люди
будущего не будут оснащены наподобие телефонных столбов или выглядеть так,
словно только что выскочили  из  электромеханической  мастерской.  Они  не
будут носить костюмов из целлофана, освещенных неоновыми  лампочками,  или
еще чего-нибудь в этом  роде.  Не  забывайте,  что  самые  экстравагантные
костюмы, известные человечеству,  -  это  костюмы,  в  которые  наряжаются
дикари для церемониальных плясок.
   Как я не раз говорил,  человек  будет  носить  при  себе  разнообразные
легкие  аппараты,  вроде  портативного  радио,  электрического   фонарика,
бумажника; современный костюм, уже сейчас широкий в плечах, поскольку надо
уместить в нем бумажники и вечные  перья,  станет  еще  шире  в  плечах  и
сузится в талии и ниже, напоминая больше всего  из  всех  стилей  прошлого
"тюдоровский"  (ренессанс).  Нам  нужны  тонкие   материалы,   но   ничего
экстраординарного. Для такого человека, как Кэбэл,  мне  нужен  белый  или
серебристый костюм из совершенно гладкого материала.  Я  хочу  видеть  его
изящным джентльменом, а не подбитым ватой  сумасшедшим  или  закованным  в
броню гладиатором. На груди он носит радиотелефонную установку,  не  более
заметную, чем нагрудный карман  современного  пиджака,  а  на  запястье  -
изящный  нарукавник,  заключающий  в  себе  разные  мелкие   аппараты,   -
эквивалент современного вечного пера и, так сказать, визитной  карточки  -
опознавательный знак. Его у меня носят все. На шелковистом костюме  Кэбэла
можно показать красивую вышивку или рисунок.
   Освобожденная энергия будущего, наверное, найдет себе выход в детальных
украшениях. Костюм Пасуорти должен быть чрезвычайно  декоративным.  Морден
Митани любит эффектный черный цвет. Теотокопулос впадает  в  вычурность  -
широкий плащ, пышный костюм. Одеяния будут выдержаны в одном стиле,  но  в
пределах этого стиля  весьма  разнообразны.  Некоторые  женщины,  особенно
молодые и хорошо сложенные, будут одеваться, как юноши, но по  неоспоримым
эстетическим соображениям иные из них будут носить довольно длинные  юбки.
В чистом городе без улиц  нет  гигиенических  препятствий  к  тому,  чтобы
носить даже очень длинные юбки. А широкие плечи, которые будут довлеть над
мужским и (по контрасту или из подражания) над  женским  костюмом,  так  и
просят плаща - самого живописного из одеяний.
   Вот руководящие правила. Они указывают ограничения и  объясняют  стиль,
но в пределах этих ограничений и стиля  я  сказал  бы  нашим  декораторам:
"Ради бога, высказывайтесь смелее". Но помните, платья должны быть изящны;
никаких кошмаров, никакого джаза. Люди не ходят в  стеклянных  кружках,  в
алюминиевых котлах, в броне или в целлофане. Они не  будут  одеваться  как
сверхсандвичмены ["живая реклама" - люди,  носящие  по  улицам  плакаты  и
афиши, скрывающие их, как футляр]. Не  будут  они  также  обременять  себя
большими париками и корсетами. Не будут они и "нюдистами" - им не нужно ни
адамовой, ни ангельской наготы.  Быть  изобретательным  и  оригинальным  -
вовсе не значит быть экстравагантным и  глупым.  Сделайте  милость,  дайте
новому миру изящное и достойное платье!



1. ПЕРЕД ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНОЙ

   Это краткий показ современного  человечества.  Открывается  он  толпами
куда-то идущих и спешащих людей. Кадр пересекает бледнеющая затем надпись:
"Куда  идет  человечество?"  Быстрая  смена  кадров  создает   впечатление
многолюдности, спешки, путаницы и бессилия нашего  мира.  Толпы  и  города
появляются и переходят в аналогичные сцены в других местах;  на  мгновение
мелькают людные города - Париж, Токио, Милан, Вальпараисо, Тимбукту.
   Подробнее одна из следующих сцен.
   Либо: толпы, идущие по Бруклинскому мосту, огромное движение и суета на
реке под мостом.
   Тауэрский мост, разведенный для пропуска парохода, река  кишит  судами,
на пристанях энергично работают подъемные краны.
   Столь же кипучий Бременский порт.
   Либо: движение и толпы у Эйфелевой башни.
   Достаточно одной  из  этих  сцен.  Она  должна  соответствовать  сцене,
выбранной для конца VII части.
   После таких картин городской жизни экран напоминает нам  о  контрастных
видах деятельности, как-то:  мелкие  запашки,  затем  сцены  уборки  хлеба
современными машинами; крестьянская телега плетется  по  дороге,  а  затем
битком набитые поезда и платформы. Качается крестьянская  колыбель,  затем
наплывом  картина   методической   работы   современной   клиники   охраны
младенчества. Колесник-кустарь за работой и большой автомобильный завод.
   Монетный двор, печатают бумажные деньги.
   Крупным  планом  показаны  машины,  выбрасывающие  готовые  деньги,   и
банковские служащие, все быстрей и быстрей передающие кому-то пачки их.
   Потом паника на Уолл-стрит или на Парижской бирже.
   Все это должно быть очень коротко. Надо  молниеносно  показать  зрителю
знакомые, типичные сцены и виды деятельности и тем самым напомнить  ему  о
главных аспектах современного мира. Я думаю, что лучше всего  будет,  если
умелый редактор составит эту часть фильма из уже существующего  материала.
Чем материал знакомее, чем он живее, тем лучше.
   По мере того как кадры все быстрее следуют один за другим, слова  "КУДА
ИДЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО?" еще раз на момент пересекают экран, а затем  бледнеют,
и мы переходим ко второй части,  в  которой  начинается  локализованная  и
личная повесть.



2. ТЕНЬ ВОЙНЫ НАД ЭВРИТАУНОМ

   Эвритаун - это любой большой город нашего времени. На заднем плане  его
характерная линия холмов, повторяющаяся на протяжении всего фильма с целью
напомнить нам о том, что мы прослеживаем судьбу  одной  типической  группы
населения, и в нем есть "центр" - большая  Базарная  площадь,  с  большими
отелями, общественными зданиями, кинематографами,  киосками,  памятниками,
трамваями и пр.
   Сначала дается общий вид  Эвритауна  с  гребня  возвышающихся  над  ним
холмов. На переднем плане мы видим рабочих, спускающихся с горы в город, а
под горой видим весь Эвритаун, его предместья и  Базарную  площадь;  ясный
вечер, сочельник.
   Потом  мы  попадаем  на  Базарную  площадь.  Кой-какими   чертами   она
напоминает Трафальгар-сквер, или Базарную  площадь  большого  города,  или
французскую  Grand  Place.  Большое   стечение   трамваев   и   автобусов.
Рождественская торговля в полном  разгаре.  На  одном  из  главных  зданий
загораются  электрические  буквы  -  редакция  газеты  сообщает  последние
новости: "Европа вооружается..."
   Аппарат  перескакивает  с  движения  на  площади  к  световому  анонсу:
"Тревожная речь министра воздушных сил".
   Огромная витрина, полная рождественских игрушек. Дети и матери  смотрят
и любуются.
   Останавливается  автобус,  выходят  люди.  На  автобусе  видны  обычные
газетные плакаты с яркими заголовками об опасном международном  положении:
"Спор о проливах. Положение напряженное".
   Вход в станцию метрополитена. Обычное движение. У входа стоит газетчик.
На его плакате мы читаем: "Еще  10.000  аэропланов".  Но  он  выкрикивает:
"Победителями вышли..."
   В  автобусе  девушка  разворачивает  газету  и   просматривает   первую
страницу,  пестрящую  заголовками  статей  о  военной  опасности.  Она  не
задерживается на  этой  скучной  материи;  переворачивает  страницу  и  со
страстным интересом углубляется в статью о модах.
   Во время всех этих сцен люди с пакетами движутся  взад  и  вперед.  Это
мирная  и  довольно  веселая  рождественская  толпа  покупателей.   Никто,
по-видимому, не задумывается всерьез об  опасности  войны.  Слишком  часто
раздавались крики: "Волк!" Только аппарат обращает  внимание  зрителей  на
нависшую над миром угрозу.
   Здесь начинается самая повесть.
   Мы видим  научную  лабораторию,  в  которой  усердно  работает  молодой
Хардинг, двадцатидвухлетний студент. Это маленькая, недурно  оборудованная
лаборатория муниципальной школы,  выходящая  на  Центральную  площадь.  Не
химическая, а биологическая лаборатория.  Видны  два  микроскопа  и  масса
стеклянной посуды, краны и т.п.,  но  не  очень  много  колб  и  ни  одной
реторты. (Впоследствии эта лаборатория будет показана в  разоренном  виде,
без стекла и ломких предметов.) В открытое окно доносится  рев  газетчика:
"Военный кризис!" Хардинг с минуту прислушивается: "К  черту  эту  военную
дребедень!" Он закрывает окно, чтобы не слышать шума. Смотрит  на  часы  и
начинает убирать препараты и записи.
   Вначале мы его видим в  опрятном  лабораторном  комбинезоне.  Потом  он
снимает его.
   Тихая дорога за городом, по бокам  ее  уютные  особняки;  по  ней  идет
Хардинг. Он проходит в дом через калитку палисадника.



3. СОЧЕЛЬНИК ДЖОНА КЭБЭЛА

   Мы видим темноватый кабинет, в котором Джон  Кэбэл  сидит,  задумавшись
над газетой. Обстановка комнаты указывает на то, что он имеет отношение  к
авиации. Над каминной полкой висит  лопасть  пропеллера,  на  полке  стоит
модель. На столе под газетой лежат какие-то чертежи.