Нолан нажал на соответствующую кнопку, свет на  мгновение  погас,  но
затем снова вспыхнул красный сигнал. Нолан взглянул на капитана.
     - Колфилд, что там у вас происходит? - спросил Грегори.
     Пленник ответил, что гнездо пятого стержня расчищено на четверть,  но
дальше он снова застрял. Что-то мешает внутри реактора.  У  Колфилда  была
идея, как с этим справиться, но время истекло. Можно  ему  поработать  еще
пять минут?
     - Нет, - сказал Грегори.
     - Но осталось немного, - возразил Колфилд. - У меня получается лучше,
чем у всех вас, вместе взятых. Дайте мне пять минут,  моя  карта  все  еще
красная...
     - Ну хорошо, - сдался Грегори.
     Тут он подумал о том, что,  даже  если  реактор  не  взорвется,  что,
правда, вызывало тяжкие сомнения, особенно после последних слов  Колфилда,
корабль находится в страшном состоянии. Потребуется  как  минимум  неделя,
чтобы привести его системы в  порядок  и  восстановить  герметичность.  Но
Грегори не мог отделаться от леденящего предчувствия,  что  время  утекает
неотвратимо и им отмерены не дни, а  минуты.  Грегори  знобило,  неприятно
сосало в желудке, и вдруг он понял, что эти симптомы  означают  лишь  одну
болезнь - страх смерти.
     В этот момент Грегори ощутил, что  корабль  слабо  содрогается,  чуть
вздрагивают подлокотники кресла.
     - Что еще там случилось, Колфилд?
     - Я двигаю стержни... надо проникнуть... - пленник делал паузы, чтобы
перевести дыхание. - А то... а то мне не забраться внутрь.
     Грегори почувствовал, как струйка пота потекла у него по лбу. Колфилд
явно  лгал.  Стержни  нельзя  было  так  двигать.   Они   для   этого   не
приспособлены. Но почему он врет? Что он там внизу делает?
     Еще пятнадцать минут назад Грегори сразу ответил бы на  этот  вопрос.
Именно поэтому он настоял  на  том,  чтобы  Колфилд  не  снимал  карту,  и
предупредил его против глупостей. Этот человек понимал, что он  виноват  в
той страшной опасности, что создалась для кораблей, он понимал, что  из-за
него уже погибли люди и корабли, и, разумеется,  мучился  ощущением  своей
вины. Он мог решить, что обязан пожертвовать собой и кинуться  в  реактор,
чтобы свести счеты с самим собой.
     Теперь Грегори знал, что  в  течение  одиннадцати  лет  этот  человек
скрывал свое настоящее имя. И все эти годы  наказание  за  совершенное  им
преступление возрастало и соответственно возрастал страх  разоблачения.  И
он скрывал свое имя до последней минуты, отказываясь от вспоминаний, и дал
ложные показания о втором  потоке  в  надежде,  что  они  минуют  его,  не
обнаружив тела. Но тело человека, умершего  одиннадцать  лет  назад,  было
найдено, и на нем был диск с именем Джеймса Эндрю Колфилда.
     Конечно, пленник чувствует себя плохо. И не известно, что в нем берет
верх - чувство вины или чувство страха. Потому что он  не  бывший  механик
"Подсолнечника", а его бывший капитан Уоррен.
     Грегори сделал знак Нолану, чтобы тот  молчал  и  быстро  выбрался  с
мостика. Без единого звука он постучал по шлему Хартмана  и  приказал  ему
жестом следовать за ним. Они вместе осторожно спустились  в  колодец.  Там
плавали свинцовые кирпичи и обломки оболочки  реактора,  выброшенные  туда
пленником. Вот почему Грегори ощутил вибрацию!
     Пробраться колодцем они теперь не могли, но видели, что происходит на
его дне. Пленника там не было. И это могло означать лишь одно:  он  был  в
активной зоне реактора.
     - Он выбросил все сюда руками!  -  сказал  Грегори.  -  Нам  придется
расчищать проход. Времени нет!
     - Не подходите ко мне! - раздался в наушниках хриплый голос Колфилда.
     Тут же послышался и голос Нолана:
     - О чем вы говорите? Что там происходит?
     Объяснять было некогда. Грегори потянул за отошедший лист  обшивки  и
дернул его, пытаясь оторвать. Он был в отчаянии. Он ощущал себя заточенным
на тысячелетия в бутылку джинном...


     Уоррен был любимым капитаном  на  своем  корабле.  Ему  грозили  суд,
позор, разжалование и, возможно, тюрьма. Руки и лицо его обгорели во время
взрыва в  трубе  настолько,  что  узнать  его  было  невозможно.  Даже  по
отпечаткам пальцев нельзя было определить его личность. Умирающий  механик
выбросился в космос. И Уоррен по  настоянию  команды  взял  себе  личность
механика. А в госпитале на Земле миссис Уоррен поняла, что  она  вовсе  не
вдова. И она снова вышла замуж за своего для всех умершего мужа.
     А Грегори подозревал черт знает что!
     - Сэр! - буквально загремел в ушах голос Нолана. - Он туда залез!  Он
вытаскивает стержни руками! Что мне...
     - Не вмешивайтесь, - раздался спокойный голос пленника. -  Дайте  мне
подумать.
     - Но мы же можем в любой момент взлететь на воздух!
     - Колфилд, прекратите! - сказал Грегори. - Выйдите  из  зоны.  Сейчас
же!
     Ответа не последовало.
     Капитан Уоррен был умным и знающим космонавтом. Все годы, проведенные
под чужим именем, он постоянно искал  сообщений  о  жертвах,  которые  мог
вызвать созданный им метеоритный поток. Не позавидуешь такой жизни. К тому
же жена взяла с него слово, что он не вернется в космос. От этого было еще
тяжелей. А вокруг все  росла  враждебность  к  тем,  кто  засорял  космос,
особенно к повинным в том капитанам... Страх, растерянность, чувство  вины
накапливались в нем год от года.
     Слишком долгое и жестокое напряжение может разрушить всякий разум.  А
страх и чувство вины могут превратиться внезапно  в  слепую  бессмысленную
ненависть к преследователям. Не исключено, что  тело  настоящего  Колфилда
послужило  той  соломинкой,  которая  сломала   спину   верблюду...   Ведь
преследователи бывшего капитана - его спутники на "Декарте"...
     Грегори раскидывал обломки, набившие колодец, не задумываясь  о  том,
что может повредить скафандр. Он уже верил в то,  что  в  реакторе  таится
сумасшедший. И их жизнь сейчас зависела от того, успеют  ли  они  вытащить
его оттуда.
     Так прошло несколько минут.
     Внезапно на дне колодца Грегори увидел запрокинутое лицо Уоррена.
     - Все в порядке, джентльмены. Я выхожу, - сказал он.
     - Реактор  дезактивирован,  -  возбужденно  воскликнул  Нолан.  -  Мы
спасены!
     "Да, мы спасены", - устало подумал Грегори. Но не  все.  От  него  до
Уоррена было двадцать футов, а счетчик Гейгера безумствовал.
     Работая как сумасшедшие, они соорудили временный переходник  у  одной
из неповрежденных кают. Загерметизировав  каюту  и  снабдив  ее  аварийным
запасом  кислорода,  они  внесли  туда  Уоррена  и  раздели  его.  Он  был
достаточно облучен, чтобы добавлять к этому радиацию от  скафандра.  Тогда
же они  обнаружили,  что  он  вошел  в  активную  зону  с  самого  начала.
"Радиационная  карта",  которую  они  сняли  с  него,  оказалась  кружком,
вырезанным из обложки его блокнота.
     - Вот, значит, какой у вас талисман, - проворчал  Грегори.  Затем  он
поднялся  на  мостик,  чтобы  выяснить,  соорудил  ли  Нолан   передатчик.
Оказалось, что все в порядке, и Грегори передал срочные инструкции Китли.
     "Змей" приблизится к ним немедленно, возьмет на борт  заключенного  и
проследует на  максимальной  скорости  к  Титану.  Реактор  "Декарта"  был
поврежден, но прямой опасности для корабля нет. "Змей" к тому  же  оставит
им свои манипуляторы, чтобы ускорить ремонт. Тогда  они  смогут  вернуться
своим ходом, правда очень медленно.  Именно  поэтому  заключенному  нельзя
было оставаться на "Декарте".
     Отдав приказания Китли, Грегори вернулся к Уоррену.
     - Вы знаете, на какое-то время я решил, что вы намерены нас взорвать,
- произнес смущенно Грегори, поднимая забрало шлема.  -  Когда  вы  начали
двигать стержни...
     - У меня не было другого выхода, чтобы вытащить эти чертовы  кирпичи,
- сказал Уоррен. Он лежал лицом к стене.
     Грегори  нужно  было  сказать  заключенному  слова,  которые   трудно
произнести человеку его профессии и характера. А Уоррен  не  хотел  ему  в
этом помочь. Грегори сказал:
     - Там, на Титане, хороший госпиталь.  Они  специализируются  на  этих
вещах... Вы там пробыли двадцать минут. Если они возьмутся за вас  быстро,
а мы постараемся, чтобы так и было, у  вас  есть  шансы  выкарабкаться.  Я
прилечу и попытаюсь уговорить вас согласиться на сеанс вспоминаний...
     - Типично для вас, - устало произнес Уоррен.
     Физически он не  изменился  -  болезнь  концентрировалась  в  костном
мозге, в кроветворных органах, внутри... Наверное, сейчас он уже чувствует
последствия облучения. Грегори продолжал:
     - Я честно рассчитываю на то, что доклад  о  характере  потока  будет
исходить от вас и, разумеется, будут учтены  ваши  заслуги  в  обнаружении
тела капитана "Подсолнечника"...
     Уоррен лежал неподвижно.
     - Да послушайте, Колфилд! - громко сказал Грегори. И замолчал.
     Он подумал, как интересно устроено у человека подсознание. Даже после
того как тело настоящего Колфилда  было  принято  на  борт,  он  продолжал
называть пленника Колфилдом, и даже потом, когда у  него  было  достаточно
времени, чтобы посвятить во все Нолана и Хартмана, он продолжал молчать  -
а ведь при нормальных обстоятельствах он первым же делом рассказал  бы  им
об  этой  удивительной  истории.  А  он   думал   и   думал   о   трагедии
"Подсолнечника" и обо всем, что пережил и передумал Уоррен за  одиннадцать
лет. Наконец, он думал о  том,  что  произошло  в  реакторе  "Декарта",  и
понимал, что его подсознание оказалось мягче, чем он  предполагал.  И  что
дела куда важнее слов.
     Он вынул из кармана личный диск механика Колфилда и надел цепочку  на
шею Уоррена.
     - Желаю удачи, мистер Колфилд, - сказал он сухо, поднялся и вышел  из
каюты.
     Диск - безусловное доказательство того, что пленник лишь выдавал себя
за Колфилда. И если Грегори возьмет его себе,  то  когда-нибудь  он  может
поддаться слабости и лишний раз раскрыть рот, а то и подумать о той славе,
которая достанется  ему  за  то,  что  он  распутал  такое  дело.  Значит,
оставалось,  чтобы  никогда  не  поддаться  слабости,  либо  отдать   диск
человеку, который уже привык называть себя Колфилдом, либо выкинуть его за
борт и забыть.
     Но дело в том, что Грегори можно обвинить  в  разных  грехах,  в  том
числе и в невнимании к судьбе вещественных доказательств. Однако одного он
никогда не сделает:  выкинуть  что-нибудь  в  космос  капитан  Грегори  не
способен. Это невозможно.



                               Джеймс УАЙТ

                                 ПРИМЕРКА

                              пер. А.Новиков




     За  долгие  годы  Хьюлитт  приобрел  привычку  полчасика  греться  на
солнышке  возле  двери  своей  мастерской  -  если,   разумеется,   солнце
действительно грело, а не просто освещало. Время этих прогулок  определяло
само светило, которое, выглядывая из-за зданий на той стороне  улицы,  где
располагалась мастерская  Хьюлитта,  постепенно  перемещалось  и  касалось
лучами витрины. Тогда Хьюлитт выходил  и  опускал  навес,  чтобы  ткани  в
витрине не выцвели. Эти полчаса  он  разглядывал  прохожих,  надеясь,  что
некоторые из них окажутся клиентами, и приглядывался ко всему,  достойному
интереса. Как правило, ничего любопытного не происходило, но нынешний день
стал исключением.
     Сперва на его улочку свернула  полицейская  машина,  за  ней  большой
мебельный фургон и грузовик электрической  компании.  Присутствие  полиции
объяснялось тем фактом,  что  машины  выехали  на  улицу  с  односторонним
движением в запрещенном направлении. Когда  колонна  остановилась,  фургон
оказался прямо напротив Хьюлитта.
     Около минуты ничего не происходило, и ему осталось лишь  разглядывать
собственное отражение в глянцевой боковине  фургона  -  худую  и  довольно
нелепую фигуру в черном пиджаке, жилете  и  полосатых  брюках.  В  петлице
торчал цветок, а мерная лента, символ профессии, свисала с шеи. На  стекле
входной двери за спиной  Хьюлитта  крупными  наклонными  золотыми  буквами
(ныне в зеркальном отражении) значилось:

     ДЖОРДЖ Л. ХЬЮЛИТТ
     ПОРТНОЙ

     Внезапно,  словно  некий  невидимый  кинорежиссер  крикнул  "Мотор!",
события начали стремительно развиваться.
     Из полицейской машины выскочили два офицера и перекрыли  движение  во
всем квартале. Из грузовика электрокомпании появилась  бригада  рабочих  в
аккуратных комбинезонах и принялась быстро выгружать раскладные  экраны  и
будку ночного сторожа. Следом за рабочими вылез мужчина в прекрасно сшитом
темно-сером костюме  из  камвольной  шерсти  и  с  галстуком,  безошибочно
свидетельствующим о том, что  его  владелец  принадлежит  к  высшим  слоям
общества. Когда сей джентльмен принялся обозревать улицу  и  окна  верхних
этажей, на его лице возникло выражение крайней озабоченности.
     - Доброе утро, мистер Хьюлитт, -  сказал  он,  приблизившись.  -  Моя
фамилия Фокс. Я из Министерства иностранных дел. Мне... э-ээ...  требуется
ваша профессиональная консультация. Разрешите войти?
     Хьюлитт  вежливо  наклонил  голову  и  прошел  вслед  за   Фоксом   в
мастерскую.
     Следующие несколько минут оба молчали -  Фокс  нервно  расхаживал  по
мастерской, разглядывал полки с рулонами тканей, альбомы,  разложенные  на
полированных   деревянных   прилавках,   безупречно   чистые   зеркала   в
примерочной.  Пока  чиновник  осваивался,  Хьюлитт  с  тем  же   вниманием
присматривался к Фоксу.
     Тот был среднего роста и худощав, голова несколько выдавалась вперед,
а пиджак на спине слегка топорщился из-за  выступающих  лопаток.  Судя  по
небольшой, но четкой горизонтальной складке возле воротника пиджака.  Фокс
страдал сутулостью и пытался с нею  бороться,  держа  спину  неестественно
прямо. У его портного явно возникали проблемы с моделью,  и  Хьюлитт  стал
гадать, не придется ли ему их унаследовать.
     - Чем могу служить, сэр?  -  спросил  Хьюлитт,  когда  гость  наконец
остановился.  Он  произнес  эти  слова  приветливо,  но  с  тем   оттенком
снисходительности, который не оставлял сомнений - именно Хьюлитту  решать,
пожелает ли он заняться выступающими лопатками Фокса.
     - Я не клиент, мистер Хьюлитт, - нетерпеливо бросил Фокс. -  Он  ждет
снаружи. Но должен вас предупредить, что факт его визита на ближайшие  две
недели должен быть сохранен в строжайшей тайне. Далее вы можете  обсуждать
его совершенно свободно. Проведя тщательное, но  быстрое  исследование,  -
продолжил чиновник, - мы выяснили, что вы живете здесь с  женой-инвалидом,
которая помогает вам в работе. Мы также знаем, что вы опытный мастер, хотя
и  несколько  консервативный  в  том,  что  касается  стиля,  и  шьете  вы
исключительно из  натуральных  материалов.  Многие  годы  ваше  финансовое
положение не соответствовало  вашим  талантам,  и  в  этой  связи  я  хочу
отметить, что как ваши труды, так и ваше молчание будут хорошо оплачены.
     Сам же заказ не будет слишком трудным, -  завершил  монолог  Фокс,  -
потому что требуется изготовить  всего-навсего  хорошо  сидящую  лошадиную
попону.
     - У меня нет абсолютно  никакого  опыта  в  пошиве  лошадиных  попон,
мистер Фокс, - холодно заметил Хьюлитт.
     - Понимаю вашу профессиональную гордость, мистер Хьюлитт. Однако  это
очень важный клиент; к тому же позвольте напомнить, что на противоположной
стороне улицы расположен филиал известной фирмы, которая  вполне  способна
выполнить заказ.
     - Согласен, - сухо заметил Хьюлитт. - Они справятся, если речь идет о
попоне.
     Фокс еле заметно улыбнулся и собрался было  что-то  сказать,  но  ему
помешал вошедший с улицы рабочий:
     - Экраны установлены, сэр, а фургон  заслоняет  вход  от  взглядов  с
противоположной стороны улицы. Нужен лишь шест, чтобы выдвинуть навес  над
витриной, тогда вход в мастерскую не будет виден с верхних этажей.
     Хьюлитт молча указал на нишу за витриной, где держал шест.
     - Благодарю вас, сэр, - произнес  рабочий  тоном  высокопоставленного
слуги народа,  соизволившего  обратиться  к  рядовому  представителю  того
народа, которому он служит, и шагнул к выходу.
     - Подождите, - остановил его Фокс. - Когда  закончите,  будьте  добры
спросить Его Превосходительство, не пожелает ли он войти.
     Строгая секретность, участие Министерства иностранных дел и  характер
заказа привели Хьюлитта к мысли, что сейчас ему  предстоит  увидеть  некую
весьма  противоречивую   политическую   фигуру:   скажем,   растолстевшего
представителя голодающей страны, желающего выразить патриотические чувства
пошивом национальной одежды у британского портного.  У  подобной  личности
наверняка  есть  основания  опасаться  пули  убийцы,  поэтому  он  считает
необходимым принять меры предосторожности. Впрочем, решил Хьюлитт, в конце
концов это не моя забота.
     Но когда он увидел клиента...
     "Я сплю", - твердо сказал он себе.
     Существо напоминало кентавра и  имело  копыта  и  длинный  струящийся
хвост.  Торс  выше  пояса  на  первый  взгляд  выглядел  человеческим,  но
мускулатура рук, плеч и груди чем-то неуловимо отличалась, а руки, хотя  и
пятипалые, имели три обычных и два противостоящих больших пальца.  Голова,
прочно сидящая на очень толстой шее, казалась непропорционально маленькой.
Самой выразительной особенностью лица были большие карие  глаза,  рядом  с
которыми всевозможные щели, выступы и мясистые  выросты  выглядели  вполне
естественно.
     Если не считать висящего на шее большого медальона,  на  существе  не
было  ровным  счетом  ничего.  Розовато-коричневую  кожу  усеивали  мелкие
крапинки. Клиент непрерывно подергивался, словно отгонял невидимых мух. Он
был, все всяких сомнений, мужского пола.
     - Ваше Превосходительство, - пропел Фокс, - позвольте представить вам
мистера Джорджа Хьюлитта. Он портной, то есть специалист  по  изготовлению
одежды...
     Хьюлитт инстинктивно  протянул  руку  и  обнаружил,  что  рукопожатие
клиента крепко, пальцы у него теплые и костистые, и, хотя Хьюлитту  трудно
описать ощущение от прижатого к ладони нижнего большого пальца, неприятным
это назвать нельзя. Хьюлитт и сам не понял причины, но с этого момента  он
больше не мог мысленно называть это существо "оно".
     - Для начала, -  быстро  заговорил  Фокс,  -  нам  требуется  предмет
туалета,   который   будет   достаточно   удобен   и   не   позволит   Его
Превосходительству мерзнуть во время церемоний. Цвет - черный, возможно, с
золотой  или  серебряной   окантовкой   и   геральдическими   украшениями.
Разумеется, цвета и символы реальных  дворянских  фамилий  не  могут  быть
использованы. Клиенту также потребуется второе, менее  формальное  одеяние
для экскурсий и осмотра достопримечательностей под открытым небом.
     - Короче говоря,  разукрашенная  лошадиная  попона  с  окантовкой,  -
подытожил Хьюлитт, - и еще одна для прогулок.  Но  если  вы  соблаговолите
сообщить мне, на каких  именно  церемониях  Его  Превосходительство  будет
присутствовать, я сумею более точно определить характер одежды.
     - Это государственная тайна, - покачал головой Фокс.
     - При необходимости я могу  работать  одной  рукой  и  с  завязанными
глазами, - заметил Хьюлитт, - но вряд ли в таких условиях я покажу все, на
что способен. Впрочем... Ваше Превосходительство, вас не затруднит  пройти
со мной в примерочную?
     Негромко постукивая копытами, клиент в сопровождении  Фокса  вошел  в
примерочную и уставился на свое отражение в нескольких  расположенных  под
углом зеркалах. Хьюлитту редко доводилось видеть столь  нервного  клиента:
портной еще не успел воспользоваться мерной лентой,  а  кожа  кентавра  на
спине и боках уже стала подергиваться.
     Хьюлитт незаметно пригляделся, отыскивая на коже насекомых или других
паразитов. Ничего не заметив, он облегченно  вздохнул,  потом  на  секунду
задумался и включил обогреватели на стенах, которыми летом не пользовался.
Через несколько  минут  в  примерочной  стало  жарко,  и  клиент  перест