их  уже  съел  едкий  дождик.  Асмоновый  пес  двинул,   не
сворачивая, вверх по улице. Торн дышал ему в затылок, молотя башмаками  по
железу мостовой. Это вам не центр. Все хмуро и слепо. И пусто. Кому  охота
нарваться на чугунков или потрошителей, или даже  муташку.  "С  ним  пошла
гулять собака, но вернулась только кака",  -  гласила  народная  мудрость.
Вдруг выскочила из мрака пара сияющих окон, одно  даже  приоткрыто.  А  за
ними несколько парней, лениво смотрят на экраны и курят,  роняя  пепел  на
пол.
     - Вы чьи, ребятишки? - осведомился Торн.
     - Газеты "Правды", отделы горькой правды и сладкой.  Если  правды  не
хватает, придумываем сами.
     - Очень приятно, а я Дед-Мороз, поделюсь "улыбкою" своей. И еще я ищу
Снегурочку. Она тощенькая дылда, но смазливая, свитер до колена.
     - У тебя красный нос до колена. Однако, горю твоему пособить можно. У
нас не Снегурка, а Снежная королева есть. Любит,  чтоб  восхищались  ей  и
только, не то отморозит кое-чего,  -  отвечал  один  из  парней,  судя  по
обвисшей физиономии, явный болельщик команды "Улыбка".
     Торн стал прытко лезть в окно. Его остановили, но пакетики с  дурящим
снадобьем отняли. Болельщик небрежно пошел из  комнаты  и  вернулся  через
минуту.
     - Не вышло по-твоему, брат. Тряпка лежит, а ее нет.
     - Кого нет? - уточнил Торн.
     - Уборщицы нашей, - парень утомленно зевнул, - ладно, не маячь. -  Он
хотел затворить окно, но Дмитрий Федорович схватил его  правой  квазирукой
за шкирку и выдернул на улицу.
     - Улетел... - озадачились остальные. - Лешка, ты чего, пернатый?
     Торн захлопнул окно, чтоб не мешали.
     - Ушел кто-то недавно или нет? Скажешь  одну-единственную  правду,  и
станет хорошо. Тогда я твой мордоворот забыл.
     - Я не знал, что у тебя  серьезно,  -  овечьим  голосом  оправдывался
парень. - Только не злись.  Хочешь,  сейчас  вполне  кондиционную  курочку
достану. Прямо при тебе. А та - бройлерный цыпленок. - Торн  педагогически
надавил квазипальцем, парень квакнул. -  Минут  десять  назад  улепетнула,
кажется, направо. На ней черный комбинезон, не  свитер.  Насколько  тощая,
без понятия, не щупал. Уж какая там высокая, пигалица ничтожная.
     - Вот теперь гуляй. И не ври тут.
     Приметы совпадали не очень. Но, кажется,  и  они  тоже  ведьмакам  по
плечу. С какой красой захотел Ливнев повидаться, с такой  и  повидался  на
свою голову.
     Неподалеку  строилась  пирамида.  Для  этого  снесли  целый   квартал
рухляди. Индикатор заморгал, и "пес" убежал на территорию  стройки.  Двери
второго яруса  спокойно  болтались  на  своих  петлях.  Торн  поднялся  по
эстакаде и попал в нутро пирамиды. Оно только начало  набиваться  ячейками
квартир, трубами  и  колодцами  световодов.  Зато  во  всей  своей  лепоте
возвышались ажурные башни соленоидов.  По  ним  медленно  тянулись  наверх
строительные  блоки.  Где-то  спрятались  вольные  каменщики,   играли   в
шашки-шахматы. Летучий  пес  покружился  в  центре  пирамиды,  потом  стал
опадать вниз. Значит, какой-то интриган сидит на самом дне здания. До пола
было метров десять с хвостиком. Длина троса вдвое больше. Отматывай его  и
спускайся на здоровье. Торн двинулся в путь.  Пять,  десять  метров,  трос
идет свободно. Но под  ногами  ничего  нет,  кроме  атмосферы.  А  донышко
держится от Торна на ровном расстоянии, те же десять с хвостиком.
     - Торн, тебе плохо? Тебя кто-то спустил  вниз?  Или  ты  записался  в
жучки-паучки? Паутинки-то хватит? - Аня смотрела на него. Но не  снизу,  а
сверху. С выступа, за который он зацепился  тросом.  Наконец,  прояснение.
Эх,  запоздалое.  Это  ведьма!  Она  заварила  кашу,  она   предварительно
обработав  его,  подставила  под  удар  Деревянкина.  Лишь  бы  теперь  не
вспугнуть ее.
     - Я - твой портрет, Анна. Тоже наивный. Вот вы стреляете  из  рогатки
по бронепоезду, но сшибаете только тех,  кто  высовывается,  чтобы  помочь
вам. Когда всех корешей завалите под откос, тогда и паровоз вас отутюжит.
     - Я вижу, губы твои шевелятся, но не понимаю, зачем.
     - Я говорю, пошли проверимся, кое-какие анализы сдадим, пустяки.
     - Надо понимать, поступило гнусное предложение.
     - Плохая мембрана хуже спирохеты, поверь  мне,  -  очень  убедительно
произнес Торн.
     - Но если ровнять ее кузнечным  прессом,  то  неизвестно,  кому  хуже
будет. Знаю я эти ваши слова:  мембрана,  узлы,  каналы,  нормализованные,
патологические. Машинерия какая-то. Торн, ты тоже машина.
     - Ладно, я машина, а ты зверек, как и твои товарищи, -  не  сдержался
Торн.
     - Ладно,  убедил.  Поэтому  мы  с  тобой  расстанемся,  как  любители
ананасов без сожаления расстаются с  хреном.  -  Она  с  легким  бжиканьем
провела лезвием по тросу. Вот это оборот. И его  заманила,  обкрутила,  не
научился он на чужих ошибках. Включить автокарабин, долго поднимать будет;
на  руках  подтягиваться,  столько  же  времени.  Торн  поменял  обойму  в
плевалке. Зарядом "храподела" можно и промазать из-за нервических  причин,
а вот "душилкой" нельзя. Пальни  в  ту  сторону,  и  разорвавшаяся  ампула
образует  устойчивое  облачко  газа.  Блокада  центра  дыхания,   выбежать
практически невозможно, в графе "причина смерти" гражданские медики честно
пишут "инсульт".
     - Слушай, у тебя в  роду  были  лесорезы  или  хлеборубы?  -  пытался
отвлечь ее Торн.
     - Бабушка пилила дедушку, - Аня не отвлекалась от резания троса.
     - Я ведь вмажу, если не понимаешь намеков.
     - Слабый неубедительный писк.
     Она его даже подначивала. А Торн не мог нажать на  спусковой  крючок.
Просто представил огуречного вида кожицу, запекшуюся струйку на краю  рта,
выпученный  от  последнего  удивления  глаз.  Торн  хотел  настроиться  на
отвращение, но понял, что не успеет. Он дрыгнул ногами и, потеряв ботинок,
перебросил себя  на  ползущий  блок.  Пиявка-Торн,  впившись  как  следует
вакуумными присосками, расслабился и обнаглел. Аня перерезала трос,  а  он
подъезжал к ней, еще подмигивал и корчил рожи. А  на  нее  вроде  столбняк
напал. Лицо белое, значительное, как у зловредной богини.  Он  помахал  ей
рукой и понял, что больше уже не придется, хвостиком вильнула его  победа.
Ушлая ведьма вздрючила кольцевики, тут кристалл  состояний  и  повернулся,
как избушка на курьих ножках, да заиграл другой гранью - ей на радость,  а
Торну, естественно,  на  горе.  Где-то  в  управляющей  системе  появилась
законная,  но  совершенно  неуместная  команда  аварийного  сброса.  Блок,
набирая скорость, заторопился вниз, так, чтобы в итоге сделать из  Дмитрия
Федоровича блин с красивым надгробием.
     Торн скручивается, как полоса ткани в  рулон.  Пока  он  это  делает,
вертится и пирамида вокруг него. Потом оказывается, что  он  уже  не  прет
прямо в землю,  его  путь  завинчивается  спиралью,  как  на  американских
горках. И  сам  блок  похож  на  симпатичную  лакированную  тележку.  Торн
несется, сжавшись,  в  тележке  по  американской  горке,  а  сзади  кто-то
вцепился в него и визжит. Вниз, где желудок прыгает, как  заяц,  и  вверх,
где, кажется, пустота вырывает его из сидения. Страшно бьются  колеса,  но
не очень. Колея держит.
     Торн почувствовал спиной твердь,  а  глазом  небо.  Блок  остановился
метрах в пяти выше дна и сбросил наездника. "Как колибри не полетел, но  и
не убился. Видимо, всю группу кольцевиков под контроль взять  не  удалось,
не причесал их, как следует. Вот и не докрутил кристалл этот дрянной, чтоб
судьба улыбнулась". Торн все-таки обрадовался и вспомнил - пора вздохнуть.
И тут же пожалел, что дошел до такой жизни. Даже жалобно  кряхтеть  нельзя
было. Будто  бы  пика  продырявила  его  легкие.  Торн  надувался  темными
облаками венозной крови, а протолкнуть воздух не мог. Когда уже  решил  не
пытаться и затухнуть, ветерок прошел по телу, проник в грудь и  в  голову.
Боль отползла и смотрела выжидательно из-за угла. Аня держала его за руку.
Оклемался вроде, пофартило.
     - Можешь включать улыбку, - разрешила она. - Сам  сломал  блокировку,
заиграл узлами, чтобы спасти от карачуна. Шаг первый ты сделал,  а  теперь
беги, беги к нам, пока пускаем. Мы ведь ценим твое  воображение,  или  как
там - высоту психоцентра. Учти.
     - Бабочка не станет коллекционером бабочек. Вы проткнули меня иглой и
сказали, что теперь я ваш. А я хочу быть не ваш, а свой.
     - Сказки старого чайника. Мы только тюкнули по скорлупе, в которой ты
маялся, а дальше ты сам выбрался, исполать. Ты теперь  прорастаешь  сквозь
мусор, Торн.
     - Эй, вы, селекционеры человеческих чувств,  иглоукалыватели  душ.  Я
хочу не прорастать, как мусоревич, хочу плевать на этот  хлам  с  высокого
потолка.
     Тут Торн почувствовал какой-то подозрительный запах,  наплывающий  на
него. Новые, еще неведомые формы  ведьмовства?  Нет,  все  проще.  Вольный
каменщик, не только еще раз дохнул  на  него  смесью  перегара,  курева  и
селедки, но и укрепил выдох набором сваезабойных выражений.

     5. СМЕЛЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

     Воробьев вбежал, сделал балетное па и объявил:
     - К вам идут товарищи-друзья с похоронными  принадлежностями.  Просят
занять надлежащую позу: ноги смирно протянуты,  ладошки  на  груди,  глаза
закатаны под лобик. Есть отличная идея. Для вас бесплатная. Дарить?
     - Говори, говори, - нервно приказал Торн.
     - Тут я обнаружил гравипучок, - зашептал подпольно лаборант, - полный
эквивалент недельных щей по воздействию на организм.
     Воробьев был изгнан с позором, но ушел красиво, как танцор  фламенко,
за кулисы, вернее, за железные шкафы, где его ждали девушки и пончики.
     Вместо него на сцене появился академик со свитскими.
     - Вы похожи  на  директора  крематория,  -  поздоровался  Веревкин  с
облаченным в черный сюртук Торном, - но вам идет, не жлобит.
     - Разве вы прочитали мою докладную записку? - спросил  Торн,  пытаясь
угадать свой приговор.
     - Это про обезьян-добровольцев?
     - Про выделение для опытов обезьян и добровольцев, - поправил Торн.
     - Обезьяна в базарный день подороже нас с  вами  стоит,  милок.  И  с
добровольцами вы погорячились, дураков нынче мало. - Академик  взял  Торна
под руку, как любимого ученика, и стал прогуливаться по залу. -  Вообще-то
дело не в обезьянах, а в вас, друг мой. Распространяются слухи, в  которых
вы герой. С этим я не спорю. Но заодно и те пузыри,  которые  лопаются  на
ваших экранах, становятся какими-то идолами, понимаете, вершителями судеб,
и начинают делить с вами славу.
     Торн хотел оправдаться, но академик его опередил.
     - Не надо бояться. Я не конный памятник, люблю смелых,  ловких.  Я  и
сам был такой. Что главное в моих работах?
     - Способы измерения зональной напряженности мембран, - Торн  вспомнил
фразу из какого-то учебника.
     - Хороший солдат, а плохо  стреляет.  Главное  -  это  дерзость,  это
умение вбить гвоздь в доску. Я первый показал:  взаимодействуют  в  первую
очередь не организмы, а их биополевые атрибуты. Теперь и вы  покажите  то,
чего не знает никто, - академик взмахнул  пальцем.  -  За  шпагу,  сударь.
Первый выпад мой. Я не хочу видеть мутации мух,  потому  что  точно  знаю,
приспособительных там не больше, чем при любом облучении. Вы мне подавайте
связи: пучок  такой-то  конфигурации,  каналы  и  узлы  реагируют  так-то.
Сделаем, конечно, и замеры в тканях. А потом  сверимся  с  данными  других
лабораторий. Посмотрим, есть ли что-нибудь похожее, а значит,  и  смысл  в
вашей бурной деятельности.
     - Что, прямо сейчас найдем смысл? - удивился Торн.
     - Сейчас начнем находить.
     - Если получится, я стану вашим замом? - попытался разрядится Торн.
     - Станете, клянусь честью - по  свиноводству.  Подыщем  вам  хавронью
посочнее для совместных опытов.
     Академик и свита размялись в буфете, а вернулись,  когда  подопытного
Лорда уже ввели под конвоем в испытательный блок.
     - Ой, что это за зайчик тут дрожит? - принялся паясничать Веревкин.
     - Как мне не задрожать, - с достоинством сказал  Торн.  -  Нормальной
математики нет. Я не стою на плечах гигантов. Наоборот, они стоят на  мне,
хорошо покушав.
     - Спасибо за комплимент. Только я ни при чем. Более того, и я  о  том
же. Абсолютно с вами согласен, что динамично-симметричные структуры О'Хары
- мечтанья сивой кобылы, виртуально-асимметричные Мисры, извините,  просто
понос. Звоню я вашему Крюкоу в  Гонолюлю.  Слушай,  говорю,  урод,  хватит
жарить свой перец на солнце, строй мне функцию пучка, ищи код воздействия,
или ты не  нобелевский  лауреат,  а  вор  и  самозванец  вместе  со  своим
Дельгадом. Если ошибешься,  тебя  все  поправят.  Он  сразу  протрезвел  и
лопочет, дескать, товарищ Веревкин... Что, кстати, он лопочет?
     - Без понятия, - бесцветно выступил Макаров.
     - Это на вас похоже.
     - Что-нибудь про автогенерацию? - догадался Торн.
     - Вы меня уже радуете. Пожалуй, вам можно будет  доверить  не  только
свиноводство... Спите, спите спокойно, дорогие товарищи, вас тогда уже  не
будет, - успокоил Веревкин приближенных. - Так вот, этот певец  прототипов
со сломанной лирой, распустив сопли по ветру, просил у  меня  прошения  за
то, что только сейчас понял правду-реальность. А она в том, что гравипучки
генерируются самой мембраной, может быть, для какой-то локации.
     - Первый пульт готов, - доложил техник.
     - Испытательный блок в ажуре, - гордо оповестил Воробьев.
     - Люблю испытываться, - травил очередную историю Веревкин. -  Однажды
прохожу проверку на той установке, что у нас проверяет годность  персонала
к работе со сложной техникой. Я ей говорю "здравствуйте", а  она  мне  "до
свиданья". Выходит, и моя мембрана пагубна для прогресса.
     Подавлялись  защитные  реакции  мембран,  чтоб  пучки   проходили   с
ветерком. Торн машинально тормошил настройщик,  больше  размышляя  о  том,
переведут его в кладовщики или в санитары. А потом случайно  заметил,  что
забрел в грибные места и можно копытить. Столбовики выплывали из  ниоткуда
резво, без драчек. Он скосил глаз  на  панель,  где  бились  в  экранчиках
мембранные показатели Лорда. Вектора  напряженности  нарастали  рывками  в
такт пучкам, хорошо открытые каналы выбрасывали  крутящиеся  побеги.  Торн
никогда такого не видел. В потоке пучков чувствовался боевой строй, словно
где-то вовсю фурычила матрица синтеза.
     Торну вдруг трудно дышать, как будто на шее ошейник, за  который  еще
тащат твердокаменной рукой. Он пытается сжаться, свернуться и выскочить из
ошейника.
     Заворочались, забеспокоились, закашлялись в  удушливом  недоумении  и
другие зрители. Торн понял, что один побег явно  продрался  из  блока.  Да
неужто какой-то пес настраивается, сам распускает  каналы,  не  иначе  как
поверчивая кристалл состояний.
     - Неужели пес. Ха-ха, - взвился академик с такой прытью, будто только
этого и ждал всю жизнь. - Может, он еще играет и поет, и  пишет  докладные
вместо Торна. Но видно мастера по работе. Итак, Торн, вы добились  своего,
вы запомнились и уже неважно чем.
     - Но может, - вступился за Торна Макаров.
     - Не  может.  На  БГУ  прокручивается  какой-то  мультфильм,  запись.
Занятно сляпано. Но лучше использовать видик, а БГУ в музей сдать.
     - И меня в музей, на вечное плавание в формалине? -  грустно  уточнил
Торн.
     - Вовсе не обязательно. Вас на пьедестал, чтоб любовались. Чтоб с вас
писали художники, танцевали  балерины,  пели  певцы.  И  медаль  в  размер
пиджака.
     Связанный Лорд, скованный  Торн.  А  поверх  настил,  на  нем  пирует
академик. И реакция его неадекватная, он выплюнул эксперимент,  что  кусок
зеленоватой ветчины. Издеватель  встал  и  обернулся  жирной  спиной,  как
стеной. Ошейник сдавил еще круче, от страха Торн  прилип  к  позвоночнику,
похожему на нагретый стержень. И выдрался.
     Торн встряхивается, крутит боками, фыркает.  А  потом  замечает,  что
трава легонько колет его в нос. Он бежит по полю, заросшему васильками,  и
вдыхает свежую голубизну. У него мохнатые короткие пальцы с когтями. Вдруг
из травы поднимается, набухая капюшоном, чужая неприятная гадина. А в  ней
гнездится окостенение. Думать некогда,  он  пружинит  с  места,  бьет  под
капюшон, лязгает челюстями. Что-то рвется под зубами.
     Содрогнулся пол. Академик лежал,  растекаясь  заслуженным  брюхом.  И
булькал, как проколотый бурдюк.
     - Врача, - бабьим хлопотливым голосом закричал Макаров. Врача, врача,
ча-ча-ча, пропел хор по телефонам и  селекторам.  Кто-то  пытался  сделать
академику  движения,  предназначенные  для  спасения  утопающих.  То  есть
положить его на свое  колено.  Но  упал  от  чрезмерного  усердия,  ударив
академикову голову об половицу. Потом  со  всех  входов  вбежали  врачи  и
унесли Веревкина на плечах, как павшего командора.
     - Инсульт, - с  еле  скрываемым  облегчением  сказал  Макаров,  когда
процессия скрылась за горизонтом.
     - Смешно сказать, но мне показалось... - начал один ученый.
     - Чего уж тут смешного? - насупился Макаров.
     - А мне-то что делать? - осведомился Торн.
     - Замазаться, - у Макарова будто зуб заболел.
     Публика вышла, оставив полукруг стульев, которые тоже, казалось, были
озадачены.
     -  И  никаких  гулянок  Лорду,  -  набросился  Торн  на  вынырнувшего
Воробьева, - я вообще не знаю, кто он такой.
     - Кто ты такой, ты кто такой? -  Андрей  шлепал  бифштексом  по  носу
Лорда. Тот откликался радостным неразумным лаем.
     "Собака отличается от человека тем, что  у  нее  нет  своего  осевого
канала. Мембрана недоразвитая, слабый пси-овоид, и ось одна на всех собак,
которая ведет  напрямую  к  Праотцу-Псу.  Кажется,  я  дал  свою  мембрану
напрокат, кому-то хотелось поиграть с кристаллом. Кому? Главному  Псу  или
же Хозяину всех собак, козлов, хорьков и прочих меньших братьев".

     6. В ГОСТЯХ У СКАЗКИ

     Еще полчаса, и люминол перестал бы его держать. Пора было  накушаться
таблеток для храпа и изучать жизнь во сне. Тут зазвенел дежурный по группе
здоровья и подписал его на дело. На "Супертехе" в одной  бригаде  ведьмака
на чистую воду вывели. Там сбойнула техника, кого-то зашибло или  уронило.
А парень уже тем засветился, что устраивал сеансы  расслабления  во  время
ночных смен. Напевал про цветы и лужайки, предлагал порхать, как  бабочки.
Сейчас этот юннат порхает по  территории  объекта.  Надо  отловить,  ясное
дело, раз уж нашлись культурные люди, оповестили  институт,  вместо  того,
чтоб веревку мылить.
     Это было не кстати. Прямо  сейчас  вторую  дозу  колоть,  значит,  за
какую-нибудь пару часов она выветрится. Но  поди  объясни  свои  проблемы.
Торн все-таки укололся, надеясь обернуться побыстрее, а в  крайнем  случае
инсценировать обморок и всхрапнуть где-нибудь в красном уголке.
     Уже в проходной Дмитрий Федорович встретил начальника смены.
     - Это я вызывал, - гордо сказал он, - я противник самосуда.
     - Я тоже люблю, чтоб на казни все чин-чином  было,  без  суматохи,  -
поддержал его Торн. - А теперь давайте смотреть в карту и многозначительно
курить.
     - Здесь то, а тут это, - начальник смены усердно рисовал  пальцем  по
план-карте объекта.
     - А там что? - Торн ткнул сигаретой в пятно посередине карты.
     -  Ничего,  -  содержательно  ответил  объясняющий,  -  а  в  будущем
дискотека для рабочих.
     - Надо стриптиз для рабочих, перевыполнивших план, - подхватил  Торн.
- Вы мне, кстати, словесный портрет паскуды дайте, а лучше фото из досье.
     Досье было хорошо заначено, не доберешься, остался  только  словесный
портрет. Начальник, правда, боялся немного ошибиться,  а  Торн  успокаивал
его. Дескать, подумаешь, немного не того товарища охомутаем.
     По дороге несколько раз попадались заставы, дозорные смотрели сурово,
нахмуря брови, но не задирались. Все караулили вражину и уверяли, что мимо
них она проскользнуть не могла. Помаленьку Торн оказался в районе  будущей
дискотеки. Ас