хочу, давай конфету". Но медитируют на тему леса и болота,
эти поталантливее.
     Какой-то тип стал обнюхивать ботинки Торна  и  был  отогнан  пугливым
пинком.
     -  Сюда  бы  пару  профессоров  по  мембранистике,  чтоб  восхищались
слипанием пси-мембран и измеряли вектора напряженности.
     - Пиндылы, - фыркнула Аня. - Плевала я на вашу науку, товарищ ученый,
даже если ты на ней бабки заколачиваешь. Даже если у тебя и  твоих  друзей
звезда во лбу горит. Это  все  Парамонов  с  Кирпиченком  придумали,  чтоб
лохматые мозги стричь...
     - Что ты мелешь? -  возмутился  Торн  и  хотел  было  рассказать  про
расползающиеся    жирными    кляксами    пси-мембраны    ведьмаков;    про
окольцовывания, пробои и захваты  мембран  у  невинных  жертв  биопольного
насилия; про то, как патологические мембраны увеличивают  сопротивление  в
электрических цепях и наводят токи Фуко. Уже начал, но и на свое  запястье
глянул. Встроенный в часы индикатор биоволновой агрессии  мигал  изо  всех
сил. Враг уже был рядом под стенами, ломился с  тараном  в  ворота.  Левая
квазирука потихоньку включила генератор холодных асмонов. Эти частицы были
его ищейками  -  они  летали,  распадаясь,  вдоль  векторов  напряженности
атакующих  мембран.  Вихревой  пучок  асмонов   соскочил   с   излучателя,
замаскированного под пуговицу. Обратно возвращались  субасмоны  с  важными
сведениями.  Анализатор  выдавал  веселые   картинки.   Правая   квазирука
потихоньку легла на рукоятку до поры дремавшей плевалки.
     Вихрь повертелся в центре зала над хозяином, выступающим в роли  царя
зверей - судя по звучному иканию. Но вскоре унюхал более стоящее.  То  был
лешик, по происхождению, видимо,  пэтэушник,  с  зеленоватыми  патлами,  с
корой, прилепленной к куртке, с надписью "дуб". Вихрь  прорисовал  контуры
его  пси-мембраны.  Луковица  осевых   меридианных   каналов,   радиальные
ответвления,  очень  длинные  и  вертлявые.  Побеги  змеились   по   залу,
накладывая кольца на немудреные головы  зверья.  Торн  посмотрел  на  Аню,
побег вворачивался в ее лоб, значит, пси-мембрана уже  пробита.  "Ну  все,
змей, конец твоей вредности приходит", - тихонько прорычал  Торн  и  повел
скрытым под курткой дулом плевалки. И тут  некстати  начались  в  зверинце
танцы или, может, массовое обнюхивание.  Клыкастые  мальчики  и  когтистые
девочки подергивались и терлись в такт подозрительной музыке.
     - Ты, между прочим, можешь чесать отсюда, - разрешила Аня.
     Дурилка она, ничего не понимает. А ведьмак-то ее на зуб  наколол,  и,
кажется, уже внедрил психоцентр. Будь тут поменьше народу, вкатил бы девке
двойную дозу, и ее лакомое пси-хозяйство стало бы для  ведьмака-гада  хуже
яда.
     - Потанцевать, что ли, уж больно музыка заводная, - процедил Торн.
     - А ты не умеешь, разозлишься только, - предупредила девушка.
     Торн встает, огибает несколько группок. Ему  кажется,  что  в  облике
помещения проступило нечто новое. Даже хочется спросить, не было ли  здесь
ширмы. Торн - тертый калач, он  решает  идти  не  прямо,  а  в  обход,  по
периметру. Так надежнее, стена не запляшет.
     Дмитрий Федорович ступает  на  один  шаг  к  стене,  ровно  меж  двух
столбов. Что-то бьет ему по  лбу.  Торн  видит,  как  столбы,  подрагивая,
плывут друг за другом, словно девицы  красные,  и  снова  останавливаются.
Один прямо напротив него, как будто так и было. Торн  осторожно,  чтоб  не
ошибиться снова, обнимает колонну и начинает огибать ее.
     - Чем он там со столбом занимается? - спрашивает кто-то из публики.
     Торн выходит на верный курс. Ничего угрожающего  поблизости  нет.  Не
побежит же на него шкаф, как носорог. Шкаф не бежит. Но диван изгибается и
прыгает ему в ноги. Дмитрий Федорович сбит вероломным  подкатом  и  падает
бревном на ковер. Дужка очков, прежде чем дружественная, злобно  впивается
в глазное яблоко. То жалобно хрустит.
     - Это десантник-диверсант из подводных сил, тренируется, жлоб.
     Что-то упрямо лезет через теменной шов. Ковер зарос диким  тюльпаном,
васильками,  куриной  слепотой.  Травинки  приятно  щекочут  щеки  и  веки
прорастающей из ковра головы. Или это уже не  голова,  а  бутон,  который,
раскрываясь, пьет, ест и закусывает  светом?  Приятно,  но  чувство  долга
где-то еще теплится. Торн пробует подняться,  упирается  в  ковер,  однако
руки тонут, как в желе, прорастают корнями.
     - За борт засранца, пока он кому-нибудь хвост не оторвал. Смотри, как
загребает, - донесся далекий голос адмирала.
     Торн растет вверх и вниз, в свет и тьму, в могилу и  небо.  Меж  ними
течет ток. Где-то кольцо смыкается. Соединяются и разделяются вновь верх и
низ, свет и тьма, могила и  небо,  рождая  опять  ток.  Торн  вылетает  из
могилы, впивается в небо тысячами ртов и валится обратно в тьму кромешную.
     Дмитрий Федорович очнулся от звона. Звенел давно расшибленный  лоб  и
мусорный  бак,  который  для  страха  хищно  посмотрел  на  него,  лязгнул
крышкой-челюстью и скрылся в стене.
     - Чего это он? - дурным голосом спросил Торн.
     - Проснись  и  пой,  Дмитрий  Федорович.  Обычный  бак  на  магнитной
подвеске. Еще и лифт не фурычит. Три этажа осталось,  и  мы  на  эстакаде.
Тогда ты победил. Остается узнать, кого.
     "Ковер был с  цветочным  орнаментом,  это  точно...  Я  имел  видение
энергетического рисунка, можно сказать, прототипа растений. Похожее было у
Шри Шивананды, но он всю жизнь занимался  медитацией,  как  проклятый,  ни
пил, ни жрал, стоял на одной ноге".
     Неопознанный субъект настойчиво копошился у Торна под рукой.
     - А ты-то кто? - решил выяснить он.
     - Я - Аня, твой маленький дружок, несу тебя, как раненого командира.
     - Там еще был дружок в коре, вечно грязный, даже волосня зеленая.
     - Симпатичный такой, с надписью "дуб"? Это Деревянкин.
     - Поганкин. Еще немного и мою голову спасти бы не удалось.
     Итак, провал. Ведь его каналы были под контролем с  самого  появления
на вечеринке. Кто-то знал и готовился  к  встрече  по  мере  сил.  Или  он
ослабел пси-мембраной, или Деревянкин с товарищами сильно окреп неизвестно
почему.
     - У тебя, по-моему, воображение -  первый  класс,  как  у  настоящего
шиза, - проницательно высказалась Аня.
     - Что такое воображение? Это разрешающая способность  психоцентра,  -
сказал определением Торн. - Чем выше она  на  осевом  канале,  тем  больше
охватывает узлов.
     - Надеюсь, ты такие вещи только после припадка говоришь.
     Двери  локомобила  взлетели  вразнобой  и  задрожали,  словно  крылья
большой гордой птицы, хлебнувшей из бочонка с огненной водой.
     - Аня, давай по-шустрому, прыгай сюда.
     - С места или с разбега? - она не шевельнулась, уперлась кулачками  в
бока. - Ты мне все испортил.
     - Чего ж ты не сказала, чтоб мной и моим утюгом любовались?
     -  Тобой  любовались,  когда  ты  рыгал  на  ковре  в   позе   тигра,
раздирающего добычу. Ладно уж, поскольку ты и меня опозорил, то  увози,  -
она юркнула следом за ним. - Кстати, о тебе успели шепнуть. Ты  уже  эдак,
совершенно случайно, попал к кое-кому  на  чашку  чая  и  запечатлелся.  Я
узнала, не обделался ли там  кто.  Оказывается,  был  такой  несчастливец,
правда, не ты. Его "скорая" уволокла за ноги.
     - Да спутали. У меня, увы, витрина не блещет оригинальностью.
     - Значит, вы не рожей запомнились, друг мой.
     Торн поворачивает с облегчением ключ, вот локомобил не подведет  его,
верный аппарат - надежно прыгнули стрелки индикаторов на приборной  доске.
Вдруг Дмитрий Федорович чувствует, что  у  него  разогреваются  пятки.  Он
ничего не понимает, хочет не обращать внимания. Жмет на педальку,  набирая
тягу. А пятки знай себе  греются,  и  жара  поднимается  выше,  тянется  к
копчику. Машина набирает ход, а Торну уже терпеть  невмочь.  Ему  кажется,
что он сам бежит все быстрее. И не бежать нельзя,  хуже  будет.  Попробуй,
постой на раскаленном противне. Он убеждает себя, что это только мираж, но
не  помогает.  Торн  по-звериному  стягивает   все   мясное   в   себе   и
отталкивается.
     Машину развернуло и бросило на ограждение эстакады.
     Торн неожиданно увидел небо через ветровое стекло, грязное, будто  бы
замусоренное.
     - Не хотите ли рассказать о загадках психики, о том, что  вы  мечтали
стать космонавтом? - спокойно произнесла Аня. - Дальше  лететь  будем  или
как?
     Торн глянул на экраны кругового обзора и зажмурился.
     Опоры у машины не было. Может, и его уже  нет  в  списках  живущих  и
получающих зарплату?
     - Дмитрий Федорович, капец подкрался. А катапульта-то работает?
     - Работает, - мучаясь от каждого звука, сказал Торн.
     - Ну так жмите на кнопку, я уверена, вы справитесь, вы  способный.  -
Передние  кресла  с  защитной  балкой  выплюнуло   назад,   на   эстакаду.
Катапультированные  испытали  эффект  расплющивания,  даже  Аня  притихла.
Первым осознал свои члены и поднялся, встряхиваясь, Дмитрий Федорович.
     Локомобил чуть-чуть застрял в ограждении, еще немного, и  протиснулся
бы наружу, в атмосферу. Торн прекратил дышать, чтобы отвлечься.
     "Пока ясно, что был жесткий контакт  с  вихреобразованиями.  Какой-то
мембранный  узел  болезненно  отреагировал.  А  другой  узел,  запускающий
телесные ощущения, вошел с первым в резонанс".
     - В следующий раз матрас бери, - оперативно воскресла Аня.
     - Пошли погуляем по лесенке. Снизу я позвоню в гараж  своей  конторы.
Приедет команда и приберется без лишних шумовых эффектов. Ты где живешь?
     - Нигде.
     - Значит, нам по дороге.
     Пока ехали в электробусе, Торн вывел  на  микроэкраны  карту.  Просто
так, хотел посмаковать. Крестики, как  убитые  надежды,  мигали  там,  где
ведьмаков встречали, но не пытались обработать. И  надо  же,  ехали  ровно
через такое смачное место - по улице Трудовой, где  кабак,  общепризнанная
язва.  Торн  воодушевился  и  захотел  рассчитаться  за  все.  Ведь  любой
сотрудник  Биоэнергетического  проекта  играет  до  конца,   если   партия
интересная. Обозвав злачное место музеем, ему удалось затащить  туда  Аню.
Как и ожидалось, рожи местных  солистов  были  на  уровне  государственных
стандартов дефективности. Аня быстро присмирела и жалась к Торну.
     - Какой же это музей?
     - Обыкновенный. Смотри, коллекция на уровне. Какие богатые лица вошли
в нашу жизнь с черного входа. И ведь особых усилий товарищи  экспонаты  не
прилагали, никаких сложных операций, накачки в соленоидах,  дополнительных
капиталовложений, и прочей туфты. Просто в размножении  участвовали  трое:
папа, мама и,  особенно  творчески,  ведьмак  -  через  узлы  родительских
мембран... "Укус" примешь?
     - Я не буду, не буду, - зашептала Аня. - Я тоже люблю  экскурсии,  но
такой срани никогда не видела. Тут инвалидом отдыха можно стать.
     - Не инвалидом, а ударником, - Торн сгонял за фирменным блюдом. Когда
обернулся, то увидел непорядок. Крепко взбитая смесь активных генов в виде
гражданина  совершенно  незаурядной  наружности  двигалась  по   лавке   к
окостеневшей Ане. Щеки цвета молодого лимона, нос - типа хоботок. Просится
на холст большого мастера,  но  биопольно  неинтересен,  обычная  муташка.
Пришлось прервать лекцию гражданина о тонкостях любви в кустах и отправить
под лавку для проветривания.
     - Продолжение будет? - справился бармен.
     - Вторая серия еще снимается, - успокоил его Торн.
     - Если ты этим хотел козырять, - шипела Аня, - то ты  не  прав.  Меня
такие способности не интересуют. Науку он собирался олицетворять, рубанок.
За кого ты меня принимаешь?
     - Ты особая и непохожая, - отрапортовал Торн. - А ты меня за кого?
     Тут незаурядный  гражданин  снова  встрял  со  своей  точкой  зрения.
Пришлось его лягнуть, чтобы он уполз.
     - Я ведь хотел у него прощения просить, цветы на дом прислать, - стал
оправдываться ученый, - а ему лишь бы самовыражаться.
     Индикатор тлел. Торн уже прощупывал публику.  Нашел  одного.  Сладкая
моська и кудри черные до плеч. Асмоновый  вихрь  уплывал  в  него,  как  в
воронку. Типичный ведьмак эпохи  упадка  -  человекодыра.  Надо  разыграть
ситуевину. Тем более, Анна по-комариному зудела:
     - Я вижу, ты свой среди уродов, урод среди своих.
     - Ну, допустим,  тебе  больше  по  душе  те,  которые  слово  "зверь"
почитают за комплимент. Ты девушка неприхотливая, и они тебя не смущают.
     - Еще минуточку в твоей компании, и меня вытошнит. Я ухожу.
     - Нет, это я сматываюсь, подняв воротник. Любимый никем.  Ну,  почему
меня обижают не за дело, я просто так, со скуки?
     Дмитрий Федорович вышел тяжелым шагом, как бы страдая. И дверь ни  за
что ударил, показал дурной тяжелый нрав.  Зато  был  уверен,  что  она  не
выскочит следом, боясь напороться на него.
     Бессильное небо опадало вниз, но вместо земли встречало металлическую
чешую города. Капли дождя отскакивали в страхе от мерцающих стекол  очков.
На микроэкранах шел фильм, который снимался  тут  же,  за  дверью  кабака.
Камеру-глазок Торн успел  прицепить  профессиональным  мановением  руки  к
Аниной курточке.
     Ведьмак уже приземлился возле нее - здесь  девочки  не  залеживаются.
Она порывается уйти, но тот начал ворковать, по-оперному протягивая  руки.
"Я не такой, ты не такая, мы не такие...".
     Но тут действие было безнадежно испорчено,  будто  оперу  Верди  стал
"дополнять" ансамбль песни и пляски.  Через  другой  вход  ввалились  двое
искрозадых.  Жилистые  и  длинные  после  растяжки   долдоны.   Торн   дал
увеличение.  Пальцы,  что  захваты,  такими  душить   удобно   -   никакие
квазиконечности не нужны. И надо же,  чугунки  сразу  стали  задирать  его
законную добычу - кудрявого. Они редко угадывают, а тут тонкость  душевную
проявили.
     Подхватили ведьмака под белы ручки и бросили в накат по  столу.  Тот,
дерьмо нестойкое, сразу и обрубился: уже кучкой на пол  упал.  Вот  и  Аню
стали вертеть. Зажали меж собой и танцуют  втроем.  Весело,  действительно
находка, танец ламбада получился. Ну и  все,  Торну  теперь  здесь  делать
нечего. Ссоры с членами Союза Электрической Славы  и  Силы  запрещены  "во
избежание...",  несмотря  на  все  идейные  расхождения.  Даже  милиция  с
чугунками не заедается. Самые большие люди в этих  краях  нежат  чугунков,
подарочки им делают. У ментов десяток  вездеходов,  да  и  то  половина  в
вечном ремонте. А у искрозадых - сотня. Малые люди тоже доверяют чугункам,
ведь они свои, понятные. Не то, что сотрудники Биоэнергетического проекта.
Какая она, нормализация мембраны, в популярных формах не объяснишь. Так  и
размножаются биопольные чудища за счет несознательных масс и электрических
болванов. От ненависти к СЭСС взмокла спина и пересохло  во  рту.  Даже  в
глазах потемнело. А потом показалось, что он плавает в яме,  где  гниют  и
бродят бывшие овощи и фрукты. И выкарабкаться  из  параши  нельзя.  Только
ухватишься за край ямы, слабый на десяток вольт разряд валит тебя назад.
     Торн очнулся от своего злобного клекота. "Я сам себя накручиваю,  или
некий умелец меня погоняет?". Что-то уже рвалось, выверчивалось из него, и
надо было слушаться, иначе будет плохо, как берсеркеру, который  во  время
своего приступа ярости вдруг сядет пить чай.
     Чугунки, наверное, не успели напрячься, хоть и всегда готовы.  Первый
уже переплясал и подкреплялся у  стойки.  Торн  боковым  ударом  по  горлу
бросил его через стойку на бармена, который не успел нагнуться.  И  больше
этих двоих уже  не  видел.  Однако,  второй  чугунок  имел  полсекунды  на
размышление. Он схватил  потянувшуюся  к  нему  правую  квазируку  Дмитрия
Федоровича и тут же  перекусил  ее  своим  "клювом".  После  чего  захотел
продолжить операцию на самом Торне.  Тем  более,  условия  имелись,  после
генной стимуляции кисть "хирурга" стала вытянутой и острой.  Он  оторвался
от пола легко, как кузнечик, целя ногой  по  умной  голове  ученого.  Торн
нырнул вперед, вроде плохого пловца, на брюхо. Великий электрический  воин
вонзился в  пол  за  его  пятками.  От  сотрясения  у  чугунка,  наверное,
сместились задние микрокамеры, и он  на  мгновение  упустил  оппонента  из
виду. Дмитрий Федорович использовал мгновение с пользой,  подтянул  нижнюю
часть тела и резко выпрямил. Его подкованные каблуки ударили  богатыря  по
лодыжкам. Тот взвыл, заглушая боль, и повалился. А Торн как  раз  вскочил,
намереваясь еще раз поразить врага своим секретным оружием - каблуком.  Но
рано пташечка запела... Растягивая рот в прорезиненной ухмылке, монстр уже
был на своих двоих. Человек, сплошь состоящий из отдельных недостатков,  и
человек без  недостатков,  почти-машина.  Их  руки  одновременно  пошли  к
кобуре, но рука  почти-машины  двигалась  быстрее.  Совсем  несвоевременно
взгляд  Торна,  как  пузырь  из  жевательной  резинки,  втянулся   внутрь,
проскочил темный колодец и снова выскочил на свет.
     На месте чугунка Торн видит мальчика, который бьет из рогатки мух  на
заборе возле помойки. Мухи становятся пятнышками, и вот гибнет в  мучениях
последняя. Не осталось ни одной. Мальчик бросает рогатку и плачет,  потому
что ему некого больше ненавидеть, а может и любить.
     Мальчик пророс в мужика. Чугунок замешкался в  какой-то  момент.  Так
бывает, если задумаешься некстати  и  собьешь  условный  рефлекс.  А  игла
воткнулась поверх защитного жилета в его  шею,  и  брызнула  "храподелом".
Искрозадый на сегодня прекратил искрить. Дальше работало  лекарство.  Член
СЭСС уютно расположился на полу,  с  пальцем  во  рту,  сладко  посапывая.
Прямо, как дите.
     "Есть повод. Только непонятно,  для  ликования  или  пускания  чистой
слезы. Чугунок вдруг разобрался, что живет не так. То  ли  я  надудел  ему
дури в осевой канал, как форменный ведьмак. То ли  мой  психоцентр  просто
осветил ему путь, и он сам все понял".
     - Граждане, у кого имеется титька, немедленно дайте ее пострадавшему,
-  схохмил  Дмитрий  Федорович.  О  странном   спасительном   видении   он
предусмотрительно заставил себя больше не думать. Из-под стула вылезла Аня
и потащила его за рукав.
     - Давай шлепать отсюда. Они все на опросной связи. У них титька и для
тебя найдется - чугунная, с шипами.
     - Да погоди ты. В удаляющейся спине должно быть достоинство,  -  Торн
подобрал обломок квазируки, а там уж припустил. Аню удалось догнать только
через два квартала.
     - Ну что, хотел сделать одно, а  получилось  другое?  -  отдышавшись,
поинтересовалась она.
     - В какой-то степени "да",  в  каком-то  смысле  "нет",  -  уклончиво
ответил Торн.
     - А чего ты ждал под дверью, почему  вдруг  впорхнул  обратно?  Ты  -
легаш,  Димон?  Почему  не  делишься  творческими  планами?   Или   может,
извращенец ты, и тебя такие истории возбуждают - тогда извини.
     - Я - ученый, говорил же.
     - А я, значит, подопытное, - не унималась она.
     Торн, наконец, разозлился.
     - Ты - подопытное. Еще хуже, ты - обед, ты  -  гардероб.  Но  не  для
меня. Даже не для чугунков, они - просто нечистая сила. А  вот  красавчик,
которого размазали по столу, ведь он доверился тебе, да?
     - Конечно, доверился, - уверенно сказала Аня, - и даже плакал.
     - Успел, значит. Он всем доверяется, всегда  плачет.  Потому,  что  у
него осевой канал сломан, генерация знаний нарушена. Зажмурься и представь
себе такую гусеницу, которая  дырявит  тебе  мембрану,  а  ты  даже  и  не
чувствуешь, потому что у нее ничего нет. Влезет она получше, обовьет  твою
ось и тянет. Причем не чистую энергию, а только со смыслом,  пси-структуры
- чтобы  знать,  как  хавать,  ходить,  хитрить,  в  общем,  как  работать
организму. Но ему ненадолго хватит. А в итоге, была одна  двуногая  дрянь,
станет две. Ну, что, доступно я объяснил?
     - Железная логика железной головы. Тебе-то какое дело? Пусть, если  я
разрешаю. Может, мне ничего не нужно.
     - Но ты даже не догадываешься, - возопил Торн.
     - Когда у человека убыток