енщина и засмеялась. - Минуточку! -
крикнула она шоферу, побежала и открыла пустую дожидавшуюся жильцов
квартиру.
  И Нюня подумала: зайти или не зайти, - потому что, пока комнаты пустые, в
них может заходить кто угодно, но, с другой стороны... Она не успела
додумать эту мысль, как тот самый мальчик, который сидел на вещах поверх
ворот, молча отодвинул Нюню и прошел в дверь, по-прежнему держа в руках
сундучок.
  "Может, у него там клад", - подумала Нюня.
  - Фима! - крикнула в это время женщина. - Помоги-ка!
  - Я сейчас! - ответил мальчик нежным голосом.
  Никогда бы Нюня не подумала, что у такого сурового мальчика может быть
такой нежный голос. У нее, Нюни, и то был грубее - во всяком случае, она
могла перекричатъ на улице любую девчонку и любого мальчишку. Да, Нюня
очень удивилась, она даже не знала, чему больше - такому нежному голосу
или тому, что мальчика зовут Фима. На их улице была одна тетя, ее тоже
звали Фима: кто звал - тетя Фима, кто Серафима, но сколько Нюня знала
мальчишек - и детском саду, и в школе, и на улице, - ни одного из них так
не звали.
  И это еще не все. Ростом мальчик был вровень с Нюней, а когда из машины
вынесли связанные шпагатом учебники, все они оказались для пятого класса.
Получалось что мальчик - ученик пятого класса. Значит, у него уже второй
год разные учителя, а у Нюни на всех уроках одна и та же: "Сейчас, дети, у
нас урок математики, а следующий будет труд!"
  Удивительно, очень удивительно все это было!
  Вообще-то Нюня любила удивляться. Но обычно ей приходилось немного
допридумывать, чтобы как следует удивиться. На этот же раз было так много
удивительного, что Нюня даже не знала, чему удивляться раньше. Тут бы
удивляться и удивляться, а ей еще не давал покоя сундучок. Мальчик
поставил его сначала в угол в первой комнате, потом на подоконник
зарешеченного окна во второй.
  - Вот видишь, Фимчик, у тебя теперь будет собственная комната, - сказала
его мама. - Не такая большая, но шкаф, кровать и стол встанут.
  - Только не полированный, - предупредил Фима.
  - Конечно, нет, - сказала его мама и засмеялась. Она так и смеялась всему,
эта красивенькая женщина.
  В другое время Нюня обязательно радостно удивилась бы этому, а потом
крикнула бы: "А я знаю, чему вы смеетесь!" - и тут же придумала бы
что-нибудь, но сейчас она даже и подумать об этом не успела, так много
было других поразительных вещей.
  И вот Нюня еще толком ничего не сообразила, как, сбросив в комнате вещи,
новые жильцы заперли дверь, сели на машину и уехали.
  Нюня выбежала во двор, встала на приступочку и заглянула в зарешеченное
окно, но сундучка на окне уже не было.
  Вернулась бабушка Матильда Васильевна, и Нюня сообщила ей великую новость.
Бабоныко так взволновалась, что никак не могла расслышать вторую часть
новости - что жильцы уже уехали.
  - Как же так?! - твердила она. - Приезжают новые люди, а в доме никого,
кроме девочки. Они могут подумать, что им не рады. Я сейчас же, сейчас же
привожу себя в порядок и иду к ним!
  И сколько Нюня ни твердила, что их уже нет, бабушки Матильда села к
трельяжу, в котором не было третьего зеркала, и напудрилась, и вдела
праздничные серьги. Затем она пошла и постучала в дверь новых жильцов. На
всякий случай Нюня тоже прислушалась - и может, они вернулись, - но никто
не отвечал. Нюня только раскрыла рот, чтобы сказать, что она же говорила,
как бабушка Матильда строго спросила:
  - Анюня, ты опять выдумала?
  - Да нет же!
  - Если бы они приехали, - сказала строго Бабоныко, - они были бы тут.
  - Но они уехали!
  - И ты думаешь, девочка, что можешь обмануть свою бабушку? Ну, подумай
сама, умно ли ты выдумала? Ведь если бы они приехали, они приехали бы к
себе домой, правда?
  - Да.
  - Домой, а не в гости! Как же они могли уехать?
  Бабушка Бабоныко еще раз постучала в дверь, прислушалась и сказала грустно:
  - Никого нет! Ты все выдумала. Никто не приезжал.
  Нюня стояла пристыженная, когда сзади раздалось ворчливое:
  - Не приезжал?! А хто же тогда натоптал?
  Матильда Васильевна и Нюня одновременно взглянули на пол: он действительно
был весь истоптан - особенно выделялись огромные следы от сапог шофера.
  - Но почему же они тогда уехали? - растерянно спросила Бабоныко.
  Бабушка Тихая, которая, урча, как пылесос, уже терла пол, фыркнула:
  - Потому и уехали, што насвиньячили. Изгвоздали пол, загадили, а теперь
выскребай за ними.
  Бабоныко все-таки еще постучала и ушла, только когда бабушка Тихая
проехалась мокрой тряпкой по ее ноге. Нюня же села с куклой Мутичкой в
темный угол у кухни на старый стул и, кажется, о чем-то думала. Может
быть, она представляла бабушку Тихую тихой, вежливой женщиной. "Ничего,
ничего! - говорит эта бабушка Тихая, выглядывая из квартиры. - Пожалуйста,
не стесняйтесь, топчите! Господи, для чего же и пол!" Но это получалось
похоже не на Тихую, а на Бабоныку, а главное, никак не получалась улыбка
на личике бабушки Тихой.
  Тогда Нюня попыталась представить Бабоныку бабушкой Тихой, но это еще хуже
выходило: Бабоныко совсем не умела внаклон мыть полы, она только возила
шваброй, и то тряпка у нее все время соскакивала. А главное, бабушка
Матильда совсем не умела так ругаться, а если бы умела, вот бы весело было
- стояла бы она в своей шляпке и серьгах и кричала: "Оглоеды, охальники,
ободранцы!", а мальчик со странным именем Фима уронил бы от удивления свой
сундучок, а в нем клад - всякие сапфиры и драгоценности, так что потом и
музее напишут: "Клад, найденный мальчиком Фимой и девочкой Нюней", и на
Нюню наденут все эти сапфиры и сфотографируют для кино и телевидения.
  Когда она додумала свои мысли, в коридоре уже было так чисто, что Нюне
показалось, будто и в самом деле ей только привиделись новые жильцы. Ей
стало грустно, и она, чтобы утешиться, очень красиво нарядила своих кукол
и разрешила им съездить сегодня на маскарад в страну Принцессию. И все
время, пока Нюня доделывала упражнение, куклы звонили ей из Принцессии и
рассказывали, кто с кем танцует и кто как себя ведет, и она то ругала, то
хвалила их. А в конце позвонила Мутичка - что они встретили мальчика с
железным сундучком и он расспрашивал, почему не пришла на маскарад
красивая девочка Нюня, и сказал, что она сразу показалась ему очень доброй
и умной и он хочет сообщить ей очень большую тайну.



                             Беглое знакомство


  Поэтому, когда через день к вечеру Нюня увидела Фиму во дворе, она сразу
подбежала к нему с улыбкой. Но он посмотрел на нее так серьезно, что ей
расхотелось улыбаться.
  Фима шел по саду, то тут, то там, подбирая кусок коры, стебелек или
листик, а то и просто комочек земли, внимательно рассматривал, укладывал в
спичечные коробки и, надписав, рассовывал по карманам. Потом Фима влез на
старую грушу - не так быстро, пожалуй, как влезала Нюня, но ведь у него во
всех карманах лежали коробки!
  Он сидел, задумавшись, когда вдруг раздался густой рев, закончившийся
протяжным подвывающим вздохом. Мальчик вздрогнул от неожиданности и чуть
не свалился с дерева, а Нюня радостно крикнула:
  - А я знаю! А я знаю! Это лев в зоопарке вздыхает!
  Мальчик долго смотрел через пустырь на стену зоопарка, потом обернулся к
Нюне и строго спросил:
  - А наблюдения над животными проводят?
  И опять Нюня удивилась, какой нежный голос у него при таком строгом виде,
но все-таки успела ответить:
  - Их целыми экскурсиями наблюдают. И дети с родителями.
  - Я не о том, - строго сказал мальчик и замолчал.
  Нюне, однако, очень хотелось поговорить, и она еще раз крикнула:
  - А я знаю, почему ты низенький: у тебя весь рост в ум ушел! - Потому что
она еще с прошлого раза поняла, что мальчик очень умный.
  Но Фиме ее замечание, видимо, совсем не понравилось. Ничего не ответив, он
слез с дерева и пошел к дому.
  - А я знаю!.. - начала было Нюня.
  Фима обернулся и сказал:
  - Ну что, что ты знаешь? Язык дельфинов ты знаешь? Или танцы пчел?
  Нюня не знала и так об этом задумалась, что опомнилась, только когда
мальчик уже поднимался на крыльцо. Она бросилась за ним следом, но он
перед самым ее носом захлопнул дверь веранды. Она дернула дверь разок,
другой.
  - А я знаю, ты держишь дверь! - хотела она сказать весело, а получилось с
дрожанием в голосе.
  В ответ Нюня услышала только, что мальчик подтаскивает стул, чтобы не
держать дверь рукой. Нюня хотела обидеться, потом вспомнила, что есть
окно, представила, как мальчик удивится, увидев ее, побежала к окну
веранды и крикнула:
  - А вот и я!
  Мальчик, оглянувшись на нее от двери, на которую он старательно навешивал
стул, бросился бежать по коридору, но тут распахнула дверь своей комнаты
бабушка Матильда.
  - Бабоныко! - сунула она Фиме руку.
  - Что? - не понял сначала он.
  - Бабоныко! - еще раз кокетливым голосом сказала бабушка Матильда.
  Мальчик догадался, что с ним знакомятся, и, запинаясь, представился в свою
очередь:
  - Фимка... Ефим... Ревмирович...
  - Вы с вашей мамой, - сказала Бабоныко, - может быть, подумали, что мы вам
не рады?
  - Нет-нет! - сказал мальчик, оглядываясь на Нюню, которая сидела на
подоконнике.
  - Я очень жалею, что еще не видела вашу маму...
  - Бабушка Ныка, вы извините... - начал было, совсем как взрослый, Фима, но
Матильда Васильевна сердито сказала ему:
  - Не бабушка Ныка, а Бабоныко! Бабоныко - моя фамилия!
  - А я знаю! - крикнула со своего подоконника Нюня. - А я знаю, как
бабуленьку дразнят мальчишки: баба Заныка!
  Мальчик, однако, ничуть не развеселился, а бабушка Матильда обиделась.
  - Между прочим, - сказала она, - между прочим, я бы могла носить
французскую фамилию. Моей руки просил де Филипп. Ах, де Филипп, де Филипп!
  Это у нее звучало, как "Ах, где Филипп, где Филипп?", и мальчик, желая
исправить свою грубость, спросил:
  - А правда, где этот, ну, Филип?
  - Не "ну Филип", а де Филипп, - поправила бабушка, уже не сердито, а,
видимо, желая поговорить о де Филиппе.
  Решившись подойти, Нюня спрыгнула с подоконника, однако мальчик, увидев ее
близко, забыл про всякую вежливость и снова бросился бежать, но тут его
чуть не сбила с ног бабушка Тихая. Она выскочила из своей двери с тряпкой
в руке и, наверное, ударила Фиму головой в живот. Во всяком случае, он
вскрикнул "ой!", а потом "извините!" и "здрасьте!". Бабушка Тихая и не
подумала ему отвечать. Она начала быстро-быстро тереть тряпкой коридор.
  - Мальчишка! - шипела она. - Не оберешься грязи! Туда-сюда! Туда-сюда!
День-деньской! Не разгибая спины! Вывозишь за всеми!
  Нюня делала Фиме знаки, чтобы он не очень-то пугался, но он не захотел на
Нюню глядеть, влетел к себе и запер дверь изнутри на ключ.
  - Ну, вот и состоялось беглое знакомство, - сказала, возвращаясь к
трельяжу, бабушка Матильда.
  - Лучше бы он не убегал! - грустно сказала Нюня.


                         "Ехвимочка" и "конхветы"


  О других мальчишках все уже сразу знаешь, а Фима был серьезный и
таинственный. Если бы он только понял, что Нюня ему друг и все должна о
нем знать, но вот этого Фима и не хотел понимать.
  Он очень рассердился, когда через день, наутро, увидел у решетки своего
окна черного Нюниного Пуписа, у дверей в коридоре красиво причесанную
Мутичку, а на обувном ящике матрешку Мотю. Фима всех их собрал и выбросил
через веранду во двор.
  - Бессовестный! - крикнула плачущим голосом Нюня. - Если бы с тобой так!
  - И не смей, - сказал строго Фима, - не смей за мной шпионить. Сама
шпионишь и кукол этому учишь! Я человек свободный!
  - Они тоже свободные и могут ходить где им хочется! - крикнула Нюня,
правда не очень громко и не очень грубо, потому что ей не хотелось спорить
с Фимой, а хотелось с ним помириться, и еще потому, что она его немного
боялась.
  Фима обошел вокруг дома, и Нюня тоже. Фима заглядывал под фундамент,
смотрел в увеличительное стекло и иногда, покачав головой, бормотал:
  - Ничего себе!
  Потом прошел в сад и начал отгребать старую листву, прощупывать землю
прутиком.
  "Клад ищет!" - подумала чуть не вслух Нюня.
  И когда он долго сидел на корточках, а Нюня хотела забежать вперед и
посмотреть, чего это он там смотрит, он даже крикнул на нее, и вскочил, и
загородил.
  - Тебе можно, а мне нельзя? - обиделась Нюня.
  - Везде никому нельзя, а кто не соображает, тому вообще лучше ходить
только по асфальту.
  - Один ты соображаешь, да?
  - Ну, так скажи, чего ты соображаешь.
  Нюне нечего было сказать, и она осторожным голосом обругала Фиму:
  - Я соображаю, что ты воображаешь.
  - Если ты будешь болтать глупости, я тебя отправлю в дом!
  - Что, твой сад, что ли?
  Фима ушел к себе, может быть, даже обиженный. Нюне захотелось заплакать
или, наоборот, рассердиться, но тут Фима вышел с какой-то палкой и стал
вымерять сад и вдоль забора, и наискосок, и поперек. На всякий случай Нюня
теперь молчала, а Фима, видимо, и не сердится - занят был своим делом.
  Потом он вернулся в дом, и Нюня видела в дверь, что он что-то чертит и
рисует на листе бумаги.
  Оттого, что Фима все ходил туда и сюда, а Нюня за ним, она думала, что
вот-вот вылетит бабушка Тихая и, может быть даже ударит их мокрой тряпкой,
чтобы они не топтали пол, но все получилось наоборот. Бабушка Тихая,
правда, вылетела с мокрой тряпкой, однако тут же бочком, бочком подошла к
Фиме и сладким голосом спросила:
  - Деточка, што ето ты сосешь?
  Фима так задумался, что от неожиданного голоса Тихой сразу сглотнул
конфету.
  - Ни-чего! - сказал он, заикнувшись.
  Нюня-то знала, что теперь уже плохого не будет и подошла ближе.
  - Как же так, ничего? Ишел и сосал! Што же ты, Ехвимочка, старого человека
обманываешь, а? Сам ишел, а за шщочкой конхвету сосал!
  - Да нету, нету у меня конфеты! - испуганно сказал Фима и даже рот раскрыл.
  Бабушка Тихая так и подсунулась сразу к его раскрытому рту, но не стала
глядеть, а, зажмурившись, понюхала.
  - Конхветой и пахнеть! - мечтательно сказала она. - Душистая конхвета. У
нас таких нету. Я такой сроду не пробовала.
  Фима даже рот забыл закрыть от изумления.
  - Ехвимочка, деточка! - совсем сладким голосов заворковала Тихая, а сама
так и сверлила его немигающим взглядом. - Што за конхвета? Как она
прозывается, а?
  - Может быть, "Дорожные"? - неуверенно сказал Фима.
  Бабушка Тихая снова уткнулась в самое его лицо вздрагивающим носом и
убежденно ответила:
  - Не! Никакеи оне не "Дорожные".
  Фима полез в карман, достал оттуда конфету и внимательно посмотрел на нее.
Тихая и Нюня тоже наклонились и внимательно посмотрели. Обертка была
золотистая, а на ней - черный слон с красными пальцами.
  - "Зоологические", - прочел Фима и не успел и глазом моргнуть, как Тихая
выхватила конфету, мигом ее развернула и отправила в рот.
  - Хорошая конхвета! - сказала она и даже зажмурилась. - Хорошая, а не та.
У той вафля была.
  Тихая завернула верхнюю юбку - на ней всегда было пять-шесть юбок - и
сунула бумажку от конфеты в карман.
  - И што же ето была за конхвета? - задумалась снова она. - Может, обвертку
оставил?
  Фима вывернул карманы, но обертки не было.
  - Фима, а Фима, ты же фантик свернул и во двор пульнул, - вспомнила Нюня и
опасливо покосилась на Тихую, но той сейчас было совсем не до чистоты.
  - Ехвимочка, деточка, Нюнечка, золотко, порыскайте, а?
  И сама первая бросилась во двор. Тщетно, однако, ползали они втроем по
кустам и дорожкам: фантик как ветром сдуло.
  - Он мог упасть в соседний двор, - подумала вслух Нюня, и Тихая сунулась
было к забору, но оттуда на нее рявкнул здоровенный пес.
  - Поразводили тварь собачью! - чуть не расплакалась Тихая и, махнув рукой,
двинулась к дому. В сгорбленной ее спине было столько безнадежности, что
Фиме, наверное, жалко ее стало, и он предложил:
  - А можно посмотреть у нас в вазочке, вдруг еще такая конфета есть.
  Бабушка Тихая так и встрепенулась:
  - Ехвимочка, посмотри!
  Пока они перерывали конфеты в вазочке и в серванте, Нюня смотрела на Фимин
стол.
  Сундучок был открыт, и сверху в нем лежала толстая тетрадь. Нюня подошла
ближе, чтобы заглянуть, что под тетрадью, но Фима сердито захлопнул крышку
- так что сундучок звякнул своими замочками.
  Не то чтобы Нюня после этого обиделась - так уж получалось, что она на
Фиму почему-то не могла обижаться, - просто ей вдруг стало так грустно!
Нюня вышла и посидела во дворе, пока ей не стало снова любопытно. Тогда
она поднялась на веранду и посмотрела в окно бабушки Тихой.
  - Ехвимочка, детка, сам понюхай, - говорила как раз та.
  Нюня глянула и ахнула - бабушка Тихая развязывала и давала нюхать Фиме
свои баночки с медом, а Фима нюхал, слушал и говорил с уважительным
удивлением:
  - Вот елки-палки - ничего себе!
  - Етот желтый понюхай, а потом етот, со зерном! Откуда его пчелка брала?
Да ты нюхай, нюхай! Молодой, а нос совсем не работаеть. Акацию уже
разнюхать не можешь! Ан акация-то разная. Ну, этот-то и сопатый разнюхаеть
- липу ни с одним цветком не спутаешь. Ты нюхай, нюхай, Ехвим! Пчела-то,
она хочь умная, да жадная. Положь сахар у керосин - она и керосин жрать
будеть! Мураш умнее - мураш на што зря не полезеть. А сахарин даже и
пчела, на что жоркая, исть не станеть. Вот иди сюды, Ехвим, я тебе
насекомому уму-разуму учить буду.
  Дальше началось такое, что Нюня и думать забыла о своей обиде. Все горшки
с цветами, какие были, и все баночки с вареньем и медом, и все вазочки с
конфетами, и коробку с конфетными обертками бабушка Тихая с Фимой
обнюхали, как собаки. Фима, правда, хотел и на вкус попробовать, только
бабушка Тихая ему не дала, прикрикнула:
  - Нюхать нюхай, а языком не загребай: не про тебе наживалось!
  Нюня подвинулась поближе к окну, но Тихая повела своим дрожащим носом.
  - Девчонкой пахнеть! - с отвращением сказала она и захлопнула окно. Так
что Нюня уже слышать ничего не могла - только видела. как Тихая с жадным
лицом, а Фима с лицом размышляющим нюхают все подряд.
  В том, что бабушка Тихая обнюхивала каждую бумажку, ничего удивительного
не было - сладенькое она любила. Но вот чего мальчик Фима обнюхивал каждую
обертку, и каждую баночку, и цветы, и листья, и даже землю - этого Нюня
понять не могла.


                           Дядя Люда от верблюда


  Это тоже было удивительно - дядечка с женским именем. Уже потом Нюня
узнала, что у него просто иностранное имя - Людвиг и что он старый друг
еще Фиминого папы. А у Фиминого папы было странное имя - Ревмир, если
перевести на обыкновенный язык, то означает - революция и мир. Но тогда
ничего этого Нюня еще не знала. Она просто мела веранду и пела прекрасную
песню:


  Ат за-ры да за-ры,
  ат темна-а да темна
  а любви га-ва-ры,
  пой гу-тарная струна.


  Она и не видела, как подошел дядечка и рассмеялся так, словно никогда в
жизни не слышал эту песню.
  - Мадемуазель, - спросил он, отсмеявшись, - Морозовы здесь живут, я не
ошибся?
  - Я не падмузель, - сказала Нюня. - А вы кто?
  - Я дядя Люда от верблюда, - сказал в лад дядечка, и дальше тоже, как
стихами: - А это что, избушка-развалюшка? А может, это немножко - домик на
курьих ножках? А где пилигрим Ефим? Играет гаммы? Рвет букет для
прекрасной дамы? Открывает тайны природы? Подводит к анодам катоды?
  В это время выбежала Ольга Сергеевна, красивенькая Фимина мама, и
закричала:
  - Людочка! Не забыл?! Какой же ты умница! Фимка будет рад без памяти.
Господи, Людочка, двенадцать лет ему исполняется. А давно ли он учился
ходить? Давно ли он лопотал непонятное, а ты его так смешно "переводил"?!
  - Но я не познакомился с прекрасной "падмузель", - сказал смешной дядечка.
  - Как вас зовут? Девочка-припевочка? Птичка-невеличка?
  - Меня зовут Ню... Анюня...
  - Анюня-горюня, прелестное имя Анна, - сказал смешной дядечка и, полуобняв
ее за плечи, двинулся вслед за Ольгой Сергеевной.
  Он же держал Нюню за плечи, поэтому и получилось, что Нюня тоже пошла в
гости.
  Фима вылетел навстречу и так радостно закричал, что Нюня никогда бы и
подумать не могла, что он может кому-нибудь так обрадоваться. Дядя Люда